Помоги проекту - поделись книгой:
Вот и сейчас. Какой-то ухарь, двигаясь навстречу, громко цокнул языком и обронил на ходу:
— Девушка, любовью не торгуете? Я б купил… Оптом!
Вика обернулась и уже раскрыла рот, чтобы ответить нецензурно, как вдруг заметила на противоположной стороне улицы Витьку Зуева с приятелем. Они выходили из машины и как-то не по-доброму глядели в ее сторону. Переносица у Витьки была заклеена широким пластырем. Да, участковый не соврал. Перелом со смещением…
«Вот, блин!..»
Она бросилась наутек — хорошо, что в кроссовках. Пересекла небольшой сквер, свернула под арку стоявшего за ним дома и через двор выскочила на параллельную улицу. Оглядевшись, увидела впереди старое здание краеведческого музея с широкой парадной лестницей и колоннами и кинулась к нему.
Вбежав по лестнице, Вика перевела дух и осторожно выглянула из-за колонны. Преследователи остановились и начали озираться. Затем Витька махнул приятелю рукой в сторону музея, а сам бросился в противоположную сторону.
Оставался единственный выход. Вернее, вход. В музей.
— Здравствуйте!
Пожилая женщина в униформе, сидевшая в вестибюле за небольшим столиком, обрадовалась редкой посетительнице.
— У нас по будням теперь скидка, пятьдесят процентов. Милости просим! В фойе проходит фотовыставка «Прошлое и настоящее нашего города». Очень интересные фотографии, и…
— Давайте! — не дослушала Вика, лихорадочно ища в сумочке кошелек.
Сжимая в руке билет, она быстро прошла в фойе. Осторожно приблизилась к окну и заглянула на улицу. Преследователи топтались на прежнем месте и переговаривались, хищно поглядывая в сторону музея.
Выбора не оставалось. Придется знакомиться с прошлым и настоящим родного города…
Когда родственники спрашивали у мамы про Машу, та неизменно отвечала, что Машенька очень умная и талантливая девочка и что у нее много подруг. Из этого следовал завуалированный подтекст, что Маша, увы, далеко не красавица. Фигурка, правда, смотрелась вполне прилично, а вот на всем остальном природа явно отдохнула. В свои двадцать один девушка уже успела свыкнуться с мыслью, что мужчины любят глазами, а она для их глаз слишком яркая звезда, — не каждому дано оценить ее блеск. В этом ее убедила мама. И даже сумела обосновать, что оно и к лучшему, поскольку личная жизнь будет только вредить творчеству. Посему к мужчинам Маша относилась хоть и снисходительно, как к братьям своим меньшим, но без интереса. Интерес ее лежал в другой плоскости.
Маша училась в Санкт-Петербурге, на последнем курсе Художественно-промышленной академии имени барона Штиглица, которую студенты и преподаватели по старой памяти все еще называли «Мухой». На практику ее определили в родной Юрьевск, и она теперь безвылазно торчала в краеведческом музее, копируя выставленные здесь картины.
Девушка расположилась спиной к входу в зал, поэтому Быков, едва появившись в дверях, перво-наперво имел возможность оценить ее фигуру. Фигурка произвела весьма благоприятное впечатление. Удовлетворенно хмыкнув, он осторожно приблизился и посмотрел через Машино плечо на этюдник.
— А здорово у вас получается…
— Правда? — довольно улыбнулась та.
И обернулась.
Леха на ногах устоял — сказалась собровская закалка. Видывал и не такое. Да собственно, ничего устрашающего в Машином лице он и не узрел. Но и ничего для себя привлекательного. Как выразился один товарищ по метанию топоров: «Девушка, не имеющая промыслового значения».
— Ну, да… Точная передача настроения… Типа… Блеск.
— Да-да, вы правы! В этих картинах самое главное — именно настроение… А вам тоже нравится Измайлов?
Начинающий искусствовед решил ответить честно.
— А разве есть такие, кому не нравится Измайлов?
— К сожалению, его не все понимают.
— Плохо объясняли…
«Как обидно… Грудь у нее — первый класс». Попробовал подняться выше — опять облом: взгляд художницы выражал исключительно любовь к искусству, не приемля никаких конкурентов в штанах или без.
Опытный глаз остановился на висюльке, украшавшей упомянутый «первый класс». Небольшой, гладко отполированный темно-синий камень неправильной формы, на котором парила серебряная фигурка Купидона.
— Какой у вас брелок интересный!
— Кулон, — с улыбкой поправила Маша. — Сама делала. Моя курсовая работа за прошлый семестр.
— Браво…
Быков приподнял очки и бесцеремонно склонился к груди девушки, дабы рассмотреть Купидона поближе.
— Неправильно лук держит, — констатировал он, выпрямляясь. — Рука должна держать древко точно посредине. Иначе момент силы распределяется неверно, и стрела летит не туда … Ну, не буду вам мешать!
И Леха поспешил в следующий зал, сопровождаемый взглядом, в котором, несмотря на всю бескорыстную любовь к искусству, все-таки читалось легкое разочарование…
Пробежав анфиладу примерно до середины, Вика оказалась в небольшом зале, по стенам которого были развешаны картины. Слева от входа стояла небольшая скамеечка.
Озираясь, она присела на скамеечку, устало прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Посетителей в этот час не было, и постепенно тишина и приглушенная атмосфера дали о себе знать. Вскоре она задремала, что не удивительно: недавняя милицейская камера — не отель. Сумочка плавно соскользнула на пол, но Вика, откинув голову назад и прислонившись затылком к стене, этого уже не почувствовала…
Очнулась она от легкого прикосновения к руке.
— Эй!
Испуганно вздрогнув, Вика открыла глаза и увидела перед собой рыжеватого здоровяка в светло-сером костюме.
— Сумочку украдут, — улыбнулся тот, поправляя очки.
— А… Да, спасибо. Я… я просто задумалась.
— Ничего. Знаете, я в том году в Париже был. В Лувре… Там люди прямо на полу часами сидят. Некоторые дремлют, но никто их не трогает. Свобода!.. Но у нас не Лувр. Я — в смысле экспозиции. Действительно сон нагоняет… За исключением вот того полотна!
Присев рядом, Леха кивнул на висевшую слева от них картину с изображением мужчины с цветами в руке.
— Хотите, открою один секрет?
— Открывайте, — безразлично ответила Вика, словно речь шла об открытии бутылки пива.
— Вы знаете, что это?..
— Ну, мужик…
— Это работа Ван Дейка! — заговорщически прошептал «искусствовед» и слегка наклонился к ее плечу.
— Ну и что?
— Как что?! Сам Антонис Ван Дейк! Натуральный! Один из лучших портретистов в истории. Ученик великого Рембрандта… То есть, блин, Рубенса… Последняя работа Ван Дейка в прошлом году в Лондоне, на аукционе в… в Челси… за двадцать пять миллионов долларов ушла.
— Да ладно… — Вика враз стряхнула сон. — Двадцать пять лямов?
— Ага… А самое интересное, что никто здесь, в Юрьевске, пока не подозревает, что это именно Ван Дейк. Пишут — «работа неизвестного художника».
— А вы-то откуда знаете? — Вика слегка ошалела. Никто никогда за ее короткую жизнь не заговаривал с ней об искусстве, разве что в школе.
— Понимаете, у меня приятель есть, из Москвы. Его сразу после института искусствоведом назначили в Третьяковскую галерею. Так вот: он ко мне в начале лета в гости приезжал. Увидел эту картину — и сам не свой стал. К директору сразу побежал, бумаги смотрел какие-то… Я еще понять никак не мог, чего он суетится. А на прошлой неделе письмо от него получаю. Оказывается, эта картина во время войны из Эрмитажа эвакуирована была. Потом у них какие-то документы то ли сгорели, то ли под бомбежку попали… Ну, обычный бардак, словом. Теперь часть картин из коллекции считается безвестно пропавшей. И этот неизвестный с букетом тоже потерянным числится! То есть числился, пока мой приятель эту историю не раскопал… Вот теперь хожу, любуюсь напоследок. На днях из Москвы и Питера целый десант прибудет. Заберут шедевр обратно в Эрмитаж. Вы посмотрите, какая красота…
Вика поднялась и шагнула к картине. Быков поспешил следом и встал позади нее. Некоторое время она молча разглядывала портрет, а он — ее фигуру.
— Семнадцатый век, — пояснил после паузы любитель живописи. — Конгениально… Потрясающее чувство пропорции… Меня, кстати, Алексеем зовут… Простое такое, фламандское имя.
— А?.. А-а-а… Меня — Виктория. Вика.
— А вы здесь часто бываете?
— Так… По настроению. — Девушка кивнула на вазу. — Букет неудачный.
— В каком смысле?
— Розы с орхидеями не сочетаются.
— Да? — Быков перевел взгляд с ее декольте на цветы. — Вообще-то, вы правы. Цветовая гамма не очень… Но все равно — сам Ван Дейк!.. А потом, это ж шестнадцатый век. А тогда все сочеталось.
Оперуполномоченный Никифоров ткнул пальцем в лежавшую на столе фотографию.
— Андрюха, я тебе сто пудов кладу, он это!
— Ну, допустим. И что с того, что сотрудник СОБРа в «ночник» разок сходил? Нашел криминал… — пожал плечами Бухаров. — Сам-то ты тоже там был.
— Я — по делам. С человеком встречался.
— Может, и он — по делам.
— Хороши дела! Девок щупать и коктейли трескать…
— Можно подумать, ты не щупаешь.
— А знаешь, сколько в «Коралл» билет стоит? — вскинулся Бухаровский напарник. — На нашу зарплату туда не находишься. А если фирменные коктейли глушить, так за один заход без штанов останешься. А он у них — постоянный клиент! Бармена по имени знает.
— Ну да… Наши люди в булочную… — Бухаров посмотрел на молодого коллегу с сочувствием: — Юрасик, у тебя в голове мозги или кю? Ночным клубом мировую общественность нынче не удивишь. Что-нибудь посерьезней имеется?
— Будет и посерьезнее. Дай срок.
Никифоров отпер сейф, достал оттуда тоненькую папочку и вложил в нее фотографию Быкова.
Они неспешно брели в сторону выхода. «Искусствовед» продолжал лекцию, вызубренную несколько часов назад, но не избавленную от слов-паразитов.
— Вообще-то, Ван Дейк странным товарищем был. Прикинь, он когда покидал Рубенса, тот позволил ему взять, что нравится. Как лучшему ученику. Имел в виду, конечно, картины. А Ван Дейк присмотрел конягу. Лучшего скакуна из конюшни мастера. Картины-то он и сам нарисует, а конь по тем временам не слабо стоил.
— И в чем странность?
— Ну, как в чем? Представь: тебе предлагают на выбор — картину Рубенса или, скажем, «мерина». Ну, то есть «мерседес». И что бы ты выбрала?
— Ну, наверно, Рубенса…
— Правильно! Это же фламандская школа! Проложила целое направление в живописи. Его часто сравнивают со стилем барокко в архитектуре. — Леха, подобно опытному экскурсоводу, поднял палец вверх. — А тут какая-то лошадь, которую еще и кормить надо. И кто вообще про нее потом вспомнит?
— А я в живописи совсем не разбираюсь. То есть смотреть люблю, а вот определить, чья школа или кто нарисовал, не смогу.
— Я тоже сначала шугался, но потом въехал. Тут, в принципе, ничего сложного нет. Сейчас объясню по ходу. Если на картине голые культуристы — это Микеланджело. Когда темно и все страдают — Тициан. Ежели целлюлит даже у мужиков — это однозначно Рубенс. Много маленьких людишек — Брей… Брей… Гель. Да, Брей Гель. Много маленьких людишек плюс всякая непонятная фигня — тогда Босх. Который, извини, Херонимус… А если просто одна фигня — это Кандинский, — выпалил практически без запинки Леха.
— Да, это жутко интересно… Слушай, Саш, а ты чем занимаешься?
— Вообще-то я Леша…
— Ой, извини… У нас в подъезде парень живет, очень на тебя похож. Так ты чем занимаешься?
— Так… Бизнес у меня.
— Бизнес?.. А ты, случайно, не на машине? Понимаешь, я ногу сильно натерла, и если бы ты меня домой отвез…
— Так нет проблем! Правда… — Быков почесал переносицу. — У меня джип в ремонте сейчас. Амортизаторы меняют… Но ты не переживай! Частника тормознем.
Пока он ловил машину, она осмотрелась. Ни Витьки, ни его приятеля не заметила. Но расслабляться рано. Они наверняка ждут ее возле дома. Значит, новый знакомый не помешает. Подставлять его под раздачу не хотелось, конечно, но своя шкура ближе к телу. Тут уж не до сантиментов, выжить бы.
Тот уже остановил частника и, улыбаясь до ушей, открыл заднюю дверь.
— Прошу!
Дорога к дому обошлась без погонь и перестрелок. Искусствовед, сверкая очками, продолжал что-то вещать про живопись, она слушала вполуха, посматривая назад — не упал ли кто на хвост.
Он заметил ее состояние.
— Проблемы?
— Нет… Все в порядке.
Но все оказалось не в порядке. Совсем не в порядке. Витька, как она и предполагала, караулил возле жилой площади. В машине, вместе со своим приятелем.
— Эй, подруга! Посмотри на меня…
Поделиться книгой: