Помоги проекту - поделись книгой:
Удивительно, однако, не плохая игра всей труппы, а то обстоятельство, что эта игра нисколько не мешает получать удовольствие…
???? Удовольствие — ОТ ЧЕГО?! Замечательный вопрос! Удовольствие от наблюдения за народной жизнью. Именно так:
Об оценке, однако, поговорим чуть позже. Пока что остановимся на «нашей жизни». «Глухарь» — первый отечественный сериал, в котором милиция показана такой, какой она является на самом деле», — это фраза наиболее часто встречается в народных рецензиях на сериал, которыми усеян Рунет.
Что же это за жизнь? Будни героев сериала складываются из пяти стержневых занятий:
а) они пьют; б) они применяют насилие; в) они лгут друг другу и всем окружающим; г) они воруют и д) они занимаются работой, которая суть скучная и тоскливая рутина, лишь изредка прерываемая более ли менее яркими событиями.
Стержневые эти занятия занимают 100 % всего киновремени. Думаю, что и самой жизни героев тоже. То есть они все занимаются этими вещами постоянно и перманентно: пьют, мочат кулаками и ногами, врут и изворачиваются, филонят и сачкуют на работе, и снова пьют. Столь безрадостный поведенческий паттерн и позволил мне сделать важное обобщение:
Не удивительно, что население смотрит в телеящик, видит там зеркальное отражение собственного бытия и получает удовольствие. От чего? От матки правды?
А вот и нет! Потому что было создано множество фильмов, в которых матка правды зашкаливала воображение и мокрого места не оставляла от сказочек типа «Глухаря». Однако же эти все фильмы даже не приближаются по популярности и народной любви к нашему сериалу. Почему?
Потому что простые люди (а впрочем — и не очень простые, и даже очень себе навороченные в плане образования, воспитания и интеллектуальной ясности)
Величайший пафос и посыл «Глухаря»: мы очень хорошие люди! Да, мы постоянно нажираемся, деремся, хамим (Сергей Глухарев с первой до последней серии тычет всем без исключения, не взирая на возраст, социальное положение, пол и т.п. — единственное исключение: знакомое в лицо начальство), обманываем всех и вся, лицемерим, воруем направо и налево, НО! Большое жирное НО! Мы хорошие! Мы очень хорошие, очень душевные люди, способные сочувствовать и помогать. Не всегда и не каждому, но в принципе способные. А это — уже много.
Итак, в амартодицее — секрет феноменального успеха сериала «Глухарь» у зрителей. Я это пишу вовсе не с менторских позиций: я сам разделяю эту же иллюзию. Мне нравится смотреть кино про гадости и осознавать, что не всё еще потеряно, а душа чиста! Другое дело, что будучи все-таки специалистом в области художественного творчества, я сразу вижу всю семантику и структуру этой иллюзии. Равно — как и ее фальшивость и омерзительность. Умом вижу, сердцем нейму!
Разумеется, с позиций высокого искусства и вечности пафос и послание «Глухаря» омерзительны. И — смертельно опасны и вредны для национального самосознания русского народа. Амартодицея — это последнее, что нужно для возрождения народа, который уже почти что четверть века терпит сокрушительное поражение в плане исторической миссии и телеологии.
Если уж выбирать между амартодицеей и покаянием, то, конечно же, предпочтительнее покаяние, однако в нашем контексте это совершенно нереально, поскольку всей историей последнего столетия мы продемонстрировали стойкое неприятие любой формы признания собственных слабостей, просчетов, ошибок и преступлений.
Ничего, кстати, специфически русского в этом высокомерии нет: народы вообще никогда не раскаиваются. Ждать покаяния от русских также бессмысленно, как и от американцев, евреев, англичан, французов, индийцев, арабов. Единственное, известное мне исключение — это немцы, но и то время от времени вкрадываются сомнения в искренности (а не вынужденности) их покаяния за развязывание двух последних мировых войн.
Одним словом, покаяние — штука для народного мышления чуждая. Не случайно мотив покаяния разыгрывается в искусстве исключительно на индивидуальном уровне. Кается человек, но не народы.
Значит, остается только оправдать амартодицею? Не думаю. Мне кажется, что амартодицея — такое же омерзительное занятие, что и отказ от покаяния. Особенно — непростительное для искусства. «Глухарь», если бы он не был малобюджетным низкопробным сериалом, должен был остановиться там, где начал — на матке правды. Без всякого оправдания грехов.
Получилось бы неприятно. Больно. Противно. А — главное — некассово. Но это было бы настоящее искусство. А так… а так перед нами замечательное развлекалово! А что? Мне нравится :)
P.S. Я еще не до конца досмотрел, но за более, чем 100 серий, не могу вспомнить, чтобы хотя бы один человек в кадре читал книжку. Кто-то кажется что-то такое держал, но не читал, а — как декорацию.
Евгений Морозов: «Google и Facebook управляют подростки!»
Шведский лингвистический совет ежегодно публикует список новых слов, вошедших в употребление за последнее время. В свежем списке 2012 года было одно слово — «ogooglebar» (вариация на тему английского ungoogleable). Шведский лингвистический совет дал «ogooglebar» вполне разумное и нейтральное определение: «Нечто, не поддающееся обнаружению с помощью поисковых машин в интернете». Перевод устроил всех, кроме самого Google. Грандоманы из Маунтин-Вью написали протест, в которым потребовали от Шведского лингвистического совета изменить трактовку слова на что-то, что не поддается поиску через именно Google.
Шведский лингвистический совет обиделся, а его глава Анна Содерберг заявила об удалении «ogooglebar» из списка, выразив заодно возмущение попыткой Google контролировать чужой язык. На мой взгляд, демарш Google далеко не случайности. И проблема здесь не в грандомании, а в диссонансе между реальным миром и тем, что вообразили себе учредители компании.
Тема, которую я выбрал для сегодняшнего обсуждения, кому-то может показаться несущественной в силу высокой степени её абстрактности. Речь пойдёт о философии Google (и отчасти – Facebook), которую эта компания активно, упорно и беспардонно навязывает миру. Вопреки ожиданиям мы поговорим не об очевидной грандомании компании из Маунтин-Вью, а о дегенеративной картине мира, которую Google навязывает всеми своими сервисами.
За отправную точку дискуссии мы возьмём ряд положений, выдвинутых Евгением Морозовым, белорусским журналистом и писателем, автором довольно популярных в Америке книг «The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom» и «To Save Everything Click Here«, два года отмотавшего в Стэнфордском университете и с тех пор ведущего войну не на жизнь, а на смерть против Интернетом в целом и Google/ Facebook- в частности (войну в рамках маркетингового перформанса, разумеется :).
Посылка Евгения Морозова, которую мне бы хотелось взять за основу суждений, звучит так: «Google и Facebook управляют подростки!». Не столько в прямом — возрастном, сколько в психо-эмоциональном смысле.
Из этого утверждения вытекают два обстоятельства: во-первых, Гугл постоянно демонстрирует инфантильный максимализм, во-вторых, компания принципиально не в состоянии адекватно отражать реальность. Одним словом, всё так, как и полагается подростку.
На практике «юношеский менеджмент» выражается в том, что Евгений Морозов называет
Примером альтернативного мышления для Евгения Морозова выступает философия Apple, которая, якобы, усматривает свою задачу лишь в том, чтобы предоставить пользователю
Google, в отличие от Apple, предоставляет не инструменты для выполнения задач пользователя, а
Метафора пассивного (и правильного!) инструмента по мысли Евгения Морозова — это Siri, который сперва смиренно дожидается от своего хозяина (пользователя) вопроса, а уж затем услужливо подыскивает по мере сил и возможностей более ли менее адекватный ответ. Эквивалент Siri Google Now, напротив, постоянно пытается предвосхитить желание пользователя (pre-empts your desires), опередить его, сделать то, о чем никто еще не просит, однако предполагается, что вот-вот попросит: запрашивает погоду в месте, куда вы направляетесь, регистрирует вас на авиарейсе, не спрашивая, нужно это вам сейчас или нет и т.д.
Во всей красе доминационная поза Google реализуется в Google Eye, очках, которые будут постоянно тыкаться в наш мозг, сканируя окружающую реальность и предвосхищающая наши собственные желания во всех аспектах, на которые у гаджета хватит пока еще младенческого интелекта. Лиха, однако, беда начало.
Откуда берутся эти навязчивые сервисы Google? По мысли Евгения Морозова — из инфантильного сознания Пейджа и Брина, застрявших в своем психо-эмоциональном развитии на химерах прошлого столетия: «У Ларри и Сергея есть довольно странные идеи об окружающем их мире, которые развились у них в середине 90х в период обучения в Стэнфорде. Я думаю, они искренне верят в собственную риторику типа того, что в наш мозг нужно имплантировать поисковую систему, как недавно заявил Сергей Брин».
Насколько опасны игры, в которые затягивает человечество Google и Facebook? К сожалению, мне не известно мнение Евгения Морозова на этот счет (надо будет непременно полюбопытствовать), однако моё имхо подсказывает, что мы вовлечены не в jeux périlleux, а в jeux monstrueux. Мы присутствуем при чудовищном эксперименте по выращиванию поколений киборгов с атрофированной волей и инстинктом принятия самостоятельных решений! Нам навязывают апокалиптическую дистопию будущего, в которой будут оперировать не homo sapiens, а homo consumens, чье поведение перманетно манипулируется с единственной целью — стимулировать покупательную активность.
Если кто-то думает, что получится сохранить активную волю, то он горько ошибается: человек очень быстро привыкает к тому, что с ним нянчатся, особенно когда это происходит с раннего детства. Уже поколение тех, кто родился в середине нулевых годов, будет расти под сильнейшим влиянием тоталитарно-назойливых «сервисов» Google и Facebook, которые приучат это поколение не только делегировать доброму дяде подборку собственных желаний, но и капризно и нетерпеливо ждать, когда эти желания им поднесут на блюдечке.
Поколения 20х годов XXI века будет уже полностью бесхребетным, ибо Gooogle Eye давно уже превратится в полноценную имплантацию «всезнающего помощника» прямо в мозг. Мечта двух замечательных мальчиков из «онштендике мишпохе» наконец-то станет чернобылью.
BYOD: новые откровения и парадоксы об «убийце» корпоративного консерватизма
BYOD — это такая корпоративная политика, от которой у IT-директоров компаний случаются судороги и выпадают и без того редкие (мониторная радиация!) волосы. IT-директоров понять можно: с первого момента появления BYOD на свет она обещала дьявольские неприятности не только руководству IT-отделов, но и рядовым его сотрудникам. Считалось, что руководство пострадает от тяжелейшего урона по корпоративной безопасности, а рядовые сотрудники IT-отдела от синдрома хронической усталости. На практике ни то ни другое не подтвердилось, но осадок остался.
Акроним BYOD расшифровывается как Bring Your Own Device, принеси свой собственный гаджет. Но это — в миру. В профессиональной IT-междусобое приняты два альтернативных перевода — в зависимости от меры параноидального страха: Bring Your Own Danger (принеси свою собственную опасность) либо Bring Your Own Disaster (принеси свою собственную катастрофу). Смысл BYOD прост: сотрудникам корпорации неожиданно разрешают принести на рабочее место собственный ноутбук, планшет, смартфон, подключиться к корпоративной сети и активно включиться в работу.
Так вот все просто. Проблема лишь в том, что на протяжении последней четверти века все эти фривольности категорически запрещались и преследовались похлеще ведьм в эпоху диких суеверий. В данном случае речь тоже идет о суевериях. Тех самых, что я помянул в начале статьи: использование сотрудниками собственного оборудования должно привести к утечке (потере, сознательному сливу и т.п.) ценной страшно конфиденциальной корпоративной информации. Второе суеверие: сотрудники в глазах IT-персонажей — сплошные ламеры и тупицы, поэтому они непременно должны будут завалить help desk лавиной жалоб, претензий и требований починить, пофиксить, настроить, отконфигурировать их собственные гаджеты.
Поскольку вкусы у людей разные, то и количество гаджетов, ими предпочитаемых, зашкаливает воображение. Боялось, что с адаптацией BYOD сотрудники IT-отдела зашьются, потому что физически не смогут осуществлять техническое сопровождение безграничного разнообразия компьютеров, планшетов и смартфонов, с бесчисленными конфигурациями и программным наполнением.
Впрочем, козырь с зашивом IT-отдела всегда был вторичным. На первом месте стояло разрушение корпоративной безопасности, которую просто обязана была повлечь за собой адаптация BYOD.
Вы только подумайте: личный смартфон сотрудника (который, к тому же, еще и не Blackberry, а какой-нибудь, прости господи, андрофон или вообще айфон) подключен к корпоративной сети, сотрудник идет в бар, напивается и смартфон теряет. В результате у случайного прохожего, смартфон с пола в туалете подобравшего, появляется возможность внедриться в корпоративную сеть компании!
Или вот еще страшилка: на персональном ноутбуке сотрудника, который он каждый вечер утаскивает к себе в берлогу, постоянно хранится море бесценного (и разумеется — конфиденциального!) софта, принадлежащего корпорации, не говоря уже о данных, ноу-хау, алгоритмах и проч.
Наконец, самое страшное: вы сотрудника увольняете, он нагло улыбается и уносит домой смартфон, номер которого прописан на его корпоративной визитке и на протяжении N-нного времени раздавался направо и налево всем корпоративным клиентам. Ваш бывший сотрудник нанимается на работу к вашим конкурентам, а клиенты исправно продолжают названивать ему по телефону. На его личный номер.

В 2011 году вредную инициативу подхватили сразу три IT-гиганта: Unisys, VMWare и Citrix. И тут понеслось поехало: корпоративная Америка как оголтелая ринулась переводить сотрудников на собственные девайсы! А вслед за Америкой и остальной мир, причем не обязательно самый цивилизованный: максимальная концентрация компаний, адаптировавших политику BYOD приходится на страны Третьего мира — Бразилию, Россию, Индию, Объединенные Арабские Эмираты, Малайзию. На BYOD в этих странах перешло почти 75 % корпоративных работников, тогда как в т.н. цивилизованном (читай: зацикленном на безопасности) мире — только 44 %.
Считается, что причина диспропорции в материальном благосостоянии: в странах Третьего мира люди бедные, компании тоже бедные, поэтому, чтобы не разоряться, предпочтение отдается найму сотрудников уже со своими манатками (компьютер+планшет+смартфон). Другая самообманка: бизнес Третьего мира вторичен, а все ценные (сверхценные?) идеи сосредоточены на Западе, поэтому, давая полный ход BYOD, компании из стран Третьего мира ничего не теряют в плане безопасности — все равно будут все идеи воровать на Западе. Что касается нагрузки на службу технической поддержки, то, опять же, в странах Третьего мира она никого не беспокоит, так как человеческий труд обходится слишком дешево.
Все это, конечно, глупости. Хотя бы потому, что мотивация к переходу на BYOD одним снижением издержек на оборудование не ограничивается. Скажем больше: в реальности эта экономия оказывается липовой, потому что многократно возрастают расходы на усиление безопасности и на слежку за беспрекословным исполнением всеми сотрудниками драконовских положений Договора о BYOD, который каждый подписывает.
Intel, создавая и адаптируя концепцию BYOD, в первую очередь думал о вещах не материальных, а более возвышенных: творческом потенциале компании, который, как известно, слагается из творческого потенциала сотрудников. Так вот, считается, что сотрудники, работающие на собственном компьютерном оборудовании, в привычной им среде, эстетике и стилистике, раскрывают собственный потенциал на порядок щедрее, чем под гнетом корпоративного «железа». Повышение творческой отдачи выливается в повышение производительности труда — ну и далее всё движется уже привычно, по Марксу.
 Как бы там ни было, дисбаланс 44 % — 75 % не только формальный, но и временный, что подтверждает помянутый выше Citrix Bring-Your-Own Index: 94 % опрошенных IT-корпораций заявили о выработке той или иной формы политики BYOD в течение уже ближайших двух лет (то есть к текущему, 2013 году).
Под занавес мне бы хотелось объяснить, почему я считаю обе страшилки — безопасность и сверхнагрузка на help desks — необоснованными. Все разговоры про увод клиентуры, софта, ноу-хау, алгоритмов, баз данных и т.п. из-за того, что используется собственное оборудование, вздорны, поскольку исходят из совершенно ложного посыла: потенциальная кража обусловливается внешними обстоятельствами. То есть: вот у меня есть свой ноутбук, поэтому я на нем уворую секреты родной компании. Такое могло прийти только в больную корпоративную голову, напичканную до гипофиза делирием НЛП и вульгарным материалистическим прагматизмом.
Воровство рождается не во внешних обстоятельствах, а в голове вора. Или это так сложно усвоить? Если сотруднику нужно (хочется, выгодно и т.п.) украсть ноу-хау, софт, алгоритмы, БД и т.д., и эта потребность преодолеет контраргументы страха, то он все равно украдет — с BYOD или без BYOD! И никакое корпоративное оборудование не будет тому помехой.
Да, украсть через собственный ноутбук легче, но это облегчение ничуть не означает, что воров в эпоху BYOD непременно должно стать больше. С чего бы это? Мне лично кажется, что как раз наоборот — воровать будут меньше, потому что лояльность компании, продемонстрировавшей через введение BYOD особое доверие и уважение к своим сотрудника, будет выше.
Что касается второго мифа, то его опровергла сама жизнь. Аналитик Gartner Джерод Грин, что мониторинг деятельности корпоративных служб поддержки выдает какую-то совсем уж ошеломительную статистику: по мере распространения BYOD происходит не увеличение нагрузки на help desks, а ее снижение!
Можете себе представить? Те же самые сотрудники, которые гуру из IT-отделов считали за тупых ламеров, замечательно обходятся в работе с собственными компьютерами, планшетами и смартфонами без помощи хамящих «профессионалов». Согласно статистики Gartner среднее количество ежегодных обращений к сотрудникам служб компьютерной поддержки сократилось с 7003 до 5384! С учетом динамики выходит, что к 2016 году эта цифра снизится еще на 25 — 30 %.
Знаете, что это означает? Только то, что ребятам из help desk’ов пора подыскивать себе уже новую работу. Собственно, процесс уже пошел: размер отделов технической поддержки сократился за последний год с 7.9 до 7.2 полных рабочих мест. Сокращение пока не слишком значительное, но лиха беда начало.
Поделиться книгой: