— Ты почему-то считаешь, что я бросил твоего отца на произвол судьбы, уехав из Англии, — продолжал Ларсон. — На самом деле это не так. Я писал ему время от времени, а примерно год назад послал ему чек, думая, что деньги будут для него нелишними. Мой отец завещал ему некую сумму, которую он положил на счет, я решил, что и с этими деньгами он поступит так же. Но он вернул мне чек, поблагодарив и написав в письме, что у него все в порядке и он ни в чем не нуждается.
Глэдис застыла от удивления — она ничего не знала об этом.
— Гордость… — проговорила она наконец.
— Вполне вероятно, — согласился Ларсон. — Но я ничего не знал о том, как обращается с ним моя мачеха.
Глэдис чувствовала, что он говорит правду.
— А если бы ты узнал об этом, что, кинулся бы его защищать? — с запальчивостью спросила она.
Ларсон замялся лишь на секунду, и этой паузы было достаточно для Глэдис, чтобы понять — он не откроет ей все до конца, и на то у него свои причины. Неужели он считает, что деньги — это все, что нужно было бедному старику? Глэдис по чувствовала, что ее начинает бить дрожь, но не знала, то ли это приступ гнева, то ли расшалившиеся нервы. Ларсон взглянул на нее и наконец ответил:
— Я бы решил эту проблему.
— Находясь за тысячи миль от дома? Сомневаюсь.
Ну и что бы он мог сделать? Написать еще одно письмо? Два письма? Это ничего бы не изменяло… Нет, он живет в другом мире, в котором нет места заботам о личном шофере, слуге. Глэдис чуть не расплакалась от обиды, поняв это. Но он была слишком сердита на Ларсона, чтобы позволить себе эту маленькую слабость.
— Что это тебе вздумалось приехать? — спросила она. — Если все так удачно складывалось в Америке, зачем было возвращаться?
— Я решил: сейчас или никогда, — коротко и значительно ответил он. — А ты забыла мой вопрос? Я повторю: тебе неприятен я лично или как представитель семьи Редгрейвов?
— Тебе это так важно знать?
— Разумеется.
Глэдис не хотелось говорить об этом, но деваться некуда — надо.
— Я бы не сказала, что ты неприятен мне, — начала она, стараясь подобрать правильные слова. — Хотя мне далеко не все в тебе нравится.
— Что именно?
— Ну ты не тот тип человека, который я нахожу приятным.
— Так какой я? — настаивал Ларсон. — У тебя, очевидно, большой опыт, поэтому, сравнив своих бывших знакомых со мной, легко определиться.
Он смеется над ней, это ясно, но Глэдис решила не реагировать. Хочет услышать о себе нелицеприятные вещи, пусть слушает.
— Ты слишком красив и знаешь это. Жестокий, надменный, неспособный на настоящие, искренние чувства по отношению к людям.
— А ведь ты понятия не имеешь, какие я испытываю чувства, — усмехнулся Ларсон и стал медленно потягивать кофе, не сводя глаз с Глэдис.
Она не стала продолжать болезненную для нее тему. Сколько сил ей понадобилось, чтобы перестать мечтать о нем! Долгое время она вынашивала в себе стойкую неприязнь к Ларсону. И причина столь резкого отчуждения — неожиданно услышанный давний разговор, несколько обидных, унизительных слов. Как-то раз Глэдис отправилась в хозяйский дом с каким-то поручением, еще не успела повернуть за угол, как нечаянно услышала:
— Ты должен быть поосторожней с дочерью шофера, Ларсон! — Это был голос Линды. — Эта девчонка не на шутку увлечена тобой.
Прижавшись к стене, Глэдис была не в силах уйти, стояла, как громом пораженная, и слушала.
— Пусть тебя это не волнует, — отозвался Ларсон.
Он сказал это довольно безразличным тоном, Глэдис, даже не видя его в тот момент, догадывалась: он занят своими мыслями, и ему вовсе не до того, что говорит мачеха. Но та не унималась.
— Но, дорогой мой, — воскликнула она, — ты же очень красивый юноша. — Тут ее голос стал вкрадчивым. — Неудивительно, что девочка находит тебя неотразимым. Да она все время старается попасться тебе на глаза. Неужели ты не замечаешь, что она всегда приходит, когда ты дома?
Ларсон ничего не ответил, и тут Линда сказала го, что прозвучало как приговор:
— Ты должен помнить, что она всего лишь дочка шофера. Ей нельзя позволить питать какие бы то ни было иллюзии на твой счет.
Глэдис замерла, прижав руки к пылающим щекам. На веранде хлопнула дверь, но это уже было неважно. Она совершенно забыла, зачем пришла, развернулась и побежала прочь. Какая боль, обида, какое унижение! Те слова ранили ее в самое сердце, и забыть такое невозможно.
Вспоминая эту сцену, Глэдис молча допила кофе. Потом почувствовала на себе взгляд Ларсона. Пожалуй, надо высказать ему все до конца.
— Ты в ответе за то, как обращались с моим отцом, — сказала она с горечью в голосе. — Тебя могло и не быть рядом, но ты обязан был позаботиться о людях, которые много лет верой и правдой служили вашей семье. А ты исчез, предоставив этой женщине право распорядиться их судьбой по своему разумению. Знаешь, что многие из старых слуг были уволены всего через несколько дней после смерти твоего отца?!
Глэдис сделала паузу, ее вопрос был чисто риторическим, поэтому она поразилась, услышав в ответ:
— Да, знаю.
— Тебе сообщили?
— Да. И я позаботился, чтобы им выплатили приличную компенсацию.
— А откуда же ты узнал об этом, черт побери?
Она действительно не понимала, каким образом человек, находящийся за тысячи миль от дома, может быть в курсе таких частностей, как увольнение слуг. Тем более, что он, как ей стало ясно, не поддерживал отношения с мачехой.
— У меня свои каналы информации.
— Ты имеешь в виду шпионов?
— Скажешь тоже! — Он даже улыбнулся. — Просто кое-кто был в курсе всех дел и ставил меня в известность. Я сразу узнал о том, что Линда начала увольнять людей.
— Почему ты не приехал, чтобы навести должный порядок?
— Это невозможно было сделать.
Она поняла так, что он даже не пытался что-либо предпринять. Но с другой стороны, он же позаботился о денежной компенсации. Почему?
— Значит, ты знал и о том, как Линда обращалась с моим отцом? — возмущенно спросила Глэдис.
Ларсон покачал головой.
— Я знал только, что он единственный, кто остался в доме. Все остальное было сугубо личным делом — вашим и ее. Но, предчувствуя неприятности, я предложил ему деньги, которые он решительно отверг. Конечно, надо было все проверить… Я положился на его слово. А мне стали известны кое-какие факты…
— Какие?
— Ничего такого, что могло быть тебе интересно, — ответил он достаточно твердо, давая понять, что разговор на эту тему закрыт.
Опять Ларсон не договаривает. Озадачил ее какими-то обрывками информации, а объяснить что к чему не желает. Может быть, считает ниже собственного достоинства раскрывать карты перед девчонкой, которая не принадлежит к его кругу? Хотя, уж кого-кого, а Ларсона снобом не назовешь. Значит, у него свои соображения, что говорить и когда.
— Что ты сделала с вещами отца? — спросил он вдруг.
Глэдис усмехнулась.
— Да их было немного. Кое-что, в основном большие вещи, я оставила у друзей в деревне. Мелочи забрала с собой в Лондон.
Она уставилась в пустую чашку. Мелочи… Это медальон с портретом матери, пачка детских писем, которые Глэдис писала Санта-Клаусу, какие-то ее школьные тетради, табели с оценками, шкатулка с фотографиями, часы, подаренные отцу мистером Редгрейвом на пятидесятилетний юбилей… Вот, пожалуй, и все ценное, что папа бережно хранил. Она аккуратно упаковала это в коробку и привезла с собой, а потом боялась открыть…
Глэдис смахнула слезу со щеки, надеясь, что Ларсон не заметил этот торопливый жест. Не хватало, чтобы он полез к ней с утешениями, да еще совал носовой платок, чтобы утереть слезы!
— Ну что, давай обсудим твою предстоящую работу.
Слава Богу, он ничего не заметил!
— Тебе вовсе не надо заниматься моим трудоустройством, — запротестовала Глэдис, которой действительно было неловко от его неожиданных благодеяний.
— Я все понимаю, — сказал Ларсон. — Понимаю, насколько тебе трудно принять помощь от члена семьи Редгрейвов. Но придется, потому что это не жест, не милость, как ты, очевидно, считаешь. Мне действительно нужны работники, на которых можно положиться. У меня здесь, в Англии, несколько компаний, который я приобрел два года назад на унаследованные деньги. Тогда они были в плачевном состоянии, теперь дела пошли в гору.
Так он покупал фирмы в Англии уже после отъезда? Глэдис ничего не могла понять.
— Значит, ты приезжал за это время в Англию? — догадалась она, оторопев.
— Да.
— И даже не заехал домой повидать мачеху?
— Нет.
— Почему?
— Не задавай так много вопросов, — лениво отмахнулся он, улыбаясь.
— Хорошо, сэр. Простите, сэр, — съязвила она.
— Так-то лучше. А теперь слушай. В одной из контор есть вакансия бухгалтера. Чему ты успела научиться за время учебы и стажировки?
Глэдис устроилась поудобнее на диване, поджав под себя ноги.
— Я немного не дотянула до диплома, — призналась она наконец, ожидая новых упреков со стороны Ларсона.
Он ничего не сказал, и Глэдис начала подробно объяснять, что освоила в бухгалтерском деле — налоговую систему, юридические основы, аудиторский контроль и прочее. В то время как она говорила, Ларсон внимательно слушал, и вид у него был весьма серьезный. Глэдис закончила свой «отчет» и нервно рассмеялась:
— Но учти, я могла забыть все это!
— Едва ли. Судя по тому, что ты рассказала, твоей квалификации более чем достаточно для этой должности. А если ты на своей последней работе преуспела в этой области…
— Больше некуда! В основном, печатала на машинке и возилась с бумажками! — заметила Глэдис и беззаботно рассмеялась.
Господи, да она смеется первый раз за все это время! Она даже не поверила, что у нее так легко получилось. Казалось, разучилась смеяться вообще.
И вдруг…
Ларсон сказал, сколько она будет получать, и Глэдис уставилась на него с удивлением.
— Это очень много! — проговорила она.
— Такая откровенность вредна в вопросах карьеры, — заметил Ларсон. — Ты не продвинешься но службе, если не научишься сдерживать ненужные эмоции. Я хорошо плачу работникам, потому что жду от них усердия и преданности делу. В конце концов, на них держится вся компания, и если они не оправдывают доверия, я их увольняю. Но при большой текучке кадров трудно преуспеть в деле.
— Главное — это успех и процветание, так?
— Точно.
Глэдис внимательно посмотрела на Ларсона. Если это его девиз, то он явно достиг своей цели. По всему видно, что дела идут отлично. Он всем своим видом, характером, манерами олицетворяет именно то, что проповедует. Успех.
— Ты сам руководишь этой конторой? — поинтересовалась Глэдис.
На самом деле ее эта идея не очень вдохновляла. Можно смириться с совместным проживанием, к счастью, изредка встречаясь в огромной квартире, но видеться с ним почти ежедневно на работе было бы слишком.
— Нет, — ответил Ларсон и, откинувшись на спинку кресла, знакомым жестом взъерошил волосы. — У меня совсем другие дела. Эту фирму возглавляют директора, которые отчитываются передо мной время от времени.
— А кто будет моим начальником?
Этот вопрос, конечно, интересовал Глэдис. Она надеялась, что тот не будет похож на мистера Уилсона. Правда, трудно представить, чтобы у Ларсона работал такой дурак.
— Одна женщина, американка. Ее зовут Тельма Фокс. Она умна, энергична, очень хороший специалист.
Женщина? Американка? Стоило тащить издалека такую ценность, когда в Лондоне полно умных и энергичных женщин!
Кого он пытается обмануть? Конечно, Глэдис наивна, но не до такой степени, чтобы не сообразить, что умная и энергичная Тельма Фокс — не только работник. Что он из меня дуру делает? — подумала Глэдис. Сказал бы прямо: моя любовница.
3
Неужели вся одежда большого размера обязательно должна быть такой скучной? Глэдис придирчиво осмотрела себя в большом зеркале и осталась недовольна: выглядит старомодно одетой провинциальной дурнушкой. Надо же, она носит этот костюм уже несколько месяцев и ни разу не задумывалась над этим! Ей было абсолютно все равно. А теперь вдруг возникла проблема, Глэдис расправила складки на юбке, но это не помогло. Ничего с этим дрянным фасоном не сделаешь. Обычный летний костюм, светлых топов, как она считала раньше, а теперь видела, что просто блеклых.
Глэдис причесалась, заплела косу, но непослушные волосы все равно выбивались из прически, и только с помощью геля и лака она смогла придать голове аккуратный вид.
Хорошо, что Ларсон уехал в командировку и не видит, с какой тщательностью она собирается на работу. Конечно, он не делал ей замечаний по поводу внешности, но вполне достаточно нескольких оценивающих взглядов его серых глаз. Она сразу чувствовала себя виноватой и начинала оправдываться как последняя дура. Ларсон прав, она ведет себя по-детски, ужасно закомплексована…
Глэдис вспомнила последний разговор перед отъездом. Ларсон сказал, что позвонил Тельме и обо всем договорился.
— Нет никаких причин нервничать, — добавил он.
— С чего ты взял, что я нервничаю? — парировала она. — Что, эта Тельма кусается?
— Не говори глупостей, — сказал он сухо и посмотрел на нее так, что Глэдис стало не по себе и она покраснела, — Но тебе не мешает знать, что Тельма очень требовательна и не выносит вспышек гнева от подчиненных.
— А я потеряла работу вовсе не из-за вспышки гнева, понятно? И нечего учить меня хорошим манерам, — рассердилась Глэдис.