Пока жива надежда

— Я так поняла, вы хотите взять ребенка под свою полную опеку, — заметила Джесс.

— Нет, я бы на этом не настаивал. Меня бы устроила частичная опека с правом посещения. Я твердо уверен: ребенку для нормального развития обязательно нужна мать.

— И отец, — добавила Джесс, думая о собственном детстве, когда она радовалась каждой минуте, проведенной с отцом.

— Конечно, — согласился Цезарио.

Однако этот короткий ответ и отстраненное выражение лица заставили ее догадаться: мысль об отце не вызвала у него никаких приятных воспоминаний.

Ее мозг продолжал лихорадочно работать, обдумывая это оскорбительное предложение. То, о чем просил Цезарио, было не только невозможно, но и просто безумно! Она не могла выйти замуж за мужчину, который ей даже не нравился. А уж сразу отправиться с ним в постель, чтобы зачать ребенка…

— Нет, я не могу этого сделать! — объявила она торопливо и с жаром.

Цезарио смерил ее долгим оценивающим взглядом — холодным, как ледяная вода. Он был абсолютно спокоен. Он знал: если Джесс отвергнет его предложение, то очень скоро пожалеет об этом.

— Вы должны понять — это единственный для вас выход. И единственное предложение, которое я могу вам сделать.

— Но едва ли такое предложение можно назвать разумным! — возмущенно воскликнула Джесс.

Его глаза опасно блеснули из-под тени густых ресниц.

— Я не согласен. Мне тоже пришлось бы пойти на немалую жертву, позволив вашему отцу и его партнерам ускользнуть от правосудия и остаться безнаказанными. А также смириться с потерей моей картины без компенсации ее стоимости. Ведь в этом случае я не смогу ни обратиться в полицию, ни потребовать страховку.

Джесс с трудом проглотила слюну, чувствуя: им будет не просто достичь соглашения. Цезарио не шутил, предлагая ей сделку. Он хотел что-то взамен бесценной картины. А почему бы и нет? Разве может такой мужчина, как Цезарио ди Сильвестри, смириться с потерей своей собственности без какой-либо компенсации?

Но единственное, что он хотел получить взамен, — возможность стать отцом, исключая при этом традиционные ценности брака.

Джесс знала кое-что о Цезарио ди Сильвестри, и поэтому его предложение имело определенный смысл. До сих пор ни одной женщине не удавалось настолько долго удерживать его интерес, чтобы ему пришла в голову мысль заключить с ней брачный союз. С другой стороны, брак на холодной практической основе ничем бы его не стеснил. Жена, которой придется лишь притворяться женой, не требовала бы внимания…

Чем больше Джесс обдумывала его предложение, тем больше рационального смысла она видела в нем. С точки зрения Цезарио.

А с точки зрения его жены? Холодный контракт, предполагающий беременность, рождение ребенка и неминуемый развод, уже маячивший впереди?

Джесс опустила глаза на свои стиснутые пальцы. Но было ли такое предложение более неприятным для нее, чем зачатие с помощью технических средств? Как бы она ни хотела ребенка, ее совсем не привлекала перспектива использовать банк спермы, чтобы зачать ребенка от мужчины, о котором она вообще бы ничего не знала! Но тогда, во всяком случае, ей бы не грозила близость в постели…

— Если бы вы меня совсем не привлекали, я бы даже и не подумал предоставить вам такой выбор, — вдруг сказал Цезарио.

Его хриплый голос вызвал дрожь в ее теле.

Джесс взглянула на Цезарио из-под опущенных ресниц. Она чувствовала себя так, как будто находилась под обстрелом и не знала, где спрятаться. Ее внутренний голос говорил ей: она не должна принимать его предложение, некоторые вещи священны и не могут быть куплены ни за какие деньги.

Но в то же время разве у нее был выбор?

— Если мы не достигнем соглашения к тому времени, как вы отсюда уйдете, я буду вынужден позвонить в полицию, — ровным тоном произнес Цезарио, отчего эта фраза прозвучала еще более зловеще. — Теперь против вашего отца достаточно улик.

— Господи, неужели вы думаете, будто какая-нибудь женщина согласилась бы зачать от вас ребенка при отсутствии всяких отношений? — воскликнула Джесс, возмущенная, что он уже начал оказывать на нее давление.

— Почему бы и нет? — удивился Цезарио. — Женщины каждый день вступают в брак с мужчинами, которых не любят, и имеют от них детей. Брак — это узаконенный контракт. Многие женщины выходят замуж ради денег, безопасности и статуса. Вас не просят ни о чем особенном.

Джесс прикусила язык и искоса посмотрела на Цезарио. Она была не согласна с ним. По ее мнению, такое предложение могло представляться ничем особенным только для холодной, бесчувственной натуры. Но не для нее! Его стиль жизни, привычки и вкусы были для нее просто неприемлемы. А если ко всему этому добавить еще и постельные отношения…

— Значит, так, да?

Цезарио кивнул:

— Значит, так. Насколько мне известно, у вас нет ухажера, который мог бы усложнить ситуацию. Я тоже свободен. И могу обещать: если вы станете моей женой, я буду относиться к вам с уважением и великодушием. Этот дом станет вашим домом. Я не жду, что вы отправитесь со мной в Италию для постоянного проживания, поэтому во многом ваша жизнь останется такой, как прежде.

Джесс попыталась представить Цезарио в своей жизни со всеми ее ежедневными хлопотами, и едва удержалась от смеха.

— Возможно, вас настораживает мысль о беременности…

— Нет! — тут же возразила она, удивив себя таким поспешным ответом не меньше, чем Цезарио. — Я уже в том возрасте, когда хочется иметь ребенка, даже если бы я и осталась с ним одна. Но… вы действительно все хорошо обдумали? А что, если я… не смогу забеременеть?

— Ну, значит, это судьба. Я буду огорчен, но отнесусь с пониманием, — сказал Цезарио.

Солнечный свет, падающий из высокого окна, играл в его волосах разноцветными искрами, превращая темные, глубоко посаженные глаза в мерцающие топазы.

Участившиеся удары сердца только усилили ее неприязнь. Она могла сказать «нет» только потому, что не знала, есть ли у нее надежда выполнить условия их контракта. Ее отец мог оказаться в тюрьме, а ее семья остаться без крова, а потому другой причины для отказа у нее не было.

Почти тридцать лет назад Роберт пообещал заботиться о Джесс, как о своем собственном ребенке. Он сдержал это обещание, хотя все и осуждали его за то, что он женился на Шарон только тогда, когда ее малышке исполнился почти год. Никто не сомневался: Джесс — его дочь. Но в те годы родить ребенка незамужней женщине считалось не очень приличным, и матери Джесс пришлось пережить нелегкое время.

Роберт Мартин вступил в непростую игру, женившись на женщине, которая честно сказала, что не любит его.

«Иногда, — подумала Джесс, — единственный способ двинуться вперед — закрыть глаза и шагнуть в темноту».

— Хорошо, я сделаю это, — выдохнула она.

Цезарио ди Сильвестри улыбнулся. Но не как обычно — полунасмешливо, слегка изгибая чувственный рот. На этот раз он подарил Джесс ослепительную улыбку, вложив в нее столько силы и обаяния, что у нее подкосились колени.

— Ты никогда об этом не пожалеешь, — сказал Цезарио, пожимая ее руку в знак заключенного соглашения. — Как это случилось? — спросил он, уже собираясь отпустить ее руку и заметив на запястье длинный белый шрам.

Джесс побледнела.

— Несчастный случай… много лет назад… — услышала она свой голос, едва удержавшись, чтобы не отдернуть руку.

— Наверное, серьезный…

Как не вовремя он заметил ее шрам! Джесс едва согласилась, а ее уже начали мучить сомнения. И все же она нашла в себе силы отбросить их в сторону и просто кивнула, решив сосредоточиться на главном.

Цель оправдает средства. Цезарио получит то, что ему нужно, но и она тоже! Ее ребенок останется ее ребенком, и у него будет отец. Она не станет думать о том, что ожидает ее в спальне, она вообще забудет об этом… до поры до времени.

— Я сейчас же распоряжусь начать приготовления к свадьбе, — объявил Цезарио.

Джесс посмотрела на него в замешательстве:

— К чему такая спешка?

— Не хочу, чтобы ты передумала, куколка моя. — Цезарио бросил на нее оценивающий взгляд. На его губах снова появилась насмешливая улыбка, которая ее всегда раздражала. — У нас ведь нет причины терять время, верно?

— Верно… — пробормотала она, наклоняясь за своим кардиганом.

Цезарио протянул руку и забрал у нее кардиган из рук. Джесс, не сразу угадав его намерение, замешкалась, а затем покраснела и повернулась к нему спиной. Помогая накинуть кардиган на женские плечи, Цезарио привычным жестом вытащил из-под воротника хвост роскошных волос.

— Мне не терпится увидеть твои волосы распущенными, — сказал он.

Что-то в его голосе заставило ее отступить. Ни один мужчина так остро не заставлял ее чувствовать свое тело, и все же рядом с ним она всегда казалась себе ужасно неловкой.

Цезарио укоризненно дотронулся до ее щеки:

— Ты скоро станешь моей женой. Тебе придется привыкать к моим прикосновениям.

— И… как же мне к этому привыкнуть? — Джесс почувствовала раздражение.

Одним своим присутствием он был способен привести ее в состояние подросткового возбуждения.

Цезарио взял ее за руки и мягко притянул к себе:

— Попытайся для начала расслабиться…

Ее зубы начали выбивать дробь, словно она внезапно оказалась в ледяной ванне.

— Я собираюсь только поцеловать тебя…

Джесс замерла, испуганно глядя на него своими серебристыми глазами.

— Нет…

— Ну, с чего-то нужно начинать, маленькая моя, — сказал он и… отпустил ее руку.

Джесс уже отступила к двери, собираясь уйти, но вдруг ей пришло в голову, что в отношениях с Цезарио она больше не имеет права следовать своим импульсам. Если она не позволит даже поцеловать себя, он может подумать: эта женщина вообще не способна выполнить их соглашение.

Она застыла на месте, словно птичка перед неслышно подкравшимся голодным котом.

Цезарио победно рассмеялся. Румянец вспыхнул на ее щеках. Она подняла на него глаза, впервые осознавая, насколько он выше и сильнее ее — шесть футов плюс несколько дюймов мускулов, без капельки жира. Краска сбежала с ее лица, глаза затуманились. Напрасно она убеждала себя, будто нет причины его бояться, — тело не слушалось, оно само отклонялось назад, едва не лишая ее равновесия.

— Есть некоторые вещи, в которых я совсем не плох, — тихо пробормотал Цезарио, наклоняя голову. — И это одна из них, маленькая моя.

Его губы скользнули по ее рту, словно пушинки одуванчика, принесенные летним ветерком. Джесс ждала страсти, но он не оправдал ее ожиданий. Ее сердце забилось быстрее. Когда его губы вернулись, напряжение стало предельным. Кончиком языка он дотронулся до губ Джесс, и ее тело ожило. Дрожь желания произвела почти болезненный эффект, губы приоткрылись, чтобы впустить его язык.

Это был горячий, медленный, совершенный поцелуй. Ее соски затвердели, дыхание стало прерывистым…

— Достаточно… — Ее руки поднялись к его плечам, словно желая оттолкнуть.

Лицо Джесс горело. Она снова — да, снова! — наслаждалась ощущением его губ на своих губах.

— Нет, это только начало! — хрипло проговорил Цезарио, не отводя от нее своих темных глаз.

— Эта свадьба… — пробормотала Джесс, желая перейти к менее опасной теме. Она была не настолько наивна, чтобы не почувствовать силу влечения Цезарио. И разве стоило ей сейчас отталкивать его? Возможно, страсть и была основной причиной, из-за которой он предложил ей кольцо, а ее отцу — свободу. — Когда она состоится?

— Как только все будет готово. Свадьба должна быть настоящей. Со свадебным платьем, множеством гостей, ну и со всем остальным. Одним словом, все как положено.

— Это действительно необходимо? — Джесс пугала перспектива предстать в роли застенчивой невесты-простолюдинки перед всеми этими аристократами.

— Только тогда это и будет выглядеть как нормальная свадьба, — улыбнулся Цезарио.

— О боже, что я скажу своей семье?..

— Только не правду! Условия нашего соглашения должны остаться между нами.

Это было невозможно, но Джесс уже знала: с Цезарио лучше воздержаться от неосмотрительных комментариев. Матери она, разумеется, все расскажет как есть, а вот отцу представит отредактированный вариант, чтобы удовлетворить его любопытство, но не заставить чувствовать себя виноватым.

Джесс сделала несколько глубоких вдохов. Она вспомнила о позитивных аспектах соглашения и стала повторять их про себя как успокаивающую мантру.

Ее отцу не придется расплачиваться за свою глупость, и жизнь ее семьи останется непотревоженной. А у нее самой будет ребенок, о котором она так мечтала! А на пальце, что тоже немаловажно, появится обручальное кольцо. В свое время ее матери пришлось хлебнуть сполна, пока она не вышла замуж уже после рождения ребенка.

Ну и что, если это будет скорее запланированный проект, а не настоящий брак! Она справится с таким положением. Надо смотреть на вещи реально. Если Цезарио и в остальном так же хорош, как в поцелуях, она сумеет приспособиться и к более интимным моментам их соглашения. Женщины не всегда выходят замуж по любви. Да и мужчины тоже. Если такой брак хорош для Цезарио, у которого наверняка было достаточно вариантов женитьбы, то и для нее он тоже будет хорош.

— Но почему именно я? — вдруг услышала она свой голос.

Густые ресницы дрогнули, скрыв горячий взгляд темных глаз.

— Спроси меня об этом в нашу первую брачную ночь…

Глава 4

— Длинное платье мне больше нравится, — не сдавалась Джесс, игнорируя поднятые брови Мелани Брукс — первоклассного стилиста, специально приглашенного Цезарио, чтобы одеть невесту с головы до ног. Однако платье Джесс решила выбрать сама: — Я знаю, оно мне подойдет.

— Оно действительно очень красивое, — согласилась Шарон Мартин, одобряя выбор дочери.

— Ну что ж, если вам нравится весь этот блеск, — сухо заметила Мелани, делая продавцу знак повернуть платье так, чтобы кристаллы на юбке и лифе засверкали в лучах софитов, — то его тут предостаточно.

Джесс и сама была удивлена своим выбором. Ей всегда нравились простые практичные вещи, но в это откровенно романтичное платье она просто влюбилась. Попытки Мелани склонить свою клиентку к выбору более спокойного шелкового наряда прямого силуэта не встретили понимания.

Хоть раз Джесс смогла насладиться победой. Ей и так уже пришлось принять целый гардероб новой одежды, подобающей для предстоящей роли жены международного магната. Все ее личные предпочтения были вежливо отклонены. Цезарио — перфекционист по натуре — привык расставлять все точки над «i», тогда как Джесс предпочитала не заморачиваться со всякими второстепенными деталями. И что толку спорить по телефону о чем-то столь малозначимом, как одежда, с мужчиной, который привык все делать по-своему?

К тому же Джесс давно уже не испытывала интереса ни к одежде, ни к косметике. После того ужасного случая в университете она решила: гораздо безопаснее и удобнее не привлекать к себе внимания мужчин. Однако теперь ей пришлось признать: она не умеет ни модно одеваться, ни правильно подать себя. И Джесс согласилась принимать советы специалиста и даже позволила позаботиться о своей внешности.

В результате темный водопад ее волос был укрощен и приручен, а густые черные брови приобрели волнующую изогнутую форму. И пока она смотрела, как меняется ее внешность, ей стало ясно: время, которое она уже провела в салоне красоты, грозит растянуться еще больше, когда она перейдет к косметическим, маникюрным и педикюрным процедурам. Будет ли всему этому конец? У ее коллег в клинике вошло в привычку мягко подшучивать: гадкий утенок, каким она привыкла видеть себя, решительно превращался в лебедя.

Хотя прошло только три недели с тех пор, как Джесс согласилась выйти замуж за Цезарио ди Сильвестри, привычный ход ее жизни был уже нарушен. Свадьба должна состояться через неделю. Цезарио уехал по делам за границу фактически в тот же день, когда они заключили соглашение.

Кольцо с бриллиантом чистейшей воды было доставлено специальном курьером и теперь красовалось на ее безымянном пальце. На страницах самых престижных изданий, которые никто из знакомых Джесс никогда не читал, появилось сообщение о предстоящей свадьбе. Но в прессе встречались не только сообщения о ее новом положении в обществе. Фотограф одного из таблоидов занял выжидательную позицию и сделал несколько снимков, когда Джесс в перепачканной одежде возвращалась в ветеринарную клинику после сложного отела у молодой коровы. Фотография с подписью «И это невеста магната?» появилась на страницах таблоида на следующее же утро. У Джесс вытянулось лицо, когда один из коллег показал ей газету. Для ее работы подобные вещи были совсем нежелательны.

Да еще и Цезарио попросил ее встретиться с ним за ланчем, чтобы обсудить этот вопрос!

— Только не влюбляйся в него, — твердила Шарон, когда они возвращались домой. — Меня беспокоит, что это может случиться… И тогда тебе будет очень больно…