Помоги проекту - поделись книгой:
И теперь она принялась за другие ягоды.
Вот только, затем Тор вдруг испарился. В одну секунду он летел вниз, в следующую – куда-то исчез.
«Слава Богу», подумал Джон.
– Спасибо, малыш Иисус, – выдохнул Куин.
Минуту спустя, на дальней стороне пилона в воду вошла темная стрела.
Не обменявшись ни взглядом, ни словом, он и Куин ринулись в том направлении, добравшись до каменистого берега как раз в тот момент, когда Тор вынырнул, схватил убийцу и поплыл к ним. Приготовившись помочь вытащить лессера на сухую землю, Джон не сводил взгляд с мрачного, бледного лица Тора.
Мужчина походил на мертвеца, несмотря на то, что технически был жив.
Но неважно, проблема в Торе, и Джон посмотрел на Брата, когда тот вышел из воды: кожаные штаны прилипли к худым бедрам, словно приклеились, майка обтягивала плоскую грудь как вторая кожа, подстриженные черные волосы с той белой полосой не пригладились, хотя и были мокрыми.
Темно-синие глаза смотрели на лессера.
Или просто старательно игнорировали взгляд Джона.
Возможно, и то и другое.
Тор опустился вниз и схватил лессера за горло.
– Я же говорил, – прорычал он, обнажив угрожающе длинные клыки.
Затем он вытащил черный кинжал и начал вонзать его во врага.
Джону и Куину пришлось отойти. Иначе их бы забрызгало кровью.
– Он мог сразу ударить в чертову грудь, – пробормотал Куин, – и покончить с ним.
Но для Тора главным было не убийство. А издевательство.
Этот острый черный кинжал пронзил каждый квадратный дюйм плоти… за исключением грудины, служившей выключателем. С каждым беспощадным ударом Тор тяжело выдыхал; каждый раз вынимая кинжал, Брат делал глубокий вдох, ритм дыхания правил отвратительной сценой.
– Теперь я знаю, как готовят рубленый латук.
Джон потер лицо, надеясь, что на этом комментарии закончились.
Тор не замедлился. Он просто остановился. А затем накренился, поддержав себя рукой, которой уперся о пропитавшуюся маслом грязь. Убийца был… ну, да, мелко нашинкован, но еще жив.
И ему ничем не помочь. Несмотря на очевидную усталость Тора, Джон с Куином знали, что не стоит мешать завершающему удару. Они уже видели это раньше. Последний должен быть за Тором.
Спустя пару секунд передышки, Брат вернулся в исходное положение, взял кинжал двумя руками и занес лезвие над головой.
Из его горла вырвался хриплый крик, когда он вонзил острие в грудь того, что осталось от его добычи. Яркая вспышка озарила трагическое выражение на лице Тора, комический образ его перекошенных, ужасающих черт, пойманных на секунду… и на целую вечность.
Он всегда всматривался в свет, даже если это мимолетное солнце было слишком ярким для его глаз.
Когда все закончилось, Брат упал, будто позвоночник рассыпался в порошок, вся энергия иссякла. Было ясно, что ему нужно кормление, но эта тема, как и множество других, находилась под запретом.
– Который час? – выдавил он между вдохами.
Куин взглянул на свои «Сунто»[4].
– Два ночи.
Тор поднял взгляд с грязной земли, куда он смотрел все это время, и направил свои глаза, радужку которых обрамлял красный обод, в сторону той части города, откуда они только что пришли.
– Как насчет того, чтобы вернуться в особняк? – Куин вытащил свой мобильный. – Бутч неподалеку…
– Нет. – Тор оттолкнулся и сел на задницу. – Не звони никому. Я в порядке… просто нужно отдышаться.
Дерьмо. Собачье. Парню до «в порядке» так же далеко, как и Джону сейчас. Тем более что лишь с одного из них стекала вода при температуре в десять градусов и порывистом ветре.
Джон сунул руки в поле зрения Брата:
Донесшийся с дуновением ветра запах детской присыпки ударил каждому из них в нос, словно сигнализация, сработавшая в безмолвном доме.
Зловоние сделало то, с чем не могла справиться ни одна живая душа: Тор встал на ноги. Медлительность и дезориентацию как рукой сняло… проклятье, если ему сказать, что он все еще мокрый, как рыба, то парень, скорее всего, удивится.
– Есть еще лессеры, – прорычал он.
И когда он побежал, Джон послал проклятье в адрес помешанного.
– Давай, – сказал Куин. – Бежим. Нам предстоит длинная ночка.
[1]Дампстер (Dumpster, англ.) - контейнер для мусора
[2]iPhone - линейкачетырёх-диапазонныхмультимедийныхсмартфонов, разработанная корпорациейApple. Смартфоны совмещают в себе функциональность плеераiPod,коммуникатораиинтернет-планшета.
[3] 12-15 футов – приблизительно 3,7-4,6 м.
[4] Сунто - Спортивные электронные часы.
Глава 2
– Устрой себе перерыв… расслабься… потрать время в свое удовольствие…
Ворча на аудиторию в лице антикварной мебели, Хекс вышла из спальни в ванную. И обратно. И… вновь вернулась в мрамор-ландию.
В ванной, которую они с Джоном теперь делили, она остановилась у джакузи глубиной с бассейн. Рядом с медными кранами стоял серебряный поднос, заставленный всяческими лосьонами, зельями и девчачьей штукатуркой. И это даже не половина. Около раковин – очередной поднос, заполненный парфюмом от Шанель[1]: Cristalle, Coco, No. 5, CocoMademoiselle. Плетеная корзинка, в которой лежали щетки для волос, одни с короткими зубчиками, другие с заостренными щетинками или остроконечным металлическим дерьмом. В шкафчиках – целый ряд пузырьков лака для ногтей от «ОПИ», было столько вариаций гребаного розового цвета, что Барби сдохнет от зависти. А еще пятнадцать пенок для укладки разных марок. Гелей. Лаков для волос.
Да ладно?
Про косметику «Бобби Браун»[2] не стоит и упоминать.
Кто, по их мнению, сюда въехал? Одна из этих ненормальных Кардашьян?
И на этой ноте… Иисусе, она поверить не могла, что теперь знала Ким, Кортни, Хлою, Крис, их брата Роба, отчима Брюса, младших сестер Кендалл и Кайли; а также список мужей, бойфрендов, и того малыша Мейсона…
Посмотрев в зеркале в свои собственные глаза, Хекс подумала: «ну разве это не интересно». Она умудрилась вынести себе мозг, насмотревшись «E! Развлекательное телевидение»[3].
Да, грязи меньше, чем от пилы, но результат тот же.
– К этой дряни нужно приклеивать этикетку «Опасно для здоровья».
Глядя на свое отражение, она узнала остриженные под машинку черные волосы, бледную кожу и подтянутое упругое тело. Подстриженные ногти. Полное отсутствие макияжа. На ней даже была ее собственная одежда – черная майка и кожаные штаны – форма, которую она надевала каждую ночь в течение многих лет.
Ну, за исключением одного случая пару вечеров назад. Тогда она показалась в чем-то совершенно ином.
Может, красное платье стало причиной появления всех этих женских штучек после церемонии. Фритц и доджены, наверное, решили, что она покончила с прошлым. Либо так, либо все это барахло – стандартная подарочная корзинка для шеллан, только что сочетавшейся браком со своим хеллреном.
Отвернувшись, Хекс поднесла руки к горлу, к большому квадратному бриллианту, который купил ей Джон. Инкрустированная в твердую платину драгоценность – единственное украшение, которое она могла представить на себе: крепкое, твердое, способное выдержать хорошую драку и остаться на нее теле.
В этом новом мире Пола Митчела[4], «БэдХэд»[5] и вонючих штучек от Коко, по крайней мере, Джон все еще понимал ее. А остальные? Может, заняться «образованием»? Хекс не в первой изображать учителя перед группой мужчин, считавших, что только лишь из-за наличия груди место женщины в золотой клетке. Если хоть кто-то попробует превратить ее в глимеровскую синичку, она распилит золотые решетки, установит бомбу у основания пьедестала и развесит дымящиеся останки на люстре в фойе.
На пути в спальню, Хекс открыла шкаф и достала красное платье, которое носила на церемонии. Единственное платье, которое она когда-либо надевала… и, она должна признать, ей понравилось, как Джон снял его своими зубами. И, да, конечно, ночи страсти были потрясающими… первый отпуск в ее жизни. Все, что они делали, это занимались сексом, кормились друг от друга, ели великолепную еду, и так по новому кругу с перерывом на сон.
Но теперь Джон вернулся на поле боя… она же начнет сражаться только с завтрашнего вечера.
Всего двадцать четыре часа, отсрочка, а не тупик.
Тогда в чем же проблема?
Может, вся эта девичья артиллерия попросту будила в ней сучку без какой-либо веской причины. Никто не держал ее в четырех стенах, не заставлял ее меняться, а тот марафон ДТП с участием Кардашьян по телеку – черт, ее собственная вина. А по поводу косметики? Доджены всего лишь пытались быть любезными, единственным известным им способом.
Таких женщин, как она, немного. И не только потому, что она наполовину симпат…
Нахмурившись, Хекс повернула голову.
Позволив атласу выскользнуть из рук, она направилась к пылавшим в коридоре эмоциям.
Для ее чувств симпата трехмерная структура печали, утраты и стыда была такой же реальной, как и любое здание, мимо которого можно проехать, осмотреться и пройти через него. К сожалению, в данном случае нельзя исправить повреждения опор, дыры в крыше или поломку энергосистемы. Если испытываемые ею чужие эмоции – частный дом, то не найдется таких подрядчиков, которые придут и устранят неполадки, никаких слесарей, электриков или маляров для этого дерьма. Владелец дома сам должен приложить усилия, чтобы восстановить сломанное, разбитое и поврежденное; никто не в силах сделать этого вместо него.
Дойдя до коридора со статуями, Хекс почувствовала, как дрожит ее собственное гнездышко. Опять же, закутанная в мантию хромающая фигура впереди – ее мать.
Боже, было все еще странно произносить эти слова, даже про себя… и, по сути, разве можно назвать эту женщину матерью в полном смысле этого слова?
Хекс прокашлялась.
– Добрый вечер… эм…
Казалось неправильным выкинуть «мамэн», «мама» или «мамочка». Ноу-Уан[6], как называла себя женщина, тоже чувствовала себя неловко. Хотя, как обратиться к кому-то, кого похитил симпат, жестоко заставил зачать, и кто затем биологией оказался вынужден выносить результат пытки?
Имя и фамилия: Мне Жаль. Отчество: Очень.
Ноу-Уан обернулась, но ее лицо скрывал капюшон.
– Добрый вечер. Как поживаешь?
Английский давался ее матери нелегко, и, возможно, женщина выразила бы свои мысли на Древнем Языке лучше. И совершенно ненужный поклон, которым она ее одарила, был перекошенным, скорее всего, из-за травмы, вызывавшей неровную походку.
Аромат, исходивший от Ноу-Уан, не имел ничего общего с «Шанель». Если только они не выпустили линию под названием «Трагедия».
– Хорошо. – Скорее, беспокойно и скучно. – Куда идешь?
– Прибраться в гостиной.
Хекс пыталась не вздрогнуть с намеком «лучше не надо». Фритц никому, кроме додженов, не позволяет делать что-либо по дому… и Ноу-Уан, несмотря на то, что пришла сюда, желая заботиться о Пэйн, жила в комнате для гостей, принимала пищу за столом с Братьями, и с ней обращались, как с матерью чьей-то шеллан. Она не была прислугой, ни по каким стандартам.
– Да, эм… как насчет…
«Чего?» – задумалась Хекс. Чем они вообще могли заняться вдвоем? Хекс – боец. А ее мать… призрак в материальной оболочке. Между ними практически ничего общего.
– Все в порядке, – тихо сказала Ноу-Уан. – Это неловко…
В фойе внизу раздался грохот, как если бы образовалась туча, сверкнула молния и полил дождь. Когда Ноу-Уан отпрянула, Хекс обернулась. Какого черта…
Рейдж, также известный как Голливуд, самый большой и красивый из Братьев, буквально запрыгнул на балкон второго этажа. Когда он приземлился, его светловолосая голова резко повернулась к ней, в его сине-зеленых глазах пылал огонь.
– Джон Мэтью звонил. Нужно подкрепление в центре, на берегу. Собирайся, встретимся у парадной двери через десять минут.
– Черт подери, – прошипела Хекс, хлопнув ладонями.
Когда она вновь повернулась к своей матери, женщина дрожала, но старалась не показывать этого.
– Все нормально, – сказала Хекс. – Я хороша в бою. Я не пострадаю.
Хорошие слова. Только женщина волновалась не об этом, не так ли: она боялась… саму Хекс.
Еще бы. Ведь она – симпат, и Ноу-Уан прежде подумает «опасность», а уже потом – «дочь».
– Я оставлю тебя одну, – сказала Хекс. – Не волнуйся.
Медленно возвращаясь в спальню, она не могла игнорировать невыносимую боль в груди. С другой стороны, она также не могла игнорировать реальность: мать не хотела ее тогда.
И не хочет ее сейчас.
И кто мог ее винить.
Поделиться книгой: