Словарь славянской мифологии

Волчий пастырь

Существо, которое гонит голодные волчьи стада туда, где происходит кровавая бойня между людьми, истребление людей друг другом в ожесточенной войне. Он представлялся мохнатым и козлоногим. У него была кровавая плеть, звуки от ударов которой далеко разносились по окрестным странам.

Воробьиная ночь

У южных славян по поверью в темные воробьиные (осенние) ночи, на Симеона Столпника (1 сентября по старому стилю), черт меряет воробьев четвериками, под гребло, убивая всех, сколько войдет в меру, и от пуская остальных. Кара сия настигает их за то, что подносили гвоздики, когда распинали Спасителя. За то же лапки у них вековечно «веревочкой связаны»: воробьи не ходят, как прочие птицы, а меленько подскакивают. Воробьиные ночи называют еще рябиновыми.

Вырий

Древнее название рая у восточных славян. Светлое небесное царство находится по ту сторону облаков, а может быть, это теплая страна, лежащая далеко на востоке, у самого моря, — там вечное лето, и это — солнечная страна. Там растет мировое древо (славяне полагали, что это береза или дуб), у вершины которого обитали птицы или души умерших. Ключи от Вырия были некогда у вороны, но та прогневила богов, и ключи передали ласточке. По свидетельству народных легенд, в Вырии, у колодцев, находятся места, приготовленные для будущей жизни хороших, добрых людей. Эти колодцы — студенцы с чистой ключевой водою, при которых растут благоухающие цветы, зреют на деревьях молодильные яблоки и сладко поют райские птицы. Праведных ожидает в Вырии такое несказанное блаженство, что время для них как бы перестанет существовать. Целый год пролетит как единый неуловимый миг. А триста лет покажутся всего-навсего тремя счастливыми, сладостными минутами.

Гарцуки

По древнеславянскому поверью, это духи, обитающие в горах и подвластные Перуну. Они обращаются в хищных птиц и быстрыми взмахами крыльев порождают бури и ураганы.

Деды

Деды — духи предков. Обряд особого почитания их совершался весной (семуха, весенняя радуница или пасха усопших) или осенью (деды или большие осенины, неделя, в которую, по поверью, умершие родители отдыхали). В это время им преподносились жертвы в виде пищи.

Души умерших приглашались на угощение в дом: «Деду, иди до обеду!» Им посвящалась первая ложка или первый стакан, его выливали под стол или ставили за окно, куда влетали «меньшие» деды, а «большие» заходили через дверь. Хозяин обносил вокруг стола зажженную лучину, совершая магический обряд окуривания. Пищу относили также и на кладбище.

Детинец

Слово, обозначающее жертву, которую славяне, как и прочие народы, приносили своим городам.

Дзевко-Купало

С рассветом дня Ивана Купалы крестьяне выбирают самую красивую девушку, обнажают ее и окутывают с ног до головы гирляндами из цветов. Затем отправляются в лес, где Дзевко-Купало (так называют избранницу) раздает своим подругам заранее приготовленные венки. К этому она приступает с завязанными глазами, в то время как вокруг нее движется веселый девичий хоровод. Смотря по тому, какой венок кому достанется, заключают о своей будущей судьбе: свежий венок сулит богатую и счастливую жизнь замужем, а венок сухой, увядший — бедность и несчастливый брак.

Див

Представлялся в виде вихря-человека, сверкающего, точно молния, который внезапно появлялся на пути войска, идущего в поход, на бой, и выкликал пророчества: то страшные, то благоприятные. Считалось, что это одно из воплощений верховного бога Сварога. В его имени тот же корень, что и в словах «диво», «удивление», то есть нечто, вызывающее изумление. Трусливым хотелось бы думать, что это просто птица не добрая, ворон каркает, ревет ветер, грохочет буря, но Диву была ведома судьба тех, кто обречен на близкую смерть, и он силился упредить людей об опасности. Но ведь судьбу обмануть невозможно, не уйти от нее никому. а потому пророчества Дива, оставались неуслышанными, непонятыми — и никому не приносили удачи и счастья. В разгар боя он веял своими крыльями над теми, кто был обречен на поражение, и клики его чудились погребальным плачем, последним прощанием с жизнью, с белым светом.

Дивии люди

Племя полумифических людей, получеловеков об одном глазу, одной руке и одной ноге, которые, чтобы двинуться с места, принуждены складываться вдвое — и тогда бегают с изумительной быстротою. Они плодятся, выделывая себе подобных из железа. Дым и смрад, исходящие из их кузниц, разносят по белому свету повальные болезни: мор, оспу, лихорадки и т. д. По некоторым позднейшим народным легендам, дивии люди обитают близ Волги, в Змеиной пещере, вместе с прикованным там к стене.

Существует легенда, в которой действуют дивии люди. Жил на свете царь; имя его было Александр Македонский. Это было в старину, давным-давно, так что ни деды, ни прадеды, ни прапрадеды, ни пращуры наши не запомнят. Царь этот был из богатырей богатырь. Никакой силач в свете не мог победить его. Он любил воевать, и войско у него было все начисто богатыри. На кого ни пойдет войною царь Александр Македонский — все победит. И покорил он под свою власть все царства земные. И зашел он на край света и нашел такие народы, что сам, как ни был храбр, ужаснулся их: свирепы пуще лютых зверей и едят живых людей; у иного из них один глаз — и тот во лбу, а у иного три глаза; у иного одна только нога, а у иного три, и бегают они так быстро, как летит из лука стрела. Имя этих народов было: Гоги и Магоги.

Однако ж царь Александр Македонский от этих дивиих народов не струсил; начал он с ними воевать. Долго ли, коротко ли он с ними вел войну — это неведомо; только дивии народы струсили и пустились от него бежать. Он за ними, гнать-гнать, и загнал их в такие трущобы, пропасти и горы, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Там-то они и скрылись от царя Александра Македонского. Что же сделал с ними царь Александр? Он свел над ними одну гору с другою сводом, и поставил на своде трубы, и ушел назад в свою землю. Подуют ветры в трубы, и подымется страшный вой; они, сидя там, кричат: «О, видно, еще жив Александр Македонский!» Эти Гоги и Магоги до сих пор еще живы и трепещут Александра, а выйдут оттудова перед самою кончиною света.

Доля и недоля

По-другому судьба и несудьба, удача и неудача. Одно из основополагающих философских противопоставлений в славянском мировоззрении. Наравне с правдой— кривдой, правым — левым, близким — далеким. В сознании древних славян это были две сестрицы, девы судьбы, — небесные пряхи, которые пряли нить жизни каждого человека. Но у Доли текла с веретена ровная, золотистая нить, в то время как Недоля пряла нитку остистую, неровную, кривую, непрочную. Такова и участь выпадала: кому-то удачная, кому-то злая.

Душа

Славяне признавали в душе нечто отдельное от тела, имеющее свое самостоятельное бытие. По их верованиям, душа еще в течение жизни может временно расставаться с телом и потом снова возвращаться в него; такое удаление души обыкновенно бывает в часы сна, так как наш сон и смерть — понятия родственные. О колдунах и колдуньях рас сказывают, будто они, погружаясь в сон, могут вы пускать из себя воздушное демоническое существо, то есть душу, которая принимает различные образы и блуждает по тем или другим местам, причем оставленное ею тело лежит совершенно мертвым. И во время обмирания или летаргического сна душа, по русскому поверью, покидает тело и странствует на том свете. Таким образом, тело есть жилище духа, та временная оболочка, в которую она заключается при рождении дитяти и покидает при кончине человека.

Душа человеческая, по древним языческим преданиям, представлялась в самых разнообразных видах.

Жар-птица

В восточнославянской мифологии чудесная птица. Возможно, ее образ связан с образом лучезарного бога солнца — и в тоже самое время бога грозы. Во всяком случае, она создается народным воображением из представлений о небесном огне-пламени, и сияние ее так же слепит глаза, как солнце или молния. За этой птицею, приносящей тому герою, который овладеет хоть од ним ее пером, великое счастье, отправляются один за другим в неизведанный путь сказочные добры молодцы.

Золотая окраска и золотая клетка Жар-птицы связаны с тем, что Жар-птица живет в тридесятом царстве, в райском саду, окружающем терем Царь-девицы, откуда происходит все, что окрашено в золотой цвет. Растут в том саду золотые яблоки, возвращающие молодость старикам. Днем сидит Жар-птица в золотой клетке, напевает Царь-девице райские песни: поет она — из клюва скатный жемчуг сыплется. Ночью вылетает она в сад, перья у нее отливают златом-серебром, вся она как жар горит: по летит по саду — весь он осветится разом! Одному перу ее, по словам сказок, «цена ни мало ни много — побольше целого царства», а самой Жар-птице и цены нет.

Жар-цвет (свети-цвет, царь-цвет, Перунов цвет)

Этот фантастический цветок — метафора молнии. Когда он цветет, ночь бывает яснее дня и море колышется. Рассказывают, что бутон его разрывается с треском и распускается золотым или красным, кровавым пламенем, и притом столь ярким, что глаз не в состоянии выносить чудного блеска; показывается этот цветок в то же самое время, в которое и клады, выходя из земли, горят синими огоньками…

Ночь, в которую цветет папоротник, бывает среди лета — на Ивана Купала, когда Перун, по древнему представлению, выступал на битву с демоном-иссушителем, останавливающим колесницу Солнца на небесной высоте, разбивал его облачные скалы, отверзал сокрытые в них сокровища и умерял томительный зной дождевыми ливнями. Сверх того, папоротников цвет распускается и в бурногрозовые летние и осенние ночи, известные под именем воробьиных, или рябиновых, когда часть воробьев черт отпускает на волю, а другую предает смерти, что указывает на враждебное отношение его к этим птицам. Но, вероятно, еще в эпоху язычества с воробьем стали соединять то же демоническое значение, какое присваивалось ворону, сове и другим хищным птицам, в которых обыкновенно олицетворялись грозовые бури.

В темную, непроглядную полночь, под грозой и бурею, расцветает огненный цветок Перуна, разливая кругом такой же яркий свет, как самое солнце; но цветок этот красуется одно краткое мгновение: не успеешь глазом мигнуть, как он блеснет и исчезнет! Нечистые духи срывают его и уносят в свои вертепы. Кто желает добыть цвет папоротника, тот должен на кануне светлого праздника Купалы отправиться в лес, взявши с собою скатерть и нож, потом найти куст папоротника, очертить около него ножом круг, разостлать скатерть и, сидя в замкнутой круговой черте, не сводить глаз с растения; как только загорится цветок, тотчас же должно сорвать его и спешить домой, накрывши себя скатертью, а дома тем же самым ножом разрезать палец или ладонь руки и в сделанную рану вложить цветок. Тогда все тайное и скрытое будет ведомо и доступно.

Нечистая сила всячески мешает человеку достать чудесный Жар-цвет; около папоротника в заветную ночь лежат змеи и разные чудовища и жадно сторожат минуту его расцвета. На смельчака, который решается овладеть этим чудом, нечистая сила наводит непробудный сон или силится оковать его страхом: едва сорвет он цветок, как вдруг земля заколеблется под его ногами, раздадутся удары грома, заблистает молния, завоют ветры, послышатся неистовые крики, стрельба, дьявольский хохот и звуки хлыстов, которыми нечистые хлопают по земле; человека об даст адским пламенем и удушливым серным запахом; перед ним явятся звероподобные чудища с высунутыми огненными языками, острые концы которых пронизывают до самого сердца. Пока не добудешь цвета папоротника, Боже избави выступать из круговой черты или оглядываться по сторонам: как повернешь голову, так она и останется навеки! — а выступишь из круга, черти разорвут на части. Сорвавши цветок, надо сжать его в руке крепко-накрепко и бежать домой без оглядки; если оглянешься — весь труд пропал: Жар-цвет исчезнет! По мнению других, не должно выходить из круга до самого утра, так как нечистые удаляются только с появлением солнца, а кто выйдет прежде, у того они вырвут цветок. Те же условия: очертить себя кругом и не оглядываться — необходимо соблюдать и при добывании клада.

Та же могучая сила, которая присваивалась Перуновой палице, грому, принадлежит и цвету папоротника: обладая им, человек не боится ни бури, ни грома, ни воды, ни огня, делается недоступным влиянию злого чародейства и может повелевать нечисты ми духами. Для этих последних цвет папороти так же страшен, как и громовые стрелы: завидя пламенный цветок, они, по одному представлению, стараются овладеть им и запрятать в облачные пещеры, а по другому — в ужасе разбегаются от него по своим трущобам и болотам. Цветок этот отмыкает все замки и двери (только приложи его — и железные запоры, цепи и связи вмиг распадаются!), открывает погреба, кладовые, казнохранилища и обнаруживает подземные клады — подобно тому, как удары молнии, разбивая облачные скалы, обретают за ними золото солнечных лучей. Кто владеет чудесным цветком, тот видит все, что кроется в недрах: темная земная кора кажется ему прозрачною, словно стекло. Так как молния есть проводник живой воды и так как вода эта называлась небесным вином, то отсюда возникли поверья, наделяющие папоротник целебными свойствами, и мнение, будто с помощью его цвета можно черпать из рек и колодцев вместо воды сладкое вино.

Всякий, кто достанет Жар-цвет, становится вещим человеком, знает прошедшее, настоящее и будущее, угадывает чужие мысли и понимает разговоры растений, птиц, гадов и зверей. Сверх того, он может по собственному произволу насылать в сердце девицы горячее чувство любви, для чего заговоры постоянно обращаются к богу-громовнику и его молниеносным стрелам.

Наконец, соответственно представлению быстро мелькающей, неуловимой для глаз молнии-невидимки, создалось поверье, что всякий, кто носит при себе цвет папоротника, делается незримым для всех присутствующих.

Один крестьянин искал накануне Иванова дня потерянную корову; в самую полночь он зацепил нечаянно за куст папоротника, и чудесный цветок попал ему в лапоть. Тотчас прояснилось ему все прошлое, настоящее и будущее; он легко отыскал пропавшую корову, сведал о многих сокрытых в земле кладах и насмотрелся на проказы ведьм. Когда крестьянин воротился в семью, домашние, слыша его голос и не видя его самого, пришли в ужас. Но вот он разулся и выронил цветок — и в ту же минуту все его увидали. С потерею цветка окончилось и его всевидение, даже позабыл про те места, где еще недавно любовался зарытыми сокровищами. Рассказ этот заканчивается и так: к мужику, который и сам не понимал, откуда далась ему мудрость, явился черт, купил у него лапоть и вместе с лаптем унес и папоротников цвет.

Желя и Карна

Персонификации плача и горя, связанных с погребальными обрядами. Две вечно печальные сестры, сопровождающие вся кого человека в его первых подступах к потустороннему, загробному миру. Имя Карны связано с глаголом «карити» (в смысле «оплакивать»), имя Жели — со словом «жалость», «сожаление». Желя — древнерусское обозначение плача. Сестры эти — вековечные плакальщицы, божества погребального обряда. Карна — олицетворение печали, Желя — беспредельного сострадания. Эти две скорбные девы, словно черные, зловещие птицы, летят вслед за всяким войском, выступившим в поход, однако богатая пожива не приносит им ни счастья, ни довольства. Их удел — горькие слезы над убитыми, беспредельная жалость к умершим людям.

Забидящая свеча

Элемент обряда проклятия. В древности при произнесении проклятия на погибель врага, почиталось необходимою принадлежностью обряда погасить зажженную свечу. Иногда забидящую свечу зажигали с нижнего конца или, ломая ее пополам, затепливали с середины.

Залом

Залом делают злые колдуны. Залом представляет собой очень спутанный пучок стеблей еще не сжатого хлеба, надломленных в правую и левую сторону, закрученных в узел вместе с золой и присыпанных у корней солью, землей с кладбища, яичной скорлупой и распаренными старыми зернами. Если зола взята из печи одного хозяина, то залом сделан с расчетом нанести вред ему одному, предвещая различные бедствия: пожар, падеж скота и даже смерть. Последствием таких закруток неизбежно является полный неурожай на всем поле.

Крестьяне убеждены, что если они и успеют предупредить или ослабить козни колдунов на испорченных полосах, то все-таки выросший хлеб не будет сохраняться в снопах, то есть его будет расходоваться в семье гораздо больше обычного среднего количества, так что придется раньше времени покупать хлеб на стороне. Сверх того, с зачурованной десятины зерно получается легковесное и по количеству наполовину не сравняется с соседними. Такой хлеб ни один хозяин поля не решится пустить для домашнего потребления, а постарается поскорее продать его на сторону.

Кроме дурного качества зерна, залом имеет еще ту особенность, что с ним чрезвычайно трудно бороться: что бы ни делали хозяева зачурованного поля, как бы ни вырывали и ни жгли залома, но загаданная беда непременно сбудется, если не отслужить молебна с водосвятием и не попросить самого священника вырвать крестом всю закрутку с корнем. Правда, кроме священника, во многих местах хлебородных губерний возлагают еще надежды на опытных стариков и даже на ловких знахарей.

Кроме заломов, равносильным или едва ли даже не большим несчастием следует считать так называемые прожины (или прорезы). Это не недочет в снопах или в копнах, а та дорожка во ржи в вершок шири ною, которая проходит с одного края загона до другого и по которой все колосья срезаны. Срезают их жучки и черви в то время, когда рожь в цвету, и по тому, конечно, никаких следов человеческих ног по сторонам никогда не замечается, а, напротив, стенки ржи бывают даже приметно гуще, чем в других местах той же хлебной полосы.

Но крестьяне объясняют это явление тем, что колдун, делая прожин, стоит в это время обеими ногами на двух иконах, как на лыжах, и ведет дорожку, как колесо катит.

Когда опытные хозяева замечают прожин, то зовут священника и подымают иконы, придавая между ними большое значение «Святцам» (иконе Двунадесяти праздников с Воскресеньем в середине). Священник идет по прожину с крестом и кропит по сторонам святою водою.

Если же эти меры предосторожности не будут приняты, то результаты прожина скажутся, и надежды на урожай не оправдаются: на корню по всему полю рожь как будто бы хороша, то есть соломой велика и зерном прибыльна, но как только сжали ее, привезли на гумно и начали молотить, то сейчас же стали замечать, что вместо пяти или четырех мер с копны вышло лишь по две, атои по одной чистого зерна.

Одни при этом толкуют, что затем колдуны и прожин делают, чтобы переливать зерно в свои закрома (пятую часть со всего поля); другие объясняют беспричинною злобою и желанием всем хозяевам полно го недорода.

Змей Горыныч

Представитель злого мира, порождение нежити-нечисти. В отличие от многих народов, у которых было распространено змеепоклонство, у русских этого культа не было. Русь и на самой первобытной ступени развития всегда относилась к змею как к низшему (хотя и одаренному лукавой мудростью) существу, не позволявшему ее могучему, рвущемуся от земных пределов к небесным нивам духу искать в пресмыкающемся предмете обожествления. Летучий, огнедышащий дракон, даже устрашая своим видом трепетавшего перед ним сына Матери-земли, оставался все тем же змеем, не заслуживавшим никакого поклонения-почитания, хотя и вынуждавшим своим лукавством ограждаться от нее всякими причетами-заговорами. Другие представители потустороннего мира: и леший, и водяной, и полевик, не говоря уже о покровителе домашнего очага, дедушке-домовом, — все вместе и каждый наособицу пользовались в русском народе несравненно большим почитанием, чем это чудище, несмотря на всю его силу-мочь. И это явление вполне объяснимо. В то время как другие народы видели в драконе предмет поклонения, в русском сознании змей — враг крестьянина-труженика и всего доброго мира, поэтому лучшие сыны народа, в частности, богатыри, выступали защитниками от этих грозных чудовищ.

Змей Горыныч — обитатель пещер, уходящих в неизведанные глубины гор, оттого-то, по объяснению наследователей древних сказаний, и звался-величался он Горынычем.

Под Змеем Горынычем подразумевались прежде всего грозные темные тучи, залегающие на небе пути-дороги солнцу красному и лишающие тем весь согреваемый его лучами живой мир главного источника жизни. С течением времени дракон-змей является уже не в виде самой тучи, а вылетающих из этой «небесной горы» молний. Змеевидность последних сама говорит об этом воплощении. Впоследствии перенеслось представление о Змее Горыныче с молний на метеоры, проносящиеся над землею и рассыпающиеся на глазах у всех.

Змей Огненный

В славянской мифологии змеевидный демон, наделённый антропоморфными чертами. Цикл мифов об Огненном Змее отразился в сербских эпических песнях, древнерусской по вести о Петре и Февронии Муромских, русских былинах и заговорах, а также в преданиях, сохранившихся в древне-славянских традициях. Огненный Змей вступает в брак с женщиной, после чего родится существо змеиной породы, например, Змей Огненный Волк, сын Огненного Змея, вступает в единоборство с отцом и побеждает его. Огненный Змей — воплощение стихии огня: эта его функция, как и связь с кладами и богатствами, которые он приносит в дом, куда летает. В заговорах он призывается как волшебное существо, способное внушить страсть женщине.

Знахарь

Деревенский лекарь-самоучка, умеющий врачевать недуги и облегчать телесные страдания не только людей, но и животных. В народе верят, что не стоит доверяться силе целебных снадобий, если они не наговорены заранее или не нашептаны тут же, на глазах больного, так как главная сила врачевания заключается в словах заговора, а снадобья служат лишь успокоительным средством. Поэтому-то и зовут знахарей «шептунами», именно за те заговоры или таинственные слова, которые шепчутся над больным или над целебным снадобьем.

Заговоры воспринимаются или из устно, от учителей, или из записей, широко распространенных среди грамотного сельского населения под названием «цветников», «травников» и «лечебников».

Произносятся заговоры шепотом, чтобы не услышал непосвященный человек (иначе заговоры не имеют никакой силы) и чтобы остались они неотъемлемой собственностью одних только знахарей. Сопровождаются заговоры различными движениями рук, чтобы удержать силу слов, или, как говорится, «запечатать замок».

Главное отличие между колдунами и знахарями состоит в том, что первые скрываются от людей и стараются окутать свое ремесло непроницаемой тайной, вторые же работают в открытую и без креста и молитвы не приступают к делу: даже целебные заговоры их в основе своей состоят из молитвенных обращений к Богу и святым угодникам как целителям.

У знахаря на дверях замка не висит: входная дверь открывается свободно; в теплой и чистой избе с выскобленными стенами пахнет сушеными травами, которыми увешаны стены и обложен палатный брус; все на виду, и лишь только перед тем, как начать пользовать, то есть лечить, знахарь уходит за перегородку Богу помолиться, снадобье приготовить. Выговаривая себе всегда малую плату, знахарь уверяет, что берет деньги Богу на свечку, а чаще довольствуется тем количеством яичек от домашних кур, какое принесут.

Знахарь, как и весь деревенский русский мир, глубоко убежден, что всякая болезнь есть живое существо. С нею можно разговаривать, обращаться к ней с просьбами или приказаниями о выходе вон, спрашивать, требовать ответов (не говоря уже о таких, например, болезнях, как кликушество, когда сидящий внутри женщины бес не находит даже надобности скрываться и, еще не видя приближающегося крестного хода или проходящего мимо священ ника, начинает волноваться и выкрикивать женским языком мужские непристойные ругательства и кабацкие сквернословия).

Бывают случаи, когда болезни даже олицетворяются.

Бесконечное разнообразие знахарских приемов и способов врачевания, составляющее целую науку народной медицины, сводится, в конце концов, к лечению травами.

Знахари и знахарки в деревенской среде считаются людьми, лишь заподозренными в сношениях с нечистою силою, но отнюдь не продавшими ей свою душу. Знахари пользуются большим уважением в своей среде. Объясняется это тем, что знахарями делаются люди преимущественно старые, одинокие холостяки или старушки-вдовы и престарелые девицы, не сделавшиеся черничками (монашками) потому, что захотели быть лекарка ми и ворожеями. Положение подозреваемых невольно делает знахарей слегка суровыми и очень самолюбивыми и самоуверенными. Да и подбирается сюда не только народ смышленый, но и положительно стоящий выше других на целую голову. Оттого у знахарей не выходит с соседями ни особенно близкой дружбы, ни хлебосолья, ни откровенных бесед: тайна пуще всего им на руку.

Наряду со знахарем пользует больных и бабка-лекарка. Она, так сказать, дополняет знахаря по той при чине, что бывают по женской части такие дела, в которые мужчине никак не проникнуть. Бабки-повитухи работают вполне независимо, на свой страх и ответ, причем в некоторых случаях им даже отдается предпочтение перед мужчиной-знахарем, так как бывают такие болезни, где только женская рука, нежная и мягкая, может принести действительную пользу.

Существенная разница между колдунами и знахарями заключается в том, что наколдуют чародеи, — знахари и знахарки снимут и поправят. И слава их в этом отношении так велика, что к ним со всех концов стекаются деревенские люди за помощью.

Игоша

Так называли младенчика, который погиб еще в утробе матери и родился мертвым. Это был плохой знак для всей семьи, но этого младенца можно было приучить быть защитником. Его нужно было почитать наравне с домовым: класть ему за столом ложку и ломоть хлеба, бросить в окно для него рукавицы и шапку. Если этого не сделать, игоша начнет всячески досаждать домочадцам.

Икота

По суеверным представлениям, напускная болезнь. Силою чародейного слова нечистый дух заклинается на чье-нибудь имя; быстро летит он на крыльях ветра, и первый встречный, кто носит означенное имя, делается его жертвою. Иногда наговаривают икоту на камни или насекомых, и тот, кто запнется о такой камень или проглотит летучую мошку, подвергается истязаниям злого демона.

Каженник

Человек, которого можно назвать скаженным, то есть немножко не от мира сего. Считалось, что его обвеял вихрем леший, из-за чего случается потеря памяти, помешательство, безумный бред, столбняк. Это очень добрый, незлобивый, но несчастливый и неудачливый человек, который никому не причинит никакого зла.

Капища

У древних славян места приношения жертв богам и божествам, отправления служб. Святилища под открытым небом нередко были круглыми, состоящими из двух концентрических валов, на которых разводились круговые костры. Во внутреннем кругу ставились идолы, обычно деревянные; здесь горел жертвенник и здесь приносили жертвы богам. Это именовалось капищем. Внешний круг, по всей вероятности, предназначался для потребления жертвенной ритуальной пищи и назывался требищем. Круглая форма святилищ определила их название хоромами (от «хоро» — круг), а в ином произношении — храмами. Позднее христианские церковники удержали это очень древнее слово за православными ритуальными зданиями, хотя их форма и не соответствует этимологии слова «храм».

Порою славяне служили своим богам прямо в лесу или в горах, на берегах рек или моря, например, Студенец сам был святилищем, да и каждый омут, в котором мог затаиться водяной, каждая березка, где качались русалки, была капищем! Волхвы в присутствии народа совершали обряды веры на природных алтарях, которыми служили огромные камни, величавые деревья, вершины гор, но с течением времени, желая сильнее воздействовать на людей и почтительнее служить богам, вздумали набросить еще более плотный покров тайны на сие действо: защитили обожаемые кумиры от дождя и снега кровлею, и такое-то простое здание было самым первым храмом. Мысль сделать его достойным жилищем богов требовала величия, и славяне принялись строить высокие деревянные храмы, украшая их резьбою необычайной пышности.

Большинство славянских земель окружали леса, но северо-западные племена жили на берегу моря или в горах, а уж там-то было много камня для строительства еще более величественных и прочных храмов. Путешественники тех времен оставили восхищенные отзывы об этих святилищах. Трудно вообразить, как славяне, не зная изобретенных механикой способов, воздвигали такие громады, которые равнялись с самыми высокими скалами и могли казаться народу творением рук божественных!

Каравай

Ритуальный хлеб у многих племен восточных славян. Это обрядовый круглый хлеб с украшениями, и в тоже время он воспринимался как мифологическое существо, символ плодородия. Приготовление каравая было связано со множеством торжественных действий, обрядов, длившихся не сколько дней при участии особенных жрецов (даже и в XVI–XVII веках были специальные придворные — «каравайчата»); использовались архаические орудия, в частности, обрядовые жернова для приготовления муки. По словам старинной песни, «сам бог каравай месит»: люди просят бога спуститься с неба, чтобы по мочь им месить тесто и печь. Связь каравая с богом отражается в его украинских названиях: дивень, дивний каравай. В свадебных обрядах каравай, разломленный на две половинки, воплощал жениха, и невесту. Также принадлежал он светилам, в белорусской обрядовой поэзии отождествлялся с солнцем и месяцем. Согласно сказаниям, каравай, вернувшийся с неба, видел там месяц с зарей и звезды. Настоящий обрядовый каравай украшался исконными символами: изображением мирового древа и фигурками птиц и животных.

Кий-бий

Волшебное оружие, упоминаемое во многих произведениях славянского фольклора, побивающее врагов по богатырскому приказу.

Кладовик

Дух, который охраняет клад, зарытые в земле сокровища и ценности. Эти духи, существующие в народном сознании, обладали многими способностями и оборачивались искателю кладов то доброй, то злой стороной.

В противоположность этим духам в народе всегда существовали желающие найти клад, зарытое чужое богатство. Для этого имелось множество способов, известных только умельцам отрывать и находить клады.

Для получения клада надо, прежде всего, знать зарок, с которым он положен, а эти заклятия настолько капризны, что без записей или подсказок знающих людей невозможно и приступать к делу.

Бывают на клады и такие мудреные заклятия: «Попадайся клад доброму человеку в пользу, а худому на гибель», — или еще: «Тому это добро достанется, кто после моей смерти тотчас же голым пропляшет»; зарывают и на человека определенного имени — это, если можно так выразиться, «именные» клады.

Для заурядных искателей чужого зарытого добра исстари существуют могущественные средства, при помощи которых можно одновременно узнать и место нахождения клада, и способ добычи его. Только надо учитывать то, что эти средства даются нелегко. Таковы цвет папоротника, разрыв-трава, шапка-невидимка и косточка-счастливка.

Папоротник принадлежит к числу бесцветковых растений, но в ночь на Ивана Купалу, когда, по народному убеждению, все цветы на земле достигают наивысшей силы расцвета, горит не сколько мгновений огненно-красным отливом. Вот этот-то момент и должен уловить кладоискатель, чтобы обеспечить за собой успех. Нечистая сила, охраняющая клад, очень хорошо знает таинственные свойства папоротника и, со своей стороны, принимает все меры, чтобы никому не позволить овладеть цвет ком. Она преследует смельчаков диким хохотом и исступленными воплями, наводящими ужас даже на человека неробкого десятка. Бывали случаи, когда папоротник сам собой попадал некоторым счастливцам, задевавшим его нечаянно ногою, в лапоть. С той поры такие избранники все узнавали и видели, замечали даже место, где зарыт клад, но лишь только, придя домой, разувались и роняли цветок, как все знания исчезали и счастье переставало улыбаться им.

Кость-невидимку, которая помогает стать невидимым, находят в разваренной черной кошке. Это старинное колдовское средство. По мнению ведьм и колдунов, следует отыскать черную кошку, на которой ни единого волоса не было бы другого цвета, и, убив ее и ободрав, сварить в котле. Затем выбрать все кости и, положив перед собой, сесть перед зеркалом. Каждую кость надобно класть себе на голову и при этом смотреться в зеркало. Когда при какой-то кости себя в зеркале не увидишь — она и есть кость-невидимка. С нею можно куда угодно ходить, делать что угодно — и никому об том ведомо не будет.

Разрыв-трава кладоискателями также отыскивается в ночь на Ивана Купалу. С ее помощью можно ломать все замки, сокрушать все препоны и разрушать все преграды.

Кроме таинственных обрядов и сложных приемов, из которых ни одного нельзя позабыть, для искателей кладов придуманы еще заговоры и даже молитвы.

Когда при помощи этих средств клад будет найден, то кладоискатель еще не может считать свое дело оконченным, так как мало найти клад — нужно еще уметь взять его. Иным счастливцам не надо ни молитв, ни заклинаний, ни вызывных книг, ни руководителей — к ним сами клады напрашиваются; а у иных неудачников уже найденные, отрытые, из рук уходят, не даются.

У некоторых неудачников случается так. Роют двое, сговорившись поделиться поровну, да стоит одному подумать про себя, как бы нарушить договор, — и тотчас же полуотрытый клад загремит и провалится. Иные даже домой принесут добычу с намерением исполнить зарок, предписывающий сделать какое-нибудь пожертвование, но, залюбовавшись сокровищем, спрячут до доброго случая, а потом раздумают: у таких вместо денег оказываются либо черепки разбитого горшка, либо стекольные вершки от бутылки.

Кликуши

Это женщины, страдающие падучею или другими тяжкими болезнями, соединенными с бредом, пеною у рта и корчами; они издают дикие вопли и утверждают, будто злые вороги колдуны и ведьмы посадили в них бесов, которые и грызут их внутренности. По старинным поверьям, колдуны и колдуньи эти болезни напускают как на людей, так и на домашний скот порчу, то есть томят, сушат, изнуряют болезненными припадками.

Колодезники

Считается, что эти мастера наделены особенными свойствами, ибо вырыть колодец в нужном месте — задача непростая. «С Федора Стратилата колодцы рой! — гласит старина вещими устами знающих людей. — Будет вода в них и чиста, и пьяна, и от всякого лихого глаза на пользу!» Под Федоров день — на Федотов вечер, на 8 (21) июля, ставят колодезники на те места, где поутру думают землю копать — воду добывать хотят, — «наговоренные», по особому порядку-обряду изустному, сковороды и оставляют их до утра. Перед солнечным восходом идут они и, с первым проблеском красного солнца, снимают сковороды, чтобы загадывать по ним об успехе предстоящей работы: отпотеет, покроется выступив шею каплями водою сковорода — «многоводная жила» на этом месте, рой, благословясь, хватит пойла не то что внукам, а и деткам их правнуков! Мало поту земного на сковороде — мало и воды. Сухая сковорода — впору уходить с этого места: хоть год в земле копайся, до жилы не доберешься! А не дай Бог, замочит наговоренную сковороду сверху дождем — все время, до нового лета, удачи не будет. Крепко придерживается колодезник этой приметы.

Коровья Смерть