Он высунул голову из окна и несколько раз вдохнул.
— Ничто не сравнится с настоящим товаром, — продолжал он, отойдя от окна. — Я в душе деревенский
мальчишка. Что случилось, Билл?
— Ничего. Ровно ничего.
— Мне показалось, что ты немного побледнел. Ладно, спи спокойно. Я поставил будильник на семь, времени у нас хватит.
— Спасибо, Джо. Спокойной ночи.
Как только Талли вышел из комнаты, он заставил себя подняться, подошел к окну и закрыл его. Весь покрывшись потом, он включил вентилятор. Сделав это, он тяжело опустился на краешек кровати.
Он долго сидел так, зажигая одну сигарету за другой. Слишком хорошо он знал, что душевный покой, который он восстановил, был нереален. Ничего ему не оставалось, кроме стыда и пронзительной боли. Дойти до того, чтобы пытаться прошибить такое тупоголовое существо, как Эд Шульц, — да лучше бы ему не выходить живым из той истории с «Валькирией».
Немного спустя он вытащил из пакетика пять крупинок, проглотил их и улегся в постель. Почти сразу же снова встал и заставил себя приотворить окно — совсем слегка. Затем пошел сам с собой на компромисс и передвинул кровать так, чтобы можно было не гасить свет и чтобы он не мешал ему заснуть.
Он спал и видел сны. Он снова был в космосе — в самом деле, ведь он никогда и не покидал его. Он был счастлив полным счастьем человека, который проснулся и обнаружил, что видел дурной сон.
Какой-то крик нарушил его безмятежность. Сначала звук только заставил его ощутить некоторое неудобство, затем он почувствовал себя смутно ответственным за что-то, обязанным что-то предпринять. Переход от этого чувства к ощущению падения был порожден только, логикой сна, но для него падение было вполне реальным. Он хватался за воздух, руки его скользили в пустоте, и ничего не было под ним, кроме черной пустоты космоса…
Он проснулся, задыхаясь, на кровати в комнате для гостей в доме Джо Талли, рядом ярко горела лампа.
Но крик настойчиво вторгался в сознание.
Он тряхнул головой, потом послушал. Звук был настоящий. Он понял, что это такое — кошка, котенок, судя по звуку.
Он присел на кровати. Если бы он даже не испытывал традиционной для космонавтов любви к кошкам, он бы все равно отправился в разведку. Ведь он любил кошек ради них самих, а не из-за их опрятности на борту корабля, их прекрасной адаптации к переменному ускорению и пользы от того, что они уничтожали на корабле вредителей, которые отправляются везде вслед за человеком. Так что он сейчас же встал и начал искать эту кошку.
Быстрый взгляд кругом убедил его, что кот не в комнате. Прислушавшись, он обнаружил нужную точку: звук доносился из приоткрытого окна. Он отпрянул, остановился и попытался собраться с мыслями.
Он сказал себе, что нет никакой необходимости что-нибудь предпринимать. Звук, который проникает в окно, может идти из соседнего окна. Но он понимал, что сам себя обманывает: звук был совсем близко. Каким-то немыслимым способом кошка оказалась совсем близко от его окна, на уровне тридцать пятого этажа над мостовой.
Он присел и попытался зажечь сигарету, но она сломалась у него в пальцах. Он швырнул обломки на пол, вскочил и проделал шесть нервных шагов к окну — как будто просто продвигался в ту сторону. Опустился на колени, ухватился за раму и шире распахнул ее. Затем ухватился за подоконник — глаза его все еще были закрыты.
Через некоторое время подоконник под его руками стал тверже. Он открыл глаза, начал задыхаться и снова закрыл их. Наконец опять их открыл, тщательно стараясь не смотреть ни прямо на звезды, ни на улицу внизу. Он был готов к тому, чтобы увидеть кошку на балкончике под своим окном — это было единственное разумное объяснение. Но там не было никакого балкона и никакого другого сооружения, где можно было бы обнаружить кошку.
Однако мяуканье раздавалось еще громче. Оно, казалось, шло прямо из-под окна. Он медленно заставил себя высунуть голову, все еще цепляясь за подоконник, и с усилием посмотрел вниз. Под ним, в четырех футах от края подоконника, вдоль стены здания лежал узкий карниз. На нем-то и сидел котенок — растерявшийся, похожий на бродячую крысу. Он взглянул вверх на человека и снова мяукнул.
Хорошо бы, уцепившись за подоконник одной рукой и изо всех сил вытянув другую, достать котенка, не вылезая из окна, подумал он. Если бы только собраться, заставить себя это сделать! В голове промелькнуло — не позвать ли Талли, но он тут же отверг эту мысль. Талли ниже его ростом — ему не дотянуться. А котенка нужно спасти сию же минуту, до того, как этот пушистый идиот прыгнет или свалится.
Он попытался. Он высунул плечи из окна, уцепился левой рукой и вытянул правую как можно дальше вниз. Потом открыл глаза и увидел, что не достает до котенка каких-нибудь десять дюймов или фут. Котенок с любопытством фыркнул на его протянутую руку.
Он тянулся, пока не хрустнули кости. Котенок проворно увернулся от протянутых к нему пальцев. Футов на шесть дальше по карнизу он остановился, уселся и начал умывать мордочку.
Билл снова влез в комнату и повалился на пол перед окном, содрогаясь от рыданий. «Не могу, — шептал он, — не могу. Никогда больше не смогу».
Межпланетный корабль «Валькирия» вот уже двести сорок пять дней как вышел за пределы области Земля — Луна и приближался к району Марса со стороны Деймоса. Уильям Коул, старший офицер команды и запасной пилот, сладко спал, когда помощник начал трясти его:
— Эй, Билл! Проснись — мы попали в беду!
— А-а? Чего? — Но рука его уже нащупывала носки, — Что случилось, Том?
Через пятнадцать минут он понял, что младший офицер не преувеличивает: он докладывал Главному — вышел из строя основной радар, корректирующий посадку. Том Сэндберг обнаружил это при очередном осмотре, сделанном, как только Марс оказался в зоне чувствительности радара. Капитан пожал плечами:
— Так исправьте его, да поживей. Он нам понадобится.
Билл Коул покачал головой:
— Он исправен, капитан, со стороны корабля. Похоже, что антенна испорчена.
— Быть того не может. У нас же не было даже метеоритной тревоги.
— Могло быть все, что угодно, капитан. Возможно, металл проржавел, и она просто отвалилась. Но надо заменить эту антенну. Остановите вращение корабля, я выберусь наружу и закреплю ее. Я смогу сделать замену, только если он будет стоять неподвижно.
«Валькирия» была роскошным кораблем — для своего времени. Ее собирали задолго до того, как кому-то в голову пришла идея создания искусственного гравитационного поля. Тем не менее у нее имелось псевдогравитационное поле для комфорта пассажиров. Она вращалась вокруг основной оси. Результатом была центробежная сила, создававшая иллюзию искусственного поля тяжести. Она удерживала пассажиров в кроватях или же помогала им твердо стоять на ногах. Вращение начиналось, как только переставали работать стартовые двигатели, и прекращалось только тогда, когда необходимо было маневрировать на посадку. Оно совершалось не по волшебству, но благодаря раскручиванию механизма, укрепленного на центральной оси корабля.
Капитан выглядел раздосадованным.
— Я уже начал уменьшать угловую скорость, но не могу же я так долго ждать. Наладьте астронавигационный радар.
Коул начал было объяснять, почему астронавигационный радар нельзя приспособить к работе на ближней дистанции, затем прекратил эти попытки.
— Это невозможно, сэр. Технически невозможно.
— Когда я был в вашем возрасте, я все, что угодно, мог наладить. Ладно, мистер, найдите ответ. Не могу же я посадить этот корабль вслепую. Даже за медаль Гарримана!
Билл Коул с минуту колебался, прежде чем ответить:
— Придется мне вылезти во время вращения, сэр, и произвести замену. Другого выхода не вижу.
Когда Коул добрался до шлюза с необходимым для работы инструментом, там оказался капитан. К его удивлению, старик был в скафандре.
— Объясните мне, что я должен делать, — приказал он Биллу.
— Неужели вы собираетесь выходить, сэр?
Капитан только кивнул.
Билл взглянул на талию капитана, вернее, на то место, где она некогда была. В Старике были все триста пятьдесят фунтов, и ни на йоту меньше.
— Боюсь, что я не смогу толком объяснить. Мне полагается самому произвести замену.
— Никогда не поручал другим работу, которую я смог бы выполнить сам. Объясните мне!
— Простите, сэр, но вы бы могли подтянуться на одной руке?
— Какое это имеет отношение к делу?
— Сэр, у нас сорок восемь пассажиров и…
— Заткнитесь!
Сэндберг и он, оба в скафандрах, помогли Старику выбраться в наружное отверстие после того, как внутренняя дверь шлюза была закрыта и воздух вышел. За пределами шлюза была огромная, испещренная звездами пустота. Так как корабль все время вращался, любое направление снаружи было «вниз» — вниз на миллионы несчитанных миль. К скафандру Старика, конечно, пристегнули страховочный фал — тем не менее Биллу стало муторно при виде того, как голова капитана исчезает в черной бездонной дыре.
На несколько футов фал сработал хорошо, затем что-то заело. Когда прошло несколько минут после остановки, Билл наклонился и дотронулся своим шлемом до шлема Сэндберга:
— Прицепи его к моей ноге. Я пойду взгляну.
Он свесился головой из шлюза и огляделся. Капитан остановился, повиснув на двух руках, но не там, где была подставка для антенны. Билл выкарабкался и перевернулся.
— Выхожу!
Оказалось, что не такой уж большой фокус — повиснуть на руках продвинуться туда, где застрял капитан. «Валькирия» была межпланетным космическим кораблем, непохожим на сооружения с гладкими боками, какие можно видеть в земных портах. Ее наружные стенки были снабжены скобами, за которые можно было держаться, на случай ремонта в космосе. Билл добрался до капитана, и теперь можно было, ухватившись за ту же перекладину, помочь ему, раскачиваясь, перебраться на последнюю, с которой он ушел. Через пять минут
Сэндберг втаскивал Старика в отверстие шлюза, а Билл карабкался следом.
Он сейчас же начал отстегивать инструменты для ремонта от скафандра капитана и прикреплять их к своему. Он наклонился, снова вылез в отверстие и был уже в пути, прежде чем капитан смог бы кое-что сообразить и возразить, если он все еще собирался возражать.
Не так уж трудно оказалось, раскачиваясь на руках, добраться туда, где нужно было поставить антенну, хотя под ногами у него была целая вечность. Скафандр немного мешал ему, перчатки были неуклюжие, но он привык к скафандрам. Он уже немного запыхался, помогая капитану, и теперь не мог перестать думать об этом. Вращение все усиливалось и здорово мешало ему; он чувствовал тяжесть сильнее по мере того, как продвигался дальше.
Следующий задачей было прикрепить антенну к кораблю. Она не была особенно большой или тяжелой, но оказалось невозможным прикрепить ее на место. Одна рука была ему нужна, чтобы держаться, другая — чтобы держать антенну, и еще одна — чтобы крутить гаечный ключ. Как он ни старался, одной руки недоставало.
Наконец, он просигнализировал Сэндбергу, дернув за фал, чтобы ослабить его. Затем он отвязал его от пояса, работая левой рукой, дважды просунул конец в скобу и завязал его узлом. Он оставил около шести футов его висеть свободно и свободный конец привязал к другой скобе. В результате получилась петля, нечто вроде импровизированной люльки, которая могла выдержать его вес, пока он закрепит антенну. Теперь работа пошла на удивление быстро.
Он уронил гаечный ключ, когда закончил затягивать болт. Ключ выскользнул из пальцев и вошел в свободный полет. Он смотрел, как летит ключ дальше, дальше и дальше, ниже, ниже и ниже, пока не стал таким маленьким, что его уже невозможно было разглядеть. У него закружилась голова от вида этого ключа, блеснувшего на солнце, на фоне глубокой черноты пространства. До этой минуты он был слишком занят, чтобы смотреть вниз.
Он содрогнулся.
«Хорошо, что я уже кончил, — сказал он себе. — Хорошенькая была бы прогулка — сходить за ним!»
Он собрался возвращаться.
Оказалось, что он не может этого сделать.
Он подтянулся мимо антенны, чтобы достигнуть своей прежней позиции, уцепившись за фал, — выиграл таким образом еще несколько дюймов. Петля провода висела спокойно, он не мог теперь достать ее. Оказалось невозможно повторить все в обратном порядке.
Он повис на обеих руках и сказал себе, что не будет поддаваться панике — нужно же придумать какой-нибудь выход. На другой стороне корабля? Нет. Стальная поверхность «Валькирии» с той стороны гладкая, скобы на ней расположены на расстоянии шести футов одна от другой. Даже если бы он так не устал — а приходилось допустить, что он страшно устал и начинает замерзать, — даже если бы он был со свежими силами, невозможно было бы проделать этот трюк, не будучи шимпанзе.
Он взглянул вниз — и пожалел об этом.
Внизу под ним ничего не было, только звезды — ниже и ниже, без конца и края. Звезды, крутящиеся вокруг в такт кораблю, который вращался вместе с ним. Пустота всех времен, чернота и холод.
Изо всех сил он попытался подтянуться всем телом до той единственной узенькой ступенечки, за которую можно было уцепиться, стараясь достать до нее пальцами ног. Это была совершенно лишняя, бесполезная трата сил. Он опять подавил в себе панику, потом бессильно повис.
Когда ему удавалось закрыть глаза, сразу становилось легче. Но через некоторое время ему неизбежно приходилось открывать их, чтобы посмотреть. Мимо проплыла Большая Медведица, затем, немного спустя, Орион. Он попытался считать проходящие минуты по числу оборотов, которые делал корабль, но голова его не могла работать ясно, и немного спустя он вынужден был снова закрыть глаза.
Руки его начинали неметь и замерзать. Он пытался давать им отдых, повисая по очереди на одной руке. Он опустил левую руку, почувствовал, как по ней пробегают мурашки, похлопал ею по боку. Вскоре наступило время сменить правую руку.
Теперь он уже не мог достать до скобы левой рукой. У него не осталось больше сил, чтобы сделать дополнительный рывок, он весь как следует вытянулся — и не мог прийти в прежнее положение и заставить левую руку подняться.
Он уже совсем не ощущал правой руки.
Он увидел, как она соскользнула. Она соскальзывала…
Напряжение внезапно спало — и он понял, что падает… падает. Корабль ускользал от него.
…Он пришел в себя и увидел, что над ним склоняется капитан.
— Ну-ка, Билл, успокойся.
— Где…
— Спокойно. Патруль с Деймоса был уже совсем близко, когда ты сорвался. Они заметили тебя в телескоп, вышли на твою орбиту и подобрали тебя. Наверно, это первый случай в истории. Ну, теперь успокойся. Ты болен — ты же висел там больше двух часов, Билл.
Снова началось мяуканье — громче, чем до сих пор. Он приподнялся на колени и выглянул поверх подоконника. Осторожно просунул голову чуть подальше, помня о том, что нельзя смотреть ни на что, кроме котенка и карниза.
— Киска! — позвал он. — Кс-кс-кс! Кс-кс-кс, иди сюда.
Котенок перестал умываться и опять выглядел растерянным.
— Кс-кс-кс, — повторил он тихо.
Он поднял правую руку от подоконника и поманил ею, приглашая. Котенок приблизился на три дюйма, затем уселся.
— Сюда, киса, — умолял он, протягивая руку как можно дальше.
Пушистый комочек снова отскочил.
Он убрал руку и немного подумал. Это никуда не годится. Вот если бы ему вылезти на краешек и встать на карниз, он бы мог держаться одной рукой и быть в абсолютной безопасности. Он это знал, он был уверен, что будет в безопасности, — не надо только смотреть вниз!
Он снова пролез в комнату, перевернулся и с величайшей осторожностью, вцепившись в подоконник обеими руками, пропустил ноги вниз по фасаду здания. Глаза свои он изо всех сил сосредоточил на уголке кровати.
Карниз, казалось, подвинулся. Билл не мог его нащупать и начинал уже приходить в уверенность, что ноги прошли мимо, когда он дотронулся до него большим пальцем ноги и тогда твердо встал на него обеими ногами. Карниз был около шести дюймов ширины. Билл перевел дыхание.
Отпустив правую руку, он повернулся и поглядел на котенка. Тот, казалось, заинтересовался процедурой, но не был расположен в ней участвовать. Если бы Билл продвинулся по карнизу, продолжая удерживаться левой рукой, он бы смог достать его от уголка окна.