– Гав, гав, гав!
Пустая «клетка» торжественно отправилась вверх.
– Это лифт? – спросила я.
Старушка облокотилась на ручку сумки.
– Это наш личный асенсер, его мой сын Николаша придумал. И весь мэзон ранее нам принадлежал, построил его мой прапрапрадедушка. Он хотел зодчим стать, но отец ему запретил, приказал в лавке чаем торговать. Прапрапрадедушка побоялся с папенькой спорить, в те времена родителей уважали, поэтому все хорошо жили. А когда его папа` умер, прапрапрадедушка построил это здание. Наша семья в нем с тех пор и живет. Если б Николаша к моим мо прислушивался, не женился бы на шалаве, которая у него пентхаус оттяпала…
Бабуля закашлялась.
– А почему вы лаяли? – не успокаивалась я.
Бабулька аккуратно вытерла рот кружевным платочком с вышитой монограммой.
– Лифт Николя для Магды соорудил, собака сама может погулять пойти. Он как&то так сделал, что кабина на «гав-гав» в движение приходит, кнопок нет. Да Магде на них и не нажать, у нее на лапах не пальцы, а когти. Не для человека клеть, на много килограммов она не рассчитана. Но я вешу меньше, чем Магда, та&то в последние годы раскабанела, вот я и пользуюсь. А другим запрещено.
Бабка выпрямилась, схватила тележку и аллюром поскакала в сторону проспекта.
Оксана удивленно смотрела ей в след.
– Ну, пойдем смотреть апартаменты?
До двери, на которой была прикреплена медная цифра «3», мы добрались по лестнице с высокими ступенями. Звонка не было, к косяку крепился бронзовый молоточек. Риелтор схватила его и стукнула по металлической табличке, привинченной рядом. Дверь тут же распахнулась, явив нашему взору жутко худую даму, наряженную в шелковый халат, щедро вышитый золотыми павлинами, и в тапочки с розовыми помпонами и с загнутыми вверх носами. Халат был красный, шлепки оранжевые, и точь-в&точь такого же цвета оказались волосы хозяйки, которые она собрала в небрежный пучок на макушке.
– Здрасте. Вы Альбина Иосифовна? Я Барашкова, из агентства недвижимости, а это клиентка, Степанида, – представила нас друг другу Оксана.
– Очень, очень, очень приятно! – выпалила красно-оранжевая дама. – Туфли вот сюда поставьте. Паркет раритетный, дубовый, жалко его затаптывать. Сейчас тапки дам. Вот, прошу…
Я посмотрела на замызганную, потерявшую товарный вид обувь и быстро сказала:
– Большое спасибо. Я привыкла ходить без тапок.
– Но вы же мне пол пятками поцарапаете! – возмутилась Альбина Иосифовна.
Я обомлела от ее замечания. Но потом послушно сунула ступни в ужасные онучи из ковровой ткани, успокоив себя: после осмотра квартиры первым делом забегу в ближайший магазин, куплю новые колготки и моментально переоденусь.
– Начнем с кухни! – предложила хозяйка. – Налево по коридорчику, еще поворот, а вот и она. Роскошное место для приготовления пищи, пять метров.
– М-м-м, – пробормотала Оксана, – похоже, что меньше.
Альбина Иосифовна уперла руки в бедра, наклонила голову и грозно спросила:
– Кто у нас владелец? Я своими руками каждый миллиметр площади перещупала. Тут четыре семьдесят восемь.
– Только что вы говорили: пять, – попыталась поймать на лжи хозяйку пентхауса риелтор.
Та похлопала ладонью по подоконнику.
– Доска особой широкости, сделана по спецзаказу на лесопилке, где для президента мебель сколачивают. Если ее снять, будет ровнехонько пять метров. Осмотрите шкафы. Они из карельского кедра, нынче подчистую вырубленного. Я их оставлю, не увезу с собой.
– Зачем они вам? – тут же отреагировала Оксана. – Выполнены под размер этой кухни, форма причудливая, больше никуда не влезут.
– Это авторская работа, – повысила голос яркая дама, – с ручками из рогов мамонта.
Мне стало смешно.
– Впервые слышу, что в Карелии растет кедр. Думала, этот край знаменит своей березой, которую и в самом деле вырубили. И у предков слонов не было рогов.
– Ты в школе училась? – надулась хозяйка. – Картинку из учебника вспомни. Что у мамонтов по бокам хобота торчит?
– Бивни, – ответила я.
Альбина Иосифовна скривилась.
– Бивнями называют ноги.
– Нет, клыки, – возразила я. – То есть они не совсем клыки, поэтому и бивни.
– Бивни – это лапы! – повысила голос хозяйка квартиры.
– Клыки, – уперлась я. – Вернее…
– Рога! – быстро сказала Альбина.
– Давайте двинемся дальше, – предложила Оксана. – Кухню уже обозрели, она очень маленькая.
– А зачем большая&то? – возмутилась владелица апартаментов. – Тут не ресторан.
– Плита одноконфорочная, – не сдалась риелтор, – я такую последний раз не помню когда видела. Их, по&моему, уж сто лет не выпускают. Подобные в малосемейках ставили при царе Горохе или в своих комнатах в коммуналках держали, хоть это и строго запрещалось.
– А зачем две нужны? – удивилась Альбина Иосифовна.
Оксана сложила руки на груди.
– Степанида молодая, выйдет замуж, родит детей, будет семье завтраки готовить: супругу кашу, ребятам сосиски. А конфорка одна! Вот и скандал назрел – кому сначала завтрак делать? Малышам в школу надо, мужику на работу.
Альбина почти вплотную подошла ко мне.
– Не фига никого баловать. Геркулес из пакетика в чашку вывалила, кипятком залила, размешала – и готово. И пусть муженек сам эту операцию проделает. Один раз подашь дураку хавку, он тебе «спасибо» скажет, во второй раз молча сожрет, а в третий на твою башку завтрак выльет, потому что ты его не с молниеносной скоростью приперла. Никогда ничего не делай для других, иначе превратишься в рабу. Попросит муженек жрать? Спокойно отвечай: «У меня аллергия на сковородки». А дети сосиски себе могут в чайнике сварить. Тебе вообще конфорка не понадобится, женщина должна блюсти фигуру. И чем больше кухня, тем толще цепь, которой хозяйка к плите прикована. Слушай меня, я плохого не посоветую, семь раз замуж выходила, и всегда удачно.
– Покажите нам ванную, – пробормотала я.
– Вторая дверь по коридору, – заулыбалась Альбина Иосифовна, – сюда, пожалуйста. Идите на носочках, паркет положен еще при Петре Первом, двери из массива баобаба.
– Который тоже растет в Карелии, – не выдержала я.
Владелица квартиры остановилась.
– Нет, баобаб из Африки. Ну какая же сейчас молодежь темная!
– Вы указали в объявлении, что в квартире сделан евроремонт, – пошла в атаку Оксана, – а теперь выясняется, что пол старый.
Хозяйка замерла, потом возмущенно завопила:
– Старый? Да он антикварный! И здесь работали евролюди, которые все тут делали – электричество проводили, газ, телефон. Гляньте быстренько на ванную, а потом я расскажу про квартиру. Она в Москве одна такая! Да что там в Москве, в России подобной не сыскать. И во всем мире тоже. Моя квартира уникальна, как Сикстинская капелла.
Альбина Иосифовна распахнула дверь.
– Любуйтесь. Второй такой не найдете.
Я втиснулась в узкое пространство и обмерла.
У правой стены я увидела нечто, отдаленно напоминающее ванну из металла медно-желтого цвета. Она стояла не на ножках, а на черном чугунном постаменте, в котором была решетчатая дверца. Раковина выполнена в той же манере, только она у´же, а подставка у нее значительно выше. Видели фильмы о Первой мировой войне? В них непременно были кадры, демонстрирующие, как замерзшие люди греют руки около печки под названием «буржуйка». Так вот, представьте цилиндр, в котором горит огонь, мысленно сверху приделайте раковину, и вот вам мойдодыр Альбины.
– Это что? – выдохнула ошарашенная Оксана.
Владелица уникальных квадратных метров снисходительно улыбнулась, присела на корточки и открыла дверцу под ванной.
– Это изобретение прапрапрадедушки моего бывшего мужа. Ведь горячего водоснабжения в конце восемнадцатого века не было.
Я прислонилась к стене санузла. Думаю, во времена, о которых вспомнила Альбина Иосифовна, в районе Филей рос густой лес и находилась деревенька, где в одна тысяча восемьсот двенадцатом году стояла изба Фроловых, в которой Михаил Кутузов с другими военачальниками решал, отдать ли Москву Наполеону. Даже сейчас в некоторых подмосковных селах люди ходят с ведром к колодцу, чего уж тут говорить о «горячем водоснабжении в конце восемнадцатого века».
– А помыться моему предку хотелось, – вещала тем временем владелица раритетной квартиры, – вот он и скреативил симбиоз печки с ванной. Вниз закладываются дрова, огонь нагревает воду – и пожалуйте купаться! С рукомойником та же карусель.
– Получится суп из человечины! – взвизгнула риелтор. – Если залезть в котел, подвешенный над костром, сваришься в один момент.
Альбина Иосифовна зацокала языком.
– От вас&то такой глупости услышать не ожидала. Зачем же забираться в кипяток? Подогрели водичку до нужной температуры, потушили печь и мойтесь. Пользоваться дровами перестали в конце пятидесятых прошлого века. Но понимаете, как это удобно?
– Нет, – пошла вразнос Оксана, – ничего удобного тут не наблюдается!
Хозяйка укоризненно посмотрела на покрасневшего агента по торговле недвижимостью.
– Милочка, вам надо научиться мыслить глобально, видеть корень вещей. Да, сейчас ТЭЦ работают. А вдруг перестанут? Вдруг на Земле грянет энергетический кризис? Его СМИ давно обещают. Что тогда? Вся Москва будет ходить грязная, вшивая, а вы из лесу дровишек припрете и купайтесь до посинения.
Глава 9
Две жилые комнаты оказались на удивление обычными – простые, квадратной формы. Потолок, правда, отделан лепниной, и на полу темнеет все тот же старый паркет, но мебель не представляет никакого интереса, а хрустальные люстры, как близнецы, походят на те, что украшали номера в проданной гостинице Белки.
– А где ваш обещанный пентхаус? – сердито спросила Оксана, когда мы вышли из второй комнаты.
Альбина Иосифовна, вздернув подбородок, прошагала до конца коридора, нажала на кнопку – и часть стены отъехала в сторону. За ней обнаружилась узкая деревянная лестница.
– Иди вперед, – предложила мне хозяйка. – Я человек честный, поэтому скажу сразу: пентхаусом не пользуюсь.
– Неужели он еще ужаснее, чем ванная? – съязвила Оксана. – Что прапрапрадедушка там соорудил? В каменном веке изобрел подогрев паркета? Разворачивайся, Степа, мы уходим. Спасибо, мадам, но ваша квартира…
– Все&таки я посмотрю третью комнату, – перебила я риелтора и, быстро поднявшись по ступенькам, вошла в помещение, которое хозяйка именовала пентхаусом.
Дыхание у меня перехватило.
Год назад, когда я была в командировке в Нью-Йорке, меня пригласили на вечеринку, которую устраивал модный фотограф Карл Фишбахер. Очутившись в его студии, я замерла. Огромная стометровая гостиная будто бы парила над городом, и у меня на пороге создалось впечатление, что я птица, которая планирует, широко раскрыв крылья. Чуть не задохнувшись от восторга, я приблизилась к стеклянным стенам-окнам и глянула вниз. Там, далеко-далеко, горели огни, ехали машины, суетились крохотные люди. Помнится, я села в кресло и подумала: «Вот она, квартира моей мечты, место, где я смогу ощущать себя свободной, ни от кого не зависящей птицей. Но у меня никогда такой не будет. Мне не доведется обитать на сто пятом этаже небоскреба, потому что за всю жизнь я не заработаю денег на приобретение такой студии. Моя судьба – мотаться по квартирам с тоскливыми пластиковыми окнами и слушать, как соседи наверху дерутся, а семья, живущая этажом ниже, воспитывает многочисленных детей».
И вот сейчас я очутилась в комнате, которая выглядела уменьшенной копией жилища Фишбахера. Реальность исчезла, у меня появилось ощущение невероятного, ни разу ранее не испытанного счастья.
Оксана и Альбина вели разговор, но их голоса доносились до моего слуха, словно сквозь толстый слой ваты.
– В этом помещении невозможно жить!
– Я бесхитростный человек, поэтому сразу предупредила: сама в пентхаус не заглядываю. Здесь у меня начинается тошнота.
– Кому пришла в голову идея вместо нормальных стен сделать сплошное стекло?
– Прапрапрадедушка моего мужа, дворянин Захарьин, слыл чудаком. Он учился в Италии на архитектора, вернувшись в Россию, женился на девушке из купеческого очень богатого рода и решил сам построить дом для своей семьи. Тесть, увидев проект, нарисованный зятем, испугался: «Ты, батенька, неумное дело замыслил. Выбрось скорей эти бумажки и ставь добротное здание для жены и сына». Однако Захарьин уперся, дескать, желает создать нечто необыкновенное. Тогда тесть заявил: «Ладно, строй, что на ум взбрело, но – на свой капитал. А я дочери и внуку сам обитель сооружу». И тесть поставил особняк, куда въехала его дочь с малышом. Захарьин возводил свой дом пятьдесят лет, потом все улучшал его, переоборудовал. Прожил он очень долго, ушел на тот свет глубоким стариком. Сын его материнское имение в карты спустил. Жена игрока бросилась к государю просить защиты, и Николай Первый, тогдашний царь, запретил младшему Захарьину за зеленое сукно садиться, велел ему переехать в дом, сооруженный отцом-зодчим. Вот с той поры семья тут и живет, никогда другие люди в этом доме не селились. На сегодняшний день здесь прописаны я, мой бывший муж Николай и его мать, оба на голову больные. Но, надо признать, место для дома Захарьин выбрал идеальное – на холме, вся округа как на ладони. И даже сейчас, когда в Москве свободного пятачка не осталось, на каждом лоскуте земли по торговому центру поставили, возле дома сумасшедшего архитектора ничего не строят, потому что под землей вокруг холма течет большая река. Говорят, игрок, сын архитектора, очень мучился, что ему на карты запрет положен, вот и соорудил подземный ход, который вел в соседнюю деревню, и ходил тайком в трактир в простого мужика переодетым, и там в дурака играл с чернью. Но это враки. А еще утверждают, что все мужчины рода Захарьиных были прокляты в семнадцатом году ведьмой. Вот в это я верю…
Послышался скрежещущий звук, потом скрип, треск, натужный лай, затем гигантская кошка начала драть когтями дерево: ззз-жжж-тши-крак, крак, гав-гав-гав, пст-пст-пст-фух-фух.
– Обалдеть! – хором простонали тетки.
Через минуту они снова принялись бубнить, но я перестала их слушать, закрыла глаза и ощутила, как за спиной разворачиваются два огромных могучих крыла. В лицо подул ветер, ноги легко оттолкнулись от пола, руки раскинулись в стороны, и я полетела над облаками, чувствуя себя свободной и счастливой…
Внезапно приятный ветерок исчез, в нос ударил отвратительный смрад. Я вскрикнула, стукнулась пятками о пол, крылья отвалились, в уши впился противный голос Оксаны: «Деточка, тебе плохо?» – и мои глаза открылись.
Риелтор стояла рядом, сжимая в пальцах клочок ваты. Через секунду белый комочек очутился около моего носа.
– Вдохни скорей еще разок, – приказала Альбина Иосифовна, маячившая неподалеку, – нашатырный спирт хорошо мозг прочищает.
Я шарахнулась в сторону.
– Не надо.
– Ты так побледнела, – испуганно произнесла Оксана. – И глаза закатила. Я уж подумала, сейчас Степа в обморок грохнется.
– Не продать мне эту жилплощадь никогда! – с отчаянием воскликнула Альбина Иосифовна. – Устала предлагать. Из десяти человек восемь убегают, увидев кухню, девятый сматывается, поглядев на ванную, а последний испаряется, едва сюда заглянет. Ну за что мне это горе? Дура я, дура! Имела нормальную двушку в Чертанове, жила прекрасно, так угораздило за Николая замуж выйти, свою квартиру продать, а на вырученные деньги в этом доме ремонт сделать. Теперь вот маюсь. По решению суда Николай отдал мне половину здания, я по закону двумя этажами владею. А толку? Цену ниже плинтуса опустила, но…
Жалобы Альбины прервали уже знакомые звуки – ззз-жжж, тши, крак-крак, гав-гав, пст-пст-пст, фух-фух.
Хозяйка схватилась пальцами за виски.
– Сил моих больше нет все это терпеть! У собаки и бабки недержание, они безостановочно в чертовой корзинке катаются и на разные голоса лают. С шести утра до полуночи такое веселье.
– Старушка тоже ходит писать на улицу? – задала восхитительный вопрос Оксана. – В другой половине дома унитаза нет? Он вам вместе с ванной достался?
– Все там есть, – всхлипнула владелица пентхауса, – гадить только Магда вниз мотается. А у Несси другая беда – вечно за покупками носится.
– Здесь еще и Лохнесское чудовище живет? – окончательно потеряла способность соображать Оксана.