Просто будь рядом

— Сообщи ее приятелю, что она в безопасности. Он может поехать с ней в больницу. Пожалуйста, выйдите с Трухартом отсюда. Пибоди, найди Джули какую-нибудь одежду. Сейчас вам пока нельзя одеваться. — Она подошла к кровати и поймала взгляд женщины. — Сначала вас нужно будет осмотреть и задать кое-какие вопросы. Я понимаю, это тяжело. Но знайте: Трей сделал все возможное, чтобы как можно скорее добраться до меня и привести нас сюда.

— Трей не хотел уходить. Умолял послать меня вместо него. Не хотел оставлять меня с ним.

— Я знаю. Его зовут Айзек Макквин. Он должен был вам что-то сказать. Что-то, что вы должны передать мне.

— Он сказал, что я ему не подхожу. Что я… недостаточно свежа. Но он сделает для меня исключение. Я не могла его остановить. Он сделал мне больно, связал меня… — Все еще дрожа, Джули показала свежие кровоподтеки на запястьях. — Я не смогла отбиться.

— Я знаю. Джули, я — лейтенант Даллас. Ева Даллас. Что Айзек Макквин просил мне передать?

— Даллас? Вы — Даллас?

— Да. Что он просил мне передать?

— Он сказал, что вы всем обязаны ему. Что пора расплачиваться по счетам. Я хочу к маме, — добавила она, закрыв лицо руками. — Я хочу к маме!

Глупо было отдаваться на откуп чувству бессилия. Предотвратить то, что пришлось пережить Джули Копески и Трею Шустеру, она не могла. И отменить для них последствия случившегося — тоже.

Ей была известна патология Айзека Макквина, она знала, какие мучения он любил доставлять своим жертвам. Он изощреннейшим образом умел внушать им чувство беспомощности, безнадежности, убеждать их беспрекословно выполнять все его указания — что, как и когда они должны делать.

Она знала, что испытывали его жертвы, хотя сам Макквин никогда не был ее мучителем.

У нее был свой собственный.

Предаваться воспоминаниям или думать о всех тех девочках, которых она спасла, — было пустое. Как и о тех, кого не успела спасли — тогда, двенадцать лет назад, когда она взглянула в глаза чудовищу и распознала его под маской, за какой его прятал изверг.

Уже в больнице она отвела Трея в сторону:

— Ее нужно осмотреть, а потом она должна поговорить с психологом.

— О господи… Господи, нельзя было оставлять ее там!

— Если б ты не подчинился, она была бы уже мертва и ты тоже. Он причинил ей боль и надругался над нею. Но она жива. И хорошо бы вам помнить об этом. Живым-то быть лучше, а? Ты говоришь, когда вы проснулись, он был в квартире?

— Да.

— Расскажи-ка поподробнее.

— Проснулись мы поздно, ну или мне так показалось…

— Во сколько?

— Не знаю. Около восьми где-то. Я проснулся и думаю: вот черт, на работу опоздали. И странно мне как-то… голова дурная, как с перепою, но ничего такого не было, — быстро добавил он, — клянусь. Джули даже «травкой» не балуется.

— Вам обоим придется сдать анализ крови, — отозвалась Ева.

— Да клянусь вам, мы ничего такого не принимали! Я бы не скрыл! Он сказал, что дал что-то Джули, но…

— Вполне вероятно, он накачал вас дурью. Анализ покажет, чем именно. Трей, никто вам не станет шить наркоту.

— Ладно, ладно. Извините. — Он с силой потер глаза. — Голова что-то не варит…

— Что ты дальше сделал, когда проснулся?

— Я… я толкнул Джули, сказал, что надо бежать, ну, в общем… А она как вырубилась. Я ее перевернуть на спину попробовал — а у нее рот заклеен. Думал, она так прикалывается, засмеялся. Смотрю — а он стоит там. Просто стоит и все. Потом схватил меня за волосы, запрокинул мне голову и нож к горлу приставил. Спросил: жить хочешь? А она? Сказал, нужно делать все, что он скажет, и останемся жить. Эх, зря я не сопротивлялся…

— Макквин тебя фунтов[2] на семьдесят тяжелее, а то и больше. Плюс у него нож. Если б он пустил его в дело, что было бы с Джули?

— Не знаю… — Трей ладонями отирал со щек слезы, но они лились и лились. — Даже думать страшно. Я испугался. Сказал, что денег у нас немного, пусть берет все, что хочет. Он поблагодарил меня, весь из себя такой вежливый… От этого еще страшней сделалось. У него с собой были пластиковые наручники, он мне велел надеть их и сесть на пол у самой кровати. Я так и сделал. Джули все не просыпалась.

Вот тут он мне и сказал, что дал ей кое-что, чтоб мы спокойненько побеседовали. Взял еще пару наручников, нацепил мне на ноги и приковал за руки к кровати, заклеил мне рот и сказал, чтобы я сидел тихо, он скоро вернется.

— И вышел из комнаты?

— Я подергался, но высвободиться не получилось. — Трей рассеянно тер синяки на запястьях. — Потом запахло кофе. Сукин сын пошел кофе себе варить! Вернулся с кухни с чашкой и тарелкой хлопьев. Сел рядом, снял скотч и давай вопросы мне задавать: сколько мне лет, сколько лет Джули, а сам завтракает. Как давно мы живем вместе, какие планы на будущее? Когда в эту квартиру переехали… Знаем ли, кто тут до нас жил…

Трей нервно вздохнул, переводя дыхание.

— И все улыбался… Типа в самом деле хотел с нами поближе познакомиться.

— Долго вы разговаривали?

— Разговаривал больше он, не знаю сколько. Все дико как-то было, понимаете? Он мне сказал, что раньше это была его квартира, но он надолго уезжал. Покритиковал цвет обоев в спальне. Козел.

Он замолчал, бросил взгляд на дверь процедурной.

— Скоро мне к ней можно будет?

— Они еще заняты. Джули сама проснулась?

— Он позавтракал, даже посуду на кухню отнес. Вернулся и еще что-то вколол ей. Я прямо спятил, кричал, вырваться пытался. Думал, он ее в живых не оставит. Думал…

— Но он оставил. Помни это!

— Я ничего не мог сделать. Он меня пару раз по щекам ударил. Несильно так шлепнул. Это тоже было жутко. Сказал, если буду плохо себя вести, он — о господи! — сказал, что отрежет ей левый сосок. Сказал, это будет моя вина и как мне потом понравится с этим жить? Он взял крюк, Джули на таких горшки с цветами подвешивала, вкрутил его в стену. Связал ей руки простыней и подвесил за этот крюк так, чтоб она сидела. Она пришла в себя, жутко испугалась. Пыталась кричать, вырываться. Тогда он ей тоже нож к горлу приставил, и она затихла. Он ее похвалил, назвал умной девочкой и сказал, что у меня теперь есть выбор. Он может либо начать ее резать — соски, пальцы, уши, всю ее по кусочкам нарежет, пока она не умрет, либо я за час доберусь до отдела убийств в Центральном управлении, найду лейтенанта Еву Даллас, передам ей его сообщение и приведу с собой обратно. Если за час не обернусь, он убьет Джули. Если свяжусь с кем-нибудь еще, он убьет Джули. Если попробую найти вас не лично, а по телефону, он убьет Джули. Я сказал, что сделаю все, что он хочет, пусть только ее отпустит. Пусть пошлет Джули вместо меня.

Трей снова принялся вытирать слезы.

— Я не хотел ее оставлять с ним! Но он сказал, если я еще раз заговорю об этом, или о чем-нибудь еще, или вообще стану ему перечить, он отрежет от нее кусок в назидание. Я не стал спорить.

— И правильно сделал, — одобрительно кивнула Ева.

— Он сказал мне, что передать вам, заставил все несколько раз повторить. А сам все это время держал нож у ее горла. Потом срезал с меня наручники, кинул мне одежду и шлепанцы. Сказал: у меня шестьдесят минут. Если я вернусь через шестьдесят одну, Джули умрет, потому что я не сделал, что мне было велено. Я побежал. Ни денег, ни кредитки у меня — ни в такси, ни в автобус сесть. Может, если б я нашел какого-нибудь другого копа, поскорее, он бы не успел помучить ее?

— Может. А может, он бы ей просто горло перерезал. Времени на это нужно немного. Но она жива. Я знаю этого человека, и, поверь, все могло закончиться гораздо хуже.

Ева вытащила из кармана визитку и протянула Трею.

— Тебе нужно будет с кем-нибудь обо всем этом поговорить. Не с полицейским. Когда будешь готов, позвони мне, я дам тебе пару контактов, — пообещала она уже почти на ходу и вышла из больницы, мыслями вернувшись к отчетам. Кажется, утром кто-то мечтал об убийстве? Однако случившееся было куда как страшнее…

* * *

В управлении Ева прямо в «загоне» провела экспресс-инструктаж по Айзеку Макквину.

— Преступник — мужчина, тридцать девять лет, шатен, глаза голубые, но цвет глаз и волос регулярно меняет. Рост шесть футов, три дюйма[3], вес двести двадцать фунтов. Изучал единоборства, искусно владеет навыками рукопашного боя, включая несколько видов боевых искусств, в тюрьме поддерживал себя в хорошей форме.

Она вывела на экран тюремное фото. Двенадцать лет за решеткой заострили черты этого, с позволения сказать, лица. Просилось — мурла. Она знала — женщины находят его красивым и привлекательным с этой его манерой неторопливо, заигрывающе улыбаться. Почти что женственные полные губы, на щеках ямочки.

Все это предательски служило приманкой для будущих жертв.

— В качестве оружия и средства устрашения предпочитает нож. Мать была наркоманкой и весьма искусной мошенницей, научила его азам профессии. Вступила с ним в половую связь; выходя на дело, они частенько работали под влюбленную парочку. Она потакала его гнусному увлечению, помогала ему, а весной 2040-го ее выловили из реки с перерезанным горлом. Считается, что это Макквин ее и убил, хотя сам он в том не сознался. Ему было тогда девятнадцать. Считается, что он причастен к похищению не менее чем десяти несовершеннолетних девочекв Филадельфии, Балтиморе и окрестностях. Его имя связано также с убийствами Карлы Бинэм, сорок пять лет, из Филадельфии, и Патриции Копли, сорок два, из Балтимора. Обе были наркоманками, обе одно время сожительствовали с ним и помогали ему охотиться каждая в своем городе, пока не были выловлены из реки с перерезанным горлом. У местных прокуроров то ли доказательств не хватило, то ли кишка оказалась тонка с ним тягаться, но обвинений в этих убийствах ему предъявлено не было.

«Но это он убил их, — добавила про себя Ева. — И не их одних».

— С 2045-го по 2048-й Макквин жил и подыскивал себе жертв в Нью-Йорке. Помогала ему Бет Дрейпер, сорока четырех лет, тоже ничего себе штучка. В это время Макквин отточил свои навыки и приобрел ряд полезных умений. Они с Дрейпер жили на Нижнем Вест-Сайде, на жизнь зарабатывали мошенничеством с документами и электронными подставами — из числа новоприобретенных полезных умений. Жертв своих он уже больше не продавал, а оставлял себе. В Нью-Йорке их было двадцать шесть — девочек двенадцати-пятнадцати лет, кого он похитил, насиловал, пытал, избивал и сворачивал набекрень им мозги. Всех он держал у себя в квартире, в отдельной комнате, прикованными к стене. Квартира была звукоизолирована, окна в комнате заколочены. На этом этапе он стал помечать своих жертв татуировкой на левой груди — порядковый номер в ореоле сердечка. При аресте в его квартире были найдены двадцать две девочки.

И все они по-прежнему стоят у нее перед глазами, все до последней.

— Еще четырех не нашли. Даже тел не обнаружили. Поскольку Макквин часто похищал сбежавших из дому, имена их неизвестны.

Макквин — самовлюбленный социопат и агрессивный педофил, из настоящих хищников. Легко перевоплощается и мимикрирует. Взрослых женщин использует как напарниц, для прикрытия, замены матери, для подпитки самомнения, после чего от них избавляется. Тело Бет Дрейпер нашли в Гудзоне, убита за день до его ареста. Вероятно, Макквин собирался перебраться куда-то: в другой город либо просто к другой напарнице.

Ева ставила на второй вариант.

— Никаких признательных показаний от него получить не удалось даже после длительных допросов.

Осужден за многократное похищение, незаконное лишение свободы, изнасилование, нанесение побоев, получил несколько пожизненных в разных точках планеты без возможности досрочного освобождения, отбывал в «Райкерс», где, если верить отзывам начальства, считался примерным осужденным…

Кто-то с отвращением сплюнул. Ева из внутреннего единодушия замечания делать не стала.

— …вплоть до вчерашнего дня, когда, перерезав горло медбрату, сбежал. Вернувшись в свою прежнюю квартиру, Макквин связал проживающих в ней теперь парня и девушку и под угрозой убийства девушки отправил парня разыскать меня, Еву Даллас, после чего избил и изнасиловал девушку. Ей он сделал татуировку с номером двадцать семь. Макквин оставил их в живых, чтобы они передали мне его послание: он вернулся и собирается продолжить с того места, на котором остановился.

Убийства нет, — добавила она, — так что официально это не наше дело.

Ева заметила, как напрягся Бакстер.

— Лейтенант… — начал он.

— Но, — продолжила она тем же тоном, — если паскуда типа Макквина хочет мне что-то сказать, я намерена уделить этому внимание. Ожидаю от вас того же. Всем прочитать досье. Взять фотографию. Всем, с кем работаете — свидетелям, информаторам, потерпевшим, подозреваемым, приятелям-копам, лоточнику на углу, у которого хот-дог покупаете, — показывайте фото всем. Вертеть головой во все стороны и ушки держать на макушке. Макквин уже подыскивает себе жертву номер двадцать восемь.

Теперь Еве нужно было минутку побыть одной. Она прошла к себе в кабинет, но не успела закрыть глаза, как услышала шаги Пибоди.

— Пибоди, мне нужно написать отчет и потолковать с Уитни. Иди читай досье.

— Я читала его. Мы это дело подробно разбирали в Академии. Ты сама, когда его арестовывала, была зеленой салагой прямо после выпуска, еще в патрульных ходила. Это был твой первый крупный арест. Ты…

— Я в курсе, — огрызнулась Ева. — Я принимала в этом участие.

Пибоди не поддалась на провокацию и продолжила сверлить Еву серьезным взглядом темных глаз.

— Ты же знаешь, кто он, знаешь, что он из себя представляет, как он действует. Так что ты понимаешь: ради того, чтобы передать тебе это послание, он изменил собственным принципам. Ева, ты ему двенадцати лет жизни стоила. Он будет мстить.

— Возможно. Но я не в его вкусе. Я давно уже не девочка. Я не наивна, не глупа и уж тем более не беззащитна. Скорее он собирается со мной посостязаться. Ему нужно меня победить. И перед ним полон город девчушек, чтобы отомстить мне за эти двенадцать лет заточения, бери — не хочу, — устало добавила Ева, усевшись в кресло. — Пибоди, он не убить меня хочет — по крайней мере не сразу. Он хочет доказать, что умнее меня. Хочет поунижать меня… хотя бы для начала. Вот как он все это себе представляет: он начнет собирать свою коллекцию заново, тем меня и унизит.

— В тюрьме он наверняка наводил о тебе справки. Считает, что может предугадать твои мысли, черт побери!

— Ничего, скоро он узнает, как я действую. Эй, время. Иди переодевайся.

— Можно отложить церемонию, заняться делом.

Джули Копески с застывшими от ужаса глазами и рыдающий Трей Шустер блуждали у Евы в мозгу: ей, в общем, тоже было не до медалей. Но она строптиво мотнула головой.

— Нет, не будем откладывать. И это не наше дело, — добавила она, хотя мысленно уже решила, что без боя его не отдаст. — Теперь проваливай, мне тоже надо переодеться. Не тебе одной медаль получать.

— Ну, у тебя-то это не первая. Ты привыкла?

— Нет, эта — особая. Давай линяй!

Оставшись одна, Ева какое-то время продолжала сидеть в кресле.

«Пибоди права, — думала она, — Макквин меня не знает…»

Унижения она не чувствовала. Она чувствовала дурноту — в сердце, в желудке, в голове. И чувствовала, как в ней растет злоба. И слава богу.

Злость придавала ей сил.

2

В раздевалке управления в нос ей шибанул привычный запах — смесь пота, мыла и чьего-то дешевого одеколона. Плюхнувшись на скамейку, Ева принялась зашнуровывать негнущиеся черные ботинки. Ох как она их ненавидела! Но форма есть форма. Ева задумчиво пошевелила пальцами ног, рывком поднялась, достала из шкафчика полицейскую фуражку, повернулась к зеркалу и со значением водрузила ее на голову.

Из зеркала на нее взглянула прежняя Ева Даллас — двенадцатью годами моложе, неопытная девчонка с отполированным до блеска жетоном, в треклятых черных ботинках.

И все-таки она уже и тогда была копом. Она твердо знала, кем должна стать. Просто обязана. Но она мало себе представляла, с чем предстоит ей столкнуться и с чем научиться жить.

Испытание, выпавшее на долю молодой, лишь два месяца назад окончившей Академию Евы Даллас за дверью квартиры номер 303 в доме 958 по Мюррей-стрит, куда она постучала одним знойным днем в сентябре 2048 года, было особенным.

Ева помнила тот свой страх, соленый привкус в глотке, ужас, мутной красной пеленой застлавший глаза.

Что бы она сделала, случись с ней все это сейчас — при всей ее нынешней многоопытности? Впрочем, что это ей взбрело в голову?

Она выполняла свою работу. О большем копу размышлять не положено.

За спиной скрипнула дверь. Ева отлепилась от зеркала, захлопнула дверцу шкафчика и повернулась. На пороге раздевалки стоял он.

Она предупреждала, чтобы он не подстраивал под нее свое расписание, но Рорк чаще всего делал так, как было удобно ему. Но в этот момент его появление подействовало на Еву успокаивающе. Воспоминания, от которых она рада была бы избавиться навсегда, схлынули.

Он улыбнулся ей. В деловом костюме, черт бы его побрал, он был неотразим!

Атласно поблескивающая черная грива волос достигала плеч. Она знала каждый изгиб его поджарого, мускулистого тела, и все-таки подчас от одного взгляда на Рорка ее вновь и вновь охватывало чувство, будто он крадет ее сердце — с такой ловкостью, словно вернулся к своему воровскому прошлому.