Земля Ханаанская. Родина иудаизма и христианства

Израильские племена могли быть успешно за­гнаны в угол совместным противостоянием иудей­ских царств, но как раз в это время Моав под­вергся нападению ханаанского города Хешбон, расположенного восточнее низовья Иордана. Его территория служила границей влияния Моава на севере, но теперь он взбунтовался, и небезус­пешно. Войска моавитян были отброшены южнее реки Арнон, которая впадает в Мертвое море с востока.

Несомненно, бунту Хешбона способствовал тот факт, что моавитские войска сосредоточились на востоке для отражения израильской угрозы, но если так, то их расчеты не оправдались. Израиль­ские племена быстро воспользовались преимуще­ством, появившимся в результате беспорядков на севере от Арнона. Они напали на только что одержавший победу Хешбон и овладели им, про­ложив себе путь через Иордан у северной оконеч­ности Мертвого моря.

Около 1240 г. до н. э.[8] в последние годы прав­ления Рамсеса II, израильтяне прорвались за Иордан. Согласно их легендам, походом руко­водил Иисус Навин, преемник законодателя Моисея, умершего как раз перед самым пере­ходом.

В библейской Книге Иисуса Навина обстоя­тельства этого перехода и последующего завое­вания земли к западу от Иордана чрезвычайно идеализированы и описаны как непрерывная че­реда побед. Согласно рассказанной в ней исто­рии, израильтяне пересекли Иордан и укрепились сначала в Галгале, примерно в пяти милях западнее берега и всего лишь в миле к востоку от Иерихона.

Иерихон, несмотря на свои мощные укрепле­ния, был захвачен и разграблен, а стены взорва­ны, что в более поздней легенде приписано было божественному вмешательству. Оттуда израиль­тяне двинулись на запад в центр Ханаана.

В двенадцати милях северо-западнее Иерихона находился город Аи, а еще на две мили дальше — крупный город Вефиль. Израильтяне, поначалу чересчур самоуверенные, пошли в лобовую ата­ку очень малыми силами и были отбиты. Тогда Иисус Навин применил более коварный ход. Ос­новную часть воинов он оставил в засаде, а сам с небольшим отрядом нанес отвлекающий удар. Напавшие притворщики прикинулись побежден­ными и бежали. Воины Аи и Вефиля, тоже че­ресчур самонадеянные, устремились в погоню. Израильские же силы, стоявшие в засаде, тем временем вошли в незащищенные города. В под­ходящий момент отступавшие развернулись и вступили в бой, а когда хананеи попытались вер­нуться в свои города, то обнаружили, что их уже занял противник. Аи, по крайней мере, оказался разрушенным и больше никогда не отстраивался заново.

В пяти милях южнее Аи находился город Гаваон. Его жители, уже не надеявшиеся одолеть свирепые израильские племена, заключили с ни­ми союз и предложили дань в обмен на то, чтобы их оставили в покое. Южные ханаанские города во главе с Иерусалимом и Хевроном к тому вре­мени образовали содружество против общего вра­га и пошли на Гаваон, чтобы заставить его вер­нуться в ряды хананеев.

Иисус Навин поспешил со своей армией на помощь Гаваону и в решительном сражении вы­нудил хананеев отступить, и их отступление бы­стро превратилось в беспорядочное бегство. Библия лирически повествует, что именно в ходе этой битвы солнце и луна остановили свое движе­ние, чтобы продлить день и дать израильтянам возможность полностью разгромить вражескую армию. Затем Иисус Навин осуществил несколь­ко быстрых военных кампаний на севере и юге, очистив таким образом весь Ханаан.

Довольно уже говорить о более позднем идеа­лизированном описании этого завоевания. Что же происходило на самом деле? В действительности, кроме Библии, мы располагаем весьма скудной информацией. Книга Судей, следующая в Библии за Книгой Иисуса Навина, видимо, содержит бо­лее древние и, возможно, более реалистичные предания, и она рассказывает о Ханаане, где из­раильтяне чувствовали себя весьма уязвленными, а хананеи удерживали за собой многие террито­рии. Мы можем только предположить, что, не­смотря на рассказ Иисуса Навина, это завоевание не было ни быстрым, ни полным.

Вполне возможно, что легендарный Иисус Навин перевел через Иордан народ только трех племен (колен) — Ефрема, Манассии и Вениами­на. Это так называемые «колена Рахили», по­скольку в более позднем предании они рассмат­ривались как потомки Израиля-Иакова и его жены Рахили.

Это первое вторжение племен Рахили прохо­дило отнюдь не гладко. Фараон Египта Рамсес II скончался в 1237 г. до н. э.[9] в возрасте девяноста или даже более лет, и трон унаследовал его сын Мернептах. В 1232 г. до н. э. Мернептах повел своих египтян в Ханаан и, очевидно, нанес изра­ильтянам поражение. По крайней мере, в остав­ленном им письменном свидетельстве об этой кампании он выражается с типичным для офици­альных документов преувеличением: «Израиль опустошен; семя его развеяно».

Преувеличение это или нет, но мы вправе предположить, что, если бы Египет никто не бес­покоил, он принял бы меры по поводу израиль­ского вторжения и не допустил бы этого завоева­ния. Однако покоя Египту не было, потому что как раз в это время весь античный мир пережи­вал потрясения.

Все началось на северном побережье Эгейско­го моря в Европе примерно в то же время, когда израильские племена вторглись в Ханаан. Гово­рящее на греческом языке племя дорийцев проби­валось на юг, уничтожая государства, основанные более ранней волной греков — ахейцами, кото­рые, в свою очередь, двумя столетиями раньше разрушили Критскую империю. Дорийцы проло­жили себе путь до самой южной точки Греции, а затем двинулись морем к островам Крит и Родос. Тем временем другая группа племен — фригий­цы — пришла с севера Эгейского моря в Малую Азию, где разгромила ослабленное и готовое раз­валиться государство хеттов, которое теперь на­всегда исчезло из истории.

Многие из тех, кто был низвергнут завоевате­лями, не видели иного выхода, как присоединить­ся к тем, кого не смогли одолеть, и отправиться грабить другие народы. Банды мародеров из гре­ков и негреков, отправившись с Крита, пересек­ли Средиземное море и высадились на берегах Ливии (африканское побережье к западу от Егип­та). Они объединились с коренными ливийцами и напали на Египет.

Мернептах, только что вернувшийся с победой из Ханаана, обнаружил, что должен теперь про­тивостоять наступлению тех, кого египтяне на­зывали «народами моря» (потому что они вторг­лись с моря). Мернептаху удалось-таки одолеть этих «людей с моря», но на это было затрачено столько сил, что ему пришлось прекратить даль­нейшие попытки восстановить в Ханаане египет­ское владычество. Никто не мешал израильтянам завоевывать все, что захотят — или что смогут.

Однако угроза со стороны «народов моря» еще не миновала. Разбитые египтянами, они, тем не менее, захватили, по всей видимости, Кипр. С Кипра они совершили еще одну вылазку. Около 1185 г. до н. э. их орды вторглись в Ханаан и подошли к Египту с той же стороны, откуда при­шли гиксосы пятью веками раньше.

Египтом в то время правил Рамсес III. Собрав в кулак всю египетскую мощь, Рамсес III, затра­тив невероятные усилия, обратил захватчиков в бегство и прогнал из страны. Однако это стало последним достижением, которого суждено было добиться египтянам как великой нации за шесть столетий. Полностью истощенная трехсотлетней борьбой с Митанни, хеттами и «народами моря», египетская нация после смерти в 1156 г. до н. э.[10]Рамсеса III снова впала в летаргию и взяла курс на долгосрочную политику изоляции.

«Народы моря» потерпели поражение от Егип­та, но с ними все еще не было покончено. Часть этих людей, которых египтяне называли «пелесет», осела на побережье к северу от Синайского полуострова. Для израильтян они были — пелишти, а в нашем языке стали филистимлянами.

Для древних греков имел значение только тот народ, который жил на побережье, поскольку именно с ним они вели свою морскую торговлю. Поэтому территория, которую занимали филис­тимляне, плюс все внутренние районы, располо­женные далеко от прибрежной полосы, которые они не занимали, называли по их имени, и до нас это название дошло как «Палестина».

Филистимляне успешно сдерживали проник­новение израильтян на южное побережье. На се­вере то же самое делали сильные финикийские города. Израильтяне оказались запертыми в цен­тральном холмистом районе Ханаана. Наиболь­шей властью они обладали на западном берегу Иордана, где укоренились «колена Рахили»: Манассия — на севере, Вениамин — на юге и Еф­рем — между ними.

Они заключали союзы с другими вторгшими­ся на север племенами, которых описывали как потомков Израиля-Иакова от других его жен, а не от Рахили. Это были Асир, Неффалим, Завулон и Иссахар. Образовались союзы и с племе­нем Дана, воевавшим с филистимлянами вблизи побережья, и с племенами Гада и Рувима на вос­точном берегу Иордана.

Юг наводнили племена Иуды и Симеона (хотя говорят лишь о племени Иуды, поскольку оно быстро поглотило потомков Симеона). Вообще-то племя Иуды представляло собой особый случай. Оно занимало самую южную часть Ханаана, наи­более засушливую и наименее развитую. Члены племени вступали в брак с хананеями, жившими на той же земле, и, хотя в Библии Симеон и Иуда перечислены среди сыновей Иакова, эти племена в действительности никогда не входили в союз израильских племен.

Как бы то ни было, вспоминая прошлое, изра­ильтяне говорили о союзе двенадцати колен, вклю­чая в их число Иуду и Симеона. Возможно, число их не случайно равнялось двенадцати, поскольку с ним связаны различные мистические ассоциации. Это число циклов лунных фаз за один цикл сезо­нов. То есть количество месяцев в году и отсюда — количество зодиакальных созвездий. Для кочевни­ков и охотников логично было измерять время по луне, но для земледельцев все сезоны были важны. Поэтому способы согласования лунного и солнеч­ного календарей были окутаны всякого рода рели­гиозными знаками, в них, естественно, входило и число двенадцать.

Фактически колено Левия было тринадцатым в этом союзе племен, но оно было малочисленно и оккупировало не какую-то соседнюю террито­рию, а скорее горстку городов. Поэтому на него смотрели как на племя, не имевшее территориаль­ной общности, и общее число колен оставалось равным двенадцати. Однако его происхождение прослеживалось от Левия, сына Израиля, и для того чтобы ни у кого не было сомнений, что у Из­раиля было только двенадцать сыновей, колена Ефрема и Манассии стали считать потомками двух внуков Израиля. Эти два внука были сыно­вьями Иосифа, любимого сына Израиля (Ефре­ма и Манассию поэтому иногда объединяют как «колена Иосифа»).

Глава 3 ИЗРАИЛЬ

Колена Израиля

Колена Израиля образовали свободный союз, который можно называть просто Израилем. Союз этот, однако, был действительно свободным, и отдельные племена, кроме случаев крайней не­обходимости, вели себя почти как независимые образования. У каждого были свои традиции и племенные вожди. О некоторых из этих вождей вспоминают предания, описывая их победы над тем или иным врагом. Их называли судьями, по­скольку одной из обязанностей вождя в родоплеменном обществе были судебные разбирательства и вынесение приговоров, воздававших (на что следовало надеяться) всем по справедливости.

В позднейшей истории Израиля эти родоплеменные традиции интерпретировались как часть жизни единой нации. По этой причине разные судьи обязаны были править всеми коленами, один судья за другим. Из-за мистического смыс­ла числа двенадцать было двенадцать судей, хотя от некоторых Библия отделалась одним-двумя стихами, не более. В результате такой неправильной интерпрета­ции расчеты по Книге Судей явно свидетельству­ют, что племенной период длился свыше четырех сотен лет и израильское завоевание происходило около 1450 г. до н. э. Если подойти к делу с (как кажется) более реалистических позиций и исхо­дить из того, что упомянутые колена были неза­висимы и разные судьи вполне могли править одновременно, получается, что племенной период длился менее полутора сотен лет. Это вполне со­гласуется с датировкой израильского завоева­ния — примерно 1200 г. до н. э.

В дополнение к периодически возникавшей не­обходимости защищаться от общего врага мощ­ным фактором, удерживающим эти племена вме­сте, была религия. Трудно сказать, что пред­ставляла собой религия израильтян в те време­на, когда они перешли Иордан, поскольку впо­следствии их религиозные лидеры склонны были приписывать свои усложненные догмы тому при­митивному периоду. Возможно, израильская ре­лигия времен завоевания не слишком сильно от­личалась от религии прочих кочевых племен, и они поклонялись богу грозы, не слишком отли­чавшемуся от других богов[11].

Форма богослужения у пришлых израильтян была примитивной, ей не хватало красок и замыс­ловатого ритуала, успевшего появиться в городах Ханаана с их древними культурными традициями. Суровые сыны пустыни из кочевых племен смотре­ли на ханаанские обычаи как на греховные. Что неудивительно, поскольку сельские жители всегда осуждали замысловатые повадки «порочного горо­да» и осуждают их и в наше время.

Среди израильтян возникли две религиозные партии. Некоторые переняли различные ханаан­ские ритуалы и даже признали ханаанских богов. Другие оставались приверженцами более древних и простых способов поклонения Яхве. Эти послед­ние, мы будем называть их яхвистами, не при­выкли к искусно вырезанным деревянным или каменным фигурам (идолам), изображавшим бо­гов. Именно против обожествления идолов они в основном яростно и выступали.

Библия отражает воззрения яхвистов и, воз­можно, придает им большую значимость, чем они имели на самом деле. В течение шестисот лет пос­ле израильского завоевания яхвисты представля­ли собой партию меньшинства и обычно мало влияли на израильских вождей.

На ранней стадии племенного строя наиболее могущественным было колено Ефрема, и его са­мый почитаемый культовый центр находился у города Силома. Силом находился в 20 милях к северу от Иерусалима. Почему его выбрали в ка­честве святого места, неизвестно. Археологичес­кие находки свидетельствуют, что место, где на­ходился Силом, было безлюдно вплоть до завоевания израильтянами. Может быть, израиль­тяне умышленно выбрали такой необжитой учас­ток, чтобы создать центр поклонения в месте, не связанном с обычаями хананеев. 

 

 Другие колена демонстрировали свою привер­женность племенному союзу, принося подобаю­щие жертвы у Силома, а в установленное время к святому месту шли паломники из разных колен.

Среди общих врагов, заставлявших союзные племена держаться вместе, были, разумеется, хананеи — они все еще были сильны на севере, даже после того как Центральный Ханаан был завоеван «коленами Рахили». Северных хананеев, возможно, поддерживали богатые города по­бережья. В результате набега на юг «народов моря» эти города были опустошены, но первым оправился город Сидон. Расположенный в 40 милях к югу от Библа, он стал теперь главным городом области, позднее названной Финикией. Поэтому в Книге Судей хананеи с побережья упо­минаются под именем сидонян.

Другим врагом, одновременно и более опас­ным, и более ненавистным, были филистимляне. Между филистимлянами и израильтянами встал барьер в виде обряда обрезания — отсечения крайней плоти пениса.

Кажется, первыми этот обряд стали практи­ковать египтяне. Хананеи переняли его за те сто­летия, пока подчинялись Египту, а израильтя­не — когда пришли на их землю. Вполне возмож­но, что обрезание берет свое начало из обряда плодородия или служило заменой принесения в жертву человека, но позднее израильтяне отнес­ли эту церемонию к Аврааму и рассматривали ее как форму выполнения завета (договора) с Бо­гом, но которому Ханаан был отдан им на закон­ном основании.

Как бы ни объясняли происхождение этого обы­чая те, кто его практиковал, обрезание считалось чрезвычайно важным. Филистимляне, пришедшие с востока и в значительной степени перемешавши­еся с греками, переняли древнееврейский язык и многие из форм ритуальных отправлений, но так никогда и не приняли обрезание. В глазах израиль­тян тот факт, что они не прошли обрезание, выгля­дел особенно ужасным.

Может показаться, что филистимляне не пред­ставляли собой слишком уж большой угрозы. Они были сравнительно малочисленны и занима­ли ограниченную территорию вдоль побережья, образовав свободную конфедерацию, состоявшую на греческий манер из городов-государств. Таких городов было пять, причем три на самом побере­жье. По порядку с севера на юг это были Ашдод, Аскалон и Газа. В десяти милях от Ашдода в глубь суши находились еще два города-государ­ства — Екрон и Гат. Но, несмотря на их малочис­ленность, разобщенность и чрезвычайную враж­дебность окружающих их соседей, филистимляне могли нанести ощутимый урон. В значительной мере это объяснялось вооружением.

В течение тысячи лет бронза оказывалась пре­восходным материалом для орудий труда и ору­жия, но медь была редким металлом, а олово, необходимое для того, чтобы сделать из меди бронзу, встречалось еще реже. Был известен по крайней мере один металл, намного превосходив­ший даже самую лучшую бронзу, — железо, во всяком случае, железные сплавы, которые содер­жались в метеоритах. Метеоритное железо намно­го тверже и прочнее бронзы, но его трудно обрабатывать, и, что еще хуже, встречалось оно гораздо реже, чем медь и олово.

Но потом люди поняли: раз медь можно получить, нагревая различные минералы, то так же можно получить и железо. Более того, ми­нералы, из которых можно выделить железо, распространены гораздо шире, чем те, из ко­торых добывали медь. Проблема состояла в том, как из этих минералов выделить железо. Для этого требовалась высокая температура, а по­лучить ее было нелегко. Кроме того, полученное железо зачастую оказывалось твердым, но хрупким, или, наоборот, прочным, но мягким. Подходящий для инструментов и оружия сорт железа, — сейчас мы назвали бы это разновид­ностью стали, — надо было выплавлять особым способом.

Как правильно обрабатывать железную руду, придумали на территории хеттов или поблизос­ти примерно в 1400 г. до н. э., и постепенно этот способ распространился за ее пределы. Вторг­шиеся в Грецию дорийские племена обладали железным оружием, именно поэтому они так лег­ко покорили вооруженных бронзой ахейцев. Было железо и у "народов моря", и, когда фи­листимляне захватывали ханаанское побережье, в сражениях они использовали железное оружие. Но они были не настолько глупы, чтобы раскры­вать секрет выплавки железа. Пока им удавалось хранить эту техническую тайну, израильтянам приходилось обороняться более примитивным оружием.

Благодаря железу филистимляне не только легко закрепились на побережье, но и обложили данью ближайшие к ним племена — колена Дана, Иуды и Симеона. После завоевания эти племена могли играть лишь второстепенную роль.

Библия рассказывает, как отряд потомков Дана, решив, что жить под игом филистимлян невыносимо, прошел сотню миль на север, захва­тил одиноко стоящий ханаанский город Лаис, разграбил его, а затем поселился там, дав ему новое название — Дан. Почти три столетия Дан оставался самым северным городом союза изра­ильских племен, как Беер-Шева — самым юж­ным. Выражение «от Дана до Беер-Шевы» стало означать «весь Израиль».

Судьи

У северных племен, удаленных от филистим­лян с их железным оружием, была возможность вести более свободную жизнь, чем у племен, рас­селившихся в районе Мертвого моря. Определен­ного военного превосходства среди северных племен добилось колено Ефрема. Это показало сражение, разыгравшееся в первые десятилетия после завоевания.

Племена, жившие в окрестностях Галилейско­го озера, действовали весьма рискованно, так как еще сохранились достаточно сильные ханаанские города, расположенные в этой области. Иавин, царь Хацора, организовал и возглавил союз хананеев против израильтян. Хананеи, видимо не без помощи своих сородичей из финикийских го­родов на побережье, имели достаточно колесниц и железного оружия. В этом израильтяне с дале­кого севера не могли с ними соперничать.

Предводителем северных племен стал Варак из колена Неффалимова. Всех воинов, каких смог, он собрал на горе Фавор. Эта гора находилась при­мерно в 25 милях юго-западнее Хацора и, будучи в центре, оказалась удачным оборонительным пун­ктом. Но все равно, зная о более мощном оружии ханаанского противника, воины пали духом, и Ва­рак знал, что не сможет долго удерживать их в строю. Перед тем как отважиться на бой, он обра­тился за поддержкой к колену Ефрема, которым тогда (что весьма необычно) правила женщина по имени Девора. Помощь обещали, но при условии (как мы резонно можем предположить), что коман­довать будут ефремляне. Союз был заключен, от племен Рахили прибыло подкрепление, и лишь тог­да израильтяне решили сражаться.

Хананеи начали наступать, но вскоре поняли, что их колесницы не могут двигаться по камени­стому грунту горы Фавор. Израильтяне дожда­лись удобного момента, воспользовались внезап­ным ливнем и двинулись в контратаку. Земля превратилась в грязь, тяжелые железные колес­ницы увязли, и хананеев перебили. Их предводи­тель Сисара бросил свою колесницу и удирал пешком. Его убила женщина, в палатке которой, он попытался найти убежище. Хацор был разрушен, а ханаанская власть на севере так ослабла, что уже не представляла угрозы для Израиля.

Победный гимн, относящийся, очевидно, к этому времени (возможно, 1150 г. до н. э.), сохра­нился в пятой главе Книги Судей и представляет собой один из древнейших отрывков Библии. Гимн, называемый «Песнь Деворы», перечисля­ет колена, которые разделили между собой эту победу. Вначале, разумеется, Ефрема, затем прочие колена Рахили: «От Ефрема пришли укоре­нившиеся в земле Амалика; за тобою Вениамин, среди народа твоего; от Махира (Манассии) шли начальники...»

Затем упоминаются сражавшиеся северные племена: «...И князья Иссахаровы с Деворою», а также «Завулон — народ, обрекший душу свою на смерть, и Неффалим — на высотах поля».

Однако другие племена порицаются за то, что отказались присоединиться к борьбе и вместо этого заняли нейтральную позицию. «В племе­нах Рувимовых большое разногласие. // Что сидишь ты между овчарнями, слушая блеяние стад? // ...Галаад (Гад) живет спокойно за Иор­даном, и Дану чего бояться с кораблями? Асир сидит на берегу моря и у пристаней своих живет спокойно».

Вероятно, у них были смягчающие обстоятельства. Асир находился под властью приморских финикийцев, а Дан — приморских филистимлян. Гад и Рувим, которые находились к востоку от Иордана, должны были, соответственно, бороть­ся с Аммоном и Моавом. Но слабость уз содру­жества очевидна. Ефрему пришлось упрашивать сильные племена Рахили объединиться с ним для поддержки слабого севера. Четыре племени вообще не участвовали в этом.

Существует еще один интересный факт: в «Пес­ни Деворы» племена Иуды и Симеона даже не упо­минаются. Очевидно, эти южные племена не счита­лись тогда частью союза израильских племен. Фактически на протяжении всей эпохи Судей роль этих племен кажется минимальной. Удобно в какой-то мере ограничить понятие «Израиль» теми десятью коленами, которые перечислены в «Песни Деворы», а их южных сородичей назвать Иудой.

Гегемония колена Ефремова и способ, которым его вожди ее утверждали, становятся понятнее из истории с Гедеоном. Племена Рахили, которые уже не боялись поверженного Северного Ханаа­на, стали жертвой набегов из-за Иордана араб­ских племен из пустыни. Столетие назад тем же занимались колена Рахили, а теперь они стали обороняющимися.

Основной удар мадианитян обрушился на ко­лено Манассии, и его вождь Гедеон начал против них боевые действия. Возможно, разгневанный медлительностью вождей племен Ефрема, он со­брал вокруг себя северные племена и создал та­кую же коалицию, какая воевала с хананеями на горе Фавор. К колену Ефремову он, однако, не обратился и, похоже, был весьма доволен, что вел борьбу без его участия.

Армия мадианитян отличалась от армии хананеев. Эти кочевники прибыли не на лошадях или военных колесницах, а на верблюдах. Вооруже­ние их было еще примитивнее, чем у израильтян, а единственным преимуществом была мобиль­ность — способность нанести удар и незаметно исчезнуть. Поэтому Гедеон организовал внезап­ный набег на лагерную стоянку мадианитян за­паднее Иордана. Кочевники, не искушенные в военном искусстве, не были готовы к ночному на­падению. Гедеон ночью привел свой небольшой отряд на высоты рядом с лагерем мадианитян и внезапно напал на них, применив не столько ору­жие, сколько шум и огни. Разбуженные мадианитяне испугались, не поняли, что происходит, и, решив, что окружены многочисленной вражеской армией, в панике бежали на восток в сторону Иордана.

Гедеон и там подготовился к их приходу. С преднамеренным опозданием он сообщил о своих планах племени Ефрема и направил его легионы к бродам Иордана. Там-то им и удалось перехва­тить бегущих мадианитян, и мало кому из этих кочевников удалось спастись.

Тем не менее слава этой победы полностью досталась Гедеону, а значит, и колену Манассии. Ефремляне, сыгравшие второстепенную роль, злились, и какое-то время казалось, что неизбеж­на гражданская война. Гедеон предотвратил ее, подчинившись Ефрему и признав его главенство.

Престиж Гедеона был настолько высок, что племя Манассии пожелало даже, чтобы он мог передать свое звание вождя по наследству, то есть сделаться царем. И действительно, после смерти Гедеона один из его сыновей, Авимелех, силой захватил власть, убив всех своих братьев (а в обществе, где распространено многоженство, бра­тьев, как правило, бывает очень много). Первый опыт наследования власти продлился всего три года; Авимелеха убили при осаде восставшего го­рода.

Этот факт явился как бы предвестником буду­щего и означал усложнение общественной органи­зации израильтян. При прежнем кочевом образе жизни до завоевания простая, но эффективная демократия, сводившаяся к выбору нового вож­дя в случае смерти прежнего, не вызывала осо­бых проблем. Но теперь происходило накопление собственности и богатства, поэтому в период не­разберихи и гражданских беспорядков между од­ним вождем и следующим страдали слишком многие. Думающие израильтяне начинали все больше склоняться к монархии, то есть к такой системе, когда сын автоматически наследует от­цовскую власть, способствуя таким образом политической и социальной стабильности. Первая попытка, однако, провалилась, следующая оказа­лась еще хуже.

Племя Гада, поселившееся к востоку от Иор­дана, постоянно беспокоили аммонитяне — еврей­ское племя, пришедшее в эту область Ханаана до израильтян. Из-за непрекращающейся борьбы с Аммоном Гад не мог примкнуть к племенам, жив­шим к западу от Иордана, и сражаться вместе с ними против хананеев или мадианитян. (Гедеон разорил несколько городов племени Гада в отме­стку за отказ помогать ему.)

Но теперь в племени Гада выдвинулся силь­ный военачальник Иеффай. В битве при Мицпе, южнее реки Иавок, к востоку от Иордана, племя Гада разгромило аммонитян. Для победы в этой битве Иеффаю, видимо, пришлось принести в жертву свою дочь. Для народов Ханаана это вов­се не было таким уж неслыханным событием. Богам, которым они поклонялись, больше всего нравились такие изысканные жертвы, как соб­ственный ребенок вождя (а иногда даже сам вождь). Победа над аммонитянами, без сомнения, была приписана этой жертве, а Иеффая уважали как великого патриота. По в более поздние вре­мена тех, кто редактировал библейские писания, ужаснули человеческие жертвы, и они смягчили эту историю (слишком известную, чтобы ее мож­но было опустить), изобразив эту жертву как следствие необдуманной клятвы.

Но Иеффай, как до него и Гедеон, воевал без должной оглядки на ревниво охраняемое главен­ство племени Ефрема. На этот раз успокоить ефремлян не удалось; они перешли Иордан, наме­реваясь наказать колено Гада за победы, одер­жанные без их помощи.

Иеффай, не сопротивляясь, отступил перед ними и послал свои отряды к иорданским бродам, поскольку самонадеянные ефремляне не позабо­тились об их прикрытии. Они не предполагали, что им придется в панике бежать.

Но именно так все и произошло. Иеффай раз­громил их в жестокой битве, а когда побежден­ные ефремляне бросились бежать, то у берега Иордана поняли, что попали в ловушку. Некото­рые, видимо, пытались прикинуться странника­ми, но суровые воины Иеффая получили инст­рукции требовать от любого сомнительного путника, чтобы он произнес слово «шибболет» (что значит «поток»). В диалекте ефремлян звук «ш» отсутствовал, так что каждого, кто произ­носил «сибболет», немедленно убивали. (Это сло­во пришло в английский язык, и оно означает ныне ходячую фразу или избитый лозунг поли­тической партии.) Этой битвой приблизительно около 1100 г. до н. э. завершилась гегемония ефремлян, продержавшаяся около столетия, или со времен Иисуса Навина.

Филистимляне

Гражданская война израильтян и ослабление колена Ефрема оказались для Израиля в целом катастрофическими. Без отрядов ефремлян, вок­руг которых можно было сплотиться, другие ко­лена стали гораздо более беззащитными перед лицом врага. На самом деле все, что их отныне держало вместе, — это святилище в Силоме, так как религиозное главенство племени Ефрема пе­режило его политический и военный закат. (Та­кое часто случается. Мы сами являемся свидете­лями того, как Рим в течение многих веков остается для нашей культуры мировым религиоз­ным центром, хотя его политическое и военное могущество как столицы великой империи давно ушло.)

На беду израильтян этот период их разобщен­ности совпал с усилением могущества филистим­лян. Примерно в это же время пять городов-го­сударств филистимлян объединились под властью Гата и достигли такого положения, что могли уже распространить свое влияние не только на сосед­ние племена Дана и Иуды, но и дальше.

Именно к этому периоду, возможно, относят­ся истории о герое Самсоне из колена Дана. Тра­диционная атрибутика сказаний о богатырях, столь популярных в любом народе, скрывает от нас, что же было на самом деле. Мы можем лишь предполагать, что Самсон вел партизанскую вой­ну против филистимлян, но в конце концов по­пал в плен.

Поскольку филистимляне контролировали всю территорию к западу от Мертвого моря, есте­ственно, им хотелось распространить свою власть и дальше. На севере владения филистимлян гра­ничили с городами колен Вениамина и Ефрема. Племена Ефрема по-прежнему пользовались авто­ритетом благодаря былому лидерству и владению главной святыней израильтян в Силоме. Если ефремляне будут разгромлены, — а они так ни­когда и не оправились от катастрофы на иордан­ских переправах, — то все содружество израильских племен окажется в руках филистимлян. Тогда филистимляне заложат основы государ­ства, которое впоследствии может стать громад­ной империей.

Подробности развития кризиса нам неизвест­ны, но примерно к 1050 г. до н. э. настал момент для решающей битвы. Филистимляне, хорошо вооруженные и хорошо вымуштрованные, двину­лись от побережья в глубь суши и дошли до го­рода Афек. Это в 30 милях севернее столицы филистимлян Гата и всего в 20 милях к западу от Силома.

Ефремляне, с тем войском, которое смогли собрать с другими членами союза, встретили вра­га без особого воодушевления. В схватке передо­вых отрядов их здорово побили, и вождям Ефрема казалось, что только какое-то необыкно­венное средство для поднятия боевого духа помо­жет им выстоять.

В святилище Силома находился так называе­мый Ковчег Завета — священный ларец, который, согласно преданию, был принесен в Израиль во времена завоевания полтора столетия назад. Для израильтян это был самый почитаемый объект по­клонения и при отсутствии идолов самое убеди­тельное воплощение израильского божества.

Послали за ковчегом и привезли его в лагерь со всеми возможными церемониями. Ожидалось, что ефремляне почувствуют личное присутствие в ла­гере своего бога и будут сражаться вместе с ним против филистимлян. От последних этот факт, ес­тественно, в секрете не держали, поскольку было важно, чтобы враг ждал встречи лицом к лицу с самим богом израильтян и, соответственно, был деморализован.

Подобный маневр запросто мог стать эффек­тивным средством психологической войны, по­скольку среди народов того времени существова­ло поверье, что у каждого народа есть свой, так сказать, бог-хранитель. Филистимляне охотно ве­рили в существование бога израильтян и его власть над Израилем и одновременно в существо­вание собственных богов и их власть над собой. Вопрос в том, кто из этой компании богов окажет­ся в критический момент сильнее. Так как куль­товый объект израильтян находился в военном лагере, то есть в районе боевых действий, а их собственные идолы — дома, можно предполо­жить, что филистимляне нервничали. (Израильские верования в те времена были столь же примитивными. В будущем им будет казаться, что нет нужды доставлять божество в лагерь, что бог вездесущ и может даровать побе­ду своему народу независимо от того, где нахо­дится ковчег и даже существует ли он вообще, — но это в будущем.)

Во всяком случае, психологический маневр дал осечку. Вожди филистимлян, предвидя, что появление ковчега отрицательно скажется на моральном состоянии их воинов, отдали приказ о наступлении, и ефремляне не устояли перед атакой воинов в железных латах. Филистимляне разбили их в пух и прах, захватили Ковчег Завета, заняли и разграбили Силом. В результате  город исчез с исторической карты навсегда.

Однако ковчег не пропал. Он находился у филистимлян, но они обращались с ним осторожно. Он представлял собой бога, который, хотя и потерпел поражение, все-таки мог обладать магической властью. Филистимляне не хотели держать его на своей земле, поскольку этот бог вполне мог обидеться на них за свою ссылку, а их божества могли возмутиться его вторжением. Поэтому его оставили в Кириафиариме, маленьком городке на севере Иуды.

Теперь образовалось некое подобие империи филистимлян, и фактически весь союз израиль­ских племен оказался под властью филистимлян. Единственной национальной силой, продолжав­шей сопротивляться, были отряды израильтян под предводительством вождя Самуила. Он укре­пился на партизанский манер в холмистой стра­не племен Ефрема и Вениамина.

Подробности этой борьбы опять-таки неизвес­тны. Напор филистимлян временно ослаб; воз­можно, их города враждовали между собой. Во всяком случае, Самуилу удалось укрепить свои позиции, и в делах израильтян как будто бы на­метился просвет. Когда Самуил был уже стар, из рядов, продолжавших эту борьбу, выдвинулся че­ловек помоложе — Саул из колена Вениамина.

Многим израильтянам теперь стало ясно, что причина их невзгод в их разобщенности и дезор­ганизации руководства. Нужен был более проч­ный союз и более сильный лидер. Короче, дол­жен быть царь, и Саул казался подходящим кан­дидатом. Самуил воспользовался своим авторите­том и помог помазанию Саула на царство в Израиле.

Редакторы Библии более поздних веков, зани­маясь своей работой в те времена, когда монар­хия терпела неудачу, ввели отрывки, из которых следовало, что Самуил был против установления царской власти. И Израилю действительно суж­дено было пережить трудности, возникшие из-за разногласий между политическими и религиозны­ми лидерами. (В наши дни мы назвали бы это трениями между государством и церковью.)

На сторону Саула или любого другого царя должны были встать воины, партизанские отря­ды, которые сражались с филистимлянами и не видели иного спасения, кроме как в превосход­стве сил. По другую сторону должны были ока­заться группы людей, посвятившие себя исступ­ленному исполнению религиозных обрядов: они играли на различных инструментах, пели, танце­вали, впадали в дикий транс и бились в припад­ках безумия. Они думали, что во время таких припадков входят в тесный контакт с божеством и тогда их бессвязное бормотание и напыщенные речи воспринимаются как божественные открове­ния. Эти люди и их последователи считали, что надежнее было бы руководствоваться прежде все­го подобными откровениями.

Эти впадающие в транс личности, которых можно назвать современным словом «дервиши» (так их называют в магометанской религии), были известны в более ранние времена как «про­роки», по-английски —prophets, от греческого слова, означающего «возвещать» (что относится к их исступленным речам). Поскольку предпола­галось, что произнесенные пророчества содержат важную информацию относительно будущего, слово «пророк» приобрело значение «тот, кто способен предсказывать будущее».

Довольно быстро Саул понял, что принятие на себя царства — дело трудное. Прочие племена отнюдь не преисполнились радости от перспекти­вы заполучить царя из колена Вениамина, да и партия пророков отнеслась к этому довольно про­хладно. Что требовалось, так это впечатляющий подвиг, который поднял бы авторитет Саула.

И это случилось благодаря событиям, проис­ходившим восточнее Иордана. За Иорданом власть филистимлян была довольно слабой, и колено Гада оставалось более независимым, чем израильтяне, жившие к западу от реки. Но это не значило, что там совсем не было проблем. Пле­менам Гада по-прежнему приходилось воевать с Аммонским царством, как и почти столетием раньше во времена Иеффая.

Когда появился Саул, аммонитяне осаждали город Иавис Галаадский. Дело дошло до капиту­ляции, но аммонитяне обещали его жителям жизнь лишь при условии, что у каждого их муж­чины будет выколот правый глаз. Тогда мужчи­ны Иависа Галаадского решили продержаться еще немного и послали за помощью к племенам, жившим к западу от Иордана.

Саул незамедлительно начал действовать. Он собрал столько людей, сколько смог, и, избегая по пути встречи с филистимлянами, быстрым маршем прошел пятьдесят миль, что отделяли Иавис Галаадский от его базы. Прибыв быстрее, чем ожидалось, он достиг эффекта внезапности. Буквально свалившись на головы ничего не подо­зревавших аммонитян, он разгромил их и спас го­род.

Это был впечатляющий подвиг — первая воен­ная акция, которой израильтяне действительно могли гордиться со времен Иеффая. Авторитет Саула стремительно укрепился, и желание сде­лать его царем охватило всех. Самуил приступил к помазанию его на царство по всем правилам религиозного ритуала.

В те дни царям по статусу полагалось испол­нять очень много жреческих обязанностей, и за­частую один и тот же человек был для своего на­рода и царем, и первосвященником. По этой причине ритуал помазания Саула на царство во многом напоминал обряд возведения в сан перво­священника. Важной частью подобного ритуала было помазание священным маслом. В те дни масло употреблялось для очищения тела, и пома­зание маслом символизировало очищение от гре­ха. Церемония помазания была столь основопола­гающей, что царя, или первосвященника, или любое лицо, исполнявшее обе функции, называ­ли «помазанником». На древнееврейском языке это звучит как «машиах», а по-русски — «мес­сия».