Помоги проекту - поделись книгой:
Кеннет УОТТС
ЭТИ ЛЕТНИЕ ЗВУКИ
ВЕЧЕРАМИ Гарольд Слун любил слушать стрекот сверчков. Он вообще любил природу — ее звуки, ароматы, красоту. Любил предрассветный щебет птиц, первые солнечные лучи, наполнявшие листву и росу новой жизнью. Любил жужжание пчел, покой выжженной травы в полуденной духоте, радовался изнуряющему солнечному свету, иссушавшему стены дома, тропинки и саму землю.
Но больше всего он любил вечера: отголоски смеха над свежескошенными лугами, влажный запах сена, колдовство редких лучей заходящего солнца, когда они удлиняли тени и просачивались сквозь деревья в окошечко его подвала, обрисовывая над его верстаком освещенный квадратик.
Тепло его паяльника заставляло подрагивать квадратик на стене. Пинцетом Гарольд водрузил крохотный транзистор на место и в очередной раз попытался припаять его. Вот-вот начнет смеркаться. Ему приходилось поторапливаться.
Жар паяльника вынудил его прищуриться.
— Да полежи ты секунду спокойно — чертыхнулся он на непослушный транзистор.
Неожиданно тишину нарушил легкий металлический щелчок взводимого курка, и в пустом подвале раздался хриплый и дрожащий голос:
— Не оборачивайся и продолжай заниматься своим делом!
Транзистор выскользнул из пинцета и упал на дно пластмассовой коробочки, в груду мотков провода и всякой мелочи. Гарольд выпрямился.
— Черт побери…
— Молчать. Продолжай работу. — В шепоте сквозило отчаяние. — И не оборачивайся: у меня пистолет. Меня ищет полиция. Следуй моим указаниям, тогда ты меня не увидишь и, стало быть, тебе нечего будет сообщить легавым, а мне не придется тебя прихлопнуть. Они могут увидеть тебя сквозь это окошечко, так что веди себя так, словно ничего не происходит.
Секунду Гарольд не двигался. Затем он взял в руки коробочку, встряхнул и вывалил ее содержимое на ладонь.
В подвале вновь воцарилась тишина. В открытое окно влетел громадный комар и теперь вился, громко жужжа, в нескольких сантиметрах от затылка Гарольда. Раньше он прихлопнул бы его резким движением руки. Теперь он даже не попытался этого сделать.
В квадратике света на стене показалась тень чьих-то ног, и в глубине дома раздался звонок. Гарольд поднял голову и в проеме окошка увидел синие брюки и ботинки.
Беглец, стоявший за Гарольдом, подошел к нему вплотную и направил пистолет прямо в спину Гарольда.
— Они могут тебя увидеть, — едва слышно прошептал он. — Лучше открыть дверь, но… смотри, не впускай их!
Под тяжестью двух тел жалобно скрипнули деревянные» ступеньки. Беглец следовал за Гарольдом по пятам, а когда тот миновал два коридорчика и принялся открывать входную дверь, он спрятался за нею, по-прежнему оставаясь невидимым для хозяина. Он торжествовал: он сумел изменить даже свой голос.
Человек, стоявший у входа в дом, показал свое удостоверение и улыбнулся. Солнце за его плечами спускалось к горизонту.
— Добрый вечер, мистер. Меня зовут Барнс. Мы разыскиваем одного типа по подозрению в убийстве и будем вам весьма признательны, если у вас будут открыты глаза и… — полицейский снова улыбнулся, — …и закрыты двери.
Пока полицейский говорил, Гарольд пристально смотрел на его лицо.
— Конечно, инспектор. Я сделаю так, как вы советуете.
— Оставайтесь в доме и закройте окна и двери. Мы сообщим вам, когда опасность минует.
— Спасибо, я все запру накрепко.
— Вот и отлично. Кстати, вы не заметили ничего необычного?
— Нет, я весь день провел внизу в подвале и…
— В подвале? А наружная дверь все это время была закрыта?
— Да нет, я обычно оставляю…
— Если вы не возражаете, я все-таки осмотрю дом для очистки совести.
— Конечно, инспектор, входите.
Гарольд распахнул шире полуоткрытую дверь, и ее угол ударил прямо по руке беглеца, державшей пистолет. Оружие упало и откатилось к стене.
Какое-то мгновение полицейский и беглец ошарашенно взирали друг на друга.
Через десять минут, уводя закованного в наручники арестованного, полицейский приостановился у калитки и крикнул:
— Мистер Слун, вы проявили поразительную храбрость!
Но Гарольд не мог его услышать.
Полицейский стоял слишком далеко, чтобы его слова можно было прочитать по губам, да и к тому же Гарольд уже повернулся к нему спиной. Ведь он уже целый день ничего не слышал и теперь спешил обратно в подвал — успеть починить свой слуховой аппарат и насладиться ночным стрекотом сверчков.
Кеннет УОТТС
ПАРТИЯ В ПОКЕР
ЯРКИЙ румянец заливал щеки Марка Бенсона всякий раз, когда он заглядывал в карты и вспоминал о Кэтрин. Его партнеры один за другим пасовали, но он продолжал игру. Когда его лицо не было красным, оно делалось пепельно-серым: он уже практически спустил всю зарплату, которую должен был принести домой вечером. Но он не сдавался. Рэнди Смит, похоже, не имел ничего против расписок, и Марк надеялся отыграть хотя бы часть проигрыша.
Видя, как Смит забирает один банк за другим, он ощущал прямо-таки адовы муки. Смит собирал карты, тасовал их и раздавал, руки его действовали спокойно и уверенно. Марк в ужасе смотрел на свои жуткие карты, затем на каменное лицо Смита. Или он здорово играет, этот Смит, или ему фантастически везет.
Кто же пригласил Смита? Кажется, Поуг. Будь он неладен, этот Поуг, сидевший теперь молча и почесывавший свой приплюснутый нос. Смит был коммивояжером и работал на какую-то фабрику по производству пуговиц. Он сам и позвонил в «Даймонд Бразерс» — фирму, где Джим Поуг работал в отделе сбыта. Неизвестно как, но разговор зашел о покере. Поуг рассказал Смиту, что их компания собирается для игры по четвергам и добавил, что один из постоянных игроков простудился и не сможет прийти. Короче говоря, Джим Поуг позвонил остальным и сообщил, что его знакомый, некто Смит, приглашает их всех к себе в гостиницу…
Рядом со Смитом на столе возвышалась внушительная гора банкнотов. Он вопросительно взглянул на Марка. Остальные настороженно ждали, зная, что Марку больше платить нечем. Смиту они, само собой, об этом не говорили.
— Марк выдавил из себя улыбку:
— Последний раз, а?
Смит закусил губу и раздал карты.
Марк взглянул на свои две пары — двух тузов и двух дам и выкинул пятую — девятку.
Смит предъявил тройку тузов.
Марк попытался не показать охватившего его отчаяния. Побренчав оставшейся в кармане мелочью, он выдавил с улыбкой:
— Слава богу, хоть на автобус хватит.
Все облегченно вздохнули и принялись собираться. Марк вытащил из пачки сигарету, сунул ее в рот; ему долго не удавалось зажечь ее — его руки тряслись. Он был на грани паники.
С расписками он еще мог как-нибудь выкрутиться: он знал, что карточные долги не считаются законными. Но этот Смит мог показать расписки боссу Марка, и тогда — прощай, работа. Как и жена — и очень хорошая, — если он сегодня вернется домой снова без зарплаты: Кэтрин предупреждала его об этом неоднократно.
Он вышел вместе со всеми, пожав на прощание руку Смита. Они молча ждали лифта. Его друзья избегали смотреть на него…
В сумерках, подсвеченных сиянием неоновой рекламы, Марк и его приятели, прежде чем отправиться каждому восвояси, на секунду задержались на уголке. Поуг всем своим насупившимся видом словно давал понять Марку, что в своем проигрыше виноват только он, осмелившийся бросить вызов невероятному везению другого игрока.
— Так не забудьте: в следующий четверг собираемся у меня, — произнес Херб Уингер. Марк притворился, что не заметил, как Поуг подтолкнул Уингера в бок и как оба они с преувеличенным вниманием принялись изучать поток машин, мешавший им подойти к стоянке. Марк махнул им и уселся в такси, которое подозвал швейцар.
Он сел в машину, швейцар захлопнул за ним дверцу, и они тронули. Такси завернуло за угол.
— Поверните обратно, пожалуйста, — сказал Марк водителю.
— Но вы же говорили…
— Я вспомнил, что кое-что забыл в гостинице. Высадите меня у запасного входа.
Водитель развернулся и остановил машину.
— Вас подождать?
— Что? Нет, спасибо, не стоит.
Он дал таксисту пол доллара и вошел в гостиницу, К Смиту он поднялся по лестнице и не успел постучаться, как дверь открылась.
— Чао, малышка… что? — Улыбка на лице Смита сменилась ледяной миной. Но он уже не успел захлопнуть перед Марком дверь, и теперь тот стоял в комнате.
— Послушайте, Бенсон, если вы желаете что-либо сообщить мне, — твердо сказал Смит, — вам придется зайти в другой раз. Я жду подружку, и она должна появиться с минуты на минуту.
— Смит, я уверен, что вы не стремитесь разорить меня, — единым духом выпалил Марк. — Но именно это и случится, если вы не вернете мне деньги и расписки. Моя жена… но в конце концов, мы же играли ради развлечения, — промямлил он подавленно.
Смит нахмурился, легонько закусив губу. Лицо его чуть смягчилось, словно он хотел что-то сказать, но затем его взгляд вновь стал холодным.
— Мне очень жаль, Бенсон, — произнес он тоном, не допускающим возражений, — но я ничего не могу для вас сделать.
Он положил руку на плечо Марку, подталкивая его к двери…
Марк на мгновение оправился от обуявшего его панического страха и снова уставился сначала на тело Смита у своих ног, затем — на массивную пепельницу, которую он продолжал сжимать в руке. На затылке Смита выступила кровь, и эта же кровь обагряла кромку пепельницы.
Услышав в коридоре цокот приближающихся каблучков, Марк вздрогнул, вспомнил смитовское «Чао, малышка!».
Он подхватил бездыханное тело Смита и потащил в ванную. Едва он закрыл за собой дверь, как кто-то вошел в номер.
Марк открыл кран, вымыл руки, лихорадочно пытаясь найти какой-нибудь выход. Что если ему выйти из ванной, закрыв лицо полотенцем, словно вытираясь? Тогда он сможет подойти к незнакомке и набросить полотенце ей на голову. Она не увидит его лица, а полотенце послужит и повязкой, и кляпом. Тогда он сможет вытащить из кармана Смита деньги и расписки и исчезнуть. Его могут опознать швейцар и водитель такси, но, оказавшись снаружи, он успеет состряпать себе алиби. И тогда смерть Смита будет расценена как обычное гостиничное ограбление.
Он завернул кран и приготовился к выходу. Обернув голову полотенцем, он ступил на порог, но, услышав голос вошедшей, застыл на месте.
— Привет, старый картежник! — сказала Кэтрин. — Я решила подождать, пока все уйдут. Выходи же поскорей, наша заблудшая семейная овца. Я хочу успеть вернуться домой и со скрещенными руками поджидать своего дурачка, который войдет в дом ни жив ни мертв, не зная, как сообщить мне плохую новость. Ну ладно, дядя Рэнди, дай же мне поскорее свой выигрыш, чтобы я могла ткнуть в него Марка и показать, что бы с ним стало, если бы ты играл серьезно…
М. БЕЛИУ
ДЕЛО «БЕНГАЛИ»
ПОСКОЛЬКУ в моде возвращение к старине, я тоже решил отдать этому дань. Это было легко; достаточно посвятить вечер моему соседу снизу, бывшему старшему инспектору сыскной полиции Гектору Жильозу, давно вышедшему в отставку.
— Какое удовольствие видеть вас! Входите же, дорогой друг, — сказал старикан, распахивая двери.
Прекрасный кофе, приготовленный на старой газовой плитке. Несколько рюмочек ликера. Вежливые вопросы о моем здоровье, моих романах. Наконец, неизбежные живописные полицейские истории. Так обычно проходили наши встречи.
На этот раз Жильоз начал свой рассказ за второй рюмкой, предварительно спросив меня, знакомо ли мне дело клоуна Бенгали.
— Хотя меня бы это удивило, — сказал он тут же, — потому что в ту пору я и сам еще был мальчишкой. Эту историю рассказал мне один коллега, когда я начинал работать в полиции.
«Дело происходило в двадцатые годы. Тогда в парижском мюзик-холле «Ле Воду», которого ныне уже не существует, выступали самые знаменитые артисты. В тот год «гвоздем» программы был клоун Бенгали. По всему Парижу были расклеены афиши с изображением его лица, которому грим придавал смеющееся выражение. Зрители, которым посчастливилось видеть его выступления, были в восторге. Каждый вечер зал покатывался со смеху над его трюками.
Но однажды утром все были потрясены, узнав об убийстве Бенгали.
Газеты писали, что накануне вечером клоун был не в лучшей форме. Машинисты сцены видели, как после выступления он вернулся в свою уборную. Лишь гораздо позже друзья, обеспокоенные его отсутствием, обнаружили скрюченное в углу уборной тело клоуна. Прежде чем его убили выстрелом в сердце, Бенгали успел переодеться и разгримироваться. Написанная наспех заметка заканчивалась следующим выводом: «Кажется очевидным, что таинственный преступник проник в уборную артиста во время его выступления. Спрятавшись за ширмой, он выжидал благоприятный момент, чтобы убить несчастного клоуна. Пожелаем же, чтобы полиции в скором времени удалось разоблачить убийцу».
Инспектора, которым было поручено расследование, обнаружили вскоре интересные детали. Прежде всего судебный врач установил, что смерть наступила несколько часов назад: то есть преступление было совершено до начала представления! В подтверждение того, что казалось невероятным, было также обнаружено, что на лице артиста, успевшего, как предполагали, разгримироваться, не было никаких следов грима. В этот вечер клоун вообще не гримировался.
Эти два открытия позволяли утверждать, что в тот раз Бенгали на сцену не выходил. Однако сотни зрителей аплодировали ему в тот роковой вечер. Никто ничего не мог понять…
В какой-то момент подумали, что убитый — это не Бенгали. Но те, кто с ним был близко знаком, заявили, что это именно он. Впрочем, какой был смысл артисту прослыть умершим, когда каждый вечер на сцене его ожидал триумф?
Следствие топталось на месте. Пресса писала об этом преступлении, как о кознях самого дьявола.
Но там, где есть логика, нет места дьяволу. А логическое объяснение нашел главный комиссар, опытный полицейский. Учитывая, что Бенгали был мертв около 19 часов, то есть больше чем за час до начала выступления, значит, на сцену выходил не он — сделал вывод комиссар. Но поскольку зрители утверждают, что видели выступление клоуна, напрашивается логическое объяснение: искусный имитатор занял его место… Это трезвое заключение позволило возобновить следствие.
Проверили, затем допросили нескольких имитаторов, выступавших в парижских кабаре. Безуспешно. У всех было неопровержимое алиби: в тот вечер они сами выступали…
Параллельно с этими допросами тщательно изучалось прошлое Бенгали, далекое н недавнее. С лупой были исследованы три комнаты его холостяцкой квартиры в Париже. Это позволило обнаружить в переписке клоуна деталь, заслуживающую интереса.
В объемистой папке содержащей письма почитателей, было несколько посланий, подписанных одним и тем же именем. В каждом из них господин, именуемый Ж. Дюпюи, выражал свое восхищение и предлагал Бенгали сотрудничество. «Уверяю вас, что смогу надлежащим образом подать вам реплику», — писал он в одном письме. «Если вы возьмете меня как конферансье, — заверял он в другом, — я подскажу вам несколько трюков, которые прибавят оригинальности вашему номеру».
В другой гораздо более тонкой папке Бенгали собрал письма хулителей. В ней, к своему удивлению, один из инспекторов обнаружил последнее, судя по дате, послание Ж. Дюпюи. После вступления, где он заявлял, что берет назад все похвалы, высказанные им ранее в адрес клоуна, Дюпюи писал: «Поскольку вы остаетесь глухи к моим предложениям, я продемонстрирую однажды, что могу так же, как и вы, приводить публику в восторг».
Полицейские немедля устремились по новому следу. Нелегко было в Париже в короткий срок разыскать этого Дюпюи, чье имя начиналось с буквы «Ж». В результате утомительных поисков был обнаружен наконец некий Дюпюи, сорока лет, по имени Жильбер чей почерк соответствовал почерку, которым были написаны письма. Человек и не собирался отрицать, что писал их. Когда его спросили, где он находился в тот вечер, когда было совершено преступление, Дюпюи представил следующее алиби: после работы он отправился ужинать, как обычно по средам к одной своей приятельнице. «Мы провели вечер слушая радио, — утверждала последняя. — И, раз уж вы хотите все знать, Жильбер остался у меня ночевать!» — закончила женщина агрессивным тоном.
Одни из следователей выяснил, что Дюпюи когда-то пробовал свои силы в театре и обладал даром забавлять публику.
Словно охотники, окружающие загнанного зверя, полицейские неуклонно продвигались в расследовании. На этом этапе комиссар решил ускорить события.
В ту пору радио пребывало еще в младенчестве и передавало всего одну программу на французском языке, которую транслировала радиостанция Эйфелевой башни. Комиссар потребовал выяснить, что именно передавали в вечер, когда был убит Бенгали. Оказалось, театральную пьесу. Ответственный за передачу предоставил текст пьесы; записи не было, поскольку магнитофона в те годы еще не изобрели.
Ознакомившись с текстом, комиссар вызвал Дюпюи и его приятельницу.
«Вы не помните, — спросил он у них, — что было в программе, которую вы слушали вместе в среду вечером?».
Дюпюи и его знакомая утверждали, что не могут вспомнить. Это было вполне допустимо, учитывая, сколько прошло времени с того дня…
«Я подскажу вам, — сказал полицейский. — В этот вечер передавали бульварную пьеску под названием «Взятие пастилы».
Поделиться книгой: