Помоги проекту - поделись книгой:
– Это, значит, швырять надо? – спросил Тобольд. Он был мельником, одним из самых смышленых селян.
– Вообще-то нет. Просто небольшой изъян конструкции. Мы над этим работаем. Меч нужно держать за рукоять, и вот таким вот образом… – Кузнец взял другой меч и осторожно продемонстрировал, как надо делать выпад и отражать удар. На сей раз клинок остался на месте. – Когда придут враги, у них у всех будут мечи и щиты. Вы должны упражняться…
– Вот здорово! – Том взял со стола лук и стрелу и принялся изучить их со рвением, доселе зарезервированным исключительно для более теллурических объектов.
– Да, это лук и стрела! – с довольным видом объяснил кузнец. – Между прочим, вы их сами можете делать. А я буду только наконечники для стрел поставлять.
– Лукис трела. Да-а. – Том был просто заворожен. Он для пробы натянул тетиву и повернулся к другим селянам. – Тута, значит, такая длинная деревяшка, и вот эта типа струна идет от самого верху до самого низу, а еще одна тонкая деревяшка с острым концом и перьями, эта идет…
Раздался громкий звон. Том опустил взгляд.
– …прямо мне в ногу.
– Нет-нет, не так! – кузнец с досадой выхватил оружие у озадаченного селянина, и тут в зале повис гул взволнованного перешептывания. Ронан нервно наблюдал. Его отец, казалось, вот-вот выйдет из себя, а Ронан прекрасно знал об эффектных результатах, которые бывали в те несколько раз, когда это происходило. К примеру, как в тот раз, когда один из полоумных монахов – тут Ронан мысленно извинился сразу перед всеми божествами, которые его слушали, и торопливо исправился – когда один из членов Монашеского братства угрожал ему вечным проклятием. Кузнец тогда просто его схватил и вышнырнул вон на хижины. Прямиком через стену. Разумеется, это была всего лишь стена мазанки, но все же она оказалась куда прочней физиономии того монаха.
Внезапно дверь распахнулась.
– Что тут еще за собрание происходит? – прошипел подленький голосок. Кузнец выругался, а Ронан растерянно охнул. Похоже, теперь о Братстве и подумать было нельзя без того, чтобы оно тут же не объявилось.
Ибо там, в дверях, стояли два члена Наисвятейшего Братства Истинно Смиренных – приор Луковка и брат Репа. Последний, большой и жирный, порой казался очень даже милым, дружелюбным парнишкой. Но приор! Маленький и тощий, с бледной физиономией, щеголяющей аккуратнейшим образом подстриженными усиками, какие носят только законченные подонки, ехидными глазками, которые, казалось, никогда не встречались с твоими, и волосами, на которые словно бы выдавили добрых полтюбика свиного жира. Приор Луковка обожал до смерти пугать своих менее разумных сородичей проповедями про адские муки и вечное проклятие, и только недостаток воображения мешал ему и его ордену так застращать селян, чтобы они совсем из ума выжили. Недостаток воображения, а также весьма странная природа Священной книги Братства – Проповедей Святого Тима Занудного.
Приор Луковка огляделся, наслаждаясь внезапной тишиной, смущенным шарканьем ног и нервным покашливанием, которыми его встретили. Чем неудобней другим, тем непринужденней он себя чувствовал.
– Я спросил, – продолжил он голосом, который наводил на мысль о смазке, капающей с обода колеса, – что тут еще за собрание происходит?
Отец Ронана понимал, что он не вправе просто отфутболить приора, который взял селян в такую железную хватку, что мог одним словом разрушить все, чего пытался добиться кузнец.
– Святой Отец, – начал он, – я просто предупреждаю людей об опасностях, которые угрожают нам всем. Беспощадное племя, что разоряет земли, приближается к нашей деревне, и мы должны приготовиться…
– Да, мы должны приготовиться! – Голос приора отрубил голос кузнеца как нож – кусок масла. – Но не с таким нечестивым оружием! Разве не видите вы здесь руку Господню? Мы в Братстве уже готовы, ибо разве не предсказано все это в богоданном Писании Святого Тима? Разве не ведомы вам Семь священных казней?
Он поднял руку, и рукав его просторной рясы упал, открывая зажатую в кулаке книгу – изящную книгу в кожаном переплете с вытисненным на обложке золотым знаком вопроса. Кузнец открыл было рот, чтобы возразить, но вздох благоговейного страха собравшихся селян предупредил его о том, что не стоит этого делать. Приор Луковка продолжил, голос его возвышался в религиозном рвении, а на губах играла самодовольная улыбка.
– Услышьте же слова Святого Тима Занудного! – Он раскрыл книгу и начал читать. – «И дойдет до того, что дети божии отвернутся от Господа и перестанут прилично себя вести. И Господь будет немного расстроен, говоря себе: „Пожалуй, мне стоит что-нибудь предпринять“. И вот, небеса раскроются, и местами пройдут небольшие дожди, так что люди вымокнут, возвращаясь из пивнушек! И будут легкие ночные заморозки, так что посевы помидоров не взойдут! Но люди все равно не обратятся к Господу, и Он будет немало расстроен. И тогда будет казнь дешевыми зажигалками, и люди опалят себе брови. И будет казнь тлей и другими садовыми вредителями, и люди возропщут, говоря: „Смотри-ка, лепестки опали с моих хризантем, а птицы опять поклевали мою клубнику!“ Но все равно они не покаются. И досаду Господа весьма неловко будет узреть! И нашлет Он на них казнь навозом, казнь торговыми агентами и казнь грудным кашлем!»
Удовлетворенный, приор звучно захлопнул книгу и оглядел селян, удостоверяясь, что откровение дошло до всех.
– Казнь торговыми агентами, понимаете? Так и написано!
Кузнец глазел на приора Луковку как на совсем полоумного. К несчастью, понял Ронан, все остальные глазели на него как на самого Господа Бога. Кто-то пробормотал: «Казнь трудным кашлем! А ведь Бешеный Дан только вчера кашлял!» – и вдруг все селяне разом пали на колени, сжимал руки в немой мольбе. Кроме, понятное дело, Тома, который неожиданно обнаружил, как трудно пасть на колени, когда одна твоя нога прибита к полу стрелой. Кузнец в отчаянии огляделся и предпринял еще одну, последнюю попытку.
– Какая еще казнь торговыми агентами? – возопил он. – Вы ведь не хотите сказать, что Некрос и Племя Фаллона лютуют по окрестным землям, продавал прессованную солому?
– Только покайся, и будешь спасен, – приор улыбнулся кузнецу как ящерица, которая, проснувшись, обнаружила себя по колено в сочных мухах, а затем возвысил голос, обращаясь к селянам. – Агнцы мои! Еще не поздно! Присоединяйтесь ко мне в молитве! Брат Репа исполнит нам избранные псалмы Блаженного Тима, а я тем временем предприму Священный сбор! – Тут он ловко выхватил из-под рясы большую коробку для сбора пожертвований. – И помните, деньги суть корень зла. А посему облегчите ваши карманы и станьте чисты в глазах Господа!
Приор Луковка двинулся к селянам, которые все разом принялись лихорадочно шарить по карманам в поисках денег. Брат Репа достал древний каладион и отчаянно попытался привести его в действие. Инструмент издал пару сдавленных звуков, а затем вдруг пронзительно заверещал, примерно как пожилая овца, которой зверски отрывают копыта. Получившуюся в результате «мелодию» было почти невозможно узнать, однако это вполне мог оказаться «О Боже, какие же мы были грешники» – один из самых интересных псалмов Святого Тима.
Кузнец понял, что он побежден. Обняв Ронана за плечи, он вывел его на прохладный ночной воздух. Снаружи оказалось почти так же шумно, как и внутри. Предсмертная агония каладиона пробудила всех деревенских собак. Большинство лаяло, некоторые мяукали, по меньшей мере одна кудахтала. Ронан с тревогой смотрел на отца.
– Разве мы не должны что-то сделать? Я хочу сказать… – увидев отчаяние в глазах отца, он умолк.
– Сделаем, непременно сделаем, но сейчас не время. Будь прокляты эти полоумные монахи! – Кузнец какое-то время стоял, буквально пылая гневом, затем хлопнул сына по плечу и одарил беззубой улыбкой.
– Пошли к кузне. Надо работать. Будут и другие ночи. У нас мало времени, но мы еще можем спасти наших односельчан.
К несчастью для кузнеца он и понятия не имел, как мало у них оставалось времени…
Четырьмя ночами позже Ронан лежал на своей кровати в углу их единственной большой комнаты, наблюдал, как дымок вьется от гаснущих углей расположенного по центру хижины очага к отверстию для дыма в крыше, и ожидал, пока отец вернется домой. Кузнец зашел в крошечную деревенскую пивную под названием «Безголовый цыпленок» выпить в честь праздника, ибо той ночью они провели первое занятие по обращению с оружием. Избавленные от вмешательства Братства, они успешно продемонстрировали все виды оружия, и некоторые из селян начали схватывать идею. Случилось лишь два небольших инцидента. Гель Короед упорно хватал меч не за тот конец, и теперь у него совсем не осталось пальцев, а Том прострелил себе и вторую ногу. Он, однако, сказал, что это не беда, раз первую стрелу он так и не вытащил, а стало быть, теперь у него получилась подходящая пара. Тем не менее отец Ронана был как нельзя более обрадован их прогрессом и впервые за многие недели казался по-настоящему счастливым.
Ронан как раз собирался протянуть руку и погасить масляную лампаду, когда Брехун, их сторожевой пес, громко и взволнованно закудахтал. Внезапно снаружи словно разверзся ад – вопли, визг, конское ржание, звон мечей и над всем этим голос его отца, выкрикивающий команды. Со страхом Ронан выбрался из постели, а затем, сжимая в руках меч и шлем, которые ему недавно презентовал отец, а также плюшевого мишку, которого в год своей смерти ему подарила мама, он подкрался к двери и выглянул наружу. Явившегося его глазам зрелища вполне хватило, чтобы он застыл на месте от ужаса.
Всадники в темных одеждах, казалось, были повсюду, галопом проносясь через деревенскую площадь, поджигая хижины и рубя ошалевших от страха селян мечами. В зловещем серебристом свете двух лун и в дыму, что поднимался от горящих строений, они походили на адских призраков. Несколько селян отчаянно бегали от хижины к хижине, выискивая несуществующее убежище, но многие недвижно лежали на земле в самых неудобных позах, их кровь быстро впитывалась сухой почвой.
Перед кузней небольшая группа, ведомая кузнецом, дала нападавшим отпор. Большинство селян имело очень слабое представление о том, как обращаться с оружием, и просто размахивало мечами. Некоторые не имели совсем никакого представления и оказывались для своих соратников не меньшей угрозой, чем для врага. Ронан видел, как Том пускает стрелу за стрелой, но лук он держал задом наперед, и стрелы летели ему за спину. Одна вонзилась в руку его брату, еще одна едва миновала Тобольда и чуть ли не по самое оперение погрузилась в глазницу темного всадника. Вооруженный мечом Тобольд сумел уложить одного из спешившихся всадников ударом наотмашь, который пришелся по шее и начисто срубил врагу голову. Ронан заметил, что Тобольд надел сразу два шлема. По одному на каждую ногу.
Впрочем, как бы отважно селяне ни сражались, без кузнеца им надеяться было бы совсем не на что. А он стоял впереди, то и дело издавая ободряющие возгласы, кузнечный молот в его руках стал подлинным вихрем смерти. Семеро врагов уже лежали мертвыми у его ног, и прямо на глазах у Ронана он чудовищными ударами разделался еще с двумя. Он крушил шлемы, черепа и кости будто мягкий картон. Позади него топтался Бревно Козлодер, бросая в темных всадников все заклинания и магические формулы, какие только мог измыслить. К несчастью, достигнув пика колдовского могущества двумя годами раньше со своей трансформацией козлов, в этот раз на серьезное колдовство он был неспособен, однако несколько врагов все же покрылись довольно скверными фурункулами, а еще по меньшей мере двое начали неудержимо чихать.
Медленно, метр за метром, небольшая группа селян продвигалась вперед, но в тот самый миг, когда Ронан уже подумал было о том, что они все-таки смогут каким-то образом одолеть врага, темные воины опустили мечи и отступили. Всех накрыла тишина ожидания, так что единственными звуками остались треск горящих хижин и стоны раненых. А потом из теней на краю площади выступила высокая и грозная фигура. Статный и могучий, со смуглым бородатым лицом и злыми глазами, человек этот был одет во все черное. Пока он шагал к кузнецу, отраженные языки пламени корчились на его черном как смоль шлеме, а с массивного меча медленно капала кровь. Он поднял меч и с явным наслаждением облизал кончик. Ронан задрожал. Сам Некрос! Тут общее безмолвие нарушил голос кузнеца.
– Ты бы поосторожнее. Так и гепатит подхватить недолго.
Некрос поднял взгляд холодных как лед глаз и с интересом стал рассматривать кузнеца.
– А ты неплохо бьешься, кузнец, – прошипел он. – Конечно, для простой деревенщины. Такой отваге я бы нашел применение.
– Биться на твоей стороне? Ха! – кузнец весело рассмеялся в манере человека, на шею которому только что упал скорпион. – Да я лучше умру!
– Именно это тебя и ждет.
– Ну и ладно. Только позволь, я тебя с собой прихвачу. В ад, в самые его недра! – кузнец умолк, понимая, что выражается слишком помпезно. – Так что сунь меч себе в жопу и поерзай на нем,
Стоящий в дверном проходе Ронан изумленно разинул рот. Ни разу он не слышал от отца такого грубого слова. Широко распахнутыми глазами он наблюдал, как его отец и Некрос осторожно кружат друг вокруг друга, но прежде чем кто-то из них успел сделать выпад, в другой стороне площади началась какая-то суматоха.
Дверь одной из хижин распахнулась, и приор Луковка выскочил оттуда будто горностай из норы. Его преследовал один из всадников, который махал мечом и ухмылялся.
– Эй, Некрос! – крикнул всадник. – Тут в одной хижине золота больше, чем во всей этой вонючей деревне!
– Это золото Господа! – Как только эти слова слетели с его губ, сразу стало заметно, что приор о них пожалел. Затем, раз уж у него в руках осталась только одна карта, он решил, что вполне можно ее разыграть. Подняв Священную книгу в кожаном переплете, он завел свой боговдохновенный треп. – Услышьте же слова Святого Тима…
Некрос снял с пояса кинжал и поднял его так, чтобы он указывал точнехонько на приора, который вдруг обнаружил, что его голосовые связки забастовали. Луч алого света вырвался из руки Некроса и ударил точно в Священную книгу, а кинжал полетел вслед за лучом, будто выпущенный из лука, пробил книгу и застрял у приора во лбу. Глаза монаха закатились, в ужасе разглядывая незнакомый предмет, торчащий из его черепа, и у приора как раз хватило дыхания, чтобы вымолвить: «Ты ублюдок». А потом дыхание сделалось чем-то из прошлого, и он осел на землю.
Кузнец приготовился было к атаке, но тут ладонь опустилась на его плечо, и вперед выступил Бренно Козлодер. Глаза шамана горели огнем, а рот его уродливо корчился, словно живя собственной жизнью. Вид у него был как у совсем сбрендившего пугала. Подняв когтистую руку, Бренно забормотал бессвязное заклинание, и ручейки белого света начали завихряться вокруг кончиков его пальцев и струиться вверх-вниз по тощим рукам.
Кузнец наблюдал в полном изумлении. Никогда раньше он не видел, чтобы Бренно такое удавалось. Выходило так, будто два последних года шаман копил силы для одного-единственного заклятия, далеко превосходившего его обычные возможности. Выдержав театральную паузу, он вытянул руку в сторону Некроса, и белый свет слипся в сияющий шар, который метнулся от кончиков пальцев шамана к темному воину. Но в тот самый миг, когда он в него ударил, золотое ожерелье на шее Некроса вспыхнуло огнем, и световой шар с шипением отскочил назад к своему создателю. Бренно завопил, а потом раздался какой-то хлюпающий взрыв, и на охваченных страхом селян посыпался душ из липких кусочков шамана.
Кузнец в ужасе уставился на кусок слегка дымящейся плоти, прилипший к его предплечью, а затем вдруг понял, что к его лицу по широкой дуге летит громадный сверкающий меч. В отчаянии он выбросил перед собой молот, чтобы отразить удар, но меч Некроса прорубил стальную головку молота словно нежный пирог. Раздался громкий хруст, и последним ощущением кузнеца стала жуткая боль, пока клинок ломал ему переносицу и погружался глубоко в череп.
Стоящий в дверях хижины Ронан, не веря своим глазам, смотрел, как безжизненное тело отца осело у ног Некроса. Голова Кузнеца была разрублена почти напополам. Какое-то краткое мгновение Ронану казалось, что он упадет в обморок, но затем красный туман ненависти крепко взял его в оборот, и он, резко навялив на голову шлем и отшвырнув в сторону плюшевого мишку, с высоко поднятым мечом рванулся вперед. И только добравшись до убийц своего отца и уже нанося удар, Ронан вдруг понял, что допустил одну из тех чудовищных ошибок, о которых даже многими годами позже всегда бывает так стыдно вспоминать. Невесть как он все перепутал, и вместо того, чтобы отшвырнуть мишку, отшвырнул меч. Некрос, однако, почуял приближающуюся атаку и, неспешно повернувшись ее встретить, поднял меч, чтобы отразить удар. Летящий по дуге мишка соприкоснулся с клинком, и его отрубленная голова стукнула Некроса по носу. Воин удивленно заморгал, а затём с интересом воззрился на жердеобразного юнца, теперь уже съежившегося от перед ним от страха.
Так же внезапно, как и пришел, приступ гнева, обуявший Ронана, исчез, сменившись жутким испугом. Ронан понял, что вот-вот умрет, и скорее всего страшной смертью, а леденящие кровь вопли у него за спиной давали ему четкое представление о том, что в этот момент происходит с остальными селянами. Тем не менее он не отступил. Если ему суждено было погибнуть, он намеревался сделать это так, чтобы его отцу не было за него стыдно. Однако вместо того, чтобы сразу довести дело до конца, Некрос нагнулся и подобрал безголовый труп плюшевого мишки. Затем он поднес игрушку к самому лицу Ронана и аккуратно провел окровавленным мечом по плюшевой грудке. Материя разошлась, и шерстяные внутренности мишки вы валились пушистым потоком.
Такого откровенного садизма Ронан стерпеть не мог. Без оружия, без надежды, он опустил голову и слепо бросился на Некроса. Воин ловко отступил в сторону и, когда Ронан мимо него проносился, размашисто ударил мечом наотмашь, сминая заднюю часть шлема юнца. Ронан зарылся носом в землю подобно устраивающемуся на отдых
Ронан очнулся с дикой головной болью. Он лежал, плотно зажмурив глаза и недоумевая, почему его кровать вдруг стала такой жесткой и неудобной. Всевозможные воспоминания порхали в его отчаянно кружащейся голове. Головная боль напомнила ему тот раз, когда он десяти лет от роду выпил целую бутылку «Хлебни, и перднешь» – ячменного вина гномов. Череп будто бы что-то сжимало, и это напомнило ему тот раз, когда он в восьмилетнем возрасте застрял головой в кастрюле. И воздух казался пропитан жуткой вонью горелого мяса, которая навела Ронана на воспоминание о том кошмарном дне, когда его отец попытался приготовить шашлык. Отец! О Боже! С ошеломляющей внезапностью полное и отчетливое воспоминание нахлынуло тошнотворным потоком. Ронан сел и сорвал с себя шлем, который спас ему жизнь. Задняя часть шлема выглядела так, словно самый могучий из кузнецов выковывал на ней раскаленный докрасна меч, а лицо и грудь юноши были покрыты коркой крови, которая вытекла из расквашенного о землю носа. Объятый страхом, Ронан огляделся.
Было уже утро, и Племя Фаллона давно ускакало. Мало что напоминало о присутствии темных всадников – если не считать того, что почти вся деревушка была сожжена, а земля усеяна трупами. Едкий туман полз от немногих все еще дымящихся хижин, а целые орды сытых ворон радостно прыгали с трупа на труп. С вымоченными в крови клювами и перьями они нехотя выискивали особенные деликатесы, которые могли быть пропущены. Ронан с трудом поднялся и заковылял через площадь, отчаянно выискивая хоть одного живого селянина. Пока он глазел на выжженные останки некогда радушных домиков и то и дело спотыкался о безжизненные тела прежних друзей, разум его едва справлялся со всей чудовищностью случившегося. Ронан испытывал эмоциональное отупение. Добравшись до трупа отца, он остановился. Он просто не мог поверить, что все это было на самом деле. Никогда больше, лежа в постели, не услышать сердечное приветствие отца, когда тот возвращается из пивнушки? Никогда не стоять бок о бок в невыносимом пекле кузни, пока отец выковывает очередной меч? Не очень-то эти мечи пригодились. Да и рукояти вечно отскакивали…
Внезапно Ронан упал на колени, хватая холодную как лед руку отца, по лицу его заструились слезы. Какое-то время, которое показалось ему вечностью, горе переполняло его, пока в конце концов боль не улеглась и он не обнаружил, что остался один на один с холодной и неукротимой ненавистью. Ронан понятия не имел, как он собирается это проделать, но твердо намерен был выследить Некроса и прикончить ублюдка. Затем, поднявшись на ноги, он понял, что смертельная тишина, что висела над деревушкой, оказалась слегка нарушена. Где-то кто-то тихонько мурлыкал.
Ронан проследил звук до Водяной улицы, где нашел Старого Палина привалившимся к колодцу, стрела с черным опереньем торчала из его паха. Палина часто называли мудрейшим человеком в деревне, что примерно равнялось выбору самого крепкого бильярдного шара или самого привлекательного ленточного червя. Теперь он сидел в луже крови у колодца со щитом в одной руке и сломанным мечом в другой, с помятым шлемом на голове, негромко мурлыча себе под нос.
– Старый Палин! – выдохнул Ронан. – Вы живы! Но… вы ранены!
– Ну, что-то всегда мимо не пролетит. Брось, парень, не дергайся. Царапина, да и только.
– Царапина? – Ронан с сомнением уставился на гнусного вида стрелу.
– Повезло мне, парень. Метили-то в сердце, но я отмахнулся вот этой вот ерундовиной типа щит, которую мне твой отец дал. Так эта стерва мне прямиком в брачную аппаратуру вошла. Самое то получилось, верно? Сидишь тут, за половые части к земле прибитый! – Он рассмеялся, затем закашлялся – сильный сухой кашель тряс все его тщедушное тело. Ронан заворожено наблюдал, как с каждым спазмом кончик стрелы дергается вверх-вниз.
– Вам, должно быть, ужасно больно? – спросил он.
– Не-е! – Старый Палин только рукой махнул. – Не поверишь, но в своем роде почти приятно. – Дышалось ему все тяжелей. Ронан подошел к колодцу и вытащил оттуда полное ведро воды. Затем он аккуратно снял с головы Палина шлем, пару раз треснул им о кирпичную стенку колодца, разгоняя бесчисленных мелких
– Эх-ма! Спасибо, Ронан. Ты славный парнишка. Похож, похож на отца. – Он вздохнул. – А ведь прав был твой папаня. Говорил нам стеречься Некроса и его племени. Нам бы его послушать.
При одном упоминании имени Некроса Ронана от ненависти едва не стошнило. Он вдруг понял, что дать ему сейчас в руки острый кол, и он точно кого-нибудь изуродует.
– Послушайте меня, мастер Палин, – проскрежетал он. – Клянусь вам, я не успокоюсь, пока не найду Некроса и не предам его нечистую душу той мрачной бездне, что его породила!
Палин вымученно усмехнулся.
– И где ты таких фраз нахватался? Мрачная бездна, что его породила? Это звучит! Не иначе ты хроник перечитал! – Внезапно посерьезнев, Палин ухватил Ронана за рукав, подтягивал его поближе. – Слушай, сынок. Такому закаленному ублюдку, как Некрос, ты еще не чета. Хотя твой отец всегда на тебя надеялся. Тебе надо драться выучиться. Иди-ка ты в школу воинов. Само место Порт-Ред называется, это на западном побережье. Научись там всем делам… – Голос его умолк, а рука ослабла и соскользнула на землю.
– Старый Палин! Не уходите! Пожалуйста! – Но едва Ронан посмотрел на остекленевшие глаза старика и его отвисшую челюсть, как тут же понял, что это бесполезно. С печалью в сердце он встал и огляделся. Вчера у него был дом, была семья, были друзья… А теперь он вдруг оказался совсем один. И не осталось, ради чего жить дальше.
Кроме отмщения.
Город
Так Сам, племя Ронана, было уничтожено. Некрос Черный был его палачом-погубителем, а потому стал он известен всему Таку как Самоубивец и Самокат…
…и так на свой шестнадцатый год пришел Ронан в Порт-Ред, что на западном побережье Галиадора. Жесток и опасен был этот город, где смещались три свободные расы: гномы, эльфы и люди. Матросы с бесчисленных судов толпами бродили по Старому Городу, и немало эльфов приласкано было в темных закоулках.
Ронан брел по людной улице, с трепетом разглядывая незнакомые достопримечательности города Порт-Ред. Хотя он и находился в городе уже трое суток, но никак не мог толком привыкнуть к городу. Ронан чувствовал себя окруженным древними зданиями красного камня в три или даже четыре этажа, что высились над ним улица за улицей. Он чувствовал себя подавленным толпами людей, что пихались и проталкивались мимо него, но при этом, казалось, вовсе его не замечали. От непрерывного шума он чувствовал себя оглушенным. И в то же самое время Ронан находил Порт-Ред невероятно чудесным и восхитительным. Столько жизни!
Люди высовывались из окон и что-то друг другу орали. Они стояли в дверях и что-то друг другу орали. Они толпились на улице и что-то друг другу орали. Выкрикивали приветствия, передавали новости, выторговывали цены, заключали сделки – и все это с максимальной громкостью. Владельцы магазинов, хозяева лотков, торговцы вразнос усердно работали, воины важно топали мимо, а проститутки и праведники активно навязывали свои услуги. Запах экзотических пряностей и фруктов от лотков на тротуарах смешивался с ладаном, курящимся над дверью храма, а немыслимо аппетитный аромат дюжины разных кухонь выплывал из дверей бесчисленных баров и ресторанов.
Ронан наблюдал, как пара монахов из Ордена Гедонистов Седьмого дня остановила слоняющуюся проститутку и принялась обговаривать с ней условия их следующего свидания. Затем вдруг где-то наверху распахнулось окно, и звук этот сопровождал глухой вопль. Ронан заодно со всеми, кто оказался поблизости, нырнул в первое попавшееся укрытие. В самой середине разом опустевшей улицы раздался весьма неприятный всплеск, а затем люди, как ни в чем ни бывало, снова взялись за свое, и общий гам возобновился. Ронан улыбнулся себе под нос и продолжил прогулку. Теперь он определенно начинал понимать порядки этих мест. Он уже не без ущерба для себя усвоил, что если ты слышишь из окна наверху крик «Шухер!», ты быстро ныряешь в сторону, иначе у тебя появляются прекрасные шансы получить на голову содержимое ночного горшка. Он также усвоил, что в большом городе решительно никому нельзя доверять.
В день его прибытия к Порт-Реду Ронан не успел отойти и двадцати шагов от городских ворот, как его уже избавили от денег, рюкзака и ботинок трое разных и заслуживающих полного доверия незнакомцев. Его наверняка избавили бы и от целого воза оружия, выкованного его отцом, если бы следующий встреченный им незнакомец не повел себя излишне самонадеянно и не попытался уговорить Ронана отдать также и одежду. К счастью, здравый смысл возобладал. Ронан буквально прилип к возу и толкал его по улице Восточных Ворот, пока не обнаружил магазин под вывеской «Честный Эльрик. Торговля мечами и прочим оружием». Эльрик седовласый старый воин с одной рукой и дыханием, которое ободрало бы любые обои, воспылал к Ронану симпатией и предостерег его о ловушках, поджидающих в городе невинного деревенского парнишку. Затем он осмотрел воз и предложил Ронану очень щедрую цену в шестьдесят серебряных
Затем он отправился в Старый Город и снял комнату в таверне у пристани. Хозяин спросил его, не хочет ли он на ночь проститутку. Не вполне уверенный в том, что такое проститутка, но предполагая, что это какое-то овощное блюдо, Ронан отказался. Вскоре после этого, когда он стоял у стойки бара с кружкой первосортного шанди, хозяин привел проститутку, заказанную одним из воинов, который только-только вписался. Ронан стоял. И глазел. Глазел и глазел. Проститутка оказалась женщиной! Нежная шоколадная кожа, почти такая же темная, как у него, длинные, черные как смоль волосы, волнами ниспадающие до самой талии, губы, которые словно бы кто-то специально надул, и глаза, способные зажечь снег. А фигура! Ронан понятия не имел, что у женщин могут быть такие формы. Она бросила быстрый взгляд в его сторону и улыбнулась. Ронан подумал, что его брюки вот-вот лопнут в паху. Пришлось поскорее уйти.
Какое-то время, пока постепенно подкрадывался вечер, Ронан бродил вдоль пристани, разглядывал корабли. Место это буквально кишело грубыми матросами самого разнообразного вида, многие из которых бочком к нему подваливали и делали странные предложения. Ронан не вполне был уверен, что именно эти предложения означают, однако чувствовал, что его отец бы их не одобрил. Поначалу матросы порядком ему докучали, но очень скоро он выяснил, что, положив ладонь на рукоять меча и что-нибудь эдакое прорычав, он легко их разгонял. Вскоре они оставляли его в покое.
Ронан стоял, любуясь особенно гнусным на вид кораблем. Это был «Нечестивый мечтатель», невольничье судно из Чуч-Хевена. Неожиданно его внимание привлек звон бьющегося у него за спиной стекла. Обернувшись, он увидел небольшую группку людей, сутуло рассевшихся у дверей бакалейной лавки. Эльфы! Но отнюдь не такие, какими Ронан из прочитанных им рассказов себе их представлял. Эльфам полагалось быть прекрасными – с красивыми лицами, всегда смеющимися и поющими. Однако эти эльфы выглядели какими угодно, только не прекрасными. В жутко перепачканной одежде, с перекошенными лицами, они что-то бубнили, ругались себе под нос и потягивали прозрачную жидкость из бутылок, завернутых в грязную коричневую бумагу. Один, сидевший перед осколками бутылки, которую он только что уронил, поднялся, нетвердой походкой добрел до кучи мусора и стал рыться там. Вскоре он нашел грязную старую флягу. Затем он проковылял мимо Ронана, спустился по лестнице к заливу и наполнил флягу морской водой. Поднеся ее к губам, эльф от души к ней приложился, но тут его колени подогнулись, и он тяжело осел на ступеньку. Ронан испытал шок и разочарование. Зрелище хуже, чем в тот раз, когда он зашел в хижину брата девственника и застал его за грубыми проделками с одной из коз. Только вернувшись в таверну и поговорив с хозяином, Ронан выяснил правду про эльфов.
Внезапно Ронана резко вернул в настоящее колокольный звон. Ему было хорошо видно, как высоко на крыше храма два брата из Ордена Гедонистов Седьмого дня тянут за веревку. Ронан покраснел и отвернулся. Никогда в жизни не доводилось ему видеть колокол столь непристойной формы. Тут он понял, что братья отзванивают очередной час. Ровно девять. Ронан мог опоздать – и это в первый же его день в Школе воинов!
Он целеустремленно зашагал по улице навстречу своему будущему, уверенно прокладывая дорогу через толпу, ладонь его покоилась на рукояти меча, как у настоящего воина. Мысленно Ронан уже считал себя воином, гордым, благородным и наводящим страх, Ронаном Ужасным, Победителем Зла и Убийцей Тысяч. И вдруг впереди, между прочих лавок и контор, замаячило его будущее. С одной стороны расположилось заведение некроманта – «Заговоры Зла». С другой – «Просто рабы». А между ними – «КЛИНКИ», лучшая боевая академия на всем северо-западном побережье, так его, по крайней мере, заверил хозяин таверны.
Пройдя в переднюю дверь, Ронан оказался в приемной, которая не была похожа ни на одну из уже виденных им комнат. Стены украшали шторы серых и персиковых тонов, и висели роскошные гобелены, где изображались подвиги наиболее выдающихся и кровожадных выпускников Школы. Пол был покрыт самым густым ковром, на каком Ронан когда-либо стоял, а всевозможные растения каскадами ниспадали из подвешенных корзин и горшков. По одну сторону, рядом с картотечным шкафом, располагался массивный стол. На столе имелось гусиное перо в чернильнице, а также корзина для входящих бумаг, полная важных на вид документов и пергаментов. За столом красивая, но, на взгляд Ронана, слишком уж худощавая девушка, старательно игнорируя все документы, сосредоточилась на раскрашивании своих ногтей какой-то странной голубой жидкостью.
Девушка подняла глаза и одарила Ронана абсолютно фальшивой улыбкой.
– Привет, я Ленья, секретарша, чем могу служить? – можно было подумать, что ее голос не менялся с тех пор, как ей стукнуло восемь.
– Я хочу поступить. В Школу воинов.
– Угу, – из-под стола девушка извлекла бланк, который тут же принялась заполнять.
– Имя?
– Ронан.
– Фамилия?
– Что? Ах, фамилия… Кузнец. Ронан Кузнец.
Она с прищуром посмотрела на юношу.
– Кузнец, значит? Верно, в бегах?
– Что? – Ронан смутился.
– Проехали. – Девушка продолжала записывать. – Курс воина. С какого уровня? Новичок, неопытный, опытный, закаленный, кровожадный или полный ублюдок?
Ронан почувствовал, что его уверенность исчезает как дождевая вода под решеткой.
– Новичок, – пробормотал он.
– Обучение дневное или с проживанием?
– Пожалуйста, с проживанием.
Поделиться книгой: