Апсара и её игрушки

Дуглас Брайан

АПСАРА И ЕЁ ИГРУШКИ

(в печатном виде текст не издавался)

Великий Путь Шелка и Нефрита таит множество опасностей: нападения зверей и чудовищ, капризы стихии, разбойники, таящиеся во тьме. Все это преодолел Гхар Абинда, купец из Хаббы, который наконец возвращался домой из трудного путешествия. Вот уже появились первые признаки того, что блистательная столица Хаббатеи близка. Над дорогой тут и там висели в воздухе светящиеся шары — творения древних хаббатейских магов. Еще несколько дней — и купец обнимет любимую дочь Апсару, единственное дорогое ему существо.

Гхар Абинда ехал из Вендии, страны, которую многие хаббатейцы считали своей прародиной. Именно отсюда вышли те, кто потом стал родоначальником наиболее знатных фамилий Хаббы. Искусные лучники, умелые всадники, знающие лекари и маги. Именно они создали эти светящиеся шары, что озаряли для хаббатейцев путь домой.

Сам Гхар Абинда не владел ни одним из умений своих легендарных предков. При случае он мог сесть на коня или взять в руки лук, но назвать его «искусным» не повернулся бы язык даже у самого закоренелого льстеца.

Купец был немолодым, располневшим, несмотря на бурную жизнь, человеком с тщательно ухоженной, завитой и напомаженной бородой, в которой было много седых прядей. Темные его глаза смотрели умно и проницательно, если их не затуманивало вино (а к выпивке Гхар Абинда пристрастился с годами, особенно после смерти жены). Он любил драгоценности и, пожалуй, носил больше колец, браслетов и ожерелий, чем дозволялось правилами хорошего вкуса. Это вызывало нарекания у некоторых его спутников — правда, несколько по иной причине, нежели требования изысканности. Караванщики, например, считали, что негоже где попало выставлять напоказ такое богатство — это, мол, ведет к ненужным соблазнам. Мало ли кто подсмотрит в пыльном караван-сарае за путешественником, который прямо-таки ломится от драгоценностей! В дороге и воры встречаются, и грабители. Лучше держать имущество в тюках, под надежной охраной, а не разгуливать по чужим городам, заходя в таверны и демонстрируя повсюду свое золото.

Гхар Абинда, слушал, кивал, соглашался — но продолжал поступать по-своему.

В маленьком городке, затерянном где-то в Гирканских степях за морем Вилайет, Гхар Абинда чуть было не пал жертвой своей неосмотрительности. Караван расположился там на несколько дней. Нужно было запастись водой, дать отдых усталым верблюдам, да и людям не мешало немного развеяться. Впереди был опасный участок — в верховьях реки Запорожки бродила шайка разбойника по имени Карбон. О Карбоне было известно, что он гирканец, в шайке у него не то семь, не то пятнадцать, не то целых сто человек (число разбойников увеличивалось или уменьшалось в зависимости от рассказчика); говорили, что он не знает пощады, не брезгует работорговлей и особую ненависть питает к хаббатейцам. Во всяком случае, чаще всего о его грабежах повествовали именно они. Карбон заключил союз с воинственными и разбойничьими племенами мунган, которые кочевали на южном берегу Запорожки. Поэтому, вероятно, время от времени его шайка увеличивалась за счет союзных мунганов, если дело предстояло крупное.

Как бы там ни было, а Гхар Абинда был слишком легкомыслен или слишком высокомерен, чтобы обращать внимание на предостережения. Когда верблюдов разгрузили, товары пересчитали и заперли, к складам приставили стражу, а слуг и охрану устроили на ночлег, Гхар Абинда отправился на поиски приключений.

Еще днем, когда он утолял первую жажду глотком ячменного пива, он приметил красивую молодую женщину с раскосыми глазами. На ней было широкое ярко-красное покрывало, расшитое золотыми цветами, когда-то очень дорогое и красивое, но теперь изрядно заношенное, затрепанное и с дырами. Позолота, которой были нанесены рисунки, облезла, по краям свисала бахрома. Совершенно очевидно было, что женщина эта промышляла древним ремеслом, и Гхару Абинде хватило одного взгляда, чтобы договориться с ней о встрече вечером.

Он выбрал для нее подарок — недорогой браслетик с бирюзовым «глазком», отсчитал десяток серебряных монет и отправился в таверну. Женщина была уже там, болтала с каким-то человеком, с головы до ног закутанным в темно-синий плащ. При виде купца человек этот быстро ушел.

— Кто это был, красавица? — осведомился Гхар Абинда.

Женщина удивленно подняла красивые округлые брови:

— О ком ты говоришь? Здесь никого, кроме тебя, нет!

Она сделала пренебрежительный жест, показывая, что остальные посетители таверны, слуги и сам хозяин — ничто для нее, когда рядом находится клиент.

Гхар Абинда крякнул с довольным видом.

— Дай-ка мне руку.

Она протянула ему руку, и он застегнул на смуглом запястье браслет.

— Ты очень щедр, — она блеснула зубами в улыбке. — Я еще ничего для тебя не сделала, а ты уже осыпаешь меня драгоценностями.

Гхар Абинда не уловил иронии и с довольным видом произнес:

— Я всегда щедр с теми, кто мне нравится. Ты не пожалеешь.

— О, не сомневаюсь! — заверила его женщина. — Оставь это дрянное вино. Хозяин его разводит водой из поилки для верблюдов. Идем, я угощу тебя настоящим вином.

Она встала и повела его за собой по узким извилистым улочкам. Городок был небольшим и все же заблудиться здесь, в мешанине домов, не составило бы труда. Скоро Гхар Абинда лишь приблизительно представлял себе местонахождение караван-сарая.

Неожиданно он понял, что они вышли за пределы города. Крепостной стены здесь не было. То, что от нее осталось, давным-давно рухнуло, а возведением новой никто не озаботился. Это было и ни к чему: мунганы не трогали городок, где жили их родичи, бандиты держали здесь награбленное; они наезжали сюда для отдыха или лечения, у некоторых имелись подруги и даже дети.

Но Гхар Абинда не вдавался во все эти тонкости. Сейчас его занимало одно: куда привела его красавица и где они найдут пристанище на эту ночь.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Много же времени тебе потребовалось для того, чтобы задать этот вопрос! — засмеялась она в темноте. — До сих пор ты не интересовался моим именем.

— До сих пор меня интересовало, где твой дом.

— Кто тебе сказал, что мы отправляемся в мой дом?

— Так поступают обычно, — сказал Гхар Абинда. — Я все еще не услышал ответа на мой вопрос.

— Цисса. Меня зовут Цисса, — проговорила женщина задумчиво, словно пробуя это имя на вкус. — Тебе нравится?

— Мне все равно, — буркнул Гхар Абинда. — Я устал. Куда ты меня ведешь?

— Мы уже пришли, — ответила Цисса и неожиданно свистнула.

Тьма вокруг них ожила. Несколько человек возникли как будто из ниоткуда, окружили женщину и купца, подталкивая их к груде больших камней. При неверном свете луны Гхар Абинда разглядел огромные валуны. Судя по всему, когда-то здесь было строение, может быть, гробница или небольшой храм давно забытого божества. Теперь от него мало что осталось.

Из-за руин показался высокий человек с крючковатым носом и небольшими темными глазами. Он был одет в косматый плащ, какие носят пастухи, и самую простую одежду, удобную для схватки и езды верхом. Но оружие у него, как заметил опытным взглядом купец, было дорогое.

— Я Карбон, — представился он и поклонился купцу с насмешливой учтивостью. — Впрочем, ты и сам уже мог бы об этом догадаться.

— Разумеется, — буркнул Гхар Абинда. Он рассматривал Карбона, стараясь понять, с каким человеком имеет теперь дело. Конечно, Гхар Абинда слышал о том, что Карбон жесток, жаден и коварен; но такое говорят обо всех разбойниках. Гхар Абинда гордился своим умением распознавать людские характеры. Он никогда не полагался на чужое мнение и всегда стремился лично познакомиться с человеком и удостовериться в том, что он отвечает своей репутации.

Карбон, в свою очередь, никогда не утруждал себя тщательным изучением представителей рода человеческого. Он делил людей на тех, у кого есть что отобрать, и тех, с кого взять нечего. Первая категория делилась на тех, кого обобрать легко, и тех, с кем придется повозиться. Дальше в своих исследованиях он не заходил.

Гхар Абинда, с точки зрения Карбона, представлял собой идеальную жертву: богатый, изнеженный, благоразумный. С ним не будет хлопот.

Но неожиданно купец удивил разбойника. Он помял свою бороду в кулаке (при этом кольца предательские блеснули в свете луны), пожевал губами, прищурился и, глядя прямо на Карбона, спросил:

— Скажи-ка, грабитель, ведь когда-то ты был обычным… Нет, погоди, не отвечай, я постараюсь догадаться…

Стало тихо. Другие разбойники, повинуясь знаку своего предводителя, застыли в стороне. Когда придет время, они навалятся на купца, снимут с него украшения и дорогую одежду, распотрошат кошелек. А пока Карбон разговаривает — лучше подождать, не вмешиваться. Карбон любил время от времени поиграть с добычей, как кошка с мышкой. Это его забавляло.

— Пастухом? — раздумывал между тем Гхар Абинда. — Нет, для пастуха ты слишком… как бы это сказать… Ты слишком расчетлив. Не любишь рисковать.

— Я не рискую попусту, — сказал сквозь зубы Карбон, — потому что так поступают только глупцы!

— Ты не любишь людей, жаден и не боишься тяжелых испытаний… — продолжал Гхар Абинда как ни в чем не бывало. — Скажи-ка, Карбон, старая мельница в низовьях Запорожки, — не принадлежала ли она когда-то твоей семье?

— Мельник? — выдохнула Цисса и уставилась на предводителя разбойников с каким-то обидным для того удивлением. — Ты был мельником, Карбон?

Гхар Абинда удовлетворенно кивнул, глядя, как побледнело лицо Карбона и какими злыми и вместе с тем несчастными стали его глаза. Умение разбираться в людях и многолетний опыт не подвели купца — он попал в точку. Другое дело, что он не подумал о последствиях столь точного «выстрела». Неизвестно ведь, как отнесется этот дикий, озлобленный человек к правде о себе, да еще высказанной в присутствии подчиненных.

Наконец Карбон совладал с гневом.

— Что ж, — произнес он, — ты угадал, старик. Когда-то моя семья владела мельницей, той самой, которая теперь разрушена. Я вырос там и возненавидел и людей, и все ремесла, и все, что призвано служить людям и облегчать им жизнь! Я сам поджег нашу мельницу и поклялся, что ни одно мое деяние не будет людям во благо. Ты это хотел услышать от меня, старик?

— Для начала, я не старик, — обиделся купец. — Конечно, я уже не так молод, но все-таки еще достаточно силен и… гм… — Он бросил быстрый взгляд на Циссу. — Насколько я понимаю, мне незачем просить тебя оставить нас с этой женщиной наедине?

— Цисса сделала то, что ей было приказано, — привела тебя ко мне, — ответил разбойник. — На этом ее роль в твоей жизни окончена. Теперь выслушай меня, старик.

— Слушаю тебя, мельник, — сказал Гхар Абинда, отлично видя, как бесит Карбона подобное обращение.

— С тобой есть хотя бы один слуга, который умеет читать и писать?

— Все мои слуги обучены грамоте, — гордо ответил купец. — И при случае могут заменить меня при заключении торговой сделки, если понадобится.

— Очень хорошо. Напиши самому надежному из них, чтобы доставил всю твою выручку в монетах и золоте сюда, к этим развалинам, не позднее, чем взойдет солнце. Мой человек отнесет записку и он же приведет сюда твоего доверенного слугу. Когда золото будет у меня, тебя отпустят. Соглашайся, это хорошие условия. Я предлагаю их тебе только потому, что до сих пор ты вел себя благоразумно.

— Мне трудно поверить тебе, друг мой, — сказал Гхар Абинда. — Твоя искренность кажется мне весьма сомнительной. Как только выкуп будет доставлен, ты меня убьешь.

— Нет, могу дать клятву! — сказал разбойник.

— Много ли стоит твоя клятва? — усмехнулся Гхар Абинда. — Ты ведь и вправду ненавидишь людей и жизнь одного из них ничего не стоит в твоих глазах.

— Я не убиваю безоружных, — сказал разбойник, кривя губы. — И напрасно ты считаешь, будто у таких, как я, нет чести.

— Не сомневаюсь, какое-то собственное представление о чести у тебя имеется, — кивнул Гхар Абинда, — но только не знаю, могу ли я довериться ему. Как бы я рассуждал на твоем месте? — продолжал он, поднимая палец в знак призыва к вниманию. — Положим, отпущу я этого купца, прикарманив его денежки. А он, этот купец, едва только дойдет до караванщика, поднимет тревогу. Мол, ограбили! Караул! Разбойники! И отправят отряд солдат ловить меня, Карбона, по всей степи. А уж когда поймают — не жди пощады. Поэтому не стану я купца отпускать, а лучше убью его и спрячу в этих развалинах.

Карбон выслушал эту речь мрачно. Брови его сдвинулись, глаза потемнели от гнева.

— Говоришь, я ненавижу людей? — медленно произнес Карбон. — Да это ты, почтенный торговец, уважаемый среди сограждан, по-настоящему ненавидишь людей! И презираешь их так, словно они мусор под твоими ногами. С чего ты взял, что я нарушу слово?

— Я ведь только что объяснил тебе, как рассуждал бы на твоем месте.

— Это ты так рассуждал бы, а я думаю иначе, — отрезал Карбон. — И не ты первый оказался таким умником, старик. Все вы, богатые, холеные, хорошо воспитанные господа всегда подозреваете самое худшее, самое низкое и гнусное в простых людях, вроде меня. Но я объясню тебе еще кое-что. Дело в том, что люди действительно так плохи, как ты считаешь. Если ты попробуешь поднять тревогу, знаешь, что тебе ответит караванщик? Что о разбойнике Карбоне известно давным-давно. Что не нужно было тебе, старому дураку, ходить за красивой женщиной по незнакомому городу. Что не станет караванщик терять время и рисковать, отправляя людей на поиски опасного преступника. И уж тем более не захотят заниматься этим солдаты из Хаббатеи — делать им нечего! Не станут они гоняться по всей степи за одним бандитом, пока он не досаждает властям, а ощипывает лишь глупых купцов, вроде тебя. Поэтому проще всего будет, если ты сейчас напишешь письмо и приложишь к нему кольцо в знак подлинности. Остальные кольца можешь снять и преподнести мне и моим людям — в знак доброй воли. А потом — отдохни здесь, — он показал на развалины. — Если Цисса захочет, она составит тебе компанию. Ты как, Цисса? Нравится тебе купец?

— Нет, — сказала женщина. — Ты прав, Карбон, он нехороший человек. Тот, первый, мне куда больше был по душе. Зачем ты так с ним обошелся?

— Да он голодранец, Цисса! — воскликнул Карбон, сердито топнув ногой. — На что он тебе сдался?

— Не все измеряется деньгами, Карбон, — ответила молодая женщина и капризно выпятила губу. — А теперь он валяется без сознания и ни на что не годен.

— Полежит до утра, потом отвезем его в степь и отпустим, — сказал Карбон. Он повернулся к купцу. — Видишь? Даже бесполезного голодранца я не стану убивать просто так. Хотя стоило бы… Цисса приметила его в том же кабачке, что и тебя. Она хоть и опытная грабительница, но иногда совершает ошибки. Так и в этот раз. Ее сбило с толку то, что парень был весь увешан драгоценностями и сорил деньгами. Заказывал только лучшую выпивку, съел целую ногу ягненка, а захмелев — одаривал кольцами и монетами всех подряд, кто под руку подворачивался. Она решила, что это какой-то богатый наследник. Получил денежки и ошалел от свалившегося на него счастья. Заманила, как было договорено, сюда, тут-то и выяснилось, что нет у него никакого наследства…

— А как это выяснилось? — заинтересовался Гхар Абинда. И поспешно добавил: — Не думай, что я тебе не верю. Просто ты — новый экземпляр в моей коллекции человеческих типов. И я, конечно же, не упущу возможности как можно подробнее ознакомиться с твоим способом распознавать богатых наследников. Мне как купцу и отцу единственной дочери такой навык просто необходим. Особенно когда настанет пора выдавать мою дочь замуж.

— Секрета никакого нет, — ухмыльнулся разбойник. — Один из моих людей его узнал. Это киммериец, бродяга. У него нет никакой родни. Деньги, которыми он разбрасывался, — остатки клада, найденного им в развалинах к северу отсюда. Он был пьян, иначе мы бы с ним не совладали. Пришлось ударить его по голове камнем и связать, иначе плохо бы нам всем пришлось. Он впал в берсеркову ярость, узнав, что его пытаются ограбить.

Гхар Абинда развел руками:

— Не могу его винить. Будь я могучим воином двадцати с небольшим лет от роду, я бы тоже сейчас показывал вам все признаки этого заболевания. Но увы, в мои годы берсеркова ярость заканчивается апоплексическим ударом. А такой радости я вам не доставлю. Несите дощечку и палочку, я напишу письмо и отдам кольцо.

Гхар Абинда написал несколько строк, умоляя как можно скорее прислать шкатулку с драгоценностями к старым развалинам, «иначе мне всю ночь придется сидеть на голых камнях, что неизбежно приведет к ревматизму», прибавил он. Затем разбойники бесцеремонно избавили его от всех украшений, связали ему руки и препроводили в укрытие, наспех сооруженное ими среди руин.

* * *

Гхар Абинда надеялся, что Цисса задержится и проведет с ним хоть какое-то время. Но молодая женщина лишь презрительно усмехнулась.

— И не надейся, старик! — сказала она.

— Пожилые люди — интересные собеседники, — сказал Гхар Абинда. — Я мог бы рассказать тебе немало о чужих далеких странах, где побывал во время моих путешествий.

— Знал бы ты, сколько подобных историй я выслушала на своем веку, — ответила женщина, зевая. — Я ведь заманиваю сюда торговцев и авантюристов. Все вы жулики и мастера поговорить. Нет уж. Если я захочу новых впечатлений — я сама отправлюсь в путешествие. А это произойдет, когда я стану достаточно богата.

— Смотри, чтобы тебя саму не ограбили, — заметил купец, устраиваясь поудобнее и подворачивая плащ.

Женщина показала ему кинжал.

— Я неплохо владею оружием, умею ездить верхом на лошади и на верблюде, а кроме того — вижу мужчин насквозь. А теперь я ухожу. Я устала и хочу спать. И ты отдохни, купец.

И она исчезла.

Гхар Абинда поерзал на камнях, заранее зная, что все бесполезно: чем дольше — тем невыносимей будет это сидение на твердом холодном камне. Скорей бы уж доставили шкатулку, а там будь что будет. Убьют — значит, пришло время умирать. В конце концов, Гхар Абинда прожил долгую, наполненную событиями и часто — очень счастливую жизнь. Жаль оставлять Апсару одну без поддержки. Но она унаследует немалое богатство. Будучи разумной девушкой, она, несомненно, выберет себе правильного мужа. И жизнь для нее потечет по-старому, среди роскоши, покоя и довольства.

Меланхолические раздумья Гхара Абинды были прерваны хриплым стоном, который превратился в кашель, а завершился ругательствами. Гхар Абинда подскочил от неожиданности. Конечно, он помнил о втором пленнике, что находился среди руин, но не предполагал, будто тот очнется до рассвета.

Купец неловко поднялся и подошел к месту, откуда доносились звуки.

Он увидел связанного по рукам и ногам полуголого человека, чья могучая мускулатура блестела в свете луны. Копна спутанных черных волос падала на его лицо. Он извивался на земле и ругался на нескольких языках, изрыгая страшнейшие богохульства.

— Остановись на минуту, — обратился к нему Гхар Абинда. — Из всех богов я поклоняюсь только Митре, однако предпочитаю не ссориться ни с кем. От твоих проклятий у меня волосы шевелятся на голове.

Варвар на мгновение затих, а потом прорычал:

— Кто ты такой, чума тебе в глотку?

— Меня зовут Гхар Абинда, я купец из Хаббы и… Митра, да у тебя вся голова разбита!

Только тут Гхар Абинда увидел, что половина черных волос варвара слиплась от крови.

— Ерунда, — буркнул тот, — из головы всегда хлещет, как из разрезанного поросенка. Гудит, правда, и перед глазами все еще кружится… Эта проклятая девка, да плюнет Бэлит ей на лоно, чтобы у нее никогда не рождались дети, — это она завлекла меня сюда. Я видел, что ей нравятся мои деньги и все эти золотые побрякушки, — что ж! Я охотно раздаю такие вещи женщинам, если те со мной ласковы. Но она продала меня этому разбойнику, этому Карбону! Карбон посмеялся надо мной. Мы сталкивались с ним в Гирканских степях, и пару раз я его одолевал. Хорошо же он со мной расквитался, ничего не скажешь. Но погоди, я еще не сдался. Тебе известно, старик, что они собираются с нами делать?

— Я жду, пока принесут за меня выкуп, — ответил Гхар Абинда. — И не называй меня стариком. Как твое имя?

— Конан из Киммерии. Запомни на весь остаток своей жалкой жизни, — сердито сказал варвар. Он был в ярости из-за того, что попался на такой ерунде.

— Ну так вот, Конан из Киммерии, я еще не старик. Запомни это на весь остаток своей увлекательной жизни, полной драк, пьянства, продажных женщин и грабежей. Что касается твоей участи, Карбон уверял, что намерен отвезти тебя в степь и выпустить, как выпускают дикое животное.

— И ты ему веришь? — Конан презрительно хохотнул. — Он убьет меня на рассвете. А потом прихлопнет и тебя.

Гхар Абинда пожевал губами в бороде, как делал всегда, когда глубоко задумывался.

— Возможно, так, а может быть, и нет, — изрек он наконец.

— Глубокомысленное замечание, старик, делающее честь твоему уму и жизненному опыту, — заметил варвар.

Гхар Абинда поневоле засмеялся.