Меч Господа нашего-4 [СИ]

По возвращении в Кэмп Бастион — капитан написал рапорт, приложил к нему все снимки, сделанные им самим и его людьми. Потом, через несколько дней — из Кабула прилетел какой-то козел из пресс-центра и несколько часов мурыжил капитана и его людей вопросами — причем вопросы были строго определенной направленности. Достаточно ли высок был уровень угрозы, чтобы применять оружие в центре города. Осознавал ли капитан, что при стрельбе могут погибнуть гражданские. Осознавал ли капитан, что рискованное вождение машины так же может привести к ранению или смерти гражданских. Все ли он правдиво написал в рапорте — или что-то скрыл? Больше никаких последствий — дело со стрельбой в Кандагаре — не имело.

Неконтролируемая территория

Могадишо

Судный день — 30 июля 2015 года

И в Судный день справа ты увидишь все свои хорошие деяния

слева — все плохие, а спереди — огонь Ада …

Могадишо. Город из кошмаров. Город тьмы под палящим солнцем…

Руины, танки, целые и покореженные, бывшие жилые комплексы на девять этажей, которые превратились где в руины, а где — в чудовищные лагеря беженцев, где у самого края многометрового бетонного обрыва — годами живут потерявшие все семьи. Город, разделенный, разорванный на части группировками исламистов. Мохаммед Фарах Айдид, генерал регулярной армии, учившийся в Москве, глава воинственного племенного ополчения племени хабр-гадир — чудовищно жестокими методами пытался в самом начале девяностых остановить войну и хоть как-то собрать разваливающуюся на части страну. Американцы — не дали ему это сделать, сами понесли потери и были вынуждены отступить. В девяносто пятом — пуля снайпера, пущенная из развалин в районе рынка Медина, где племенные ополченцы хабр-гадир добивали исламских экстремистов — снова раз и навсегда повернула историю страны. Тогда же — стало понятно, что мира не будет — ни сейчас, ни через десять лет. Там, где воюют за ислам — войны короткими не бывают…

После двадцати шести лет непрекращающейся войны в Могадишо невозможно было жить — только существовать. Не было слов, чтобы полностью описать весь кошмар, который можно было видеть под палящим африканским солнцем.

В городе не было ни одного целого здания — вообще. Не было ни одного здания, на котором не было бы следов от пуль, ракет РПГ, кое-где и танковых снарядов. В центре — здания как-то перестраивали, кое-где даже строили новые. Но все окраины — напоминали панораму свершившегося на земле апокалипсиса. Войны всех против всех — только в этих развалинах, посреди хрустящего кирпича существовали люди.

В городе не было ничего от цивилизации — ни канализации, ни воды, ни электричества, ни уборки мусора. Мусор — просто бросали в кучи, которые были в каждом районе — иные достигали высоты пятиэтажного дома, испуская омерзительную вонь. Тут же — копошились нищие, ища хоть что-то, что поможет им продлить свое существование. Удивительно, но не было крыс — им просто было нечем питаться. В городе не было пищевых отходов, это была слишком большая роскошь — бросать что-то хоть немного съедобное в отходы. Сами крысы — тоже были пищей.

Канализации не было — испражнялись прямо на улицах, во дворах, в выкопанные ямы, поэтому в любой части города, в любое время суток стоял столь безмерно злой смрад, что его нельзя было описать словами. Ливневой канализации не было, некоторые улицы в сезон дождей затапливались по колено и оставались затопленными месяц — два. Такую воду пить было нельзя, в ней содержались все возможные виды болезнетворных бактерий.

Чистую воду добывали самыми разными путями. Во время ливней — все Могадишо собирало воду, это был дар Аллаха, потому что такая вода не стоила ничего: делали воронки, уловители. В обычные дни — воду покупали у водоносов, маленьких мальчишек, развозящих воду на самодельных тачках в канистрах желтого цвета, оставшихся здесь от контингента стабилизации ООН. В некоторых местах города были пробурены скважины, они охранялись автоматчиками. Торговцы водой — были одними из самых богатых жителей этого города…

Электричество добывали с помощью дизель-генераторов, больших и маленьких. Каждый, у кого был дизель-генератор — продавал электричество соседям, чтобы хоть частично окупить его работу. Для этого — к соседним домам тянули провода, от каждого дизель-генератора свои, единой электросети давно не было. В результате — улицы Могадишо, где было электроснабжение, напоминали паучью сеть. На покосившихся, избитых пулями, едва не падающих столбах — клубками висели, расходились, сходились электрические провода. В городе они были большой ценностью — а отчаянные нищие пацаны по ночам лазали на столбы и пытались спереть провода — вооруженные лишь палкой, даже без резиновых перчаток. Часто гибли.

Автопарк Могадишо состоял из машин двух категорий. Те, у кого были деньги: пираты, «государственные служащие», высокопоставленные сотрудники ООН и ОАЕ (Организация африканского единства), торговцы водой, гуманитарной помощью, амиры исламистских банд — ездили на внедорожниках Тойота Ланд Круизер старых и даже новых моделей, иранских, суданских и даже японских Нисанах Патруль, Мицубиси Паджеро — все это ввозилось из арабских стран, их можно было узнать по хромированному обвесу. Были и микроавтобусы — что-то вроде маршрутных такси для тех, кто может себе это позволить. Вторая категория автопарка Могадишо — это передвижные скульптуры на колесах. Машины-катастрофы: легковушки, автобусы, здоровенные грузовики, часто собранные из нескольких машин, с частично срезанной кабиной или вовсе без кабин — лишь ржавое сидение на раме, открытая рулевая колонка, движок, радиатор и кузов, часто самодельный. Это были машины, куда хуже тех, которые в нормальных странах попадают на помойку — но здесь они работали.

И люди… В городе было полно людей, практически все — с оружием. Пикапы с крупнокалиберными пулеметами, с безоткатными пушками, бронемашины и танки миротворческих сил. Женщины, дети, нищие… безумное человеческое месиво в давно погибшем городе. Сам город погиб — но жизнь пробивалась в нем, упорно торила себе дорогу, как на лесном пепелище — пробиваются к свету зеленые ростки новой жизни…

После катастрофы в Могадишо 3–4 октября 1993 года — президент США Билл Клинтон был вынужден установить точную дату вывода войск, март 1994 года. Войска были выведены, при том, что мира в стране так и не наступило. Все время до вывода, американцы продолжали вести бои, просто они не были так распиарены, как шестая попытка захвата генерала Айдида. Формальным поводом для соблюдения сроков вывода было и то, что в Найроби, а потом и в Кисимайо было подписано формальное соглашение между представителями пятнадцати сомалийских кланов, а перед самым выводом — двое лидеров крупнейших группировок Мохаммед Фарах Айдид и Али Махди Мохаммед достигли соглашения о контроле за Могадишо. Оно разрушится позже во время стычки за контроль над аэропортом.

После ухода американцев, война вспыхнула с новой силой. Основной движущей силой пока стали сомалийские кланы — и победивший американцев клан хабр-гадир, ослабленный боями, обречен был на то, чтобы стать врагом для всех. В апреле девяносто пятого — начались бои милиции Айдида с представителями клана хавийя, одного из крупнейших. В июле девяносто пятого — полностью сгорел крупнейший рынок в стране — рынок Бакараха, уничтожив товара на многие миллионы долларов — в поджоге обвинили Айдида, который якобы за это получил деньги от иностранцев. В сентябре девяносто пятого — отряды Айдида (хабр-гадир) начали наступление на юго-восток страны, на враждебные кланы. В октябре девяносто пятого — полковник Хассан Мухамед Нур Шатигадуд создал межклановое вооруженное ополчение, названное «Армия сопротивления Равахейн» Начались бои за Бодайбо, Худдур и Байдоа. В октябре же — боевики Али Махди Мохаммеда открыли огонь по гражданским судам в порту Могадишо, что привело к прекращению поставок гуманитарной помощи, голоду и нарастанию недовольства. В девяносто шестом был взят Бодайбо, после чего генерал Айдид перенес свою резиденцию туда. Войска хабр-гадир возглавил его сын, Хусейн Айдид, бывший морской пехотинец США.

В апреле девяносто шестого — Айдид возвращается в Могадишо, который до этого контролировался боевиками Али Махди Мохаммеда и злейшего врага генерала — лидера исламистов Османа Атты. Части генерала Айдида начинают уличные бои в городе, постепенно продвигаясь к кварталу Медина, оплоту исламских экстремистов в городе и в стране. Уже во время боев в самом квартале Медина — генерал Айдид был смертельно ранен снайпером и позже — скончался от полученного ранения, пуля, возможно, была отравлена. Его преемником становится Хусейн Айдид — но наступление прекращается и больше — хабр-гадир уже никогда не сможет претендовать на всю территорию страны. Все группировки, временные союзы, заключенные против габр-гадир распадаются на части и начинается ожесточенная война всех против всех…

В это же время — начинается постепенный подъем в стране радикального ислама.

Ислам в Сомали был всегда, но он был настолько перемешан с традиционными религиями и племенными обычаями, что его нельзя было назвать исламом в чистом виде. Первые радикальные группировки — это были Вахда эль-Шабааб эль-Ислам и Джама эт эль-Ислами — появились в стране в шестидесятые, но президент Мохаммед Сиад Барре жестоко преследовал проповедников чистого ислама, и многие его сторонники были вынуждены бежать, в том числе — на Ближний Восток, где обзавелись связями среди исламских радикалов. Эти группировки начнут возвращаться в страну только в середине восьмидесятых, когда Барре решит провести либерализацию — которая и приведет в конечном итоге к войне. Радикалы — сыграют в начале войны немалую роль, ведь она зародится на севере Сомали, оружие восставшим через Красное море будут поставлять именно исламисты.

В условиях полного крушения государственности — одной из минимальных потребностей народа Сомали стала система судопроизводства. Хоть какого-то, позволяющего решать хотя бы мелкие бытовые и семейные споры. Такие суды стали появляться при мечетях: имамы стали разрешать споры как судьи. Потом — у мечетей стали появляться и вооруженные отряды: ведь исламистам Сомали оказывали помощь с Ближнего Востока, для нищей как церковная крыса Сомали это были огромные деньги. Поступающие средства позволили сначала нанимать вооруженные отряды для защиты мечетей от грабителей, потом — эти отряды стали исполнять роль судебных приставов, силой обеспечивающих исполнение решений судов. Одновременно с этим происходил естественный отбор: денежные средства получали только наиболее радикальные имамы, в том числе вернувшиеся из Саудовской Аравии и принявшие там ваххабизм. Так в стране — появился и ваххабизм и первые люди Аль-Каиды…

Первый исламский суд появился еще в девяносто четвертом на севере страны. Второй — в девяносто шестом в городке Белетвейн. Затем суды стали создавать и другие города — в отличие от племенных судов они старались разрешать дела справедливо, пусть и по нормам шариата. Постепенно — суды стали создавать систему образования (медресе при мечетях), здравоохранения, собственную полицию, становиться точками, вокруг которых собирались все, кому нужен был порядок. Суды и те, кто был с ними связан — не делили людей на кланы и племенные группы, в отличие от тех кто вел гражданскую войну — и людям это нравилось. В девяносто восьмом — исламские суды округов Ифка, Халан, Цирколо, Варшадда, Харараале решили объединить свои усилия, договорились о признании решений друг друга и создании объединенной стражи. С этого времени — власть и влияние судов стали быстро расти, людям нужен был хоть какой-то порядок. Уже в девяносто девятом суды контролировали торговлю на восстановленном рынке Бакараха, в июле девяносто девятого — установили посты на дороге из Могадишо в Афгон. В это же время — решением одиннадцати исламских судов была создана Организация исламских судов Сомали. В ее главе стал шейх Хасан Абдулла Херси, выходец из Огадена, провинции Эфиопии где шла гражданская война, а руководителем спецслужб Судов стал Фазиль Абдаллах Мухаммед, активный член Аль-Каиды, участвовавший в боевых действиях в Афганистане, в нападении на эсминец Коул, в терактах у посольств США в Дар-Ас-Саламе и Найроби, в других нападениях.

На территориях, находящихся под контролем судов — установился примерно тот же порядок, что в Афганистане при талибах. Женщины должны были носить чадру, мужчины — бороду. Закрывались кинотеатры, запрещали футбол, азартные игры, наркотики. После терактов 9/11 правительство США объявило вне закона организацию Эль-Барракат, занимавшуюся переводом денег в Сомали — и все бизнесмены оказались в зависимости от нелегальной сети Хавала, полностью контролируемой исламскими радикалами. Это еще больше упрочило власть судов.

Видя, что происходит — Соединенные штаты Америки принялись воздействовать на ситуацию, прежде всего силами ЦРУ — потому что было принято категорическое решение о невозможности повторного ввода войск в Сомали. Какое то «законно избранное» правительство уже существовало — но раскручивать его начали лишь после GWOT, до этого — оно контролировало разве что те кабинеты, в которых сидело. Страна была разорвана на части — уже давно, в девяностые откололся и стал независимым Сомалилэнд, северные провинции на берегу Аденского залива, с которых начиналась гражданская война. В девяносто восьмом — откололся соседний Пунтленд, это стратегическая точка, стык Аденского залива и Индийского океана. Наконец в две тысячи втором году — появилось искусственное образование на юго-востоке Сомали, не оправданное ни историческими, ни этническими причинами — просто там была наибольшая концентрация племенных боевиков, и они не хотели, чтобы в контролируемых ими регионах прорастали исламские суды. В новое автономное объединение вошли регионы Средняя и Нижняя Джуба, Бая, Бакуя и Гедо и уже упоминавшаяся Армия сопротивления Равахейн, ставшая армией нового протогосударства. Почти сразу же после провозглашения автономии между командующим Армии сопротивления Равахейн Хассаном Мухамедом Нуром Шатигадудом и его двумя заместителями (по сути полунезависимыми полевыми командирами) Адан Мухамедом Нур Мадобе и Мухамедом Ибрагимом Хабзаде начались вооруженные столкновения.

Но именно на этом фундаменте — американцы стали строить силу против возраставшей власти Судов. В 2004 году в городе Бендоу желающие получать американскую помощь деньгами, оружием и инструкторами полевые командиры и главари племенных ополчений создали Союз для восстановления мира и борьбы с терроризмом. Законное правительство было сформировано заново, полевые командиры получили в нем вполне пристойные посты — так лидер боевиков-сепаратистов юга Шатигадул стал министром финансов. В том же году — на конференции Африканского союза под давлением США было принято решение о признании переходного правительства Сомали и отправки миротворческого контингента, в основном состоящего из эфиопской армии ему на помощь. У эфиопов были свои причины вмешиваться — спорная провинция Огаден принадлежала эфиопам, но там жили люди, этнически общные с сомалийцами и глава Исламских судов, который назывался «Шейх Турки» — тоже был из Огадена. Злейшие враги эфиопов эритрейские сепаратисты — были главными поставщиками оружия и каналом переправки исламистских боевиков в Сомали. Эфиопы и раньше вторгались на приграничные территории Сомали — но теперь это была полномасштабная операция. Если не хочешь воевать на своей земле — воюй на чужой. В период 2005–2006 годов переходное правительство, состоящее в основном из южных сепаратистов — поддержала Хабр-Гадир и вооруженная милиция Ботана Исы Алина, крупного криминального и племенного авторитета.

Однако, Союз исламских судов тоже не сидел сложа руки — тем более у них были серьезные спонсоры за рубежом и серьезные контакты. Если раньше война в Сомали была вещью в себе и эта страна, не имеющая особых полезных ископаемых никому не была интересна — то сейчас ситуация начала обостряться из-за тайного и явного иностранного вмешательства. В то время, как лидеры боевиков переходного правительства, даже став министрами продолжали заниматься разборками между собой — Союз спешно укреплял ряды. Эритрея, бывшая провинция Эфиопии, отколовшаяся и получившая независимость в 193 году, которая Эфиопия так и не признала — как независимое государство стало официально закупать в больших количествах оружие и переправлять его боевикам Судов. Расчет был прост — пока Эфиопия участвует в миротворческой операции в Сомали, пока неспокойно в Огадене — самой Эритрее ничего не грозит. Получив оружие, солдаты Судов начали наступление на Могадишо, который до этого контролировался племенными бандформированиями и откровенно уголовными бандами. Пятого июня две тысячи шестого года город был взят с боями, в руки Судов попали остатки тяжелого вооружения еще сомалийской армии, остававшиеся исправными. Четырнадцатого июня — был взят с боем находящийся недалеко от Могадишо город Йовхар.

Взяв бывшую столицу страны — Могадишо — Союз исламских судов доказал свою силу и боеспособность — и потому в разгромленный город зачастили иностранные гости. Двадцать седьмого июля шестого года в город прибыли представители вооруженных сил и спецслужб Эритреи, Египта и Ливии, встретившиеся с руководством Организации исламских судов. Была организованна переброска исламских экстремистов из Пакистана, а так же из числа боевиков, действующего в Эфиопии «Oromo Liberation front», действовавшего в среде местной этнической группы оромо.

В руки исламских экстремистов хлынул поток оружия. В июле шестого — в порт Могадишо прибыл первый иранский сухогруз с оружием, в том числе с РПГ и ПЗРК. Начали направлять суда и самолеты с оружием Ливия, Ирак (находящийся под контролем армии США!!!), Саудовская Аравия, Сирия. Помимо оружия — Ирак начал посылать в страну инструкторов, обученных американцами (!!!). В городе Балаад в бывших армейских казармах — исламистами был организован тренировочный лагерь с иностранными инструкторами. Когда в том же 2006 году Израиль начал операцию против ливанской Хезбаллы — Союз исламских судов послал на помощь ливанцам семьсот боевиков.

К осени две тысячи шестого года на юге остался вне влияния Судов лишь город Байдоа и то лишь потому, что его обороняли эфиопские миротворцы, а не боевики. Назначенные министрами варлорды — сидели в столице Кении Найроби.

В это же время — Суды начали распространять свое влияние на Пунтланд и отчасти на Сомалилэнд. Дело пошло к объединению страны.

В середине августа силы Организации исламских судов захватили порт Хобио, в 500 километрах от Могадишо выбив оттуда местных полевых командиров. В июле была организованна чистка улиц Могадишо от мусора, накопившегося там годами. Пятнадцатого августа был взят порт Харадере, являвшийся базой морских пиратов, а двадцать пятого августа был открыт для гражданских судов порт Могадишо, до этого закрытый годами.

В ноябре шестого — Суды захватили в Пунтланде город Бандирадли и начали наступление на город Галкайо.

Когда в районе Бандирадли начались бои сил Организации исламских судов и местного полевого командира, бывшего «министра обороны Сомали» то хотя армия Пунтленда послала в этот район свои силы, в соседнем в пограничном городе Галкайо был создан «исламский суд». Прибывший сюда президент Пунтленда одобрил существование этого суда. Делу помешало введение эфиопских войск в этот город.

Организация исламских судов оказывала поддержку сомалийским повстанцам в Огадене, ведших партизанскую войну против Эфиопии, и стала использовать сомалийский национализм для распространения своего влияния вне Сомали — в первую очередь в Эфиопии а так же в Кении. Свыше четырех тысяч добровольцев из Кении вступило в ряды Организации исламских судов в Сомали за жалование четыреста долларов в месяц — отличные деньги по меркам почти любой африканской страны.

Хотя пятого сентября на встрече в Хартуме представителей Переходного правительства и Организации исламских судов было договорено перемирие, оно не соблюдалось. Уже восемнадцатого сентября, глава Переходного правительства Сомали Абдулах Юсуф был подорван смертником, за которым стояла скорее всего Организация исламских судов.

В итоге единственным городом где смогли удержатся до декабря полевые командиры стал город Баидоу, где находился контингент эфиопских войск. Четвертого декабря шестого года Баидоу был окружен, а двенадцатого декабря Организация исламских судов потребовала от полевым командиров, контролировавших город сложить оружие.

В этих условиях, единственной силой, способной противостоять Судам и их влиянию, быстро распространяющемуся уже за пределы Сомали — стала Эфиопия. Армия этой страны была перевооружена новейшим российским вооружением, согласно секретному соглашению — Россия взяла на себя обязательство переподготовить армию Эфиопию для ведения современной войны. В Эфиопию — были направлены бывшие и действующие бойцы российских войск спецназначения, летчики, специалисты по борьбе с партизанской войной. Под давлением США, Эфиопия являвшаяся традиционным противником Сомали, увеличило в декабре численность миротворческого контингента в Сомали до десяти тысяч штыков.

Уже в последних числах декабря две тысячи шестого года — ситуация на фронтах кардинальным образом изменилась. Двадцать четвертого декабря армия Эфиопии, действуя под прикрытием авиации, управляемой в основном российскими летчиками — нанесла удары на Белетвейн и Бандирадлей и двадцать пятого декабря захватила их, тогда как город Буулобарде был захвачен силами местного полевого командира Переходного правительства. Не исключено, что в боевых действиях принимали участие и самолеты ВВС США. Уже двадцать девятого декабря — эфиопские войска ворвались в Могадишо. Пятого января — пал Кисимайо. В течение января седьмого года пали Харардере и Хобьё. Руководители Союза Исламских судов шейх Хассан Дахир Авейса, шейх Шериф, шейх Ахмад, и Абдарахман Янакоу провозгласили джихад до победы и объявили о намерении вести партизанскую войну против захватчиков. На базе Союза исламских судов — была создана террористическая организация Аль-Шабааб, которая провозгласила целью освобождение Сомали в результате террористической войны. Полевые командиры после победы вернулись к своим разборкам а в стране, замиренной силой — пышным цветом стало расцветать пиратство, потому что никакой работы не было…

Двадцать пятого декабря две тысячи девятого года Эфиопия вывела свои войска из Сомали. На следующий же день — боевики Аль-Шабаб захватили Байдоа, расквартированные там силы перешли на сторону боевиков. Моментально смекнув, что к чему, Переходное правительство пошло на переговоры и уже тридцать первого января — в Могадишо был приведен к присяге новый президент, Шариф Шейх Ахмед, умеренный исламист. Практически сразу после этого — он заявил о намерении ввести в стране законы шариата — однако, исламисты их и так уже ввели, захватив к весне весь юг страны. Седьмого мая — исламисты атаковали Могадишо, но взять город не смогли. В это же время — ударный самолет АС-130 ВВС США атаковал два дома в Сомали, где по данным ЦРУ США проживал шейх Хассан Абдуллах Херси, глава Союза исламских судов. Переходное правительство продолжало функционировать — но вооруженные силы его были так слабы, что власть держалась только на солдатах миротворческих сил. Кроме них, единственной реальной силой в стране были только пиратские кланы — пока недостаточно сильные, чтобы взять под контроль всю страну, но достаточно сильные, чтобы их оставили в покое и дали заниматься тем делом, которым они занимались. Аль-Шабаб продолжил террористическую кампанию, взрывы гремели и в Могадишо и по всей стране. Начались похищения людей.

В октябре две тысячи одиннадцатого года кенийские вооруженные силы, действуя под флагом ООН вторглись в Сомали с юга, а в ноябре — эфиопские вооруженные силы вторглись в страну с запада. Официально — для того, чтобы прекратить ставшие обыденностью похищения людей, на самом же деле — в начале 2012 года заканчивался срок мандата Переходного совета, выданного ООН и надо было застолбить почву. Никаких мер для вторжения даже африканской, но все же регулярной армии местное население предпринять не смогло — но участились нападения и террористические акты. Как и в предыдущих случаях — миротворцы без особых усилий взяли под контроль крупные города, где были пираты — пираты не стали связываться с миротворцами и наоборот, стороны обоюдно приняли решение соблюдать вооруженный нейтралитет. Не последнюю роль в этом решении сыграла роль офицерского состава сил ООН — у пиратов были большие деньги и за прикрытие бронетехникой они могли и приплатить. Могадишо брать не стали — из-за опасений социального взрыва, а так же из-за того, что в городе было полно беженцев и их надо было кормить.

Летом две тысячи двенадцатого начался пограничный вооруженный конфликт между Пунтлендом и Сомалилендом. Причины — демпинговые действия администрации каждой из стран на рынке наркотиков, в частности ката, жевательного наркотика, практика выращивания которого пришла из Йемена и теперь — кат стремительно завоевывал Африку, он был дешев и порцию ката мог позволить себе каждый. Пунтленд был сильнее, потому что там были сконцентрированы немалые силы пиратов — но за Сомалилендом, который уже имел собственную валюту — стояла Эритрея. Эритрея, нищая горная страна — с каждым годом играла все большую роль в североафриканских и даже ближневосточных раскладах. Там производилась взрывчатка, через нее же — закупалось современное вооружение. Наконец — через нее снабжался весь север Сомали, менялась валюта и организовывалось товародвижение.

Пограничный конфликт принял вялотекущий характер — вопреки воинственным заявлениям, каждая из сторон обнаружила, что ее армия не слишком-то жаждет идти в наступление, больше предпочитая отсиживаться на стационарных позициях. ВВС США нанесли бомбовые удары по никем не признанной приграничной зоне — но количество израсходованных бомб исчислялось буквально десятками. Какие цели при этом преследовали США — непонятно, но боевой дух воинства непризнанных государств упал окончательно.

В феврале две тысячи тринадцатого года Сомали покинули миротворцы. И сделали это очень не вовремя — причиной было иссякание денежного источника. Новая американская администрация просто решила прервать финансирование непонятной операции без видимого результата. Результат же — из невидимого стал очень даже видимым: уже в апреле две тысячи тринадцатого боевики Аль-Шабаба с присоединившимися к ним йеменскими добровольцами контролировали все крупные города юга и насаждали там самый агрессивный ислам какой только можно было себе представить. Вернулись в жизнь самые изуверские практики: так изнасилованных женщин убивали за внебрачную половую связь, подозреваемых допрашивали родственники жертв — можно представить себе, как они это делали. Людей казнили на улицах. С начала две тысячи тринадцатого года — ЦРУ США встало на путь тайного, но прямого военного вмешательства в ситуацию. Если в двенадцатом году по территории Сомали был нанесен всего лишь один удар беспилотника, в тринадцатом — семь, то в четырнадцатом — уже восемьдесят три.

В две тысячи четырнадцатом году началась гражданская война в Сомалилэнде. Ее спровоцировали перебравшиеся в относительно благополучный Пунтленд беженцы, прежде всего из Йемена. Они были арабами, но их было достаточно много, у них было оружие, среди них было много опытных боевиков и богатых людей, которые спаслись из Йемена и теперь — боролись за достойное место под солнцем. В Пунтленде ситуация держалась на грани — именно туда через узкий Аденский залив перебрались многие южные йеменцы, офицеры распавшейся йеменской армии, спецслужбисты, сторонники убитого в Адене президента Али Махди Мохаммеда. В отличие от Сомалилэнда, организованного по этническому признаку сепаратистами — Пунтлэнд был достаточно искусственным, не имевшим исторических корней образованием, национализма там практически не было. Власти Пунтлэнда обрадовались возможности разбавить мятежное население, получить людей хоть с каким то государственным опытом и стали привлекать чужаков на службу в армии и спецслужбы. Это в краткосрочной перспективе позволяло укрепить страну — но в долгосрочной, если посмотреть на то, что произошло в Ливане…

Посреди всех этих перипетий — город Могадишо оставался на удивление спокойным. Это не значило «безопасным» — Могадишо был одним из самых опасных мест на земле. Просто — ни боевики Аль-Шабаба, контролирующие юг, ни немногочисленные оставшиеся миротворцы, ни администрация переходного правительства — не хотели делать никаких резких шагов, которые хоть как-то могли поколебать баланс сил и нарушить чьи-то интересы. Особенно — интересы пиратов. После того, как исламские суды казнили нескольких из немногочисленных тогда пиратов, после того, как пиратскую деревню вырезали за захват саудовского танкера с нефтью — пираты со своей политической позицией определились полностью. Исламисты были за жестокий исламский порядок, построенный на следовании законам шариата и кровавом наказании отступников. Их идеи, идеи хоть какой-то, хоть кровавой, но справедливости — были опасно не только в Сомали но и за ее пределами — поэтому окружающий мир грубо вмешался и уничтожил их. Пираты тоже были за порядок — но порядок основанный на деловых договоренностях о распределении зон влияния на земле и океане, за гарантию безнаказанности, поддержанную вооруженной силой и следованием строго определенным правилам игры. Если раньше Аш-Шабаб была одной из богатейших группировок в Сомали — то сейчас, после ввода ограниченного контингента в Саудовскую Аравию, после обострения обстановки в Ираке и вокруг Ирана, после установления исламского государства в Египте — поток денег в Сомали иссяк, на прицеле были куски куда жирней измотанной почти тридцатью годами войны страны. И на этом фоне пираты, с их железной организацией, с их возросшим до опасного предела профессионализмом, с их связями в Западном мире, с их значительными денежными поступлениями — захватывали все больше власти в том, что осталось на месте некогда обычной страны. И если бы они желали, если бы он на время оторвались от своего промысла — они за пару месяцев захватили бы ее всю…

Не было никакой возможности для пешей слежки, в Могадишо их моментально заметили бы и разорвали на части. У них было две возможные точки, где могла объявиться цель и две машины — в одной два человека, в другой один. Должно и в другой быть два… да не получилось…

У них были приметы «главного бандита», так они его называли между собой, была информация о том, на какой машине он может быть: Тойота Ланд Круизер белого цвета или белый же Хаммер, модели Н1, гражданская машина, очень популярная в определенных кругах. У них были два маленьких, размером с птицу беспилотника-вертолета: гражданские, используемые для контроля состояния трубопроводов. И у них была единственная возможность для опознания, которая была связана с яхтой Паладин-3, бесстрашно крейсирующей в Индийском океане в опасной близости от сомалийских вод. Опытные пираты, кстати, избегали связываться с роскошными яхтами: на сухогрузе только экипаж и товар, а на яхте можно на таких людей напороться… потом из-под земли достанут. Но бывало всякое — и на Паладин-один уже трижды выходили капитаны сил НАТО с предложением покинуть опасную зону — на что неизменно получали ответ, что здесь открытое море, снята даже двенадцатимильная зона, они не делают ничего противозаконного и имеют право здесь находиться…

Каре тузов выпало капитану Уилкинсону, который по привычке был в машине один. Его машина — это белый четырехдверный пикап, который они купили в Харадере, почти новый. В кабине остро пахло фенольным пластиком, при движении машина поскрипывала, постукивала, вызывая опасения за свою судьбу — но ехала. Поскольку постоянно стоять на одном месте было не лучшей идеей, капитан, заправив с утра полный бак, то подъезжал, то отъезжал и через какое-то время появлялся снова. Он уже выучил назубок то место, за которым наблюдал, все подходы и отходы, он знал что на углу справа от здания торгует катом пожилая женщина в яркой, пестрой племенной накидке, а чуть дальше, в развалинах — зачем-то толкутся несколько тощих уродов с автоматами. Были в городе и миротворцы, но все их присутствие заключалось в том, что они или сидели на своих укрепленных позициях — Берлинская стена по-африкански — либо проезжали по центральным улицам города на выкрашенный в белый цвет уродливых южноафриканских противоминных транспортерах.

О прибытии очередного кортежа — он узнал по громким, настойчивым, почти пароходным гудкам за спиной. Капитан как раз находился в движении — менял позицию. Но сейчас, не желая рисковать, он свернул к избитой пулями стене какого-то дома — чтобы не получить пулю самому. Первым — пропылил новенький белый японский пикап Тойота, в кузове которого был пулемет, но не ДШК, а какой-то ротный, следом — прошла старая Тойота Ланд Круизер бело-ооновского цвета с торчащими из окон стволами Калашниковых. Третьей — шла машина, которую они не раз видели на спутниковых снимках, когда готовили операцию: белый Хаммер Н1-универсал, широкий, разлапистый, пригодный к самым тяжелым и варварским условиям эксплуатации. Замыкал колонну еще один пикап, без пулемета и с полным кузовом вооруженных боевиков — соблюдая известную дистанцию, капитан тронулся следом, стараясь не вызвать резкими маневрами подозрений у боевиков. В Могадишо — доказательства никому не нужны, достаточно лишь подозрений и для того, чтобы перестать жить — достаточно лишь обкурившегося юнца с ржавым Калашниковым… что уж говорить про охрану пиратского главаря.

Машины свернули к зданию, восстановленному после обстрелов и окруженному высоким, выше человеческого роста бетонным забором, ворота за ними уже закрывались. Капитан, не превышая скорость, не притормаживая и не смотря на здание — проехал мимо…

Он остановился, только проехав несколько сотен метров и потеряв нужное здание из виду — гостиница высшего класса для тех, кто способен был заплатить находилась под постоянным, пусть и не совсем профессиональным наблюдением. Огляделся по сторонам — никому до него не было никакого дела. У его пикапа была высокая, поблескивающая никелем антенна — но вовсе не для того, чтобы слушать радио Могадишо…

Капитан достал спутниковый телефон Thuraia, набрал номер. Современные телефоны Thuraia похожи на мобильные, только антенна побольше и потолще — но в Сомали мало кто знает разницу. В Могадишо — сотовые вышки были и могло со стороны показаться, что человек просто разговаривает по сотовому.

— Двадцать пять, Лучник — сказал он условную фразу, когда на запрос ответили. Это означало канал, по которому идет передача.

— Идентификация, пожалуйста.

— Северный ветер.

— Принято, продолжайте.

— Вижу змею. Прошу идентификации.

— Ожидайте…

На первой палубе яхты Паладин-три, в мастер-каюте, переоборудованной под центр связи невысокий, говорящий по-английски с отчетливым славянским акцентом человек, набрал на клавиатуре одного из компьютеров команду, подождал несколько секунд и утвердительно кивнул.

Второй — принялся набирать телефонный номер.

Номер соединился.

— Хаа! Хаа!

Второй начал что-то говорить, но абонент уже отключился.

Человек у компьютера — напряженно ожидал. Гортанные, с придыханием слова — преобразовывались в нервную, состоящую из одних лишь пиков линию на экране компьютера. Затем — машина сравнила данные с теми, которые были получены во время других переговоров. Переговоров, окончившихся провалом.

— Тридцать девять процентов — наконец сказал компьютерщик.

— Тридцать девять?!

— Да. Это максимум в таких условиях. Слишком короткий отрезок для идентификации.

— Больше у нас ничего нет!

Компьютерщик лишь пожал плечами. Он работал с теми данными, которые были. Не более того…

— Тридцать девять процентов. Твою мать!

Человек в каюте достал рацию, чтобы связаться с хозяином яхты, который был наверху. Он наслаждался морем, солнцем, соленым ветром… ему не так много оставалось… не больше года, если слушаться врачей. Он врачей — слушать не собирался.

— Сэр — сказал человек, дождавшись ответа — вероятность тридцать девять процентов, что мы вышли на цель в Могадишо. Ударная группа уже в пределах видимости.

— Тридцать девять? — недовольно сказал старик, — а почему так мало? Сколько нужно для положительной идентификации по вашим правилам, а?

— Сэр, шестьдесят семь процентов. Лучше — больше семидесяти…

Старик помолчал.

— Черт бы вас побрал, умников. Действуйте… — наконец проворчал он.

— Спасибо, сэр.

Старик отключился.

Человек, который координировал операцию с яхты — был отставным сотрудником ЦРУ, довольно высокопоставленным. Специалист по Ближнему Востоку, он работал в Ираке, его звездным часом было выслеживание и ликвидация Абу Мусаба Аз-Заркави, «палача Багдада». Он много чего повидал, его отправили в отставку после операции по ликвидации Бен Ладена, сказали «take it easy» и уволили. И сейчас — в его голове промелькнула крамольная мысль, что если бы этого старика избрали Президентом США — с терроризмом на Ближнем Востоке было бы покончено раз и навсегда, за несколько лет. Но увы… такого никогда не изберут. Человека, который в одиночку прошел путь от горного инженера до миллиардера и владельца нескольких нефтедобывающих и нефтесервисных фирм — никогда на такой пост изберут. Скорее изберут человека, который пьянствовал и, будучи генеральным директором, разорил нефтяную компанию[20]…

— Лучник, — сказал координатор в рацию, — идентификация подтверждена, повторяю — идентификация подтверждена. Змея на гнезде, повторяю — змея на гнезде. У нас есть добро, есть добро. Крестоносец, выдвигайтесь к двадцать пятому. Ветер усиливается, повторяю — ветер усиливается.

— Паладин, я Лучник — окей, окей.

— Паладин, я Крестоносец, принял.

— Удачи вам, парни. Отбой.

— Спасибо, сэр. Отбой.

Удачную позицию в Могадишо оказалось найти не так то просто. Все здания, даже полуразрушенные, были забиты беженцами, люди годами жили в руинах и считали это нормальным — потому что иначе, они прекратили бы эту войну и начали строить. Несмотря на то, что многие из жителей Могадишо пострадали и от пиратов и от исламистов, от накатывавшего волнами вооруженного насилия — никто из них не обрадовался бы, увидев белого человека со снайперской винтовкой. Если для белого обвинение в расизме — преступление, за которым следует большой штраф или даже тюрьма — то для черного обвинение в расизме это своего рода комплимент. Абсолютно все черные являются расистами, ничего плохого в этом не видят и растят своих детей — тоже расистами. Они могли ненавидеть пиратов, раскатывающих в белом Хаммере — но стоило им только увидеть белого, и ненависть к нему перевешивала все остальные чувства.

Наконец — позицию все же удалось занять. Внаглую — как раз в том доме, который занимала тайная охрана пиратского «гостиничного комплекса». Здание было высоким, почти неповрежденным — и с него открывался отличный вид и на дом и на его огороженный высоким забором двор. А боевики, охранявшие его — жевали кат, затем выкурили на всех две огромные «козьи ноги» и пришли в состояние, когда они не понимали — здесь они еще, на грешной земле, в развалинах Могадишо — или уже в раю, наслаждаются обществом семидесяти двух девственниц. Здесь многие умирали, не успев насладиться и одной — поэтому обещание сразу семидесяти двух было более чем щедрым…

Штурмовая группа — всего два человека, план был на грани — засела дальше, в развалинах. Когда придет время выдвигаться — они тихо уберут боевиков охраны, перед тем как входить в комплекс, у каждого был пистолет с глушителем и прибор ночного видения последнего поколения.

Капитан — проник в здание когда стемнело, с черного хода, точнее — со двора. Здесь когда то был дорогой район и дом своим фасадом выходил на оживленную улицу, а с тыла у него был дворик с деревьями и самым настоящим, сделанным под старицу фонтаном. Вообще, до войны Могадишо был привлекательным городом: во времена колонизации он принадлежал Италии, и итальянцы отстраивали его по собственным архитектурным вкусам. Арки, портики, фонтаны, мрамор, роскошные виллы. Сейчас, от деревьев не осталось даже пней — все вырубили на топливо, арка, некогда преграждавшая вход во двор была избита пулями, а ее вершина рухнула. Майор увидел в прибор ночного видения человеческие очертания — и несколько минут лежал и наблюдал, пока не понял, что это на самом деле остатки мраморной статуи.

Разбитой. Исламисты разбили ее, потому что шариат запрещает (харам) изображать человека. Всем художникам и скульпторам — уготован ад. А тем, кто подорвался в толпе — рай и семьдесят две девственницы впридачу…

Стены здания были обгоревшими — такое ощущение, что здесь был пожар. Сильно воняло мочой и дерьмом, в жару этот запах был особенно тяжелым — очевидно, охрана устроила где-то отхожее место. Гудели мухи. Кейс с винтовкой — двадцать с лишним килограммов только сама винтовка в снаряженном виде — сильно давил на плечи и оттягивал назад. Обломки стен похрустывали под ногами, лестничные пролеты не выглядели особо крепкими — и капитан соизмерял каждый свой шаг, опасаясь упасть. В его руках был пистолет с глушителем — для того, чтобы зачистить здание было вполне достаточно.

Оказавшись на пятом, последнем этаже — он первым делом проверил все комнаты, которые там были — с первой до последнюю. Никого не было, все, что можно было отсюда вынести — давно уже вынесли и пустое здание, скелет оставшийся от некогда жилого дома — никого не интересовало кроме группы бандитов внизу. Здесь почти не пахло…

Первым делом он позаботился о безопасности — поставил лазерный датчик на лестнице, там, откуда он пришел. У него были специальные часы, к телу прилегали два электрода и как только невидимый лазерный луч активированного датчика кто-то пересекал — капитан получал слабый удар током от батарейки в часах и понимал, что кто-то идет. Затем — он позаботился о путях отхода. Первый — через лестницу, уходить как пришел, второй — он установил в угловой комнате взрывное устройство, которое должно было пробить стену и закрепил трос. Если все будет совсем хреново — он подорвет его и спустится с торца дома, там, где никто не ждет. Третий путь — через окно, во двор, с помощью того же троса. У него были две дымовые и две светошумовые гранаты, с помощью их и пистолета он прорвется на улицу, доберется до машины, которую он спрятал и дай Бог ноги…

Наконец, он установил и активировал второй лазерный датчик в коридоре и зашел в комнату, которая ему приглянулась. Комната эта ему приглянулась тем, что там был пролом в стене, довольно большой и там можно было установить винтовку на пол, на сошки, а самому залечь. Перед тем, как сделать это — он осмотрел близлежащие здания с помощью небольшого термооптического прибора наблюдения, такого, каким пользуются охотники — он был размером с банку пива и его можно было носить дополнительно к прицелу. Прибор показал, что на крыше гостиничного комплекса установлен пулемет, но возле него не ведется наблюдение. Значит, если соблюдать достаточную осторожность — можно занимать позицию.

Что он и сделал…

— Крестоносец, я Лучник, как слышно?

— Лучник, я Крестоносец, принимаю громко и четко.

— Крестоносец, я Лучник, позицию занял …

Все таки позиция не из лучших — неудобно. Что-то на полу лежало так, что давило на бок острым краем. Мешало сосредоточиться.