Помоги проекту - поделись книгой:
В кармане бился в агонии телефон — полковник не сразу понял, что это поставленный на вибровызов телефон. Он думал, что это бьется сердце…
— Михаил, — назвал он свое имя.
— Виктор, — отозвался собеседник, — восток перекрыт. Объект в адресе.
— Ничего не предпринимать. Пойду лично.
— Есть.
— Все, отбой.
Полковник посидел еще несколько секунд, закрыв глаза. Потом достал из оперативной кобуры Стечкина, молча передал одному из бойцов. Больше оружия у него не было.
— Товарищ полковник, выдвигаемся?
— Сидеть на месте.
Бойцы краснодарского отделения группы А, спешно переброшенные сюда для спецоперации — переглянулись.
— Товарищ полковник, объект особо опасен.
Полковник посмотрел прямо в глаза командиру спецгруппы — и много повидавшего капитана спецотряда передернуло. Таких глаз он не видели ни у кого, ни на гражданке, ни за два года службы в Грозном.
— Пошел в жопу.
Хлябнула боковая дверь. Полковник выбрался из машины и с силой закрыл ее.
Один из бойцов поймал взгляд командира, крутанул пальцем у виска — псих, конкретно с тормозов снялся. Командир кивнул головой — точно псих. Но приказ старшего по званию есть приказ…
Полковник шел легко, он вообще обладал талантом вписываться в любую, самую необычную обстановку. Он вырос на Кавказе и для него, русского — кавказские народы были родными. Он плыл в толпе как опытный пловец скупыми, сильными движениями рвет воду — уверенно, быстро. Вроде он и не торопился, в одном месте даже остановился послушать, о чем идет спор. Но у ворот садового товарищества — он был через несколько минут и никто не обернулся, никто не посмотрел ему в спину…
Пройдя воротами садового товарищества, полковник свернул, пошел по неширокой, закатанной в асфальт улице, выискивая нужный поворот по номерам. Листья на деревьях пожелтели, но не опали, с участков тянуло дымком, доносились голоса. Неспешный и несуетный взгляд полковника перекатывался со стороны в сторону, оценивая и словно ощупывая все, что он видел. Стоящую в проулке Ладу-десятку, стоящую так, чтобы случись что газануть и перекрыть основную дорогу, мужика с корзинкой, сигаретный дым из зарослей. Все это не имело значения — потому что полковник твердо знал: тот, за кем они пришли — не побежит.
Гравий хрустел под ногами…
Нужный ему домик полковник нашел быстро — он был здесь всего один раз и под вечер, но запомнил, как запоминал все, что когда-либо видел или слышал. Садовыми участками эти места уже не были, люди строили настоящие дома, кое-где даже коттеджи на соединенных участках. Но здесь был именно домик — крепкий, прямой, как и его хозяин, покрытый начавшей шелушиться желтой краской. На участке ничего не было — только сорняки и несколько яблонь, приносящих давно никому не нужный урожай.
Полковник постучал в окно, постучал уверенно, не ожидая выстрела в лицо или взрыва гранаты — постучал просто, чтобы предупредить, что он здесь. Потом прошел к двери — она вела не в дом, а на веранду.
Дверь оказалась открыта. Полковник прошел внутрь, особо не стараясь таиться — просто он привык ходить тихо и по-другому не умел. В доме было тихо, но он чувствовал, как чувствует старый, опытный волкодав — в доме кто-то есть.
Внизу, в единственной большой комнате — никого не оказалось. В углу была узкая, винтовая лестница на второй этаж, в мансарду. Полковник ступил на нее, чувствуя как скрипят старые ступени.
Ису Гурдаева он нашел наверху, в мансарде. Чеченец сидел в старой, черной рубашке за накрытым столом. На столе — пистолет Макарова, четыре бутылки водки, две пустых, одна полупустая и одна полная, какая-то немудреная закусь — заветревшие лепешки, мясо. Остро пахло сивухой, водка была плохой, дешевой. Такой здесь полно — на всю Россию делают…
Полковник подвинул стул, присел на другой стороне стола. Не спрашиваясь, налил полный стакан водки, хлобыстнул без закуси — ему это было еще нужнее. Обожгло рот, глотку, до слез, в нос ударило мерзким ароматом сивухи. Волка провалилась в горло, покатилась по пищеводу обжигающей лавиной…
Гурдаев поднял на своего коллегу поразительно трезвые, жесткие, умные как у волка глаза.
— Исполнять пришел…
Полковник не ответил.
— Давай… Лучше так, чем…
— Как это все получилось? — спросил полковник, — как Ходов вышел из-под контроля? Ты что, ничего не знал?
Это было упреком чеченцу — старому, розыскному псу.
— Не знал — подтвердил чеченец — не знал.
Полковник неверяще покачал головой.
— То есть как — не знал?!
— А вот так. Не знал — и все.
— Это Ходов вас обманул? Вас?!
— Обманул, — подтвердил Гурдаев, — обманул…
В случившееся сложно было поверить. На шахматной диске — Ходов был никем, пешкой, ему до линии ферзей было — как до Китая раком. Пешка не может быть королем и тем более — она не может быть гроссмейстером. Тем, кто принимает решения и передвигает фигуры на доске, решая, кем можно пожертвовать ради выигрыша партии. Ходов должен был всего лишь выманить из укрытия старого, хромого лиса — Шамиля Басаева. Но вместо этого — случился Беслан.
— Иса Исаевич, что произошло? — настойчиво спросил Теплов, — вы прекрасно знаете, что в таких случаях думает начальство.
— А ты? — спросил чеченец.
— Я не верю, что Ходов вас обманул, — сказал после некоторого раздумья полковник Теплов, — просто не верю. Он же никто, он даже не чеченец. Мелкий ублюдок, взломщик мохнатых сейфов{насильник.}. Ему место — под шконкой, у параши…
Гурдаев вместо ответа достал из-под стола еще один стакан, поставил на стол. Разбулькал по стаканам остатки водки из вскрытой бутылки. Накатили — не чокаясь, не вставая…
— Знаешь, в чем проблема, Миша… — сказал чеченский разыскник, странно шмыгнув носом, — не с Ходовым, со всеми. У меня ведь не только Ходов там барабанил. Знаешь?
— Нет.
— А в том, что для нас они все — у параши. Все. Как-то так получилось, что мы заигрались в игры. Этого — туда. Этого — сюда. А они не играют, они — живут.
— Живут? — не понял Теплов, — вы о чем?
— Живут, Миша, живут, — подтвердил чеченец, — они просто живут. Они не пешки, не ферзи и не короли. Они просто живут, так как хотят. Мы врем — а они на самом деле верят. Мы манипулируем — а они делают.
— Не могу поверить, что слышу это от вас.
— Я тебе и другое скажу. Как думаешь, почему мы все сейчас в таком дерьме?
— В каком дерьме? В том, что там произошло? — полковник выкинул руку в направлении, где умирал от боли небольшой город Беслан.
— Да это-то — что… Это не болячка, это — симптом. Когда у нас был Советский союз, когда я был советским ментом, а ты — советским пацаном — нас никому так было не взять. Ни Грозным, ни Бесланом, ни Буденовском, ничем. Потому что мы — сильные были. Мы жили, мать твою, и не врали самим себе. Если нам попадался преступник — как тот же Ходов — мы его сажали, а не выпускали, чтобы подобраться к еще большим преступникам…
— Иса Исаевич, я не верю в то, что слышу. Тогда что — оперативной работы не было? Что вы говорите?!
— Дай, договорю. Была, конечно, оперативная работа. Да только другая. Я кое-что понял, Миша. Сказать — что?
— Скажите.
— Вот этот Ходов. Никто, просто насильник, так? Более того — русский. Так что он нашел в ваххабитах, что решил стать двойным агентом?
— Двойным? Вы уверены?
— Уверен… А как еще можно объяснить то, что произошло? В один прекрасный день Абдулла подошел к Басаеву и сказал: Шамиль, меня прислало русское ФСБ, чтобы выманить тебя на флажки. И Басаев смекнул, как это можно использовать.
— С…а.
— Напрасно злишься.
— Что?!
— Напрасно злишься, я говорю. Все-таки, мне под шестьдесят, послушай старого человека. Мы проиграли в этот раз, и будем проигрывать дальше — раз за разом. Потому что, когда мы будем засылать людей в банду — они будут переходить на их сторону, каждый раз это будет. Потому что они — живут. А мы — доживаем, понял?
В кармане забился телефон. Полковник не глядя нажал на отбой. Открыл последнюю бутылку, отхлебнул прямо из горлышка.
— Х…я это все! — грубо сказал он, — эти б…и живут, а мы значит, доживаем? Да вот х… им поперек рожи! Я эту мразь давил, давлю и давить буду! Живут, значит. Так вот, Иса Исаевич, они, б…ь — жить не будут! Ни Басаев, ни остальные, понятно? Хотите свалить — ваше, б…ь, дело. А я останусь. Разводками ли, чем ли — но я эту тварь достану, кишки на кулак намотаю. Потому что я там был, а вы — нет.
Чеченец с жалостью посмотрел на пацана, озлобленного пацана, которого он когда-то спас в подвале одного из грозненских РОВД. Теперь перед ним был уже не пацан — взрослый мужик с выжженным войной нутром. Озлобленный и готовый убивать — просто так убивать, даже не по приказу — убивать не таких, как он. Тогда, в подвале, его били такие же… каким он стал сейчас. И впереди — не было ничего, кроме крови. Большой крови между многими народами, каждый из которых — уже не мог жить в общем доме, как раньше.
Что же со всеми ними стало…
Полковник не выдержал его взгляда. Встал, едва не опрокинув стол. Твердо, словно и не пил, пошел к лестнице…
Спецназ уже был внизу. Группа захвата тихо, бесшумно проникла в дом, в таких делах никому не доверяли, подстраховка была двойная, часто даже тройная. Несколько автоматных стволов смотрели на него с разных точек, спецназовцы готовы были открыть огонь на любое резкое движение…
Полковник Теплов поднял руку, требуя тишины. Он ждал выстрела.
И — дождался…
Ближнее Подмосковье
Рублевское шоссе
Объект А-3
17 сентября 2004 года
Чекист должен иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки
Еще пятнадцать лет назад их поносили и оплевывали. Еще десять лет назад — их ведомство было разгромлено, а они сами — были почти что нищими, живя от зарплаты до зарплаты. Сейчас — они были хозяевами страны, и отдавать ее — никому не хотели…
Бронированный, антрацитно-черный Мерседес-600 с правительственными номерами, сопровождаемый такого же цвета Фольксвагеном-Каравеллой с массивными, широкими подножками и дополнительными поручнями на крыше — свернул с Рублевского шоссе на одном из поворотов, черной тенью проскользнул по идеально ровной, ежедневно очищаемой дороге, остановился около массивных, похожих на замковые, дубовых, отделанных кованым железом ворот, требовательно посигналил. Через несколько секунд ворота стали открываться, плавно отъезжая в сторону — они были всего лишь новоделом, и за дубовой обивкой скрывалась корабельная броня…
Прокатившись по идеально заасфальтированным (асфальт обновлялся каждый год) дорожкам, Мерседес подкатил к одному из безликих, одинаковых здесь заборов — четыре с лишним метра, имитация кремлевской стены, ворота. По обе стороны стояли два точно таких же Фольксвагена, закупленные большой партией для ФСО. Сопровождающая Мерседес машина охраны осталась у стены, встав в ряд третьей, Мерседес пропустили внутрь.
Внутри — все было совсем не так, как обычно это делалось на дачах олигархов — ландшафтный дизайн, всякие регулярные садики. Больше это было похоже на дачу какого-нибудь члена Политбюро — с поправкой на размеры, конечно. Вместо новомодного ландшафтного дизайна — кондовый лес из сосны и голубой ели, в котором легко дышать и хорошо гулять. Тропинки, посыпанные речным песком, примитивные, из дерева, без изысков скамейки, асфальтированная дорога к дому. Только сам дом… из того-же красного кирпича, четырехэтажный — в свое время такого не было и у Генерального секретаря ЦК КПСС, тогда жили скромнее. На огороженной стоянке для машин — такие же безликие черные Мерседесы, возмутительным, ярко-алым пятном среди них — новенькая, спортивная Феррари. Два микроавтобуса Тойота — это, скорее всего, привезли девочек…
Владелец этого дома — равно как и его гости — были нестарыми еще мужиками и в женском обществе нуждались. Конечно же, привезли не б…ей из эскорт-агентства, набрали красивых девушек из милицейских вузов, академии ФСБ, из курируемых первыми отделами институтов. Здесь все-таки не олигархи кутили… в этой среде считалось чем-то зазорным платить за секс, тем более — столько, сколько платят олигархи. Государственные, все же люди… да и черт его знает, кто этих б…ей подошлет.
Мерседес плавно припарковался на положенном ему месте, начальник службы безопасности вышел, огляделся по сторонам, потом открыл дверь машины для прикрепленного. Прикрепленный — безликий, с профессионально смазанными чертами лица, возрастом примерно как действующий президент страны — вышел, глубоко вдохнул чистый, насыщенный отрицательными, замедляющими процесс старения ионами воздух. Его назначили на должность совсем недавно, таким особняком он не успел обзавестись. В то время как владелец этого особняка, глава одной из государственных компаний, выходец из спецслужб — был на своем посту уже не первый год.
Прикрепленный неодобрительно посмотрел на припаркованный Феррари — молодежную, спортивную, наглую машину, выделяющуюся среди Мерседесов как белая ворона. А это еще кто приперся…
Хозяин особняка встречал гостя самолично, на крыльце. Вообще, в здание вбухали огромные деньги, но в архитектурном плане ничего интересного в нем не было. Просто крестьянская изба, построенная из кирпича и раздавшаяся до невероятных размеров…
Гость и хозяин обнялись — это было символом того, что они в одной команде. Это и в самом деле было так — когда разгромили следственный аппарат Московского УКГБ — молодому следователю, не имевшему достаточного опыта и связей, просто некуда было податься. Хозяин этого особняка — что-то разглядел в парне, взял его в команду — тогда только формировались структуры, занимающиеся нормальной торговлей оружием — за деньги, а не как в советские времена, за обещания пойти по пути социализма. Потом гость вернулся в органы безопасности — но связи сохранил: он не был подонком и всегда помнил, кто ему сделал добро. Среди чиновников — таких было мало.
— Как сам? — спросил хозяин, он говорил тяжело, с одышкой, несмотря на то, что толстым не был. Астма…
— Живу…
— С назначением…
— Пока не утверждено.
— Папе на стол положили. Подпишет.
Хозяин этого особняка был одним из самых осведомленных людей в России, он был непревзойденным мастером по части доставания денег — черного нала, который нужен любому политику, желающему что-то значить. С папой он был не просто в близких — он был одним из самых доверенных лиц.
— Зайдем?
Гость потянул носом, учуял ароматный запах жарящегося на углях мяса. Тянуло откуда-то с тыльной стороны дома.
— Пока не готово. Полчаса. Пойдем, прогуляемся.
Гость подал плечами, но направился по дорожке в сторону леса, вслед за хозяином. Если присмотреться — в лесу можно была различить замаскированные позиции охраны.
— Что там?
Своим новым назначением — гость был обязан хозяину этого дома. Через него — он был связан с самим Папой и хозяин — впервые назвал Папе его фамилию. Дело в том, что Папа был далеко не таким управляемым, как говорили про него недоброжелатели. Это не им манипулировала кодла охреневших от безнаказанности бюрократов и коррупционеров — это он манипулировал людьми. Папа всегда хотел знать правду — и этим отличался от
Под ногами похрустывал песок. Шуршал запутавшийся в высоких, аккуратных кронах легкий ветерок.
— Все обосрались. Конкретно. Это была операция, конечной целью которого было выманить из норы
— На чем?
Поделиться книгой: