Путь Сашки. Книга четвертая

— Вот я и хотел это узнать.

— Я не понимаю.

Виконт потянулся к столу и сдернул ткань. Под ней лежали золотые ложки и кошелек. Лешка впился в них глазами и вздрогнул. Нашли! А он еще и выдал себя. Думал о другом, вот неожиданно и попался, задергался.

— Да, — грустно сказал виконт. — Я — то еще надеялся, что это не ты. Пункт первый. Не врать. Пункт второй. Не воровать.

Лешка заплакал.

— Пункт четвертый. Впрочем, это не важно.

Всё. Теперь точно убьет. На коленях что ли прощение просить? Так, эти дурацкие пункты. Пятый — на колени не вставать. Точно — убьет. И Лешка заплакал еще больше.

— И что мне с тобой делать?

— Пожалуйста, не убивайте. Я больше не буду. Правда, не буду.

— Убивать? Значит, так. Возьми эти деньги и золото.

— Зачем? Они ваши и милорда Хелга.

— Медянки не мои. Откуда они у тебя? — это уже вмешался в разговор Хелг.

— Я взял у солдат.

— Не взял, а украл.

— Деньги и золото уже не наши. Возьми. — Повторил виконт.

Лешка взял со стола ложки и кошелек, но не знал, что с ними делать.

— Никто в этом замке не возьмет в руки ворованное. Кроме тебя. Так что это теперь все твое. А теперь, что делать с тобой. Ты хотел с ворованным сбежать из замка? Так?

— Так.

— Что же. У тебя теперь два пути. Первый. Забираешь с собой деньги и золото и уходишь из замка. Куда хочешь, но так, чтобы я тебя никогда не видел. Поэтому постарайся уйти из Ларского графства. Хелг, распорядишься, чтобы его беспрепятственно выпустили.

— Хорошо.

— Второй путь. Находишь старшего конюха и отдаешь деньги ему.

Лешка поднял удивленные глаза на Ксандра.

— Но ведь вы же сказали, что никто в замке к деньгам не притронется.

— К ворованным. Но они уже будут им заработаны. Это его плата. Цифру в количество розог, равных стоимости мешочка и золотых ложек, ты назовешь ему сам. Всё, можешь идти… Да, вот ещё что. Не советую оставаться на ночь в замке, если захочешь уйти. Солдаты парни горячие, а воров не только презирают. Теперь иди.

Лешка медленно брел по коридору замка и всё думал, думал и не мог решиться. Казалось, вот оно, что он так хотел. Есть деньги, золото и свободный путь. Иди куда хочешь. Никто тебя не остановит, даже ворота распахнут. Но как теперь уйдешь? Он думал об этом виконте плохо, думал, что тот надменный и избалованный папенькин сынок, а оказалось совсем по — другому. И из рабства его выкупили, относились почти как к своему, а он их всех обокрал. По сути, наплевал им в лицо. И Ксандру, и Хелгу, и солдатам, и Альверу. Как он им всем теперь посмотрит в глаза? Уйти? Тогда точно его будут считать крысой.

Лешка в раздумьях не заметил, как вышел во двор. Рядом оказались двери конюшни. Он зашел туда и спросил старшего конюха.

— Это я, — ответил бородатый мужик средних лет.

Лешка протянул ему мешочек с деньгами и золотые ложки.

— Милорд виконт велел мне передать вам эти деньги. И меня надо высечь розгами.

— Что натворил?

— Своровал.

— Это?

— Это

— Как сильно пороть?

— Не знаю, он сказал, чтобы я сам назначил число ударов.

— Сколько хочешь?

— Я не знаю. Выпорите… только не до смерти.

— Ну уж как получится — конюх хитро усмехнулся. — Тогда раздевайся, начнем с задницы, потом спина.

Глава 2

1003 год эры Лоэрна.

Десятник Ноксон передал барону Шогену свой разговор с Лайсом. Тот немного покривился, когда услышал условие Лайса, но ничего не сказал, кроме того, что он сейчас поедет к командиру стражников барону Чарвену. Выходец из Таренского графства, как и большинство наиболее влиятельных аристократов королевства, Чарвен даже на фоне других аристократов Лоэрна, совсем не замеченных в мягкотелости, отличался особенной жестокостью. И какой — то собачьей преданностью королю. За это тот его высоко ценил и закрывал глаза на различные темные делишки своего фаворита.

А находясь на такой должности, где ежеминутно решались судьбы людей, имевших несчастье попасть в лапы его стражников, не сделать себе состояние не мог бы даже глупец. Не без основания его считали вторым по богатству человеком в Лоэрне. Первым был сейкурский граф, бывший таренский барон Волан.

Ноксон, конечно же, не знал, как пройдет встреча Шогена с Чарвеном. Придется ли его новому командиру поделиться будущими барышами или же Чарвен окажет услугу безвозмездно. Впрочем, и услуга — то была, по меркам королевской стражи, плевая. Да и просил за своего солдата не абы кто, а влиятельный барон Шоген. Как бы ни сложилась эта встреча, Ноксон был уверен в одном: Лайсу дадут отсрочку. А барон Чарвен еще и прикажет, чтобы Лайса эту седьмицу оставили в покое.

Так — то оно так, но десятник прекрасно знал нравы, царящие в королевстве, когда каждый, допущенный мало — мальски до крохотной власти, считал себя вправе не обращать внимания на приказы вышестоящих командиров, а руководствоваться собственной выгодой и желаниями. Вот и здесь на приказ командира стражников, спущенный с самого верха, там, внизу, скорее всего, внимания не обратят. И Лайса за эту седьмицу или забьют до смерти, или в лучшем случае сделают немощным калекой. И тогда он, Ноксон, не получит своих пятидесяти монет. Деньги даже для него громадные.

Поэтому, долго не раздумывая, Ноксон вновь пошел в казематы, где размещались темницы с арестованными. Найдя начальника этих темниц хаммийца Рюбина, десятник без лишних разговоров достал из кошелька золотой и показал его хаммийцу.

— И что ты хочешь?

— Сегодня придет приказ от барона Чарвена. По моему солдату Лайсу. Не трогать парня. Совсем не трогать.

— Этого мало.

— Через седьмицу я принесу еще один золотой.

— Пять.

— Парень столько не стоит. Я назову цифру, но она будет последней. К этому золотому через седьмицу добавятся еще два золотых. Это очень много.

— Давай золотой.

Ноксон крутанул монету по столу в сторону Рюбина.

— Но если меня обманут?

— Я прослежу, чтобы все было выполнено.

— Всю седьмицу, от зари до зари? Любой стражник за полсеребрянки откроет камеру и впустит к солдату чужих.

— Я понял. Этого не будет.

— Хорошо. Тогда не будет и виры. Один плюс два. Вира в три золотых и возврат моего золотого. Итого четыре.

— Ты мне угрожаешь? Мне, старшему королевскому стражнику?

— Разве я булочник? Я десятник личной королевской сотни. И здесь не мои интересы. Это интерес самого барона Шогена. Он сейчас с вашим бароном Чарвеном обсуждают судьбу Лайса. Вопросы есть? Тогда через седьмицу я приношу два золотых. Если не принесу, можете делать с солдатом, что захотите.

— Если не принесешь через седьмицу к полудню, то через час твой Лайс станет женщиной. Мамой клянусь.

— Договорились…

Ноксон был уверен, что теперь Лайса никто не тронет. Даже если будут обольщать тюремщика серебрянкой, тот камеру не откроет и никого из хаммийцев туда не впустит. То, что Лайс перешел дорогу хаммийцам, десятник не сомневался. Но эту проблему он пока решил. Теперь можно ехать к постоялому двору «Три медведя» и разыскать какого — то Грейта.

Грейт оказался ровесником Лайса, или был чуть старше. Странный парень, не понять, кто он. Если судить по одежде — обычный горожанин. Но руки выдавали человека, умеющего держать меч. Ноксон в этом разбирался. Вот хаммийцев этот парень еще мог обмануть своим простецким видом, но не опытного Ноксона, ставшего десятником еще при короле Френдиге. А тогда к десятникам предъявлялся особый спрос. И еще во время разговора Ноксону показалось, что парень будет не из простых людей, а как бы не из аристократов. Но показалось — и ушло, заменив образ аристократа взглядом бывалого каторжника. Да, странный парень, не простой. С таким надо держать ухо востро.

Ноксон передал Грейту слова Лайса и с интересом ждал реакции парня. Ну, понятно, что нахмурился. Как не нахмурится, когда с тебя требуют двести пятьдесят золотых, да еще и за седьмицу времени. Но возмущения, ахов и причитаний, обычных в такой ситуации, не было. Парень только нахмурился.

— Достанешь? — с надеждой спросил Ноксон.

— Достану, — ответил парень.

И десятник понял, что достанет. Ну и Лайс! Кто же он такой, если его люди так запросто обещают достать такие бешеные деньги? Именно люди, а не один человек. Выходя из комнаты Грейта, Ноксон как никогда обострил внимание и заметил в нескольких местах постоялого двора странных парней. Точнее, странными их не назовешь. Парни как парни, если внимательно не присматриваться. А вот всмотреться, тогда и поймешь, что парни — не простые постояльцы. Крепкие, сильные, с цепким взглядом. Без сомнения, это люди Грейта. А, значит, и Лайса. Вот откуда у того золотишко, которого тот не очень — то и жалел…

После ухода десятника Грейт долго сидел в задумчивости. Да и как тут серьезно не задуматься. Цифра, которую ему озвучили, была слишком велика, а срок мал, чтобы попытаться достать деньги путем, которым они уже несколько раз пользовались. Таких денег у чиновника средней руки или богатенького торговца не найти. Конечно, лучшие купцы Лоэрна имели состояние явно превышающее требуемую сумму, но даже они не имели таких денег лежащих без движения. А если кто и имел, то это не афишировал.

А крупные чиновники почти все были аристократами, держали неплохую охрану, но главное — опять же таких денег в свободном состоянии у большинства из них не было. Потому что они предпочитали все появляющиеся излишки переводить за границу, скупая на них поместья.

Охрану, конечно, можно перебить, но бесшумно это сделать вряд ли удастся. А на рывок из дома такого чиновника много не вынесешь. И чуть задержишься — набежит стража, от которой уже не уйти. А стража появится быстро, благо все крупные аристократы и чиновники живут отнюдь не на окраинах, а в самом что ни на есть центре столицы.

Можно, конечно, похитить такого человека с целью получения хорошего выкупа. Но с кого этот выкуп потребовать, если сам главный хозяин ими похищен. С жены? С детей? А они знают, где глава дома хранит деньги? Побегут домочадцы занимать деньги в рост? Тогда известие о похищении быстро выплывет наружу, а Тарен не очень — то и расположен привечать такие ультиматумы. Ему проще и выгоднее бросить стражников на поиски похищенного аристократа, и будьте уверены, они найдут.

Проклятье! Где же раздобыть эти деньги! Они есть, их много, а больше всех денег у этих новых баронов, выбившихся из грязи в аристократы. Хотя и природных баронов, тех, кто был ими еще при покойном короле, тоже осталось много. Некоторые так и не смогли привыкнуть к новым веяниям в королевстве, а другие не хуже всех этих новоиспеченных баронов прекрасно живут и богатеют. А ведь он тоже, как — никак барон. Барон Фрастер, только никто кроме его парней об этом не знает. Кости отца уже давно истлели. Он даже не смог найти его могилу. А теперь их родовое имя носит младший брат Волана.

Девять лет тому назад, еще при короле Френдиге, барон Волан, близкий человек к графу Тарену, теперь королю Лоэрна, получил титул сейкурского графа вместе со всеми землями убитого подлым Тареном графа. А отец Грейта, барон Фрастер, вассал убитому графу, был казнен. Его замок и земли отошли младшему брату Волана. В его родовом замке, где мальчишкой бегал Грейт, теперь бегает сын нового владельца замка. А на ложе его родителей теперь возлежат новые барон и баронесса Фрастер.

Ничтожный Волан теперь, как говорят, стал самым богатым человеком в Лоэрне. И его братец тоже не бедствует. Для него двести пятьдесят золотых — не деньги… Не деньги… А если?..

Нет, этого барона хорошо охраняют, на наемников тот не скупится. И не какие — то там хаммийцы, которые уже пролезли в королевскую гвардию, а уроженцы Атлантиса, но отнюдь не Лоэрна. Этот Фрастер понимает, что после того, что натворил Тарен вместе с тем же Воланом, надежды на местных солдат никакой. Кто знает, может, у кого — нибудь из них отца или брата отправили в рабство? Вот и боятся мстителей. Только где они, эти мстители? Трусливое быдло, радующееся подачкам и довольное тем, что их самих еще не схватили и не отправили на рабский рынок.

Нет, барона охраняют хорошо. А баронессу с их щенком? Кстати, а это ведь мысль. Мальчишка — единственный сын барона. К тому же племянник Волана. А требуемые деньги у этой подлой семейки есть!

— Эй, парни, — позвал Грейт своих людей.

Когда все собрались, он, окинув их взглядом, сообщил, что для того, чтобы выручить Лайса из темницы и от виселицы нужно достать двести пятьдесят золотых.

— Завтра с утра разойдитесь по городу и к обеду, как хотите, но разузнайте, где сейчас находится баронесса Фрастер со своим сыном…

Уже вечером следующего дня на постоялом дворе, находящемся на пути из Лоэрна в Сейкур, расположились на ночлег тринадцать молодых людей, чей внешний вид выдавал в них наемников. Не иначе, едут наниматься к кому — нибудь из коронованных особ, — промелькнуло в голове у хозяина постоялого двора. А еще через день тринадцать всадников подъезжали к красивому замку, стоящему на возвышенности. Фрастер! Родовой замок Грейта. Здесь он родился, здесь прошло его детство. И Энрика тоже. Его младшего брата, погибшего на каторге у храмовников.

Они с Энриком были дружны, да и разница в возрасте была всего в два года. Он и Энрик любили лазать по подземелью отцовского замка. И ходили по подземному ходу, который вел из замка на ту опушку леса. Отец даже разрешал им пару раз открыть дверь, ведущую наружу. Крепкая бронзовая дверь, вмурованная в каменную стену, через которую пробили ход. Снаружи чужой человек внутрь замка не попадет, но тайну хода все равно нужно хранить. Вот потому за дверь они с братом выходили всего два раза.

Когда Грейту исполнилось пятнадцать лет, а это было за год до гибели отца, тот показал ему второй тайный ход, ведущий из замка. А Энрик про него уже не узнал, так и не дожив до своего пятнадцатилетия.

И если про первый ход были в курсе несколько их солдат, то тайна второго хранилась серьезно. Новый барон, заселившись в их замок, не мог не поинтересоваться о потайном ходе. Ясно, что нашел его. Нашел и успокоился. А вот про то, что в замке был и второй ход, конечно, не узнал. Отец был казнен, а кроме отца о засекреченном ходе знал только Грейт. Вот им он и собирался воспользоваться для того, чтобы проникнуть в замок. Скоро наступит ночь, и из десятка наемников бодрствовать будет лишь два человека. Плюс несколько слуг, но они не в счет. А все остальные солдаты будут спать в казарме. Солдаты, должно быть, неплохие воины, но и его парни, не хуже.

Начало смеркаться. Оставив лошадей за лесной опушкой, к тому же находящейся на обратной стороне пригорка, Грейт при последних минутах светового дня осмотрелся, вспоминая место входа в подземелье, и уверенно двинулся в сторону каменного склона. Здесь должен был находиться тот самый вход. Уже почти в темноте он нашел приметное место — небольшую дыру в склоне, замаскированную сухими сучьями. Дыра была на высоте полутора человеческих ростов, что исключало возможность случайного ее обнаружения. А если и найдут ее, каким — то образом вскарабкаются и захотят разворошить ветки, то отвратительный запах, стойко держащийся десятилетиями, быстро отпугнет любопытничать таких вот незваных гостей.

По запаху, кстати, Грейт и вышел к этой дыре. Пара парней, взобравшись на спины других, отчаянно зажимая носы, скинула вниз ветки и даже мечами проскребла дно лаза, пытаясь избавиться от источника мерзкого запаха. Помогло, конечно, мало, но времени на дальнейшую расчистку не было, и Грейт первым полез по лазу, который, свернув в сторону, быстро расширился и увеличился до высоты человеческого роста.

Спустя полчаса парни уже стояли перед потайной дверью, замаскированной с внутренней стороны мозаичным панно, прикрепленным к почерневшему от времени щиту, висящему высоко над полом гостиной комнаты первого этажа.

Не без труда отодвинув щит, Грейт и его парни, прикрепив веревку, осторожно спустились вниз. Гостиная комната почти не изменилась, хотя Грейт рассчитывал на обратное. Ведь новый барон Фрастер был весьма богат и вполне мог себе позволить обновить выцветшую позолоту, да и поменять потемневшую от времени и дыма очага мебель. С другой стороны, прижимистость барона, сыграла на руку Грейту. Кто знает, если бы тот решил поменять панно, то не нашел бы вход в тайный подземный ход?

Оставив двух парней у дверей, ведущих на улицу, Грейт повел оставшихся в казарму, благо до нее было совсем недалеко. Внутри горел небольшой факел, плохо освещая помещение. Спящие солдаты разместились на правой стороне большой комнаты. Ловкач, как хуже всех владеющий оружием и умеющий неслышно двигаться, взяв факел, направился вдоль стены, ожидая команды зажигать висящие на стены факелы.

Трое наложили болты на уже взведенные арбалеты, направив их в сторону дальних лежанок с солдатами, а остальные шестеро парней и Грейт приготовились двигаться к ближним лежакам. Грейт дал отмашку, Ловкач быстро начал зажигать факелы, арбалетчики, разглядев спящих солдат, дали залп, а Грейт с парнями бросился на ближайших врагов, только начинающих просыпаться. Внезапность помогла. Лишь двое из восьмерых солдат успели вскочить на ноги, но это было последнее, что они сделали в своей жизни. А остальные шестеро умерли во сне.

Теперь оставались только двое караульных. Слуги в расчет не принимались. Послав трех парней наверх, в баронские покои, Грейт с другими вышел во двор замка. Одного из солдат, несших дежурство на стене, удалось подстрелить из арбалета, зато второй оказался ловчее, спрятавшись за камнем зубца. Не желая терять парней от стрел последнего из врагов, Грейт приказал троим остаться внизу, а сам, взяв остальных, в том числе двух арбалетчиков, пошел наверх.

А вот и баронесса, бьющаяся в истерике и ее щенок, испуганно пялящийся на вооруженных людей. Сколько ему? Десять? Одиннадцать?

— Эй, малец, сколько тебе лет?

Но мальчишка только таращил свои пучеглазые глаза. Ах, да, он же племянник такому же пучеглазому Волану. Одна кровь.

Грейт, подойдя поближе, взмахнул рукой, одетой в перчатку. Из рассеченного уха мальчишки потекла кровь, а сам малец заскулил.

— Ну, сколько, щенок, тебе лет?

— Тринадцать…

Надо же, а выглядит моложе. Просто маленького роста. Волан тоже был коротышкой. Этот тоже таким же будет. Если доживет. Тринадцать лет! А Энрику было четырнадцать, когда их отдали храмовникам. Отец этого щенка тоже виноват, хотя бы тем, что его старший братец, Волан, теперь правая рука Тарена.

Обернувшись к по — прежнему истерично всхлипывающей баронессе, Грейт, сделав зверское лицо, выкрикнул ей прямо в лицо:

— Деньги где? Говори, быстро, а то отрежу твоему щенку голову!