Не успели мы проехать и двухсот метров, как брюнет, стараясь, должно быть, показать свое пристрастие к американским манерам, фамильярно потрепал миссис по плечу.
— Стоп,— крикнул он, и машина послушно остановилась.
На этот раз джентльмены решили блеснуть манерами нашего полушария. Сперва шатен, затем брюнет припали к ручке миссис Маккарди. Выглядело это очень мило. О, миссис Маккарди прощалась со слезами на глазах.
Внезапно она вспыхнула и, оторвав взгляд от молодых людей, скрывшихся в глубине придорожного леса, устремила глаза на меня. Это не предвещало ничего хорошего.
— Теперь я понимаю, почему вас не любят! — прошипела она.
— Меня?
— Всех вас! Ведь в каждом из вас сидит фанатичный Торквемада, не способный понять, что и в груди еретика может биться благородное сердце.
Она произнесла эти слова с убийственным сарказмом.
Джип летел, как стрела.
— Передержка, миссис. Во-первых, ни павеличи, ни бандеробцы не напоминают мне ни одного известного из истории еретика. Разве если назвать еретиком Иуду Искариотского.
— Как всегда — неоригинально. А во-вторых?
Жестом подверженной сплину королевы она поправила левой рукой волосы. Эта рука вдруг приковала мое внимание.
— А во-вторых? — повторила она.
— А во-вторых... Где ваши часы?!
Вопрос произвел эффект, который образно можно было бы назвать «коротким замыканием». Джип издал тихий звук, нечто вроде «ой-ой-ой! ой-ой-ой!» и стал, как вкопанный, а глаза его владелицы погасли и заволоклись туманом тихого отчаяния. К чести миссис Маккарди, она не делала того, что сделали бы на ее месте другие женщины: не смотрела под ноги, не искала в карманах, не переворачивала подушек. Она скорее напоминала жену Лота после известного библейского происшествия.
Однако несколько позднее женщина все же воскресла в ней.
— Что же вы сидите? Бегите за ними! Тоже рыцарь!
— Хорошо. А у вас есть оружие?
— Нет. А что?
— Да ведь здесь недалеко еще один лагерь ваших воспитанников. Я бы не хотел оставлять вас одну на дороге.
— Вы правы...— услышал я впервые за все наше знакомство.
Миссис Маккарди молча утирала слезы. Джип с глухим стоном тронулся.
Оглянувшись, я заметил на том месте, где только что сидели «симпатичные парни», смятую газету. Это был последний номер издаваемой на украинском языке в Фюрте газеты «Время». Страницы этого органа были переполнены антисоветской бранью, святочными пожеланиями по адресу бандеровских головорезов и уверениями в том, что новая, третья война — вопрос ближайших месяцев, если не недель. На четвертой странице внизу внимательный читатель мог увидеть два набранных скромным петитом слова: «Издает ЮНРРА».
— Что вы читаете? — слабым голосом спросила миссис Маккарди.
— Вашу газету.
— На каком языке?
— На украинском. Надо сказать, что ваши польские газеты выглядят импозантнее: нюрнбергское «Письмо жолнежа» плюется на целых шестнадцати страницах. Как видите, ваша организация удовлетворяет не одни телесные потребности своих перемещенных подопечных.
— Мы даем им только бумагу и деньги.
— То есть то же самое, что тиссены и гугенберги давали в двадцатых годах Гитлеру. С известным вам результатом. Кроме того, вы забыли, вероятно, уважаемая миссис, о мюнхенском «университете» ЮНРРА...
— К вашему сведению, я помогла его организовать.
— Можно знать, миссис, по чьему заданию?
Миссис Маккарди нервно пожала плечами.
— Ваш вопрос удивил бы меня, если бы я за время этого маленького путешествия не утратила способности удивляться...
— Ага, Юпитер сердится... Это тоже ответ. А можно узнать, почему ректором этого университета стал герр Пфицмаер? Вы, случайно, не имели отношения к его назначению?
— Вы переоцениваете, решительно переоцениваете мою компетенцию, сэр!
— Хорошо! А на подбор преподавателей вы также не оказывали никакого влияния? И если даже нет, то что вам мешало узнать, что большинство этих преподавателей — люди, так или иначе связанные с гитлеровским режимом?
Миссис Маккарди молчала. Казалось, все ее внимание было теперь сосредоточено на машине.
— То же самое, точь-в-точь то же самое следует сказать и о ваших «студентах», миссис. Вы содрогались, читая об истязуемых народах, а сегодня с ласковой улыбкой подносите их убийцам хлеб-соль и за отбираемые у ваших и не ваших граждан деньги кормите их, одеваете и печатным словом помогаете популяризировать религию массовых душегубов. А теперь еще И университет! Дорогая миссис Маккарди, не проще ли было бы перевезти его студентов в Вашингтон, непосредственно в школу шефа «Федерального бюро расследований» мистера Гувера, вместо того чтобы инсценировать идиотскую комедию с «университетом»? Инсценировать на деньги, буквально украденные у сирот, родители которых погибли от рук ваших «преподавателей» и «студентов»?
Миссис Маккарди все еще молчала, только ее вдруг заострившийся профиль показывал, что у нее в сердце носилось сто фурий.
— По статистическим данным, в «университете» насчитывается восемьсот сорок семь студентов «украинской национальности — польских граждан». Как вам известно, Западная Украина — составная часть Советского Союза и ее жители уже семь лет назад перестали быть гражданами Польши. Это факт, санкционированный перед лицом всего мира также и Вашингтоном. Однако ваши власти в Европе как будто и не подозревают об этом и перекрашивают этих гитлеровских ландскнехтов в бело-красный цвет с таким же азартом, с каким ваши гангстеры перекрашивают украденные автомобили. Далеко ли заедут ваши комбинаторы на этих автомобилях — не наша забота; меня в этом случае волнует нечто другое: бесцеремонное расшатывание международного права, беспримерное издевательство над элементарными принципами сосуществования народов, к тому же народов дружественных, тех, что еще вчера шли плечом к плечу на штурм фашистской Бастилии. Хотя нет, простите, я сказал «беспримерное». Это не совсем так. Прецеденты были, их создала известная троица: Гитлер, Геринг и Риббентроп...
— Вы говорите таким тоном, сэр, словно мы не только никогда не шли вместе, а собрались завтра воевать между собой.
Миссис Маккарди процедила это с такой миной, как будто все мосты между нами были уже сожжены, а ей оставалось только поднять брошенную мной перчатку.
— Прошу извинить меня, миссис, если мой словарь отличается от словаря покойной маркизы Рамбулье. Но стоит перелистать один номер нью-йоркского «Тайма», когда там пишут о нас, чтобы забыть о версальских манерах... Что же касается войны, «третьей войны», то вряд ли ваши комбинаторы отважатся ее начать. Ведь и они уясняют себе, что у атомной бомбы два конца и что до сих пор еще неизвестно который из них был лучше...
— Это звучит как угроза!
— Нет, как предостережение.
— И все это из-за этих жалких «ди-пи»[11]?
— Жалких? Я вижу, что даже дамские часики могут иногда послужить пособием для изучения истории. Суть дела не в «ди-пи», они лишь симптом.
— Назревающего конфликта?
— Нет, назревающего разложения. Вы знаете не меньше, если не больше, чем я, хотя ваши уста и сомкнуты печатью сговора.
— Позвольте! Сговора?
— Да. Иначе нельзя назвать то, что здесь творится. А что творится, вы и сами знаете. Вашу армию разъедает спекуляция и праздность. В созданной вашими заправилами моральной атмосфере трудолюбивые, честные янки на глазах превращаются в алкоголиков и громил. Вы загадили в глазах джи-ай военный мундир, ибо, прикрываясь им, делаете все что угодно, кроме того, чего джи-ай ждал, надевая его перед отправкой в Европу на смертный бой с фашизмом. Теперь он видит, как вы нянчитесь с недобитыми фашистами, как позволяете им спекулировать и красть, как воспитываете их методом почти принудительного безделья, как даже тех из них, кто попал в Германию, конвоируемый штыком гитлеровского жандарма, и хотел бы вернуться домой, к труду, отдаете в жертву своре квислинговских террористов. Охваченные жаждой капиталистической наживы и страхом перед утратой возможности наживаться, вы вместе с англичанами создаете в Европе резерв фашизма, создаете его на немецкой земле, в этой колыбели нацистского сатаны, в этом очаге и рассаднике самой страшной инфекции. Предоставив джи-ай самим себе, вернее джинну и всем смертным грехам, вы творите по методам гестапо и «ОВРА» другую армию, армию на все готовых политических гангстеров, которым предстоит продолжать в своих странах начатую с благословения Гиммлера кровавую работу, на этот раз в интересах ваших империалистов. Ваши и канадские власти готовы даже пустить часть этих гангстеров в свои страны, ведь их прошлое и настоящее дает гарантию, что в них ваши комбинаторы получат преданнейшую гвардию, готовую устроить хоть и все триста шестьдесят пять варфоломеевских ночей в году.
— Любопытно! Варфоломеевских ночей? У нас? А где же вы видите наших гугенотов?
Бледная гримаса на лице миссис Маккарди указывала на ее желание улыбнуться.
— Где? Во всяком случае, не в династии Гуверов. Да неужели вы думаете, что надо идеализировать американский народ, чтобы не потерять веру в него, в простых, трудовых людей Америки?
Этот вопрос остался риторическим. Миссис Маккарди молчала. И, только когда в разогретом воздухе замелькали башни Мюнхена, она скромно откликнулась:
— Вы вспомнили о вере. Можно узнать, где этот феникс водится? Может быть, тоже в Египте?
— В Египте наверняка нет; там британский лев оставил бы от него одни перья.
Джип весело запрыгал по распаханной бомбами улице. Мы приближались к перекрестку, где я должен был попрощаться с моей спутницей.
— Я искренне завидую вам всем,— сказала она.— Если у меня и оставались какие-то клочья веры в человека, то их смешал с землей снаряд, растерзавший моего Келли-. И, вероятно, именно поэтому я служу не столько ЮНРРА, сколько... Вы меня поняли, сэр?
Миссис Маккарди смотрела так, точно искала в моих глазах сочувствия.
— Сколько одному из династии Гуверов, да? Я вас понял, миссис Маккарди...
ПЬЕСЫ
99 % (Пьеса в четырех действиях)
Действующие лица
Д-р Ахиллес Помыкевич — адвокат.
Милена Помыкевичева — его жена.
Д-р Дзуня Шуян — его помощник (конципиент).
Отец Румега — греко-католический священник, депутат польского сейма.
Леся — секретарша у Помыкевича.
Гости Помыкевичей:
Пыпця
Рыпця
Директриса
Редактор
Критик
Писатель
Молодой человек
Молодая девушка
Эмигрант
Купчиха
Политик
Директор банка
Душкова
Варвара — служанка Помыкевичей.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Помыкевич. ...словом ч-ч-ч-ести заверяю вас, что только благо моих клиентов и украинской нации руководило мной во всей моей...
Дзуня. Войдите!
Помыкевич.Пожалуйста.
Душкова. Мое почтение...
Дзуня. Здравствуйте.
Помыкевич(сняв очки).Целую вашу ручку! Пани Душкова! Целую ручку! Очень приятно! Пожалуйста! Вы, наверное, по делам...
Душкова.Да, пане. Да, пане меценат, я по делу...
Помыкевич(Дзуне).Пожалуйста, принесите мне дело двенадцать тысяч семьсот четыре.
Все как нельзя лучше, милостивая пани, как нельзя лучше. В ближайшие дни вашему сыну будет вручен обвинительный акт.
Душкова.Но вы... вы же, господин адвокат? на прошлой неделе говорили то же самое...