Жестокие ангелы

Не посвятил и не посвятит, пока я снова не принесу клятву.

Я снова обернулась к Джеримайе.

— Ну так что? — спросила я.

— Не знаю, — сердито проворчал он. — Не знаю. Она умерла. Она умерла вместе со мной. Я не покидал её мыслей. Я не знаю, как это произошло!

Ужасное, жгучее подозрение вспыхнуло во мне.

— Вы сказали, что знаете, какими были последние слова Бьянки! — грубо выкрикнула я. — Вы сказали, что она просила вызвать меня!

— Ему пришлось проиграть запись с этими словами и для меня, — пояснил Джеримайя. — Некоторые из сохранившихся моих узлов утратили соединение, я был не способен реинтегрировать их.

Мисао не спускал с меня глаз. Он всего лишь шевельнул пальцем, и через приёмник я услышала голос Джеримайи:

— Я готов, Бьянка.

— Хорошо. Хорошо. — Это было хрипловатое контральто Бьянки. Я мгновенно узнала этот голос. Но он утратил присущую ему прежде лёгкость и смешливость, которые были мне так знакомы. Стал задыхающимся, беззащитным, полным слёз. — …О… О… время пришло. Моё время… Я не верила, что этот день настанет… Я надеялась… Я молилась… Но вот он настал. В конце концов настал. Джеримайя, ты можешь им сказать… Пожалуйста, скажи им, что Тереза — единственная, кто сумеет заменить меня. Это правда. Клянусь. Уговорите её вернуться, и всё станет на свои места… Клянусь, клянусь, клянусь… Больше никто не способен этого осуществить. Убедись, что они узнали об этом и поверили, что это мои слова. Они послушаются тебя. Прошу, скажи им.

Я была не в состоянии пошевелиться. Капля пота или, быть может, слеза сползла по моей щеке. Я всё ещё не могла обрести способность двигаться. На пороге, склонив голову, стоял Джеримайя.

— Я скажу им, Бьянка. Не беспокойся. Я здесь. Я с тобой.

— Спасибо, Джеримайя. Спасибо. О боже, я так дрожу. Я хотела так много… Да… Прощай!

— Прощай, Бьянка.

Треснула и соскользнула ткань. Глухой звук. Тишина. Тишина, которая перетекла в ощущение боли.

— Спасибо, Джеримайя, — сказал Мисао.

Джеримайя поднял глаза. Его лицо, бледное и безрадостное, выглядело пристыженным.

— Простите, — прошептал он снова. Потом повернулся и зашагал прочь. Экран опять потемнел, скрыв за собой дверь.

Я дрожала. Мне было холодно. Так холодно, будто ничто не отделяло меня от царившей снаружи зимы. Это было слишком тяжело. Слишком. Мысли тонули в потоке воспоминаний. Я с трудом дышала. Ещё немного, и меня бы стошнило.

— Не могу, — прошептала я. — Не могу.

Мисао положил обе ладони на поверхность стола. Я не знала, что он собирался сказать. Так никогда и не узнала. В тот самый момент из моего телефона раздалась мелодия, а за ней немедленно прозвучал голос:

— Тереза? Я в фойе.

Голос принадлежал Дэвиду.

Глава 5

ТЕРЕЗА

Мисао окинул взглядом немедленно поступивший на его стол доклад о звонившем. Он округлил глаза и вскинул голову. Это был один из тех немногих моментов за всю мою карьеру, когда я видела Маршала-Стюарда Мисао Смита в состоянии полного недоумения.

Я коснулась экрана своего телефона, чтобы принять звонок.

— Простите, — сказала я Мисао.

Я вышла в холл. Дверь за мной закрылась.

Ненавижу двери. Ненавижу тот звук, с которым они распахиваются и захлопываются. Ненавижу прилагать к этому усилия. Ненавижу их лязг, грохот и щелчки. Ненавижу, когда они закрываются передо мной или за моей спиной. Спустя годы, после курсов психотерапии, я всё равно ненавижу двери.

«Иди же. Он увидит, что ты стоишь здесь».

Я двинулась в обратном направлении через тщательно продуманный лабиринт, больше полагаясь на свой инстинкт и воспоминания, чем на здравый смысл. И вот я протянула свою ладонь для идентификации, чтобы подтвердить моё законное право выйти из этого здания. Но вдруг до моего сознания дошло, что мне надо вернуться назад, в фойе.

Там стояли Дэвид и рядом с ним — бледная и непокорная Джо.

Мы долго молчали, уставившись друг на друга. Дэвид морщил лицо, пытаясь найти хоть какое-то выражение, способное выказать скрытое возмущение. Я стояла перед ним совершенно обессиленная, опустив плечи.

Для создания даже более сюрреалистичной картины я заметила, что мы не одни. В одном из уголков фойе находились Сири и Виджей. Не знаю, как эти двое оказались здесь раньше меня, но мои старые сослуживцы и моя родня тайком перебрасывались взглядами, причём ни одна из сторон не была абсолютно уверена, кем мне доводится другая.

Хотелось смеяться. Хотелось плакать. Не могла дать волю эмоциям. Не могла даже пошевелиться.

Дэвид дотронулся до руки Джо:

— Я сам поговорю с твоей мамой. Ты ещё успеваешь на самолёт.

Джо вздёрнула подбородок:

— Не раньше, чем смогу убедиться в том, что она не наделает глупостей. — Она являла собой воплощённую добродетель, что может быть свойственно лишь тому, кому ещё нет и тридцати.

Я ощущала испепеляющий взгляд Сири на своём затылке.

— Всё будет в порядке, — мягко произнёс Дэвид, обращаясь к Джо. — Я встречу тебя там.

Сначала мне показалось, что Джо его не послушается. Она шагнула ко мне:

— Увидимся дома.

После этого она повернулась и ушла. Такая высокая и уверенная. Уверенная в том, что ей удалось повлиять на мой выбор, уверенная в том, что ей удалось спасти меня от самой себя.

Возникло чувство раздражения. Такое странное, неловкое чувство раздражения, которое возникает у родителей, когда ребёнок просто их не понимает. Это ужасно, потому что раздражение вызвано отражением ваших собственных ошибок.

Сири подошла и встала рядом.

— Мама? Тогда это…

— Дэвид Дражески. — Дэвид протянул руку.

— Сири Байджэн. — Сири пожала его руку. А что ещё ей оставалось делать? Её глаза смотрели сурово и холодно. Оценивающе. И она метнула на меня взгляд, который говорил: «И ради кого ты нас бросила? Ради измученного, стареющего, встревоженного человека?»

Родственная телепатия.

— Виджей Кочински.

Дэвид и Виджей поздоровались друг с другом за руки. На этот раз взгляд проскочил между Сири и Виджеем, и я почувствовала, что он подразумевал удивительное понимание между ними. Но понимание чего? Я не могла сказать. От этого моё раздражение удвоилось.

Манипулирующие людьми приспешники Мисао.

— Не здесь, — сказала я Дэвиду. Я прошла мимо него и толкнула двери. Пусть Виджей и Сири возвращаются назад к своему боссу.

Дэвид молча последовал за мной. И я позволила ему следовать за мной. Будь я проклята, если скажу ему хоть слово там, где Мисао, Сири и Виджей могут что-нибудь услышать. Я не собиралась, обернувшись, сказать: «О чём ты только думал!» или «Какого чёрта ты впутываешь сюда Джо?» — там, где они могли меня услышать. Более того, я не собиралась и рта открыть до тех пор, пока мысль, готовая сорваться с губ, не обретёт чётких очертаний.

Крыша Дэйли-Тауэр 4 выглядела обитаемой. Прекрасный сад, зелёный и цветущий, был окружён защитными экранами, которые спасали от резкого зимнего ветра. Там оказался даже мраморный фонтан. Скульптура являла собой слабое подражание классической греческой школе.

Стиснув зубы и проявив выдержку, я толкнула перед собой дверь. Меня окутал чистый, наполненный хвойным ароматом воздух. Было совсем темно. Только несколько спрятавшихся в траве фонариков освещали перед нами дорожки, засыпанные белым гравием. Вокруг простирался город со своими разноцветными огнями и тёмными прожилками переулков, город, в котором царила зима. Экраны не защищали от шума, и мне была хорошо слышна какофония чикагской суеты.

Я осторожно добралась до центральной дорожки. Место подходило для нас как нельзя лучше. Фонтан на ночь отключили. Фавн, располагавшийся посередине, смотрел на меня весьма саркастически.

Я опустилась на гранитную скамейку и огляделась.

— Они добрались до тебя, так? — выдохнул Дэвид. — Ты возвращаешься на службу.

— Как ты узнал?

— Догадался. И поговорил с Джо.

Конечно, я могла представить себе картину, изображающую, как в порту Джо не спеша идёт на посадку, обдумывая своё решение. Могла описать её лицо: неумолимое и суровое, челюсти стиснуты в момент, когда душевная правота и внутренняя справедливость наконец одержали победу, преодолев все преграды. Могла представить, как она связывается по телефону со своим отцом, чтобы сообщить ему о моей готовности предать их даже раньше, чем я сама уверилась в этом.

Но возможно, я ошибалась. В конце концов, Дэвид имел большой исследовательский опыт. Он прожил со мной те же тридцать пять лет, что и я с ним. Наверное, именно он имел полное право позвонить Джо.

— Прости, Дэвид. Правда. — Я говорила искренне. Честно. Мне есть за что просить прощения.

Но Дэвид никогда не позволял идти лёгким путём и искать простых решений. Не собирался позволить и теперь. Когда он попал в поле моего зрения, он дрожал. Его большие, так много умеющие руки подрагивали, хотя он их плотно сжал в кулаки.

— И это всё, что ты хочешь сказать? — прошептал он. Дэвид, мой Дэвид не любил кричать. Чем больше он сердился, даже гневался, тем мягче и тише становился его голос. — Ты обещала! Ты поклялась, что с этим покончено!

Гнев, медленно нарастающий, суровый, как неумолимо подкрадывающаяся старость, стекался к тому месту, где хранилась моя любовь к Дэвиду. Если хотите, чтобы ярость разгорелась как следует, самое подходящее топливо для костра — чувство вины. Я не хотела, чтобы он был здесь. Он не принадлежал к этому миру. Это моя старая жизнь, которой я жила до того, как обзавелась семьёй. Я совершила путешествие во времени: назад, в прошлое. Он не имел права следовать туда за мной. Почему он не мог просто уехать?

— Ты говоришь, что веришь мне? Так поверь в то, что я на самом деле возвращаюсь!

«Уходи, уезжай домой, НЕ БУДЬ здесь. Это не твоя жизнь. Здесь тебе нет места!»

Черты его лица выражали неверие. Он медленно приходил в чувство. Как и я, он годами плыл против течения. Дэвид подошёл к низкой стене, окружавшей крышу, посмотреть на беспрерывно вспыхивающие городские огни. Он положил ладони на самый край, опершись на них всем своим весом, будто проверяя камень на прочность.

Будто проверяя на прочность самого себя.

— Как ты можешь вернуться в стражи, Тереза? — спросил он наконец. — Они сломали тебя.

— Они не сломали меня. Это искупители. Руки были скользкими от моей собственной крови. А ещё — боль. И отвратительные усмехающиеся физиономии, проникновенно и тихо напевающие о воле Бога…

— Тебя послали туда стражи.

— Я отправилась по доброй воле. Я знала о риске. — Вспышка гнева. Сильного и отчаянного. Я вскочила на ноги и сжала кулаки. — Чёрт возьми, прекрати обвинять стражей!

— Отчего же? — Дэвид неожиданно изменил направление разговора. — Ты сама годами винишь их во всём!

Да. Это так. У меня дрожали колени.

— Возможно, я была не права, — прошептала я.

— Так скажи мне теперь.

Я пристально смотрела на него. Мои глаза горели от волнения. Я чувствовала только усталость, изнеможение. Меньше всего я ожидала, что с моих полураскрытых губ сорвётся именно это.

Я рассмеялась.

Я растворилась в потоке смеха. Колени подогнулись, и я снова рухнула на скамейку, прижала руки к лицу, чтобы остановить слёзы.

Пока я пыталась снова взять себя в руки, рядом сел Дэвид, и я ощутила его тепло, его особенный, ни с чем не сравнимый запах.

— Прости, — сказала я.

— Всё в порядке, — ответил Дэвид тем безучастным, равнодушным тоном, который означал лишь то, что это касалось исключительно моей реакции в последний момент. Как минимум всё только начиналось.

Я подняла лицо, вытерла влажные ладони о брюки.

— Я не лгала тебе, — отрезала я. — Имею в виду — до вчерашнего дня. Я бы никогда не вернулась. Я имею в виду — ещё три часа тому назад я не лгала. — И это была правда. — Но… кое-что случилось, что-то очень нехорошее, Дэвид. Каким-то образом из-за хаоса и беззакония угроза возникла в самое неподходящее время.

Он ничего на это не ответил. Только переминался с ноги на ногу, царапая туфли о гравий. Такой же звук раздался, когда Джеримайя зацепил ногой ковёр. И я вспомнила гнев, с трудом сдерживаемый гнев, вибрации от которого расходились сквозь дверной проём кабинета Мисао.

— Должно быть, они в отчаянии, — прошептала я. — Отчего бы ещё они захотели, чтобы я вернулась?

Дэвид протяжно выдохнул:

— Оттого что ты пережила то, что не довелось больше никому.

Я подняла глаза и снова замолчала. Если его печаль взволновала меня, заставила потерять самообладание, то медленно пришедшее, вынужденное понимание, овладевшее им, окончательно меня уничтожило.

— Это правда война? — спросил он.

— Не исключено. Что-то плохое. Мисао напуган. Я никогда раньше не видела его напуганным.

— Но они не предъявили тебе никаких доказательств.

Я снова подумала о том, как Мисао сказал, что уверен в своих словах, но Джеримайя, который там был с Бьянкой, вернее, внутри Бьянки, признал, что они не нашли доказательств. Я изо всех сил старалась подавить это воспоминание, боясь, что Дэвид прочтёт сомнение в моих глазах.

— Они не могут предъявить мне доказательства, пока я снова не дам клятву.

— Клятву, которую ты готова дать только потому, что Мисао напуган, а Бьянка мертва.

— Нет! — Я потёрла пятнышко за правым ухом. — Потому что система, экспертом по которой я являюсь, признана горячей точкой, в которой вот-вот разразится пожар. Потому что они нуждаются во мне.