Суд идет

— Вертолёт!.. — воскликнула Драгана. — Вчера вечером он был тут.

Фёдор развёл руками:

— Вечером был, а утром…

Фёдор продолжал стоять у лестницы, ведущей из дома на крышу, и как-то загадочно, хитро улыбался. Он утаил, что вечером, последним покидая «Пчёлку», задал ей режим невидимки.

— Нет нашей «Пчёлки»! Что же теперь будем делать?

Островитяне молчали.

— И как мы теперь? На чём полетим?

Борис повернулся к Фёдору:

— А улететь на нём никто не мог?

— Могли, конечно. Кто-то подкрался и — был таков. У вас тут есть Иван Иванович и Ной Исаакович. Народец ненадёжный. Ну, Ной Исаакович — личный врач Бориса Петровича, а Иван Иванович кто таков? Я-то давно его выследил, у меня есть и его доклады, которые он шлёт в Пентагон с вашего острова. Не он ли сыграл с нами злую шутку?

— Ну, нет! — воскликнул Неустроев. — Этот мешок с гнилым горохом к таким делам не сподручен.

Фёдор продолжал упавшим голосом:

— М-да-а, задачка с тремя неизвестными: кто, когда и зачем умыкнул нашу машину? Да и как это можно сделать? Машина — не портсигар и не спичечный коробок. И весит она двадцать пудов. В карман не положишь. И в рюкзак не запихнёшь. Так как же мы теперь?

Павел Неустроев, как человек самый решительный и смышленый в технических делах, направился на середину бетонной площадки, где была поставлена «Пчёлка», но не сделал и нескольких шагов, как что-то угрожающе зашипело и в грудь ему ударила струя воздуха. Сделал ещё два шага — шипение усилилось и струя стала туже. Попробовал свернуть в сторону — струя за ним. Ускорил шаг по кругу — она его догоняла. И становилась сильнее, и шипела, точно разъярённая кобра.

— Фу, ты!.. — отступился Павел. — Чертовщина какая-то!..

И посмотрел на Фёдора, но тот по-прежнему хранил спокойствие и улыбался с каким-то лукавым и, казалось, совсем неуместным торжеством. Потом он достал из кармана пульт, поднёс его к губам:

— Евстафий!.. Это я. Откройся.

Самолёт неспешно, и не весь сразу, стал высвечивать свои очертания, и удлинялся, готовясь принять пассажиров. Островитяне замерли. Многое они повидали на корабле, но такую мистификацию не могли вообразить.

Дверь открылась — и пассажиры, пропустив вперёд Драгану, вошли в салон. И расположились у стен на удобных креслах — и так, что и пилот сидел с ними рядом, и не было тут приборов; в правой руке Фёдор держал пульт управления. Машина, как майский жук, бесшумно оторвалась от крыши дома и устремилась в сторону океана.

Тысячи вопросов крутились в головах островитян, но никто не смел нарушить тишины, царящей внутри салона.

Фёдор, наклонясь к Драгане, сказал:

— Как вы мне говорили, в южном американском штате на восточном побережье живут ваши родители.

— Да, совсем рядом — в пяти милях к северу от города Джексонвилла. А если лететь по прямой, то от Русского острова и до моего дома всего будет двести миль.

— Хорошо. А теперь продолжим обучение. Я же вам обещал.

— Да, обещали! — зашлась детской радостью Драгана. — Пожалуйста, рассказывайте об устройстве, показывайте, как она управляется, эта замечательная волшебная «Пчёлка».

— Тогда смотрите, и слушайте, и запоминайте. Я сейчас подам команду, и наша «Пчёлка» сама найдёт дорогу.

Показал на встроенный слева от окна микрофон. Повернулся к нему и стал тихо говорить:

— Северная Америка. Восточное побережье. Город Джексонвилл.

Задал адрес полёта и отклонился на спинку кресла.

— Мы будем лететь тихо и на малой высоте. Машину ведёт автопилот, а я буду рассказывать, как устроен наш самокат.

При этих его словах к ним приблизились Борис и Павел. Они тоже задались целью научиться летать и были уверены, что со временем будут обладателями таких аппаратов.

Фёдор показал лежащий у него на ладони пульт.

— Режим полёта вот здесь; нажмите вот эту чёрную кнопку, как я сейчас и сделал, и включится автопилот. Мы с вами можем пить чай, читать книги — машина сама приведёт к цели. А теперь главное о самолёте: ему не нужен бензин, масло — в нём ничего не крутится и не трётся. Как вы уже знаете, двигатель у него фотонный, то есть используется энергия света. Создавая «Евпатия Коловрата», попутно мы конструировали и летательные аппараты, и небольшие катера. У нас на корабле и свет, и вода, и тепло, и всякие научные приборы — всё создано на основе энергии фотона.

— А какую скорость может развить ваш аппарат? — спросила Драгана.

— Скорость?.. Четыре сверхзвуковые скорости. Это здесь, в атмосфере. Но стоит нам зайти на высоту, где нет воздуха или почти нет — там постепенно наша «Пчёлка» будет набирать скорость, равную скорости света, то есть триста тысяч километров в секунду. Но мы на большую скорость ещё не выходили: не знаем, как поведёт себя наш организм. Такие опыты мы планируем провести в будущем.

Фёдор подал пульт Драгане.

— Возьмите. Но только не сжимайте его.

Драгана протянула Фёдору ладонь правой руки, и Фёдор отдал ей пульт.

— А теперь нежно своими пальчиками, — но только нежно.

Драгана обняла пальцами пульт и чуть заметным усилием стала нажимать на указанный Фёдором рычажок. Пассажиры сразу почувствовали нарастание скорости; их прижимало к спинкам кресел, поверхность океана становилась ровной и покрывалась чуть заметной дымкой. Показавшийся берег материка приближался, за бортом проскользнул город.

— Это Джексонвилл! — воскликнула Драгана. И разжала ладонь. Скорость стала убывать. Фёдор взял у неё пульт.

— Я вижу, вы любите быструю езду. В другой раз, доверив вам управление, я буду напевать песенку «Ямщик, не гони лошадей».

Глаза Драганы сияли радостью; она отдала бы свой остров за «Пчёлку». И всерьёз подумала: «А если бы на Русском острове организовать производство таких аппаратов?.. Деньги на такое дело нашлись бы».

Фёдор показал рукой:

— Смотрите вперёд — там берега Кубы. Может быть, заедем к дяде Феде? Он сейчас отдыхает у брата Рауля.

Борис Простаков обрадовался:

— Кстати, я пролечу его своим Импульсатором. Дядя Федя жалуется, говорит, что после операции никак не может прийти в норму, потерял девятнадцать килограммов веса. Я обещал быть у него завтра, а мы прилетим сегодня. У него сегодня будет президент Венесуэлы Уго Чавес, кстати, он просил меня построить в его стране несколько клиник. Тут мы с ним и договоримся.

Драгана заметила:

— А мне и Фёдору он оставил нефтяные лепёшки, и сказал, что если мы найдём средство превращать их в жидкую нефть, он двадцать процентов от своих нефтедолларов будет отчислять на наши счета. А если вообразить, что залежи нефти под его страной в два раза больше, чем сама страна, можно себе представить, какое там богатство. Но нефть подобна мармеладу: её не высосать и не поднять. Уго криком кричит: помогите! Озолочу! Моя страна будет самой богатой в мире!

— Ну, и вы? — повернулся Павел к Драгане. — Нащупали что-нибудь?

— А ты что же?.. Если мы не найдём, так ты поможешь?

— Попытка не пытка. Возможности физики беспредельны. К примеру, ультракороткие волны: они дадут такие колебания, при которых нефть в молоко превратится. Вот только энергия… Тут может понадобится море энергии.

— А наш фотон для чего? — сказал Фёдор. — Фотон таит в себе и свет, и тепло, и силу. Вы мне только дайте расчёт: сколько нужно энергии и какова она?

Драгана смотрела на него с удивлением. И Павел, и он, Фёдор, взглянули на проблему с неожиданно новой стороны.

Фёдор позвонил Фиделю и узнал, что тот в госпитале, будет ждать их во дворе. А через минуту пилот показал на светло-жёлтое здание, стоявшее особняком на берегу океана; раскинув по сторонам корпуса-крылья и окружив себя постройками различного типа, оно прилепилось на склоне невысокого холма и едва просвечивалось из-за высоких деревьев, которыми был покрыт весь холм. Когда «Пчёлка» зависла над поляной, где гуляли и сидели на лавочках больные в одинаковых серых халатах, Фёдор приставил к губам пальцы, прося пассажиров молчать и громким разговором не тревожить покой отдыхающих. Пассажиры вспомнили, что их аппарат невидим снаружи и не производит никакого шума, и, следовательно, на близком расстоянии их разговор в салоне могут услышать гуляющие внизу люди, — они замерли и устремили взоры на поляну, ища там Фиделя. Фёдор заметил его раньше других и показал рукой: тут. И все увидели команданте и закивали головами. В халате и в белой кепочке, всё с той же бородой, но уж не такой могучий, каким привыкли его видеть в кино и на экранах телевидения, он шёл в окружении больных, о чём-то говорил и горячо жестикулировал руками. Фёдор облюбовал в отдалении ровный зелёный пятачок, приземлился, и пассажиры, как горох, высыпали из машины. Больные, конечно, увидели их, — очевидно, подумали, что это госпитальные работники, и не обратили на них внимания. Фёдор попросил товарищей побыть возле машины, а сам направился к Фиделю Кастро. И был от него ещё на порядочном расстоянии, когда команданте увидел его, взмахнул руками и громко закричал:

— Фёдор! Мой тёзка!..

Оторвался от больных и шёл навстречу. За ним следовали четыре мужика — похоже, врачи. Фидель повернулся к ним и, показывая на островитян и Фёдора, сказал:

— Это мои друзья, оставьте нас.

И когда был уже совсем близко от гостей, воскликнул:

— Как здорово, что все вы ко мне прилетели! Но где же ваш «Майский жук»? Ах, он же невидимка. Но, пожалуйста, пусть он мне покажется.

Подошёл к Драгане, почтительно склонил голову, тихо проговорил: «Ваш папаша звонил мне в госпиталь. Он очень милый, славный человек».

А в руках Фёдора пискнул электронный помощник, и авиетка стала наполняться видимой плотью. Но Фидель не сразу заметил это. Он обнимал Бориса, затем Павла — и по-отцовски, с сердечной теплотой говорил им:

— Я рад, что вы теперь вместе с Фёдором — надеюсь, мы с вами уговорим его принять от нас помощь. Я ему предлагаю деньги, одежду для пассажиров корабля, — наконец, надо же им и есть что-то! Он даже продукты от меня не хочет взять. Но если не мы, то кто же будет помогать мятежному кораблю? У меня недавно был Уго Чавес, президент Венесуэлы: его агенты доложили ему и о Русском острове, и о мятежном корабле. Он — социалист, боец за справедливость и враг американцев. Его мы тоже возьмём в свою компанию. Меня посетил и Лукашенко; вот кто мне особенно понравился! Взять бы ещё и его к нам в союзники. Что вы мне скажете?

Обнял сразу всех трёх мужиков:

— А?.. Дадим им ваш Импульсатор и ваше оружие?

Мужики молчали. Смолк и Фидель. Увидел «Жука». Всплеснул руками:

— Ну, не чудо ли этот ваш аппарат, у которого нет мотора, нет колёс, и крыльев, и хвоста! — а он летает! Да ещё как! Пусть его догонит «Мираж» — сверхскоростной истребитель Штатов. Да если бы о нём пронюхали америкашки, они бы землю грызли, а его бы у вас украли.

Положил руку на плечо Фёдора:

— Скажи ты мне: могут они украсть вашего «Жука» и разгадать его секреты? Вот это было бы страшно. Этого я боюсь.

— А вы, господин президент…

— Не надо!.. Не обзывайте меня так. Президент есть в Америке, и у вас там, в старом свете есть куча президентов. А я такого звания не хочу. Пусть для других я буду команданте, а для вас дядя Федя. Меня так назвал Ваш Никита Хрущёв — самый уважаемый для меня из русских. Он дал нам ракеты, отпугнул американцев — он для Кубы отец родной. Мы любим Хрущёва, мы любим русских. А теперь вот у нас и новые друзья — и тоже из русских…

Фидель распрямился, задумался, смотрел в небо. Ещё минуту назад он горбился, тяжело держал большую, теперь уже совсем седую голову, но тут он расправил плечи, устремил взгляд в небо над океаном. Под тяжестью болезни и только что перенесённой операции он, казалось, с трудом держался на ногах, но взгляд его карих, широко раскрытых глаз вновь горел огнём непобедимой жизни. Похудевший на двадцать килограммов, он не казался таким могучим и спокойным, как прежде, но прежними оставались его глаза. Они устремлены вдаль, в будущее; вождь непокорённого кубинского народа, кумир молодёжи всего мира, он в эту минуту напоминал Дон Кихота; как и тот, храбрейший рыцарь и благороднейший борец за счастье человечества, кубинский вождь излучал энергию Спасителя мира; казалось, вот сейчас к нему подойдёт Санчо Панса, подведёт Росинанта, подаст пику и благороднейший идальго устремится в даль, видимую одному ему, и зачнёт крушить Америку, ставшую ненавистной для всего мира, и освободит от неё людей, и зажжёт над миром солнце свободы.

Он повернулся к Драгане, заговорил высоким слогом:

— Благороднейшая из женщин! Наша любимая, очаровательная Драгана Станишич. Вы дочь далёкой от нас славянской страны Сербии, но, как я слышал, сербы — родные братья русских. Когда вы, и ваш супруг Борис Простаков, и ваш друг Павел Неустроев посетили меня в доме моего брата Рауля и милостиво согласились построить на нашем острове десять клиник с Импульсатором, и они теперь работают, все газеты Кубы поместили ваши фотографии. Кубинцы знают вас, они поражены вашим дружеским расположением к нам, вашей добротой и… вашей красотой. Журналисты в один голос кричали: русские женщины — самые красивые на свете. А я потом встретился с журналистами и сказал корреспондентам: вот тот самый редкий случай, когда моё мнение полностью совпадает с вашим.

И Фидель засмеялся. И посмотрел на Бориса, словно прося у него прощения за такое фамильярное обращение с его женой. И сказал ему:

— Вы меня, старика, не ревнуете?

И обхватил Бориса, и тряс его за плечи.

Потом он повернулся к «Майскому жуку». Подошёл к нему, коснулся рукой корпуса удивительной машины.

— Американцы имеют самолёт, невидимый с земли, но чтобы вот как ваш… Такого у них нет.

Обратился к Фёдору:

— А как же он?.. Без мотора-то, а?.. Если не секрет, расскажите. Но, впрочем, подождите, не надо ничего рассказывать. Мы сейчас поедем к брату Раулю и будем обедать. Там за столом и расскажете.

Махнул рукой, и к нему подошли два парня, затем оторвался от стайки гуляющих больных мужчина в белом халате и тоже направился к Фиделю. Команданте ему сказал:

— Вы обещали отпустить меня на день-другой к брату. Я хотел бы отправиться к нему сейчас с моими друзьями.

Доктор развёл руками: он соглашался.

Фидель обратился к Фёдору:

— Нам нужен автомобиль или…

Но тут дверцы «Пчёлки» раздвинулись, и Фёдор пригласил друзей. А ещё через минуту они были в воздухе. Команданте показал на домик, видневшийся на отшибе за городом. Он был небольшой и белый — словно чайка, севшая отдохнуть на участке пляжа, где не было людей и не стояли у причалов катера и лодки.

Команданте некоторое время оглядывал внутренности салона, искал кабину пилота и руль управления, и приборы, которых по обыкновению в самолётах и вертолётах бывает множество, — тут же ничего этого не было, ничто не указывало хоть на какое-нибудь наличие работающих механизмов, движущих сил, несущих над землёй тяжёлую машину и стольких людей.

Фидель поднял руки:

— Поражён, потрясён, — мне чудится, я вижу всё это во сне. Но смотрите вон туда: на зеленом холме за домом стоит беседка; я строил её сам, своими руками — там найдётся площадка для вашего «Жука».

Домик и беседка были ещё далеко, но Фёдор прибавил скорость, и зелёная площадка через несколько секунд была под ними — Фёдор посадил на неё машину.

Рауль Кастро, младший брат Фиделя, на время его болезни исполнял роль президента Кубы. Ему сообщили о том, что Фидель и с ним Фёдор Светов, и трое островитян, которых Рауль знал и не однажды принимал у себя дома, вылетают к нему на каком-то странном бесхвостом и бескрылом аппарате, скорее похожем на майского жука. Фёдор Светов бывал у него дважды, и оба раза приезжал на скоростном летающем катере, — и та машина имела много таинственных загадок и почти волшебных свойств, а теперь вот ещё и эта…

Рауль пригласил гостей в дом, где две служанки накрывали стол. Им помогал сын Рауля Хуан, майор кубинской армии, рослый, с бородой и усами, могучий, как его дядя Фидель. Майор уже знал о новом и пока ещё секретном, никому не известном оружии, которым обладали Фёдор Светов и физик с Русского острова Павел Неустроев. Хуан командовал полком моторизованной пехоты и очень бы хотел иметь такое оружие.

Наступило время, когда Америка с особой рьяностью принялась за переустройство мира на свой желанный лад и порядок. Вокруг неё и далеко за её пределами образовалось, и росло, и крепло кольцо ненавидевших её государств. Президент Венесуэлы Уго Чавес предавал её анафеме в речи, с которой он выступил в Организации Объединённых Наций. Подойдя к трибуне, он сказал, что с неё только что выступал президент Америки Буш, и назвал его дьяволом. И перекрестил трибуну, поднял к губам ладонь и сдул с неё нечистую силу. Заклеймил Буша как наглого, бесцеремонного политикана, присвоившего право указывать странам и народам, как им жить, кого любить, а кого ненавидеть. Короли и президенты, которые ещё вчера заискивали перед Бушем, называли его другом и подобострастно сгибались перед ним в лакейском поклоне, теперь один за другим прикусили язык и, хотя и с опаской, и пока ещё робко, сторонились его. В это-то как раз время Фидель Кастро и обрёл новых русских друзей.

Глава четвертая

Фёдор принёс с собой чемоданчик-компьютер, раскрыл его и поставил на середину стола. Обращаясь к Фиделю, сказал:

— Вы там в госпитале, наверное, не слышали о зловещем числе, завешанном над городом Норфолк, что вблизи Вашингтона?

— Как не слышать! Это число «23». Как раз сегодня оно и есть. Газеты и радио, и «бесстыжий ящик», как я называю телевизор, охрипли, пугая этим числом всю Америку. У нас в госпитале об этом тоже говорят. Кстати, а вы не знаете, что это за чертовщина такая. Недавно она висела над небольшим городком… а когда настал этот день… с моря поднялась волна и, как корова языком, слизнула посёлок морских офицеров и в щепки разнесла подводную лодку, которая будто бы подкралась тихой сапой к вашему «Курску» и потопила его. Мы так и не знаем, что это за сила такая нависает над Штатами. Может, вы чего знаете?..

Фёдор от прямого ответа уклонился, а лишь показал на компьютер, где над городом засветилось пышущее огнём число «23», и сказал: