Помоги проекту - поделись книгой:
Новый Дели начал строиться сорок лет тому назад. Это большой современный город, с особняками, малоэтажными домами, окруженными тенистыми садами, многочисленными магазинами на круглых площадях. Обращают внимание казармы, сооруженные англичанами и американцами в годы второй мировой войны. На улицах, окаймленных пальмами и стройными кипарисами, немноголюдно и чисто.
Сегодня первое января, но на солнцепеке невозможно стоять. Лишь тень ласкает своей прохладой. Дели — север Индии. Тем не менее пышные лиственные деревья украшены удивительно красивыми цветами, напоминающими тюльпаны — красными, оранжевыми, лиловыми. К вечеру местные жители зябнут, обматывают голову и шею шарфами, чтобы согреться, а ноги у них босы.
Днем на улицах большое количество велосипедистов, но ездят они почему-то по тротуарам, предназначенным для пешеходов, толкают их и едва не сшибают. На багажниках у велосипедистов сидят пассажиры — взрослые, дети и даже старики.
Куда ни посмотришь — всюду множество птиц и каких-то необыкновенных, полосатых белочек. Белочки лазят по стенам домов, по деревьям, перепрыгивая с одного на другое. Некоторые птицы прыгают, как воробьи, но величиной они с добрую курицу. С пронзительным криком, разрезая воздух, словно ласточки, носятся над улицами зеленые попугаи. Рано по утрам я просыпался от непривычного крика птицы. Она подлетала к ванной комнате, засовывала свой клюв в вытяжную узорчатую решетку вентилятора и сильно кричала. С наступлением темноты раздавался жалобный и капризный вой шакалов, стаями пробегавших по городу, по паркам и садам в поисках пищи. Шакалы тоже несут санитарную службу, поедая городские отбросы.
Во время одной из прогулок в окрестностях Дели мы увидели большое количество обезьян. Они превосходно себя чувствовали, сидя на деревьях, на каменных заборах, огораживающих парки. Для нас это было необычное зрелище. Мы купили пакетики с китайскими орехами и решили угостить маленьких животных. Один из наших спутников издал гортанный крик, и к нам стали подбегать десятки обезьян. Ничуть не боясь людей и не смущаясь, животные брали из наших рук орехи и сразу же отбегали. Обезьяны издавали странный скрип и писк, словно переговаривались и переругивались друг с другом. Во время последующих поездок по Индии мы видели этих животных целыми стаями, как воробьев на наших деревенских дорогах, и они уже не поражали нас.
Индийские друзья рассказывали, что в Индии, по самым скромным подсчетам, живет около 80 миллионов обезьян. Это подлинный бич для населения: обезьяны пожирают посевы на полях и плоды в садах индийских крестьян. Но уничтожать обезьян запрещает обычай.
В старом Дели, где ютятся беднейшие классы населения, нас поразило множество бродячих коров. Коровы, наравне с людьми, ходят по тротуарам или лежат, отдыхая, на мостовых, и автомобилисты осторожно объезжают их.
Спрашиваю у одного индийца:
— Кому принадлежат эти коровы?
— Никому не принадлежат. Это священные животные. В нашей стране тысячелетиями господствуют суеверия и предрассудки, с которыми нам, представителям прогрессивной интеллигенции, все еще трудно бороться. Во время вашей поездки по Индии, — продолжал он, — вы встретитесь еще и не с такими фактами.
Индиец оказался прав: многое поражало и удивляло нас. Владычество английских колонизаторов наложило свой отпечаток на все стороны духовной и материальной жизни этой большой и древней страны. Оно затормозило ее развитие на многие десятилетия. Однако наши встречи в Индии со множеством талантливых людей убедительно показали нам, какие колоссальные возможности заложены и пока еще дремлют в этой огромной стране и ее великом народе.
Летим в Калькутту. Под нами те же квадраты и прямоугольники хлебных и рисовых полей, извилистые реки. Приближаемся к гигантской реке Ганг. Этой зимой она высохла, пожалуй, на три четверти, но в центре русла видна вода. То тут, то там большие плотины преграждают путь воде, направляя ее в оросительные каналы. Высохшая часть русла занесена яркожелтым песком.
Пролетаем над деревнями с тесно скученными хижинами. Появляются холмы, между ними змейками извиваются почти высохшие горные речушки. Квадраты водоемов, обрамленных сочной зеленью, деревьями, — дело рук крестьян, трудолюбие которых известно всему миру. Цвет воды сверху то серый, то бирюзовый, то малахитовый. От водоемов отходят узкие ленточки каналов, орошающих рисовые поля.
В Калькутте нас встречает масса людей. Щелкают затворы фотоаппаратов, жужжат автоматические кинокамеры. Мы уже стали привыкать к обычаю, который велит гостеприимным хозяевам надевать на нас гирлянды роз и венки из белых, приторно пахнущих лепестков какого-то цветка. На темных лицах индийцев — улыбки, озаренные удивительно красивыми глазами. Эти глаза согревают нас особой лаской и симпатией. В приветственных речах, в рукопожатиях чувствуется искренняя приязнь и расположение индийцев к нам, посланцам великой Советской страны, которую здесь любят.
Калькутта расположена вдоль рукава Ганга и до 1911 года была столицей колониальной Индии. Этот город является центром наиболее развитой провинции Индии — Бенгалии, славящейся своей богатой литературой и искусством. Здесь родился, жил и работал Рабиндранат Тагор.
Английские колонизаторы Индии были обеспокоены быстрым политическим развитием Бенгалии. Они неоднократно принимали меры к разделу и разобщению этой провинции, и с этой целью столица была перенесена в Дели.
В Калькутте официально числится шесть миллионов жителей, но наши индийские друзья говорили, что их значительно больше — до восьми миллионов. Калькутта, как и Бомбей, наводнена огромным количеством беженцев из Пакистана, влачащих жалкое существование. У них нет ни работы, ни крыши над головой.
Раздел Индии на две части причинил неимоверные страдания простым людям — трудящимся индийцам и мусульманам. Реакционные элементы Индии и английские империалисты, заинтересованные в колониальном грабеже, подстрекают население к религиозной вражде, чтобы отвлечь трудящихся от насущных социальных проблем.
По пути в Калькутту проезжаем мимо больших водоемов, опоясанных зеленью и пальмами. На шоссе перед нами копошится какая-то живая серая куча. Отзывается, это грифы — огромные орлы с голыми шеями — пируют на туше издохшей коровы. Зловещие птицы, не обращая внимания на резкие сигналы мчащегося автомобиля, продолжают свою тризну. Наш шофер вынужден затормозить машину, чтобы объехать это отвратительное копошащееся месиво. Подобные картины мы не раз наблюдали во время нашего путешествия по Индии.
Въезжаем на центральные улицы города. Как и в Бомбее, в Дели много пешеходов, велосипедистов и… коров, бредущих по тротуарам.
В Калькутте я впервые увидел человека-«лошадь». Худой индиец-рикша, в одних трусиках, впряжен в повозку, в которой важно восседают англичане. Закинув ногу на ногу, они покуривают сигары. Сидят по двое, а то и по трое. Человек-«лошадь» обливается потом, но бежит рысцой. Он изо всех сил тянет повозку за оглобли, в левой руке держа звоночек и позванивая им в такт своему бегу. В городе очень много рикш. Свои повозки они ставят вдоль заборов или стен домов и сидят в ожидании клиентов.
Рикши служат в транспортных фирмах, имеющих до тысячи, а то и больше таких повозок. Этим изнурительным трудом бедняки зарабатывают гроши. Самому рикше повозку иметь нельзя. Для того чтобы промышлять этим «транспортом», нужно иметь минимум пятьсот повозок. А это под силу лишь крупным коммерсантам, зарабатывающим на несчастных людях-«лошадях» огромные деньги.
Позже я узнал, что эта повозка была сконструирована в 1867 году американцем в Японии. Американец-миссионер Гоубл «доказал», что если на Востоке люди могут носить паланкин, то почему бы им не возить повозки? И, сконструировав повозку, «очень удобную» для человека-«лошади», он поспешил взять патент на свое позорное «изобретение». Этим «изобретением» не замедлили воспользоваться англичане. Вот какую «культуру» и «цивилизацию» еще в середине прошлого столетия принесли американо-английские империалисты в страны Востока!
В центре города проезжаем мимо большого поля с подстриженным газоном. Англичане играют в крикет. Несколько дальше индийские солдаты гурки маршируют под звуки барабана. На площади огромный мраморный дворец Виктория-мемориал и памятник английской королеве Виктории. Официально отменив Ост-Индскую компанию, эта королева объявила Индию колонией. Так она «облагодетельствовала» народ этой страны, туго затянув петлю на его шее, и довела Индию до полной нищеты.
Во дворце мы увидели портреты многочисленных английских сановников, вице-королей и губернаторов, систематически обворовывавших народ Индии. Здесь красуется и портрет предка закоренелого колонизатора, поджигателя войны Уинстона Черчилля.
Сворачиваем влево. У памятника какому-то губернатору Калькутты множество людей суетится с лестницами и ведерками в руках. Что произошло? Ночью патриоты выкрасили голову изваяния красной краской, по приказу полиции теперь ее отмывают. Идем дальше, и на ближайшей улице такая же картина: другой губернатор, изваянный верхом на коне, тоже выкрашен в красную краску, а на голову ему надет… ночной горшок. Памятников губернаторам в Калькутте очень много, и патриоты по очереди красят то один, то другой, доставляя неприятности и хлопоты полиции и удовольствие своим согражданам индийцам.
Нас спрашивают: «Хотите посмотреть, как в Калькутте сжигают покойников? Тогда едем в крематорий».
На узенькой улочке пыльно, грязно. Большое количество пешеходов, рикш, автомобилей, коров, торговцев. Встречаются прохожие в европейских платьях, но подавляющее большинство — в национальных костюмах, и мужчины и женщины. У мужчин это рубахи навыпуск и широкие белые шаровары, напоминающие юбку. Если индиец идет в европейском костюме, то рубашка у него все же навыпуск. На ногах сандалии, множество мужчин босиком. Одежда женщин — красивые «сари» — огромное полотнище, в которое искусно драпируют тело. Конец его, украшенный цветистым узором или парчой, закинут на левое плечо. Сари бывает дешевое, крестьянское, его можно купить за десять рупий. Но есть сари, стоящие и три тысячи рупий, и тридцать тысяч, унизанные драгоценными камнями.
Проходит фокусник. За ним, привязанные на веревке, плетутся две обезьяны. Человек бьет в маленький барабанчик, приглашая зрителей посмотреть фокусы. Где-то играет флейтист, слышны глухие ударь, барабана, — бродячие музыканты тут же на улице дают свой концерт, зарабатывая гроши.
Наконец мы приближаемся к «крематорию». Об этом можно догадаться по запаху гари. Небольшая площадка под открытым небом, на ней тут и там горят костры. Покойники обложены дровами и прутьями. Кое-где костры уже догорают, а с ними и трупы умерших. Дым разъедает глаза. Спешим покинуть это мрачное место.
Едем дальше по городу. Мелькают здания в пошлом «восточном» стиле, обвешанные огромными рекламными плакатами и портретами индийских кинозвезд. Автобусы, извозчики, рикши, автомобили, коровы, — шум, гам, пыль…
Вечером состоялась наша встреча с членами Комитета по проведению фестиваля советских фильмов в Калькутте. Мы приехали по приглашению Бомбейского и Калькуттского комитетов фестиваля советского фильма в Индии. Огромный интерес индийского народа и общественности к советским фильмам, видимо, побудил прогрессивные круги кинодеятелей и прокатчиков организовать такой фестиваль. В крупнейших городах Индии были созданы специальные комитеты. Наряду с представителями прогрессивных организаций, в комитеты входило большинство владельцев крупнейших кинотеатров и прокатных фирм, представители национальной аристократии, литературного мира, артисты, кинопромышленники, а в некоторых городах даже судьи, которые в Индии пользуются особым почетом и избираются пожизненно. Так, например, председателем Комитета в Калькутте был судья Чандр, а Комитета в Бомбее — судья Чагла.
Демонстрация советских фильмов в городах Индии проходила с колоссальным успехом. Поэтому и интерес к нам, советским деятелям кино, был очень велик. Владельцам фирм, режиссерам хотелось установить с нами живой творческий контакт, обменяться опытом работы, послушать сообщения о советском кино, его режиссерах, актерах. Индийских кинодеятелей интересовали основные принципы создания советских фильмов и построения советской государственной кинопромышленности. Мне лично поручено было также прочесть несколько докладов о работе советских актеров в театре и кино и показать отрывки из четырнадцати больших кинокартин, в которых я снимался. В. Пудовкин должен был выступить с докладами о работе советского режиссера и показать свой фильм «Жуковский».
Наши кинокартины встречали самый восторженный прием у миллионов зрителей Индии. Это свидетельствовало о небывалом, все возрастающем интересе широких народных масс к жизни многонационального Советского Союза, к расцвету хозяйства и культуры в республиках Средней Азии, который особенно убедительно показывает мудрость ленинско-сталинской национальной политики.
Без всякого преувеличения можно сказать (об этом писалось в многочисленных индийских газетах), что приезд в Индию советских кинодеятелей должен оказать огромное влияние на развитие прогрессивной индийской кинематографии, а также помочь ликвидировать рогатки, препятствующие демонстрации советских фильмов.
Индийские кинорежиссеры рассказывали, что, по настойчивым требованиям владельцев студий, их заставляют подражать реакционным и аморальным фильмам голливудского производства. Боссы этих фирм, естественно, ставят своей основной задачей извлечь из киноиндустрии как можно больше денег, и индийские фильмы, по словам их режиссеров, к сожалению, вместо средства воспитания широких масс, превратились в средство разложения этих масс.
— Погоня за легкой наживой, — говорили мне индийские друзья, — поглотила прекрасные идеи, с которыми начинали свою деятельность некоторые пионеры индийской кинопромышленности.
Дурное влияние Голливуда на индийскую кинематографию очень тревожит общественное мнение страны. Под воздействием прогрессивных сил правительство даже создало комитет по урегулированию ряда проблем в области производства и проката фильмов, В частности, начата борьба против показа фильмов, подстрекающих к убийству, к разврату. Однако борьба эта трудная, и завоеваний она дала не много. В этой стране на многочисленных мелких и больших киностудиях ежегодно выпускается двести пятьдесят фильмов. Но выходит на экран максимум сто. Выпуск остальных фильмов откладывается на следующий год, и они ждут своей очереди. А там уже выходят новые картины. Фильмы теряют свое коммерческое значение и вовсе не появляются на экранах.
Поэтому наш приезд и был встречен с таким интересом. Поэтому так жадно расспрашивали нас повсюду и о принципах планирования и организации советского кинопроизводства, о воспитании молодых кинорежиссеров, актеров, операторов, о заказе сценариев, о сроках создания фильмов и т. д.
Естественно, не все из нашего опыта производства кинокартин может быть использовано даже прогрессивными киноорганизациями Индии. Но передать хотя бы крупицы нашего опыта, рассказать о стране социализма, ее большом созидательном труде и борьбе за мир, — вот цель, которую мы ставили перед собой во время многочисленных встреч и выступлений в разных городах великой Индии.
Вечером в день нашего приезда у нас произошла встреча с членами Комитета по проведению фестиваля советского кино в Калькутте. В небольшом саду с подстриженным газоном, на котором стояли столы, плетеные кресла, шезлонги, сидели представители различных киноорганизаций, писатели, театральные деятели. Снова нам надели на шеи гирлянды роз. Дамы в сари сидели с левой стороны, мужчины в национальных костюмах — с правой. Завязалась беседа. Нас угощали индийским чаем с молоком, национальными сладостями. Быстро воцарилась самая дружественная атмосфера. Переводчица едва успевала переводить вопросы индийских друзей, обращенные к нам, и наши ответы.
Вечерело. Низко-низко пролетели стаи уток, быть может тех самых уток, которые ранней весной прилетают к нам на север, а на зиму улетают сюда, в теплые края. Так вот где они зимуют! Что ж, возможно весной я встречусь с ними снова уже под Ленинградом, в знакомых охотничьих местах.
Позже нас пригласили на концерт известного индийского танцора Удау Шанкара. Этот крупнейший танцовщик и балетмейстер объездил полмира и мечтает посетить Советский Союз, чтобы посмотреть знаменитый, хорошо известный и в Индии советский балет.
Мы залюбовались высоким искусством и самого Удау Шанкара и его небольшой труппы. Искусство индийского танца своими корнями уходит в глубокую древность. В нем сохранились элементы своеобразных старинных религиозных обрядов, и в то же время многое привнесено в танцы различными трудовыми процессами, охотой на зверей, воинственными походами и т. д. Хотя искусство Шанкара и несколько стилизовано, в основе своей оно глубоко народно. Налет стилизации продиктован, очевидно, требованиями американских антрепренеров и вкусами буржуазной публики, перед которой артисту приходится выступать во время своих гастролей в разных странах мира.
У индийских артистов изумительно пластичные руки. Они словно рисуют и плетут в воздухе тончайшие и самобытные хореографические национальные узоры. Индийские танцовщики и танцовщицы удивили нас своей удивительно развитой мимикой, отличающейся редкой выразительностью. Тела артистов — гибкие, изящные, я бы сказал певучие — подчиняются музыке и во время танца безраздельно живут в ней.
Танцы индийских артистов чередовались с музыкальными номерами. Музыкант, сидя на подушке, один играл на десяти барабанах, расставленных вокруг него. Он то ударял руками по этим барабанам, настроенным в определенной тональности, то едва прикасался к ним пальцами, извлекая из них легкие, чарующие своей прелестью звуки, то грохотал на басовых нотах, то снова переходил к шепоту и ласковой трели. А танцовщики, послушные музыке, рисовали нам различные картины из жизни своего народа, рассказывали о давно минувших событиях.
Выступления индийских танцовщиков и танцовщиц невольно напомнили мне искусство корейских артисток. Летом 1950 года в Москве, в зале имени Чайковского, я был на концерте знаменитой корейской танцовщицы Цой Сын Хи, выступавшей со своей дочерью, очаровательной и грациозной Ан Сын Хи. Что-то неуловимо общее было в танцах индийского и корейского народов и в музыкальном сопровождении к ним.
Индийские танцы отличаются особым колоритом. Каждый жест танцовщика или танцовщицы, сочетание этих жестов, поворот корпуса или головы означают определенное слово, мысль, фразу, хорошо понятные массовому зрителю Индии. Публика как бы «слышит» танец артиста. Наши друзья «переводили» нам этот язык народной хореографии, объясняя, что́ именно значит тот или иной наклон головы, то или иное движение руки, положение пальцев и т. д. Танцовщики во время танца как бы шепчут какие-то слова. Публика их не слышит, но понимает и ощущает. Это чувствовалось по той реакции, которая сопровождала выступления талантливых артистов.
Музыка подчеркивает содержание исполняемого танца. В каждый танцевальный диалог органически вплетается речь оркестра, за танцовщиков моментами говорит барабан, за танцовщиц — флейта. И с каждым новым танцем, исполняемым индийскими артистами, нам казалось, мы сами начинаем и без пояснений понимать то, что происходит на сцене.
Музыканты-профессионалы, играющие на национальных народных инструментах, своим искусством овладевают с детских лет, перенимая его от отцов и дедов. Нам говорили, что профессия эта в Индии — наследственная, ибо музыкальных учебных заведений, где можно было бы научиться игре на народных инструментах, не существует.
Индийская музыка в основном — импровизационная. Каждый музыкант, исполняя то или иное произведение, привносит в него какие-то новые, свойственные его творчеству черты, обогащает его новыми мелодическими и ритмическими фразами.
Танцы — любимое зрелище индийцев, и и театре было множество публики. Концерт шел с большим успехом, зрители щедро награждали артистов аплодисментами. Мощные вентиляторы, прикрепленные к потолку театра и балконам бельэтажа, нагнетали в зал свежий воздух. Но все же было очень душно.
После концерта нас пригласили за кулисы и представили Удау Шанкару и его труппе. Мы высказали индийским танцовщикам восхищение их замечательным искусством.
Удау Шанкар благодарил за эту высокую оценку мастерства индийских танцовщиков, расспрашивал об успехах артистов советского классического балета, о национальных ансамблях народного танца.
Индийские танцовщики много знают о советском искусстве, о неисчислимом богатстве национальных танцев народов СССР. Но артисты были поражены, когда услышали от нас, какой заботой советское правительство окружает деятелей искусства.
Удау Шанкар сказал, что индийские артисты «варятся в собственном соку» и не получают абсолютно никакой помощи.
— Никто нам не помогает, не заботится о нас, и поэтому мы часто вынуждены итти на поводу у антрепренеров, которые диктуют нам свои вкусы и лишь тогда дают деньги, когда мы выполняем их требования, — сказал артист.
Примерно через месяц после этой встречи газета «Кросроудс» опубликовала интервью с балетмейстером Удау Шанкаром.
Артист с горечью сказал корреспонденту газеты «Кросроудс»:
— На первый взгляд хореографическое искусство не имеет прямого отношения к проблемам сохранения мира. Но это только поверхностное решение вопроса. Можно поставить исключительно впечатляющие танцевальные сюиты и балеты, которые будут призывать к борьбе за мир.
На вопрос корреспондента, имеет ли Шанкар какие-либо планы создания подобного балета, он с горечью ответил:
— Планы? У меня масса планов! Я прекрасно понимаю, что мои постановки могут играть большую роль в деле культурного воспитания индийского народа. Но что я могу сделать? У меня даже нет возможности содержать достаточное число танцоров. В Советском Союзе, там действительно созданы изумительные возможности! Государство обеспечивает работников искусств всем необходимым, создает все условия для развития их мастерства. Этим и объясняются их замечательные успехи, позволяющие заявить, что советские артисты превзошли по своему мастерству всех в мире. Если бы мне помогало государство, — продолжал Удау Шанкар, — я мог бы делать многое.
«Крупнейший мастер индийской хореографии, — комментирует газета, — действительно находится в очень затруднительном финансовом положении. Для каждой постановки он вынужден занимать деньги, а недавно даже заложил свой дом».
— Разве можно работать в таких условиях? — спрашивает Шанкар. — И это происходит в стране с такими грандиозными потенциальными возможностями! Ведь мы имеем такие богатые традиции, такое изобилие тем, такое разнообразие костюмов и орнаментов, такие совершенные формы хореографического искусства! Но все эти сокровища остаются нетронутыми.
Помещая интервью с Шанкаром, газета «Кросроудс» призывает деятелей искусств Индии присоединить свои голоса к заявлению прославленного балетмейстера и танцовщика о необходимости помощи для развития национального искусства, для превращения его в средство культурного воспитания масс, в средство борьбы за мир.
Что ж, мне нечего добавить к словам Удау Шанкара, напечатанным в газете «Кросроудс». Все это я слышал и от него и от многих других честных и прогрессивных деятелей искусств Индии скованных по рукам и ногам гнетом английских колонизаторов и реакционных кругов страны.
Наше знакомство с индийской кинематографией принесло нам много интересного и неожиданного. Индийские фильмы, как правило, очень длинны. Их демонстрация продолжается минимум два, а порой и все три часа По неписаным законам, в фильме герой и героиня обязательно должны исполнить минимум шестнадцать музыкально-танцевальных номеров. Если такие номера не включены в фильм, зрители не станут смотреть картину.
Индийские режиссеры строго придерживаются этого правила. Если музыкально-танцевальные номера необходимы в фильмах музыкальных и, естественно, гармонируют с идеей произведения, то в реалистические картины, показывающие современную жизнь, включать танцы просто немыслимо. И все-таки даже в фильмах прогрессивного характера, в какой-то степени отражающих борьбу народа за свое освобождение, обязательно вкраплены музыка и танцы.
Переход на позиции реалистического искусства диктует режиссеру, кинооператору и актерам новые методы постановки, съемки и игры. Первый же фильм, который нам пришлось просмотреть еще в незавершенном монтаже (режиссера Джатирма Роя), не был перегружен не идущими к делу музыкально-танцевальными номерами. Фильм свидетельствовал о стремлении режиссера создать правдивое, жизненное произведение. Сюжет его таков: крупный богач-коммерсант выпускает на рынок недоброкачественные продукты, вызывающие массовые заболевания. Одновременно он вкладывает деньги в создание препарата, которым можно лечить людей, отравившихся этими продуктами. С этой целью он приглашает на службу двух молодых ученых, которые в его лаборатории должны создать необходимое лекарство. В одного из этих ученых влюбляется дочь богача. Отец, испуганный возможностью «неравного» брака, выгоняет молодого человека. Молодой ученый все же продолжает работать над созданием лечебного препарата и ночью приходит в лабораторию, думая проверить на опыте свое предположение. Он залезает в дом через окно, но в это время в лаборатории происходит взрыв. Ученого обвиняют в том, что это он якобы бросил в лабораторию бомбу. Его сажают в тюрьму. Наступает день суда. Второй ученый, оставшийся в живых после взрыва, предательски показывает суду, что именно его коллега бросил бомбу. Прогрессивный адвокат доказывает невозможность совершения этого преступления. Народные заседатели оправдывают обвиняемого, но судья, имеющий право не согласиться с ними, осуждает ученого на пожизненное заключение. В фильме показаны семья ученого, отчаяние его старика отца, горе дочери капиталиста, любящей молодого человека.
Хотя фильм еще не был окончательно завершен, все же можно было судить об этом произведении. Работа актеров заслуживает высокой оценки. Артисты особенно хорошо исполняют роли капиталиста и молодого пострадавшего ученого. Блистательно играет артист роль адвоката.
Мы удивились, что вся натура фильма снята в павильоне, тогда как можно было бы использовать богатую и интересную природу Индии. Когда мы беседовали с режиссером и высказывали ему свои впечатления и замечания, он остался очень доволен ими и попросил нас немедленно сделать это в письменном виде: «Мне очень важно, — сказал он, — что крупнейшие советские кинодеятели дали такой хороший отзыв о моем фильме. Это мне пригодится».
Прощаясь с режиссером Джатирма Роем, я подумал — выйдет ли этот фильм на экран? Выпустят ли картину, в таком неприглядном свете показывающую капиталистический бизнес?
В этот же день мы посетили знаменитого бенгальского художника Джамени Роя. У небольшого белого домика, покрытого черепичной крышей, нас встретил художник. Красивый старик, слегка сгорбленный, с бронзовым лицом и седыми волосами, одетый в национальный костюм, ласково нас приветствовал. Приветствие индийцев по форме очень пластично: старый художник сложил вместе ладони рук и, устремив их вверх, прижал к подбородку. Этот жест в Индии означает глубокое уважение к человеку, которого приветствуют.
К Джамени Рою были приглашены прогрессивные писатели, художники и актеры. Присутствовали и четыре сына художника, один из них — киноактер. Хозяин показал нам свои картины, написанные маслом, реалистические пейзажи Индии, зарисовки крестьянского быта, наброски женских тел. Джамени Рой следует в своем творчестве образцам народного искусства и как бы одухотворяет их своей художнической индивидуальностью. Он ставит себе задачу донести красоту и радость жизни до простого человека, до «простых сердец», как выразился художник. Его работы написаны удивительно яркими красками — лиловыми, зелеными; таких я никогда прежде не видел.
Художники Бенгалии творчески еще не объединены. В Индии нет ясно оформленных школ и направлений, и каждый из них творит в собственной манере.
Мы сидели на табуретках и одну за другой рассматривали его картины. Художник подарил нам глиняные изделия народного творчества, раскрашенные им самим. При отъезде из Калькутты мы еще раз заехали к нему и купили несколько небольших картин. Художник кистью на каждом произведении поставил свою подпись. Старик был чрезвычайно обрадован впечатлением, которое произвело на нас его творчество, и, прощаясь, сказал:
— Сколько у меня ни бывало иностранцев, сколько я ни объяснял им свои работы, они никогда ничего не могли понять.
Как мало заморские гости баловали крупнейшего мастера своим вниманием, как мало настоящего интереса и чуткости они проявляли к его творчеству! Их интересовала в его произведениях только экзотика.
В тот же день мы посетили киностудию Рупарски. Здесь собралось свыше пятисот работников бенгальской кинопромышленности. Встреча происходила в маленьком павильоне, на фоне декорации, изображающей индийскую деревню: глиняные домики, соломенные крыши. Дежурные рабочие к «небесам» прикрепляли белое полотно, на котором должны были проецироваться отрывки из наших и индийских фильмов.
Мой небольшой доклад о работе советского актера в театре и кино был выслушан с глубоким вниманием.
Затем на импровизированную сцену вышли молодые люди во главе с композитором Салил Чоудхури. Под аккомпанемент небольшой фисгармонии были исполнены старинные заунывные песни. Потом молодежь спела несколько новых песен. В них говорилось о борьбе за объединение народов Индии, о борьбе всех простых людей за мир. Так же как народы других зарубежных стран, в которых мне пришлось побывать за последние годы, народ Индии мечтает о мире, всей душой стремится к нему. Все помыслы, все чаяния народа устремлены к миру. О своей готовности бороться за мир люди нам говорили в каждой беседе во всех городах Индии, которые мы посетили.
Песни композитора Салил Чоудхури написаны в мажорных тонах. У них четкий, уверенный ритм. Строфы песен заканчиваются подъемными припевами, которые так и хочется подхватить каждому слушателю.
В песне, посвященной объединению мусульман и индусов, рассказывается о построении моста через реку: «Но по милости британских империалистов бенгальский народ, его культура и искусство разобщены. Тут течет река крови и слез, разделяя сердце страны на две половины. Только крокодилы выгадывают на этом разделении и на несчастье народа». Автор песни в припеве обращается к народу с призывом о постройке моста через эту реку крови: «Только мост объединения поможет обеспечить мирную жизнь и процветание народов Индии путем освобождения страны от империалистов».
Аудитория живо восприняла эту песню, аплодисментами выражая свою солидарность с ее идеями, свою ненависть к многовековым угнетателям и поработителям.
Салил Чоудхури — человек небольшого роста; умное, вдохновенное лицо его — смуглое, с правильными, красивыми чертами. Он запевал каждый куплет своей песни, и хор молодежи с воодушевлением подхватывал ее слова, так отвечающие настроению и самих исполнителей и всех присутствующих.
Нам сразу полюбилась эта песня, и мы запомнили ее припев.
Чоудхури и его хор исполнили песню, посвященную борьбе за мир во всем мире. Поется она в таком же четком ритме. Начинается песнь с мажорных тонов, потом как бы затихает где-то вдали, постепенно приближается и вновь вспыхивает с огромной силой. Четкий ритм этой песни так захватил аудиторию, что все присутствующие покачивали головами в такт музыке.
«Мы люди разных мнений, разных групп, — пел Чоудхури. — Один может итти направо, другой — налево. Мы поднимаем слабых. Мы сливаемся в один океан. Все наши мечты — о счастье нашей освобожденной матери родины. Вот почему мы все соединяем свои руки». И хор подхватывает: «Если идет выбор между разрушением и созиданием — наши голоса выражают решимость. В один голос мы даем ответ: созидание, созидание и созидание! Если предстоит выбор между войной и миром, не может быть сомнений, что́ именно мы изберем. Все, как один, мы ответим: мир, мир, мир! Довольно кровопролитий, довольно сражений. Мы не хотим больше стонов матерей и криков детей. Кровопролитию, сражениям и войне — конец, конец, конец!»
И дальше продолжает петь Чоудхури: «В нашей стране миллионы рук изголодались по труду. Вот закон земли. Перед нами широко открытый мир: шахты, горы, пашни. Несмотря на это, в нашем доме истощение, голод». Хор продолжает: «Вот почему мы смыкаемся, соединяем свои руки и наш голос звучит: прочь, долой войну! Мы соединим миллионы рук для предотвращения войны!»
Я сознательно привел почти весь подстрочный перевод этой песни, потому что в ней отражается воля миллионов простых людей Индии к миру, к труду и дружбе со всеми народами земного шара.
Аудитория восторженно аплодировала. Оглядывая лица присутствующих, я видел, что положительно все поддерживают эту благородную идею, выраженную в словах и музыке талантливого индийского композитора и поэта.
Нам показали также уморительную комедию из жизни индийских школьников, обучающихся в закрытом учебном заведении. В этом фильме происходят веселые приключения с толстым «завхозом» — обжорой, обворовывающим школьников, объедающим их. Дети мстят ему за это, ночью приводят в спальню «завхоза» осла, пугают его привидениями.
Поделиться книгой: