Коммандо

— Дядя в зеленом приносил ягоды и хурму. Все время есть хотелось.

— А как ты вообще оказалась с этим дядей?

— Я не знаю. Мы просто были вместе, и все.

— А где же твои папа, мама, сестра?

Но как только разговор заходил о родителях, Ёрико вся сжималась и умолкала. Врач из местной больницы говорил, что зверское убийство родных на глазах у девочки вызвало шок, который привел к временной потери памяти.

В конце концов так ничего выяснить и не удалось, кроме того, что преступник был одет в одежду зеленого цвета. Зачем он напал на деревню, почему пощадил только одну Ёрико, оставалось загадкой.

Девочку отправили на обследование в психиатрическую лечебницу, но там подтвердили диагноз деревенского врача: амнезия вследствие шока. Ребенок забыл все, что касалось прежней жизни, однако сохранил привычки и навыки.

Страшная гибель родных парализовала все воспоминания, и восстановление памяти в будущем представлялось врачам маловероятным. Но никто, кроме Ёрико, не присутствовал при страшном побоище и не видел убийцу. Полицейские, не в силах расстаться с последней надеждой, не оставляли в покое врачей. Всякое бывает, отвечали те, может быть, после курса лечения наметятся признаки улучшения. Возможно возвращение памяти в результате какой-либо повторной стрессовой ситуации, но ничего гарантировать нельзя.

После обследования в психиатрической больнице Ёрико еще долго водили по врачам, но она была цела и невредима. Никаких следов насилия или полового надругательства осмотр не обнаружил. Очевидно, преступник увел с собой девочку не из сексуальных побуждений. Вообще, судя по ее словам, «дядя в зеленом» был с ней добр и ласков.

Итак, Ёрико Нагаи нашлась, а расследование не стронулось с мертвой точки ни на йоту.

Томоко, сестра погибшей Мисако Оти, опознала тело.

— Мисако любила одиночество. В выходные, бывало, запрется у себя в комнате и читает или музыку слушает, — всхлипывая, рассказывала Томоко, действительно как две капли воды похожая на сестру. — Единственное развлечение у нее было — одной в поход сходить. Раза три-четыре в год ходила. Сколько раз ей все говорили: опасно одной, а она смеялась — мол, вдвоем с мужчиной опасней. К этому походу она давно готовилась, ждала его с таким нетерпением. Господи, ну какому мерзавцу понадобилось ее убивать — ведь она в жизни никому плохого не сделала!

Томоко подтвердила, что близких отношений ни с кем из мужчин у Мисако не было. Таким образом, версия о том, что Мисако Оти оказалась случайной жертвой, возобладала. Ничего нового линия туристки расследованию не дала.

Первые двадцать дней розыска пролетели моментально, сотрудники штаба совсем сбились с ног, ко результат оставался равным нулю.

Чудовище, подобно урагану стершее с лица земли целую деревню, безнаказанно выскользнуло из сети, которая охватывала несколько соседних префектур, и исчезло, не оставив следа. Расследование зашло в тупик.

4

Дело о массовом убийстве жителей поселка Фудо перешло в разряд «нераскрытых преступлений». Сколько ни билась группа розыска, найти убийцу не представлялось возможным. Неоднократно следствию казалось, что след найден, но всякий раз очередной подозреваемый оказывался не причастным к убийству. Штаб розыска распускать не решались — слишком уж серьезным было преступление, но число сотрудников постоянно сокращалось. Органы массовой информации разнесли несчастных криминалистов в пух и прах, полицию префектуры Иватэ публично обвиняли в том, что она пригодна лишь для регулирования дорожного движения. Особенно возмущалась беспомощностью следствия общественность.

Немногочисленные — оставшиеся — сотрудники штаба, осыпаемые со всех сторон упреками и бранью, продолжали кропотливую работу по розыску следов преступника. Теперь наиболее убедительной считалась версия, что убийца так или иначе должен быть связан с поселком, и следствие дотошно изучало всех бывших жителей Фудо, уехавших оттуда за минувшие годы. Оказалось, что кое-кого из покинувших родные места разыскать не так-то просто: приходилось опрашивать родственников, знакомых, давних сослуживцев, и все ради того, чтобы установить — этот умер, тот опустился и превратился в бродягу. Мало кому из прежних обитателей погибшего поселка удалось найти счастье в городе. Создавалось ощущение, что им самой судьбой определено, и оторвавшись от деревни, остаться навек в тисках нищеты, и все попытки обрести лучшую долю, как правило, оказывались тщетными. Неблагодарное было дело — копаться в этих человеческих судьбах.

Китано, молодой инспектор из сельского участка, остался в штабе розыска. Занимаясь кропотливой повседневной работой, не дававшей ни малейшего результата, он прислушивался к себе и чувствовал, как в голове зреет некая идея.

Полицейские северной Японии тугодумы, но со следа их не собьешь. Не раз удавалось им докопаться до сути дела, которое давно уже зачислили в разряд «нераскрытых преступлений». Китано относился именно к такому типу ищеек. У него не бывало гениальных озарений, зато он шаг за шагом, медленно, но верно, продвигался по раз намеченному пути. Живет себе на свете преступник, уверенный, что правосудию никогда его не сыскать; но однажды кто-то хлопнет убийцу сзади по плечу: глядь — а это Китано.

Итак, в голове молодого инспектора оформлялась некая мысль, приобретая все более конкретные очертания. Отправной точкой ему послужила выдвинутая на самом первом совещании штаба идея о том, что целью преступления было убийство Мисако Оти, а жители деревни поплатились жизнью в силу случайного стечения обстоятельств. Впоследствии эта версия была отвергнута.

Китано поначалу придерживался того же мнения, что руководство, но с течением времени его стали одолевать сомнения.

В конце концов он решил поделиться своими соображениями с комиссаром Муранага. Печальный опыт столкновения с «Чертакэ» научил его, что на общем совещании ему лучше не высовываться.

— Господин комиссар, по-моему, нам следует вернуться к версии о том, что преступник охотился за Мисако Оти.

— Мы же проработали эту линию, сынок, она нам ничего не дала.

— Линия Мисако Оти — нет. Но что, если преступник обознался?

— Обознался? С кем же он ее спутал?

— А с сестрой. Помните, у нее есть сестра, на два года младше. Когда она приезжала на опознание, я поразился — они похожи как две капли воды.

— Постой, постой. Ты думаешь, он спутал Мисако с сестрой? — разом напрягся Дед.

Идея была совершенно неожиданной. Если она верна — значит, до сих пор все поиски велись в ложном направлении: какой смысл возиться с бывшими жителями Фудо, если крестьяне стали случайными жертвами! Правда, окружение Мисако Оти было досконально изучено еще на первом этапе расследования, но вдруг действительно ее убили по ошибке, приняв за Томоко?

— Господин комиссар, я последнее время только об этом и думаю. Ведь они так похожи — преступник мог ошибиться. Может быть, зря мы не занялись вплотную Томоко?

— Даже если так оно и было, все же я не могу поверить, сынок, что ради одной девчонки кто-то стал бы вырезать целую деревню. Ты мне объясни, чего это ему понадобилось убивать ее на виду у всего поселка?

— Я согласен, тут многое непонятно. Но, по-моему, мы зря выпустили Томоко Оти из поля зрения. Господин комиссар, позвольте мне проработать эту версию. — И Китано с надеждой посмотрел в глаза Деду.

ПОКОРНЫЙ ГОРОД

1

У него было все — способности, выучка, железное здоровье, сила, он без труда мог бы найти себе что-нибудь получше. То, что он выбрал именно эту работу и занимался ею вот уже два года, объяснялось лишь отвращением к прежней профессии да еще, пожалуй, жгучей потребностью самоуничтожения.

Сколько раз хотел он послать все к черту, но только крепче стискивал зубы и терпел, терпел. Хотя никто не заставлял его. Никаких моральных обязательств перед нынешними работодателями у него не было. Фирма рассматривала своих служащих как сменные детали единого механизма и с легкостью выкидывала износившиеся винтики, вставляя вместо них новые.

Такэси Адзисава работал в городском филиале «Страховой компании Хисии». Именно такое поприще решил он избрать в качестве новой сферы своей деятельности. Почему? Потому что прежняя его специальность была диаметрально противоположна делу страхования жизни и здоровья. Прежде он даже не имел права застраховать свою собственную жизнь.

Теперешняя работа, в отличие от предыдущей, полной всякого рода опасностей, ни малейшей угрозы в себе не таила, но зато сколько приходилось сносить унижений!

Никто, увы, не встречает страхового агента с: распростертыми объятиями. Не дослушав до конца, бросают: «Обойдемся», — и захлопывают перед носом дверь. А в последнее время все чаще на калитке можно увидеть табличку: «Коммивояжеров и страховых агентов просят не беспокоиться». В такую дверь и позвонить не решишься.

А в многоквартирных домах это прямо как эпидемия: стоит одному жильцу повесить такую табличку, и сразу остальные следуют его примеру. Конечно, разного рода агентов развелось в последнее время несметное множество, но ведь им тоже как-то жить надо. Иные смельчаки нахально входят во двор, игнорируя табличку на калитке, но нередко им за это выплескивают на голову таз воды из окна.

Страховые компании меняют тактику, и их агенты теперь проникают в дома, якобы проводя опросы общественного мнения или раздавая какие-нибудь анкеты, но подобные хитрости мало что дают.

Хуже всего — обходить дома наугад, надеясь на одну удачу. Однако новичкам выпадает заниматься именно этим неблагодарным делом. Первыми жертвами новоиспеченого агента становятся родственники, друзья и знакомые, то есть те, кто не может ему отказать. Но такого рода ресурсов больше чем месяца на три не хватит. Можно переключиться на знакомых своих знакомых, но и тех хватит максимум на год, а потом тебя, как износившуюся сандалию, вышвырнут на свалку.

У Адзисава же в Хасиро не было ни родных, ни друзей. С самого начала он был вынужден рассчитывать лишь на случайных клиентов; только благодаря этой нелегкой школе он удержался в фирме. Агенты, поступившие на работу одновременно с ним, исчерпав все личные связи, один за другим вылетали на улицу, лишь закаленный тяготами Адзисава чудом держался на плаву.

Иногда становилось невмоготу сносить постоянные оскорбления и неудержимо тянуло вытряхнуть душу из очередного обидчика. Тогда воспоминания о прежней работе помогали Адзисава взять себя в руки.

Поначалу он сбивался с ног, обходя квартал за кварталом впустую. Другие новички кое-как выполняли норму за счет знакомых, его же показатели были хуже всех — заведующий филиалом не давал незадачливому агенту житья. «Если сдамся, мне конец», — твердил Адзисава.

Однажды, когда он, набравшись смелости, позвонил в дверь, на которой висела табличка со знакомым предупреждением, ему перепал необычный приработок. Хозяйки, похоже, не было дома, и дверь открыл мужчина лет сорока. Звонок, наверное, разбудил его — он был в пижаме. Сначала, узнав, что его потревожил страховой агент, мужчина обрушился на непрошеного гостя с руганью. Когда же Адзисава, втянув голову в плечи, побрел прочь, хозяин вдруг окликнул его.

— Эй, постой-ка. Сделай для меня одно дело, — попросил мужчина, на лице его неожиданно появилась странная, смущенная улыбка.

— Какое дело?

Хозяин сложил большой и указательный пальцы колечком:

— Сходи, пожалуйста, в аптеку и купи мне этих штук.

— Каких штук? — не понял Адзисава.

— Покажешь так аптекарю, он разберется. Скажи, по тысяче иен. Ты заплати, я тебе отдам.

Адзисава пожал плечами, но сходил в аптеку и изобразил там загадочный знак пальцами. Аптекарь понимающе кивнул и сунул ему какую-то коробочку. Только теперь Адзисава сообразил, что мужчина послал его за презервативами. Видимо, звонок в дверь прервал супружеские ласки, и муж решил, воспользовавшись случаем, пополнить истощившийся запас этих жизненно важных предметов. Адзисава не знал, злиться ему или смеяться.

Получив заветную коробочку, хозяин дал агенту полторы тысячи иен и свою визитную карточку, объяснив, что сам он в страховке не нуждается, но что, если прийти к нему в фирму, он сможет помочь. Мужчина оказался администратором известного в городе ночного клуба.

Так Адзисава заключил свои первые договоры. Но до выполнения нормы было еще очень далеко.

Или был еще такой случай. Он долго обхаживал одну дамочку, судя по всему — содержанку какого-то богача, она все колебалась, застраховаться ей или нет. Красотка жила в квартире с собачкой, шпицем. Однажды, многозначительно улыбнувшись, она проворковала:

— У меня к вам большая-пребольшая просьба.

— Если это в моих силах… — лучезарно заулыбался в ответ Адзисава.

— Правда?

— Если справлюсь, почту за счастье.

— О, это очень просто. Вы — справитесь.

Дамочка кокетливо повела глазами и оглядела Адзисава с головы до ног. Он уже догадывался, что последует за этим. Ему приходилось слышать от сослуживцев о таких вот бабенках, которые не знают, чем себя занять, и вовсе не прочь закрутить романчик со знакомым страховым агентом. Дело довольно обычное и, главное, — взаимовыгодное, если держать язык за зубами: ей — развлечение, агенту — хороший договор. Адзисава был крепким, здоровым мужчиной и давно уже обходился без женщин, так что его прямо затрясло от радостного предчувствия. Красотка выглядела вполне аппетитно, и, если говорить начистоту, он таскался сюда не только из-за страховки.

— Могла бы я оставить у вас Юпитера денька на три-четыре? — спросила она.

— Какого Юпитера?

— Понимаете, мы с моим другом уезжаем в путешествие, Юпитер там нам совершенно ни к чему. Куда его девать? Прямо не знаю, что делать! А вас Юпитер уже знает… Ну, я вас умоляю!

До Адзисава наконец дошло, чего от него хотят. Она просит его взять к себе ее шпица, пока будет путешествовать со своим покровителем. Разочарование было так велико, что Адзисава еле удержался от смеха.

— Я прошу вас! Я оставлю его любимую еду, песика достаточно кормить два-три раза в день! А когда пойдете с ним гулять, не забудьте взять полиэтиленовый мешочек — вы не представляете, как городские власти обижают бедных собачек. Ну, будьте умницей, а я за это подпишу вашу страховку, когда вернусь.

И действительно, по возвращении из поездки женщина заставила своего патрона раскошелиться на целый миллион иен. В случае пожара и всего такого прочего она должна была получить компенсацию в двадцатикратном размере. Однако этим дело не ограничилось: отныне каждый раз, когда предприимчивая красотка куда-нибудь уезжала, Юпитер переселялся к Адзисава.

Эта история дала и другие побочные эффекты. Дамочка разрекламировала услужливого молодого человека своим приятельницам, и ему не стало отбоя от кошечек и собачек, с которыми надо было то посидеть, то погулять. И благодаря новым знакомствам количество подписанных договоров все возрастало.

Когда дела на работе стали налаживаться, Адзисава взял короткий отпуск. Он не рассказывал никому из коллег о том, куда ездил, но, когда вернулся в Хасиро, с ним была девочка лет десяти. Она поселилась вместе с ним и стала учиться в одной из городских школ.

Девочка была круглой сиротой, последнее время она жила у дальних родственников матери. Адзисава попросил, чтобы ее отдали ему на воспитание. Семья была бедная, девочка приходилась им седьмой водой на киселе, и неожиданная просьба Адзисава, назвавшегося родственником со стороны отца маленькой сироты, оказалась как нельзя более кстати. Никому и в голову не пришло усомниться в родстве незнакомца, семья была рада избавиться от лишнего рта.

Девочка безропотно поехала с Адзисава. Звали ее Ёрико Нагаи, родителей она лишилась два года назад, тогда ей было восемь лет. Их убили у нее на глазах, и с тех пор Ёрико начисто забыла все, что было в ее жизни до трагического события.

Однако потеря памяти не сказалась особенно сильно на способностях девочки, училась она старательно, и коэффициент умственного развития ее постепенно повышался.

Постепенно жизнь новоиспеченной семьи вошла в нормальное русло, и тогда Адзисава приступил к осуществлению следующего этапа своего плана. Нет, точнее говоря, осторожную подготовительную работу он вел уже давно, а теперь ему просто представился удобный случай разом продвинуться к намеченной цели.

Эту газету основал когда-то ее отец, но от прежнего «Вестника Хасиро» осталось одно название. Томоко Оти говорила, что газета протухла. Протух весь город, словно огромная помойная яма. Дух протеста, который олицетворял отец Томоко, выветрился, и «Вестник» превратился в личный печатный орган семейства Ооба, заправлявшего в Хасиро всем.

Только благодаря этой перемене «Вестник» уцелел, да не просто уцелел, а стал одной из наиболее влиятельных газет в префектуре.

Хасиро недаром называли личным владением семьи Ооба. Члены этого рода занимали все ключевые должности в управлении и экономике города — от кресла мэра, в котором прочно восседал Иссэй Ооба, до руководящих постов в муниципалитете, торгово-промышленной палате, полиции, здравоохранении, системе образования, банках, органах печати, на телевидении и радио, в промышленности, транспорте.

Город находился в самой середине префектуры Ф. и издавна считался ее политическим, культурным, торговым и транспортным центром. С четырех сторон к Хасиро вплотную подступали высокие горы, он был словно закупорен в долине, и окружающая среда наложила на город свой неповторимый отпечаток, с давних пор здесь завелись собственные традиции и развилась независимая от внешнего мира экономическая система.

Когда-то, еще в семнадцатом веке, у стен замка господ Хасиро возникли первые предместья. Князья богатели, и вместе с ними росло поселение. Во второй половине прошлого века в долине начали выращивать шелковые деревья и зародилась текстильная промышленность. Шелк Хасиро был широко известен на рынках страны в двадцатые и тридцатые годы. Именно в тот период город сделал гигантский скачок вперед.

В конце войны большая часть построек сгорела в пожаре бомбежек, но Хасиро быстро оправился от внешних потрясений и приобрел облик настоящего современного города.

После того как, используя богатые залежи природного газа, начала делать свои первые шаги металлургическая промышленность, долина в считанные годы превратилась в высокоразвитую индустриальную зону, где имелись и станкостроительные, и химические, и целлюлозно-бумажные, и электронные предприятия.

Административный центр префектуры находился в городе Ф"расположенном несколько южнее, но главным городом края, несомненно, являлся Хасиро.

В феодальные времена семейство Ооба принадлежало к низшей прослойке самурайского сословия, но после реформы Мэйдзи захудалому роду, прежде не удостаивавшемуся чести даже появляться в господском замке, улыбнулось счастье.

Князья Хасиро в гражданской войне тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года поддержали сёгуна и после поражения войск сёгуната и отмены феодальной системы оказались в опале. Когда в стране вводилось новое административно-территориальное деление, правительство, памятуя враждебную деятельность местных князей, определило быть столицей префектуры не Хасиро, а Ф., хотя по всем показателям вновь созданной области следовало бы именоваться «префектурой Хасиро».

После того как княжество прекратило свое существование, предок нынешнего мэра Итирю Ооба занялся крестьянским трудом. Вскоре на его земле нашли природный газ, и месторождение оказалось поисти-не неисчерпаемым. Итирю не упустил шанса, который давала ему судьба. Он поставил добычу газа на промышленную основу, его дело стало крупнейшим в Хасиро, но вчерашнему крестьянину этого было мало: он не жалел своих несметных капиталов, чтобы подчинить себе городское управление, и со временем превратился в безраздельного владыку Хасиро.

Промышленность города зависела от газа, а весь газ находился в руках Ооба, и предприятия одно за другим стали попадать в сферу его влияния, пока Хасиро не стал фактически целиком принадлежать предприимчивому дельцу. Люди говорили, что город перешел от князей Хасиро к князьям Ооба. И действительно, человеку, навлекшему на себя немилость всемогущего семейства, жизни здесь не было, так или иначе каждый житель зависел от империи Ооба — если не сам, то кто-то из членов его семьи.

С именем Ооба горожане сталкивались повсюду — в школе, в поликлинике, при устройстве на работу. Власть рода распространялась и на город Ф.; чтобы выйти из сферы влияния вездесущего семейства, пришлось бы уехать в другую префектуру.

Впрочем, и в соседних областях беглец не обрел бы покоя — щупальца рода Ооба тянулись и туда. Деньги семейства находили дорогу даже в столицу страны — владетели Хасиро содержали в парламенте собственную фракцию.

Война лишь дала империи новый толчок. Сначала она разбухла на военных заказах, а потом искусно перестроилась на нужды мирного времени. В те годы у кормила власти уже стоял нынешний глава рода Иссэй Ооба — он, как никто другой, умел приспосабливаться к быстро меняющимся обстоятельствам.

Месторождения газа от бомбежек не пострадали, а от всякого рода неприятностей империю оберегал клан Накато. В прошлом веке Тахэй. Накато служил у князей Хасиро рядовым солдатом и дружил с Итирю Ооба. После упразднения княжества Тихэй оказался без средств к существованию и основал в городе якудза[1]. По мере того как увеличивалась организация Накато, росло и ее влияние в Хасиро. Соответственно множились и доходы — размах операций требовал средств. Разбогатевший Итирю Ооба всегда был готов помочь старому другу деньгами. Еще бы — взамен он имел, можно сказать, собственную армию.

После поражения во второй мировой войне для Хасиро настали трудные времена: орда демобилизованных солдат и просто бродяг обосновалась на городском вокзале, уцелевшем после бомбежек, и терроризировала горожан и проезжающих.

Жители Хасиро боялись выходить на улицу, сесть на поезд стало просто невозможно. Полиция ничего не могла сделать с нарушителями порядка. И тогда Иссэй Ооба обратился к Таити Накато, сыну покойного Тахэя, с просьбой защитить город. Так глава клана Накато, можно сказать, получил официальный статус начальника отряда самообороны. Полиция теперь не смела и пальцем тронуть никого из членов мафии. Стоило сброду с вокзала затеять где-нибудь очередную заваруху, молодчики Накато немедленно оказывались тут как тут и наводили порядок, а блюстители закона бездействовали. Авторитет полиции был подорван раз и навсегда.

С благословения фактического и юридического хозяина Хасиро, якудза устроила на привокзальной площади «черный рынок», и оттуда ее влияние стало распространяться на весь прилегающий район.

Очень скоро «доблестные защитники» горожан показали свое подлинное лицо. Окрестности вокзала превратились в прибежище игроков и спекулянтов, полиция боялась и нос туда сунуть. К тому же заправилы клана поддерживали тесные связи с полицейским начальством, так что квартал стал чем-то вроде узаконенного притона.

Якудза выполняла для семейства Ооба всю грязную работу. Мэру не приходилось мараться — к его услугам всегда была банда Накато, головорезов в ней хватало. У молодых гангстеров убрать кого-нибудь называлось «стать мужчиной». Все знали, что дом Ооба обзавелся собственной армией, но закрывали на это глаза.