–Ползи! – зашипел юродивый.
–Куда? – отозвалась я. Повязка совсем закрыла глаза, и я ничего не видела вокруг.
–К нему!
–Больно здоровый румянец у нее! – услышала я недоверчивый женский шепот.
Я скрипнула зубами и поползла. Как передо мной выросла ось, держащая шатер, я не поняла, только со всего размаху приложилась об нее головой, раздался странный трубный звук. Меня откинуло на спину, а из перебинтованных глаз посыпались искры, все звуки сразу отдалились, а потом нахлынули с тройной громкостью, и в голове установился равномерный шум. Кто-то рядом со мной ахнул.
–Спасите меня! – прохрипела я. Сил подняться не было, я лежала на спине и мечтала оказаться дома в собственной кровати. Народ безмолвствовал, ожидая продолжения представления. Меня охватило подозрение, что я действительно покалечусь, пока доберусь до трона пресловутого Маэстро.
Юрасик сориентировался быстро: подскочил ко мне, и натужно поднял меня на руки. Роста он был небольшого, силенки оставил на дне бутылки, а в двух тулупах я весила немало. Пошатываясь, он пронес меня несколько метров, потом не выдержал, и я мешком рухнула на пол. Почувствовав удар об деревянный настил, я застонала и, наконец, услышала бас толстяка.
–О, несчастная, ты пришла ко мне!
–Приползла! – буркнула я. – Прилетела!
«Гляньте-ка, она с ним говорит, – зашипел знакомый женский голос. – Они, верно, знакомы!»
–Вы спасение мое, Маэстро! – заголосила я, почувствовав, как толстяк дернулся от неожиданности. – Сколько лет я Вас ждала!
Мерзкого голоса я не услышала и удовлетворенно вздохнула. В это время к моим губам был приставлен стакан с воняющей полынью жидкостью. Я затаила дыхание и сделала маленький глоточек. Горло снова обожгло, во рту поселился вкус протухших яиц, а к горлу подступила тошнота. Лучше бы это была дешевая Юраськина брага!
–Снимай повязку! – заголосил кто-то из толпы.
Я сдернула грязные бинты, долго моргала, привыкая к свету, а потом простонала:
–Я вижу! Люди, я вижу!
И снова раздался злобный голос:
–Быстро она чего-то прозрела, вон Манька...
–Я вижу правым глазом! – заголосила я. – О, чудо! Мой правый глаз прозрел!
Я выхватила из рук ошарашенного Маэстро стакан, сделала еще один глоток, обтерла рукавом рот, а потом заорала:
–Мой левый глаз тоже начинает видеть, – я начала осматривать толпу, ища глазами источник мерзкого голоса.
–Не верю! – вдруг заявила патлатая баба.
–Ах, это ты мне мешаешь выздоравливать! – обвинительно ткнула я пальцем в нее. – Брат мой, дай мне мой костыль!
Я повернулась к Маэстро:
–Спасибо, Вам, век помнить буду!
Ко мне подскочил Юрчик, подставил свое плечо и тихо просопел в ухо:
–Уходим! Тут, оказывается, Санька-карманник клиентов обчищал. Пусть толстяк сам с народом разбирается.
Стоило нам выйти на улицу, как в след нам раздался крик:
«Кошелек! Кто-то украл мой кошелек!»
–Бежим! – заорал мне в лицо Юрасик, обдавая перегаром. Перегоняя друг друга, мы побежали. «Вон она контуженная!» – услышала я сзади и припустила еще быстрее. Доска, привязанная к ноге, мешала бежать, но времени снять ее не нашлось; на полпути к Главной площади веревки ослабли, и деревяшка все-таки слетела, звучно ударившись об оледеневшие камни. За нами неслась бушующая, разгневанная толпа, перед глазами встали испуганные лица музыкантов «Баянов». Как я их сейчас понимала! Мы были уже в городских трущобах, когда голоса особенно стойких и обиженных горожан, преследующих нас, смолкли. Еле дыша, я остановилась, Юрчик схватился за бок и повалился на снег.
–Хорошо, Аська, бегаешь! – прохрипел он.
–Еще бы, – отдышавшись, подтвердила я, – жить захочешь – не так побежишь. Гони мои 15 золотых!
–На десять договаривались! – возмутился юродивый.
–Я все работу сделала, еле ноги унесла, а ты свой процент еще с Саньки-карманника получишь!
Юрчик скривился и достал кошель, который ему вручил толстяк; судя по величине мешочка, в нем звякали не меньше 40 монет.
–Ах ты, скупердяй! – воскликнула я. – Давай половину, а то глаз выбью! Ни один эликсир не вылечит.
Тот, едва не плача, отсчитал 22 золотых и протянул мне:
–Никогда с тобой, Вехрова, больше связываться не буду!
–Еще умалять будешь, чтобы я с тобой поработала! – расхохоталась я.
–Реквизит верни!
Я с готовностью стянула грязную одежду, скомкала и бросила Юрчику.
–Лови свой реквизит, – развернувшись, и уже не боясь, что меня узнают, пошла по направлению к дому. Сердце пело от радости: в кармане позвякивали 22 новеньких блестящих золотых, жизнь налаживается!
Напевая под нос, я повернула на узкую улочку и тут услышала это – плач, детский плач, как во сне, только сейчас он был вполне реальным. У меня мелко затряслись руки. Ребенок! Поддавшись порыву, я кинулась на крик и, завернув в один из переулков, увидела его.
Маленький мальчик, двух-трех лет отроду. Босой, одетый в тонкие порты и льняную рубаху он съежился от холода. Ребенок плакал и размазывал слезы по чумазому личику, эти заплаканные глаза могли разжалобить даже самого закоренелого преступника.
Ощущая внутри незнакомое мне желание защитить его, я протянула руку:
– Малыш!
Трансформация в ребенке произошла незамедлительно: он поднял на меня черные без белков глаза и зарычал, обнажая короткие острые зубы. Я шарахнулась. Это был пропавший данийский мальчик! Я решила дать деру: этот ребенок был опаснее многих известных мне диких животных, но что-то остановило меня, что-то как будто подтолкнуло в спину.
– Эй, малыш, – удивляя сама себя, произнесла я как можно ласковее, – малыш, ну ты что, не бойся, я не причиню тебе вреда. Иди ко мне.
Внезапно мальчик превратился в самого обычного ребенка, с черными, как смоль, волосами и яркими, почти фиолетовыми, глазами, и перестал плакать, а потом вдруг бросился ко мне, радостно смеясь:
– Мама!
Такого я не ожидала! «Мама?!» – это уже слишком! Какая я тебе «мама»? Я чужая тетка Аська!" Сказать, что я удивилась, значило не сказать ничего! Я уже решила ретироваться и спастись бегством, но было поздно: данийский ребенок прижался ко мне всем телом, обнимая мои колени:
– Мама, мам, – повторял он.
Не осознавая, что творю, я схватила его на руки. Я расстегнула тулуп и, обняв его худенькое тельце, прижала к себе, согревая своим теплом, и, что было духу, бросилась в лавку к Марфе.
Когда я ввалилась в лавку с ребенком на руках, Лукинична как-то сразу все поняла и вопросов не задавала. После того, как мы малыша отогрели, накормили, выкупали и уложили спать, собрались на семейный совет.
– Ты его должна была отнести в Совет сразу, – ругалась она, – где ж это видано: звереныша и в дом.
– Не говори так, – оборвала я ее, – днем раньше, днем позже, ну не могла я его тащить туда. Ты же видела, в каком он был состоянии! Ну что, они бы его там холили и лелеяли?
– Больно ты знаешь, – буркнула Марфа, – чай не изверги, сберегли бы дитя. Вот что, – помолчав, сказала она, – не дело это. Как бы тебя, дуреха, в похищении не обвинили. Завтра возьмешь его и отведешь в Совет, оставишь там, и расскажешь, как все было! Поняла?
– Поняла, – я ласково посмотрела на нее, – спасибо.
– Эх, девка, вечно ты себе неприятности на голову находишь. Люблю я тебя, вот душа за тебя и болит.
Марфа погладила меня по голове:
– Ну, иди, посмотри как он там, вижу ведь, что не терпится.
Я тихо открыла дверь в меленькую спаленку на втором этаже. Мальчик свернулся калачиком на огромной Марфиной кровати, обняв старого потрепанного зайца, и спокойно спал. Я осторожно присела на кровать и ласково погладила малыша по темным волосам. Какое-то странное чувство раздирало меня изнутри, чувство нежности, желание защитить и что-то еще, какая-то дикая радость, словно это маленькое существо мне было самым близким человеком на свете – это меня и настораживало. Я попыталась проанализировать свои чувства, мне до сих пор было непонятно: уж слишком острая была реакция на этого малыша. Материнский инстинкт у меня пока отсутствовал напрочь, и ни один ребенок не вызывал даже умиления, но этот мальчик? Я нежно коснулась пальчиком его курносого носика. Неожиданно малыш открыл свои огромные фиолетовые глаза и счастливо улыбнулся:
– Мама.
– Спи, малыш.
Мальчик резво подвинулся к стенке, предлагая мне прилечь.
– Мама? – вопросительно посмотрел он.
Я покачала головой:
– Я не мама, маленький, – попыталась объяснить ребенку, – я просто тетя, тетя Ася.
И тут я увидела у него на шее тонкую золотую цепочку. Я осторожно потянула за нее и достала медальон – тонкий кругляшек, величиной чуть побольше монетки, на нем было выгравировано мое лицо, а с другой стороны имя Анук. У меня по спине побежали мурашки.
– Тебя зовут Анук, малыш? – мальчик кивнул, и показал пальчиком на изображение:
– Мама, люблю.
– Спи, маленький, – я поцеловала его в лоб и затушила свечи. Маленькие звездочки у указательного пальца загорелись ярким красным цветом. Анук увидел их и засмеялся:
– Звездочки.
Я улыбнулась. С этим надо было что-то делать. Это было совершенно не нормально, и сбивало с толку. ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ!
Когда на следующий день я появилась у Дома Совета Магов Словении за руку с маленьким Наследником, начался настоящий переполох. Стражи у ворот уставились на нас так, словно перед их взором появилось чудище лесное в зеленом сарафане, и, подобно, рыбам, выброшенным на берег, беззвучно открывали рты. Нас моментально препроводили в огромный круглый зал с высоким сферическим потолком. Через огромный стеклянный витраж лился белый прозрачный свет. Я стояла ослепленная в ярком световом столбе, крепко прижимая к себе Анука, и ощущала внутри все возрастающую панику. В Совете я до этого никогда не была, а лица наших Магистров видела только на гравюрах в газетных листах.
Вокруг нас собрались адепты – взрослые и сильные боевые маги пытались изобразить на лицах высшую степень озабоченности, но я различала лишь настоящий животный ужас, когда их взгляд падал на малыша, доверчиво прижимающегося ко мне. Перед ними был не маленький испуганный потерявшийся двухлетний мальчик, а Наследник провинции Бертлау, данийский Властитель, яблоко раздора, повод для нападения на Словению.
Где-то, тихо скрипнув, открылась дверь, я оглянулась. К нам приближался Магистр Владий – наставник Училища Магии. С тех пор, как меня выгнали оттуда, прошло несколько лет, но я до сих пор помнила все нелицеприятные слова, которые он, брызжа слюной, выкрикивал мне в лицо.
Меня он узнал с первого взгляда.
–Вехрова! – он остановился в двух шагах от меня. Я почувствовала, как заволновался Анук. – Почему я не догадался, что в этом городе только ты сможешь найти его?
Я молчала. По правилам хорошего тона я, не имела права говорить, пока он мне не разрешит. Он Магистр, а я бездарная студентка, выставленная за дверь.
–Ты знаешь, что тебя могут обвинить в похищении? – мои руки похолодели, а желудке неприятно кольнуло. – Это все странно, находишь его именно ты! Слышишь, именно ты!
–А что в этом странного? – не выдержала я. К черту, хороший тон, воспитанием я никогда не отличалась. От изумления, что я пренебрегла правилами, у Магистра вытянулось лицо. – Я должна была оставить замерзать на улице маленького мальчика? Откройте глаза, Магистр, он просто ребенок! Испуганный, уставший ребенок!
–Нахальная девчонка! – он ткнул пальцем в мою сторону, а потом неожиданно схватил за руку Анука. – Спасибо тебе за помощь Московии, получи награду в кладовой Совета!
Это был скандал! Адепты с радостью наблюдали за развитием событий, предвкушая, что Магистра из-за предвзятого отношения к спасительнице Наследника уберут с места наставника Училища. Они были правы.
Владий потащил мальчика к двери, из которой вышел, и тут случилось то, чего я боялась: Анук закричал и превратился в звереныша с черными глазками; с силой достойной взрослого мужчины оттолкнул Владия, тот беспомощно упал на пол. Адепты, расслабившиеся за время нашего скандала, снова прижались к стенам от страха. Никто не шевелился и не спешил на помощь Магистру, опасаясь приближаться к разозленному данийскому ребенку. Малыш повернулся: «Мама!»
Зал охнул. В это время Владий поднялся с пола, и вдруг я почувствовала, что он ударит, ударит боевым заклятием, в маленькое существо, уже не похожее на человечка, которое бежало ко мне и тянуло ручки.
– Нет! – я так и не поняла, откуда у меня появились силы и прыть, в два прыжка я оказалась рядом с Малышом, и закрыла его своим телом. Маленькие звездочки у пальца стали черными. Вокруг нас образовался энергетический щит в виде прозрачной голубоватой оболочки. Если бы я не была испугана происходящим, то, наверное, сильно удивилась – такой фокус у меня не выходил и в лучшие времена.
– Ах, ты отродье! – прошипел Магистр. – Ты не можешь колдовать!
– Что здесь происходит, Магистр Владий? – услышала я спокойный голос и подняла голову. Посреди приемной залы стоял Глава Совета, Магистр Ануфрий, самый сильный и мудрый маг в Словении. Он был совсем старик, высокий, прямой, как палка, длинная седая борода до пояса, из-под седых бровей смотрели темные живые глаза, заключающие в себе мудрость многих столетий.
– Что здесь происходит, я спросил? – настаивал он, надтреснувшим старческим голосом.
– Он хотел убить Анука, – закричала я, что было силы, наплевав на приличия. Магистр впился в лицо Владия острым, как иголка, взглядом. Тот побледнел, как-то сник и ссутулился:
– Я думаю, Вы, Владий, понимаете, чем это нам грозит, – он сделал паузу, – и новая война, это будет не самое страшное. Арвиль Фатиа никогда не простит нам гибель этого ребенка!
Владий склонил голову:
–Простите, Магистр Ануфрий, я не знаю, что на меня нашло. Это все девчонка, – он ткнул в меня пальцем, и злобно сверкнул глазами, – ее магия не опечатана!
Ануфрий посмотрел на меня так, словно видел всю мою подноготную, меня затрясло.
–Разве не видите? Этот ребенок никуда не пойдет без девушки!
Он повернулся к нам спиной, и только тут я поняла, почему не слышала шагов: Магистр не шел, он парил в нескольких сантиметрах от пола.
Дальше нас проводили в святая святых – кабинет главного мага Словении. Об этой комнате ходили легенды: будто живет здесь огромная белая сова, и Магистр посылает ее с письмами и депешами вместо почтового голубя, говорили еще про какой-то старинный меч с непроизносимым названием, будто он здесь хранится. Перемалывая в голове все эти байки, я уже ожидала увидеть алтарь с сидящей на нем совой с волшебным мечом в клюве. Каково же было мое удивление, когда мы попали в небольшую светлую комнату с огромным столом, заваленным бумагами и свитками, диваном и двумя креслами.