Совершенно счастливая и окрылённая с обновой подмышкой я влетела в лавку.
– Марфа, – заорала я с порога, – я купила!
Завёрнутые в коричневую бумагу лежали эльфийские сапожки. О том, как я их приобретала, будут складывать легенды: такого хамства народ ещё не видел. Эльфы по природе своей жаднее гномов, торговаться с ними бесполезно ещё и потому, как языка они не знают.
Но со мной этот номер не прошёл!
Желая заплатить хотя бы на медяк меньше, я орала до хрипоты, что мне обманывают, и этот хлам таких денег не стоит. Эльф от неожиданности едва не поперхнулся и, тыча пальцем в кульки, предлагал мне их вернуть. Через пять минут он ещё молчал и пытался вырвать сапоги из моих рук. Через десять он орал мне в лицо на своём эльфийском, а через пятнадцать минут вспомнил весь запас словенского мата. Потом ещё прохрипел пару слов и потерял от злости голос. Тут я проявила редкостное радушие и предложила ему купить в нашей лавке микстуру для горла с огромной, почти пятидесяти процентной скидкой. Эльф, очевидно, ничего не понял, но как-то покраснел, оскалился, не долго думая, я решила исчезнуть, пока он не набросился на меня с кулаками.
Звякнул колокольчик на входной двери, я спрятала в стол свёрток с сапогами. На пороге стоял Иван Питримович Петушков. Выглядел он отвратительно, помятое лицо радовало глаз разбитой губой и опухшей переносицей. Судя по всему, синяки он получил уже после дуэли. Глаза красные, похмельные. Он постоянно сморкался в платочек и кашлял в рукав.
– О, милая дэвушка, – прогундосил Ваня, потом замолк, посмотрел сквозь меня жалобным взглядом и громко чихнул мне в лицо. Я непроизвольно обтёрлась шалью и постаралась отойти на шаг назад.
– Помогите! – прошептал он тихо. – Эта простуда, кашель мучает, спать не могу. Умру ведь, город без меня пропадёт!
– Ну, да, – я изобразила на лице заученную улыбку и достала с полки бутылку с настойкой. – Вот, три раза в день после еды.
Петушков буквально вырвал из моих рук лекарство и нежно прижал его к худой груди, полез в кошель за золотыми, и тут его взгляд уткнулся в семь ярких звёздочек сверкающих у моего пальца. Он вытянул губы трубочкой и сморщил лоб, пытаясь, что-то вспомнить. Я быстро убрала руку с прилавка, но не тут-то было: память к Ивану возвращалась семимильными шагами.
– Ты! – зло прохрипел он и закашлялся. – Ты мне губу разбила!
Явное несоответствие сказанного с действительным немало удивило меня. Я, конечно, могла бы попробовать разбить ему лицо, но я же не допрыгну до его физиономии!
– Сам виноват! – заявила я, вырывая у него бутыль с лекарством.
– Отдай! – Ваня потянул ко мне длинные худые руки, и снова закашлялся. – Недоучка чёртова! Я все про тебя знаю!
– Что ты про меня знаешь? – рявкнула я, злясь.
– Тебя из Училища с позором выгнали!
– А ты был троечником!
– Что здесь происходит? – раздался со второго этажа Марфин голос.
– Ничего! – крикнула я в ответ. Не хватало ещё, чтобы Лукинична узнала о нашей дуэли и о проведённом в карцере вечере. Ну, держись Иван Питримович Петушков! Я искренне улыбнулась адепту, конфузя того до слез. Достала с полки малюсенькую баночку с самым сильным известным мне слабительным и протянула ему:
– От кашля, бесплатно, в знак примирения.
Ванятка так обрадовался бесплатному лекарству, что сам широко улыбнулся и принял бутылочку.
– Прощаю! – гордо бросил он через плечо, и вышел из лавки.
«Простишь меня, когда ни кашлять, ни икать, ни дышать не сможешь!» – ухмыльнулась я про себя.
Глава 2
Одинокий мальчик
И я проснулась. Обнаглевший кот, решив, что я занимаю слишком много места на кровати, упираясь спиной о стену, пытался лапами спихнуть меня. Мой Кузя был размером с добрую дворнягу, поэтому с ним не поспоришь. Едва не растянув руку, я попыталась схватить его, за что была сразу же укушена.
Я села на кровати, меня колотило, а ночная рубаха стала мокрая от пота. С отвращением я стянула её через голову и бросила на пол. Что-то было не так с моим сном. Но что? И тут я поняла: всю свою сознательную жизнь, каждую ночь во сне я летала над зеленой долиной, над синей рекой… Всю жизнь, но только не сегодня! Я испугалась, что со мной случилось? Что произошло? Чей это был ребёнок? Даже недолго проучившись в Училище, я не сомневалась в том, что большинство снов вещие. Мне стало страшно и холодно, даже в натопленной комнате.
За окном чернела холодная зимняя ночь. Больше мне точно не уснуть.
Да уж, вот тебе и выходной!
Шёл третий день ярмарки, в город прибывало все больше и больше народу. Разгул достигал своего апогея, Стольный град разделился на две половины: одни кутили и развлекались и днём, и ночью, другие отмаливали грехи первых в храмах.
Я толкалась среди весёлой похмельной толпы, разглядывала заезжих циркачей. Юные девушки, одетые в лёгкие полупрозрачные туники, посинели от мороза, но выделывали такие штуки, от которых у меня начинали ныть все мышцы. Клоуны на высоких ходулях жонглировали блестящими кеглями, и, конечно же, здесь имелся плешивый медведь. Молодой парнишка с трудом удерживал животное на цепи, косолапый так устал от людской толпы, что начинал кидаться на окруживших его плотным кольцом людей.
На Главной площади перед зданием Совета на очередную акцию протеста собирались вурдалаки, пардон, перевёртыши. Пару десятков лет назад они пережили несказанный демографический взрыв, их численность дошла до тридцати тысяч, тогда-то все и началось.
Вурдалаки, коих вся Словения боялась не меньше данийцев, решили объявить себя цивилизованной и дружественной людям расой, для чего послали депешу в Совет Магов Словении. Официальная власть едва не задохнулась от смеха, читая их требования, перечисленные по пунктам: изъять из учебников и прочих книг о нежити пункт о «вурдалаках» и «оборотнях»; переименовать название «вурдалак» в «перевёртыш» и внести в перечень цивилизованных рас; выделить каждой семье перевёртышей по земельному наделу, дабы они могли заниматься сельским хозяйством. В общем, требования их всерьёз не принимали и внимания на них не обратили. Тогда доведённые до крайности перевёртыши встали в оппозицию к власти. Теперь с завидной регулярностью они собирались у Совета с плакатами в руках: «Перевёртышей в цивилизованное общество!», «Права перевёртышам!» Судя по тому, как росла численность вурдалаков, образовывались новые селения, где даже некоторые люди не гнушались жить, становилось ясно, что их действительно скоро легализируют. Ну, держись тогда Словении, получат люди замечательных соседей, и, кроме данийцев, будут шарахаться от гуляющих по улицам вурдалаков свободных от сдерживающих печатей.
Я жевала на ходу горячий пирожок, с интересом разглядывала чернявых красавцев, марширующих по площади. Потом двинулась к торговым рядам, тут мой взгляд упал на красивый эльфийский меч с тонкой ручкой и острым лезвием, блистающим на солнце. Денег у меня не было, да и покупать его не имело смысла – единственное холодное оружие, какое я брала в руки – нож кухонный обыкновенный.
Посреди Главной площади рядом со зданием Совета высился столб, куда вывешивали распоряжения и указы, сейчас здесь толпился народ. Замёрзшие стражи, охраняющие вход в Совет, переминались с ноги на ногу и посмеивались над толкающими друг друга людьми.
«Война, – слышалось со всех сторон. – Ироды, не живётся им в мире-то! – шептали собравшиеся. – Арвиль Фатиа жестокий, всех переубивает!»
Я растолкала толпу и добралась до столба с прибитой гвоздём бумагой с гербовой печатью Совета Магов.
Далее шла подпись:
Ниже значилась приписка, накарябанная местным шутником:
Последнее замечание народ обсуждал с особой охотой: всем было боязно, но огромное вознаграждение казалось лакомым кусочком. Предлагали собрать отряд добровольцев, найти маленького демона, выманить его и схватить сетями, а деньги пропить всем миром. В качестве наживы предлагали взять девку помельче и похудее. Я поглядела по сторонам на разрумяненные радостные лица, на блестящие глаза и быстро ретировалась, пока никто не заметил, что я мелковата и худа.
Я пробралась сквозь толпу обратно. Если ребёнка не найдут, то Словении это грозит новой кровавой бойней, про «Пакт о ненападении», подписанный Аватаром Фатиа, все забудут. Данийцы защищают своих детей, как волчица-мать молодых щенков, а этот ребёнок – наследный Властитель, Арвиль Фатиа – Властитель Фатии, не простит его исчезновения ни данийцам, ни людям, ни гномам, ни эльфам. Да, он разберёт Стольный град по кирпичикам, если Совет не сможет найти мальчишку.
Я задумалась о судьбах государства и уронила остатки пирожка не землю. Юркая маленькая дворняга схватила его и, поджав хвост, отбежала подальше, уже обливаясь слюной от предвкушения удовольствия.
– Чтоб тебя! – от злости я даже плюнула.
– Что ругаешься, красавица? – услышала я знакомый голос. Передо мной из ниоткуда появился Юрчик – местный юродивый, а, по-настоящему, самый известный шарлатан во всей Московии.
Выглядел он довольно импозантно: потрёпанный тулупчик, сильно прокопчённый, кое-где дырявый и залатанный, тёплые ватные штаны заправлены в старые стоптанные валенки, на голове шапка-ушанка из непонятного зверя, я подозревала, что это какая-то дворняга, хотя Юрчик клялся и божился, что песец.
– Хорошо выглядишь, краса, – сверкнул он хитрыми маленькими глазками, – на выданье уже.
Я махнула рукой:
– Скажешь тоже.
Вместе мы пошли в сторону Южной площади. Юрчик расспрашивал о тётке, с которой у него тоже когда-то была любовь, что наводило меня на определённые мысли о её поведении в молодости.
– Слушай, Аська, у меня к тебе дело есть, – вдруг сказал юродивый.
– Денег не дам, – сразу выпалила я, зная, что у него их обратно потом не допросишься.
– Да что, ты, девонька, – вроде как обиделся Юрчик, – работу хотел предложить тебе, времени займёт немного, а заплатят хорошо.
Я насторожилась: это было что-то новенькое.
– Ага, обворовать кого-то надо? Так это без меня.
– Зачем обворовывать, воровать не будем, – отозвался тот, – так пошалим. К тому же 10 золотых заплачу.
Я призадумалась: после покупки новых сапог, денег оставалось немного, а ещё надо было заплатить за комнату в Гильдии.
– Хорошо, – неожиданно для себя согласилась я. – А что делать-то надо будет?
Юрчик приосанился и тихо спросил:
– Да, ничего особенного. А бегаешь хорошо?
Я насторожилась:
– Смотря, кто догоняет.
– Надо хорошо бегать, – продолжал юродивый, – а главное, очень быстро.
– А зачем? – я была уже совсем не уверена, что хочу работать, если с предполагаемого места заработков придётся улепётывать, не помня себя.
– Дык, – протянул тот, – мало ли, что может быть. Да ты не пугайся раньше времени, – он хлопнул меня по плечу, – не обманут – сначала деньги, а потом работа!
Последнее заявление мне совсем не понравилось: где ж так делают, что сначала платят, а потом просят работать? Между тем, мы подошли к маленькому замызганному шатру, с какими приезжает бродячий цирк. Юрчик, воровато озираясь, отогнул занавеску и пропустил меня внутрь первой, потом нырнул и сам.
Внутри шатёр казался не менее потрёпанным, нежели снаружи, здесь находилась маленькая круглая сцена, посреди неё высилась железная ось, на которой держалась вся конструкция. Рядом со сценой стояло кресло, больше похожее на старый трон. Толстый мужчина с торчащей во все стороны бородой, на которой налипли крошки от только что скушенного обеда, тепло нам улыбнулся.
– Юрчик! – пробасил он. – Ну, наконец, я думал, опоздаешь! Ты предупредил девушку?
– Ну, конечно, Маэстро, – кивнул в ответ мой приятель.
С каждой минутой происходящее мне нравилось все меньше. Становилось понятно, что господа хорошие собираются облапошить доверчивый народ и заработать на этом денег. Участвовать в этом я не хотела потому, как за это бьют. Сильно.
Только я собралась удалиться с гордо поднятой головой и спасти от греха свою бессмертную душу, как в руках у толстяка появилась объёмный кошель, набитый золотыми. Слова застряли в горле, а уши сами по себе стали внимать инструкциям.
Все было достаточно просто: в определённый момент Юрчик внесёт меня в шатёр, и я предсмертным голосом произнесу: «Маэстро! Излечите меня от недуга страшного!» Тот накапает мне в стакан настойки, я её выпью, а потом прозрею или встану на ноги, или и то, и другое сразу. Роль была простая, как раз по моим скудным актёрским способностям.
Мне выдали «реквизит»: старую грязную душегрейку, воняющую за версту собачатиной, и рваный платок. Морщась от запаха и омерзения, я натянула душегрейку на свой тулуп, а платок на свою шаль. После этого меня «загримировали» – перевязали глаза серым бинтом, оставив маленькую щёлку, на ногу приладили дощечку-шину, а в руки всучили огромный не по росту костыль. После чего мы сразу получили мешочек с деньгами и спрятались за шатром, ожидая своего выхода.
Рядом заголосил зазывала: «Подходите, подходите! Маэстро Владимир представляет свой волшебный эликсир, это панацея от всех болезней! Не пропустите, только сегодня! Вся Словения знает про нас! Узнайте и Вы!» Заинтересованный народ начал собираться в шатре. До этого я никогда не принимала участия в такой афёре, хотя и выросла практически на улице, поэтому тряслась, как замёрзшая дворняга, и даже изредка поскуливала.
– Не боись! – подбодрил меня Юрчик. – В первой всегда страшно!
Он достал из внутреннего кармана своей душегрейки ополовиненную четвертушку браги и протянул мне:
– На-ка, глотни, сразу успокоишься!
Я с сомнением посмотрела на мутную плескающуюся в бутылке жидкость, а потом с закрытыми глазами, стараясь не вдыхать спиртового запаха, сделала уверенный глоток. Горло обожгло огнём, я закашлялась, на глазах навернулись слезы. И как папаша эту гадость мог пить вёдрами? Юрчик кивнул и тоже приложился к бутылке. Как ни странно, через некоторое время спиртное подействовало, я согрелась, успокоилась, и мне захотелось улыбаться. В это время мы услышали:
– Кого излечить?!
Судя по тишине, царящей в шатре, желающих попробовать диковинный эликсир не нашлось.
– Пора! – произнёс Юрчик, перекрестясь. – Помоги нам господи!
Я встала на ноги, во всем теле была непередаваемая лёгкость. Опираясь одной рукой на костыль, другой на плечо юродивого, я вошла в шатёр.
– О, Маэстро! – вдруг завопил Юрчик, как резаный. – Вылечите мою сестру! Ничего не видит! – в этот момент он толкнул меня в бок, требуя подыгрывать.
– Да, ничего не вижу! – заорала я в тон ему с надрывом в голосе.
– Говорить не может! – продолжал тот. А что я тогда сейчас делаю? – удивилась про себя я. Пока народ не заподозрил надувательства, я заорала:
– Говорю сейчас, а к ночи голос пропадает!
– И ходить не может! – выкрикнул юродивый, выбил из моих рук костыль, и не заметно толкнул на пол. Я плюхнулась на колени. – Вот видите, без костыля не стоит.
«Ну, Юрчик, – со злостью подумала я, – дай только выбраться отсюда, я тебе отомщу за разбитые коленки!»
– Ползи! – зашипел юродивый.
– Куда? – отозвалась я. Повязка совсем закрыла глаза, и я ничего не видела вокруг.
– К нему!
– Больно здоровый румянец у неё! – услышала я недоверчивый женский шёпот.
Я скрипнула зубами и поползла. Как передо мной выросла ось, держащая шатёр, я не поняла, только со всего размаху приложилась об неё головой, раздался странный трубный звук. Меня откинуло на спину, а из перебинтованных глаз посыпались искры, все звуки сразу отдалились, а потом нахлынули с тройной громкостью, и в голове установился равномерный шум. Кто-то рядом со мной ахнул.
– Спасите меня! – прохрипела я. Сил подняться не было, я лежала на спине и мечтала оказаться дома в собственной кровати. Народ безмолвствовал, ожидая продолжения представления. Меня охватило подозрение, что я действительно покалечусь, пока доберусь до трона пресловутого Маэстро.
Юрасик сориентировался быстро: подскочил ко мне, и натужно поднял меня на руки. Роста он был небольшого, силёнки оставил на дне бутылки, а в двух тулупах я весила немало. Пошатываясь, он пронёс меня несколько метров, потом не выдержал, и я мешком рухнула на пол. Почувствовав удар об деревянный настил, я застонала и, наконец, услышала бас толстяка.
– О, несчастная, ты пришла ко мне!
– Приползла! – буркнула я. – Прилетела!
«Гляньте-ка, она с ним говорит, – зашипел знакомый женский голос. – Они, верно, знакомы!»