Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Сильнее боли - Андрей Русланович Буторин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Давай, Георгий, не тяни, – поторопил Тарас парня.

– Так это… – вскинул лохматую голову Гарик. – Приговор.

Класс неуверенно захихикал. Слово-то серьезное, звучало солидно. Хоть и не упоминалось про него вроде бы в учебнике.

Тарас выставил ладонь, призывая учеников к тишине. По его лицу было непонятно, верно ли ответил Гарик. А тот, похоже, выдохся и начал бросать просящие взгляды на одноклассников. Но слишком уж тихо стало вдруг в классе – любой шепот учитель сразу бы услышал. Ребята понимали это и молчали, кто виновато, а кто и злорадно поглядывая на товарища.

Тарас подождал еще немного и спросил:

– И все, Мальцев? Это все деловые документы, что ты знаешь?

– Практически да, – сказал Гарик и захлопал длинными ресницами.

– Ну, тогда это тебе приговор, извини уж, – вздохнул Тарас и нацелился ручкой в журнал.

– «Два», что ли?.. – буркнул Георгий.

– Практически да, – не удержался от подколки Тарас. И обвел взглядом класс: – Так кто все-таки назовет мне деловые документы?

Нерешительно потянула ладошку симпатичная рыжеволосая девчушка, Аня Бурыкина.

– Слушаю тебя, Аня, – ободряюще кивнул Тарас. Девушка поднялась.

– Заявление, расписка, доверенность, договор…

Продолжить ученице не дали – приоткрылась дверь, и раздался громкий шепот:

– Тарас Артемович, вас к телефону!..

Тарас досадливо поморщился: это, конечно же, мама, больше некому. Он ведь просил ее не звонить во время занятий! Да и вообще – что за срочные дела могут у нее вдруг появиться? Хотя… Тарас невольно поежился, вспомнив, что мама, хоть еще и не старуха, все же немолода. Мало ли что могло случиться?

– Посидите пять минут спокойно, – обратился Тарас к классу. – Вернусь, вызову двух человек к доске писать заявление и доверенность. Очень советую использовать эти пять минут на повторение.

* * *

Звонила, конечно же, мама. Не дав сыну высказать справедливое возмущение, она торопливо заговорила:

– Расик, ты не забудешь зайти в поликлинику?

– Мама!.. – попытался все же возмутиться Тарас, но встретил решительный отпор:

– Что «мама»?! Ты забыл, что с тобой вчера было? Как ты себя, кстати, чувствуешь?

– Я хорошо себя чувствую, – ответил Тарас и, воспользовавшись предоставленной возможностью, добавил: – И у меня сейчас урок, между прочим, а ты меня отрываешь.

– Ничего с твоим уроком за минуту не случится. А вот с тобой случиться может. Заработаешь инсульт, станешь инвалидом, вот тогда уже точно никаких уроков не будет. Кроме одного, данного жизнью. Но ты… ты уже ничего не сможешь исправить!.. – Из трубки послышалось шмыганье и всхлипывание. Тарас закатил глаза к потолку и промычал:

– М-мама!.. Ну, перестань, я тебя умоляю.

– Хорошо. – Из маминого голоса мгновенно пропали слезы. – Обещаешь, что зайдешь в поликлинику?

– Зайду, зайду, – буркнул Тарас. Никуда он заходить, разумеется, не собирался, но иначе ведь спорить придется до перемены.

– А потом – сразу домой! Нечего больному по улице шататься.

– Мама!.. – скрипнул зубами Тарас и торопливо огляделся. За столом у окна проверяла тетради «англичанка» Болдырева. Похоже, она не прислушивалась к разговору, хоть мамин голос, как представлялось Тарасу, разносился из трубки по всей учительской. Впрочем, Наташа Болдырева молодец – даже если и слышит, виду не подаст и шептаться потом с училками не будет о Тарасовой «подкаблучности». И все-таки было стыдно. Тарас крякнул и, придав голосу строгости, сказал: – Я приду, как только освобожусь. И не звони больше – у меня сегодня две контрольные.

* * *

Вернувшись в класс, он застал там, конечно же, шум и раздрай. И без того рассерженный разговором с мамой, Тарас окончательно вышел из себя. Он рявкнул, что делал исключительно редко, отчего класс изумленно притих, а потом, дважды ткнув наугад в журнал, злорадно отчеканил:

– Кожухов, Филиппова, – к доске!

Красавица Алиса Филиппова, высокомерно усмехнувшись и гордо вскинув голову, прошествовала вперед с таким видом, словно это она собиралась сейчас экзаменовать учителя. А вот щупленький, застенчивый Андрей Кожухов изрядно разволновался. Вышел к доске и виновато опустил голову. Тарас внутренне пожалел парня, но все же менять решения не стал. Единственное, что он сделал, – позволил некоторую вольность.

– Кожухов, – сказал он. – Что ты хочешь написать: заявление или доверенность? Разрешаю писать что и о чем угодно, хоть заявление с просьбой принять в папы римские! Лишь бы правильно было по форме.

– Я… я заявление буду писать, можно? – поднял обрадованные глаза Кожухов.

– Можно, конечно, – ободрил Тарас парня улыбкой. – Куда и о чем, если не секрет?

– В университет… – замялся Андрей. – На… на журфак.

Класс притих, не понимая, смешно то, что сказал тихоня Кожухов, или не очень. На всякий случай хихикнул балагур Дениска, но тут же получил учебником по макушке от Тани Бут.

А у самого Тараса буквально глаза на лоб от услышанного полезли. Чтобы неприметный троечник Кожухов – и… в журналисты?.. Вот уж неожиданность так неожиданность. Плохо работаете, Тарас Артемович, ой, плохо, если такое проглядеть умудрились!.. И ведь на шутку слова Андрея непохожи. Не тот это парень, чтобы так шутить.

– Ну что ж, – стараясь придать голосу непринужденности, выдавил Тарас. – Прошу. А тебе, Алиса, соответственно, достается доверенность. Ты не возражаешь?

Алиса Филиппова презрительно фыркнула, повернулась к доске и взяла в руку мел.

– О чем будешь писать? – спросил у девушки Тарас.

– О том, что завгороно доверяет мне свой дачный участок под Сочи, – с вызовом ответила Алиса.

– Дачный… участок?.. – севшим голосом переспросил Тарас, чувствуя, как вчерашняя боль, словно прорвав плотину, мощным потоком хлынула в черепную коробку.

После уроков Тарас стоял на школьном крыльце и жадно курил. Вообще-то это не рекомендовалось делать на глазах учеников, но ему сейчас было не до рекомендаций. Тарас переживал позорный срыв урока в девятом «А». До сих пор краска заливала лицо, стоило лишь вспомнить, как забегали вокруг него девчонки, когда он рухнул головой на стол и заскулил, сжимая виски… И чего он никак не ожидал от выпендрежных девятиклассников, так это искреннего, живого участия к его беде. Кто-то сразу помчался в медпункт за фельдшером, кто-то сбегал, намочил носовой платок и положил ему на лоб. А высокомерная красавица Алиса Филиппова рыкнула на класс, чтобы сидели тихо, и, приговаривая что-то умиленно-ласковое, словно ребенку, сняла с него пиджак и расстегнула ворот рубахи, чтобы легче было дышать…

Может, конечно, не все ему по-настоящему сочувствовали. Даже наверняка не все. Кто-то небось втихаря над ним потешался, кто-то злорадствовал. Если бы не Алиса, которую одноклассники не только уважали, но и побаивались, то наверняка посмеялись бы и вслух. Но все-таки, Тарас теперь не сомневался, таких – меньшинство. Да, неожиданно. Впору менять профессию, коль не сумел рассмотреть за кажущимися равнодушными масками настоящих человеческих, добрых и искренних детских лиц.

И все равно было стыдно. Очень стыдно. И в то же время беспокойно. Второй день кряду – одно и то же. Это явно не просто случайность. Что-то с ним и правда не так. Хочется не хочется, а придется выполнить данное маме обещание и зайти в поликлинику. Обидно только, если он всерьез разболеется в конце учебного года, перед самыми ЕГЭ!.. Но, может, все еще и обойдется. Выпишут каких-нибудь таблеток, микстур. Да, нужно надеяться на лучшее и срочно идти к врачу.

Тарас отщелкнул в сторону окурок, тут же пристыдил себя за это, но подбирать его все же не стал, а твердым шагом направился со школьного двора. Но не успел пройти и пары метров, как на его плечо сзади легла тяжелая ладонь.

– А кто это тута сорит? А вот я тебя чичас!.. – голосом школьной дворничихи пропел в ухо Валерка Самсонов.

– Фу ты, напугал! – развернулся Тарас и шутливо пихнул в плечо друга.

– Что там с тобой случилось? – посерьезнел Валера. – Слышал, ты в обморок грохнулся на уроке?

– Уже разболтали, – фыркнул Тарас. – Да не падал я в обморок! Просто голова заболела сильно.

– Видать, очень сильно, коль Любаша со шприцем по школе носилась. Что-то ты, брат… того. Вчера вон вечером тоже…

– Ладно, хватит, – хотел прервать Тарас неприятную тему, но друг не отставал:

– Да нет, братец, не ладно. Значит, так. Я на машине. Жди меня здесь, сейчас я ее подгоню, и поедем к людям в белых халатах.

– Ты что, с мамой моей сговорился? – недовольно буркнул Тарас, хотя и сам направлялся именно в поликлинику. На что Валерка лишь махнул рукой и побежал на стоянку.

А когда через двадцать минут его красная «семерка» подруливала к городской поликлинике, Тарас незнакомым жестким голосом заявил:

– Нет. Не сюда.

– А куда же? – притормозил Валера и уставился на друга, сидящего с каменным выражением лица и устремленным прямо перед собой взглядом.

– Дачный поселок Ряскино.

Валера присвистнул и захлопал глазами:

– Чего это вдруг? Там что, твой личный доктор обитает?

Но Тарас повторил, не меняя интонации и выражения лица:

– Дачный поселок Ряскино. Срочно.

– Ну, хохмач! – фыркнул Валера и вывернул руль. – Но смотри мне, от врача ты все равно не отвертишься.

5

Галя шагнула в темноту. И не потому, что не боялась ее. Просто знала: так надо. Впрочем, может быть, и боялась. Только страх стал сейчас настолько несущественным, что она не потратила на него драгоценных секунд. Самым важным сейчас было зайти в этот мрак. Ведь в том, что он скрывал, ее ждал… ее ждало… Кто? Что? Да не все ли равно. Ее ждали, и она тоже ждала. Долго, невыносимо долго, до изнеможения, до искусанных губ!.. Бесконечное ожидание, самая страшная на свете пытка, должно сейчас кончиться. Так неужели это не стоило какого-то шага в чернильную тьму?

Галя шагнула. И даже закрыла за собой дверь. Скорее всего, она сделала это машинально. А может, ей хотелось доказать и этой жаждущей испугать ее темноте, и самой себе, что она ничего не боится. Теперь, когда вот-вот должно закончиться ожидание, ее ничего не страшило. Потому что страшнее всего – ждать неизвестно чего. Ждать, не имея ни малейшего понятия, что именно ты ждешь, когда это случится и будет ли оно вообще когда-нибудь.

Темнота оказалась полной, кромешной. Если здесь, под самой крышей, и были какие-то окна, то их закрывали плотные, без единой щелочки, ставни. Но Галя и без света знала, что ей нужно делать, куда идти. Сначала вперед. Шаг, второй, третий… Скрипнули доски, встревоженно, но тихо, словно испуганным шепотом. Галя остановилась, глубоко вдохнула. Пахло пылью и затхлостью давно не проветриваемого помещения. Но не сильно, не так, как пахнет на заброшенных, неухоженных чердаках. Но она находилась не на чердаке в прямом смысле. Еще одна комната – маленькая спальня и кабинет, где можно уединиться и работать или читать хоть всю ночь, не опасаясь потревожить окружающих. Вот тут, слева, если сделать два шага и вытянуть руку, можно коснуться письменного стола. Старого, но еще крепкого. Галя знала об этом, но шагать и вытягивать руку не стала – письменный стол ей сейчас не нужен. Ее интересовало то, что находилось справа, – тахта, придвинутая вплотную к наклонным доскам потолка, который являлся уже, собственно, крышей. Да-да, ей нужна именно эта тахта! Подойти к ней – шаг, еще шаг, еще, – сесть… Пружины матраса недовольно скрежетнули. Чем же они недовольны? Она же пришла!.. Ах, да… Ей нужно раздеться. Раздеться и лечь. И ждать его.

Галя расстегнула жакет, сняла, небрежно отбросила в темноту. Потянула вверх блузку, да так и замерла с закрытой тканью лицом. Прикосновение шелковистой материи к коже вызвали воспоминания. Может, это не Галя, а сама кожа, лоб, щеки, губы – может, вспомнили только они, как так же легко, нежно, едва касаясь, по ним скользили теплые, подрагивающие от возбуждения, чуть пахнущие дорогим табаком пальцы… а потом – губы, такие же теплые, только еще более нежные, мягкие, трепещущие, жадные!..

– Он придет!.. – выдохнула Галя, вскочила, сорвала блузку и отправила ее вслед за жакетом. Туда же полетело и все остальное, что до того еще было на ней. Затем она наклонилась и провела рукой по матрасу. Под ладонью оказалась грубая ткань без белья. Галя знала, что оно есть в шкафу возле дальней стены комнаты. Но заниматься сейчас чем бы то ни было, когда должен прийти он? Нет, это казалось немыслимым.

Она легла на тахту и приготовилась ждать. Теперь уже совсем недолго. Совсем чуть-чуть. А вдруг он уже рядом?

– Роман!.. – позвала она и вздрогнула – имя показалось ей таким же затхлым и пыльным, как воздух, которым она сейчас дышала. «Какой Роман?! – вспышкой садануло в мозгу. – Ведь он же давно ушел, он бросил меня, бросил нас с Костей!..» Но вспышка – и есть вспышка. Она дает свет лишь на короткое мгновение, после которого тьма становится еще гуще, а то, что привиделось в один только миг, – всего лишь фантомы и миражи, вызванные ослепленным сознанием. Галя готова была расхохотаться от нелепого бреда, посетившего ее в это мгновение. Роман ушел? Да разве же это не бред? Не самая фантастическая нелепица, какую только можно придумать? Дикость! Ведь он же так любит ее! Он так обожает их с Костиком! Он так ждал его появления, он прижимался ухом к ее животу, надеясь услышать биение маленького сердечка. А ей становилось щекотно и от этих прикосновений, и от того ощущения безграничного счастья, что теплыми мягкими лучиками трогало ее изнутри. Роман не мог никуда уйти. Не мог уйти к той пучеглазой маленькой стерве, когда Костику исполнилось всего лишь полгода. Он не мог поступить так с ними – самыми дорогими, самыми близкими, самыми… единственными его солнышками. Ведь он так, он именно так их называл до того, как в единственное солнышко превратилась для него та, другая, далекая, чужая… Нет, это они с Костиком стали ему далекими, чужими, ненужными. И не было больше никакого Романа – ни близко, ни рядом, нигде, никогда!..

Гале показалось, что она кричит, но она лишь тяжело, со всхлипом дышала. Провела по вздымающейся груди – ладони стали мокрыми. Что это – сон? Ей приснился дурной сон? Да-да, конечно же сон. Ведь она слышит шаги – его, Романа, шаги. Разве она может спутать их с чьими-то еще?.. Но… разве ей нужен Роман? Разве она любит Романа? Разве не затянулось болотной тиной то место в сердце, которое он когда-то занимал?

Галя запуталась, но даже и не пыталась выбраться из паутины, спеленавшей ее сознание. Она успокоилась. И снова знала, что ей нужно делать. Ждать. Совсем недолго. Совсем чуть-чуть. Ведь его шаги уже очень близко. Скрип-скрип-скрип… Это ступеньки лестницы. А это – скрипнула дверь. Неяркий сноп серого света – и снова полная тьма. Но он – уже здесь.

Слышно, как он дышит – прерывисто, часто. Вряд ли это только оттого, что поднимался по лестнице – ведь он не старик. Он силен, молод. И… он такой желанный! Такой, что впору самой задохнуться. Хочется крикнуть, позвать, поскорее обнять, прижаться губами к груди, перенять через них биение рвущегося к ней сердца… Но нет, она будет ждать. Пусть он сам найдет ее в темноте, пусть сам услышит стук ее сердца.

Галя почти перестала дышать, сжала губы, чтобы со слабыми выдохами не вырвался стон. Желание стало настолько сильным, что кроме него не осталось уже ничего – даже спеленутых паутиной безумия мыслей.

Вот и снова шаги. Скрип половиц. Уже не тревожный – вопросительный: что будет дальше? Найдет, не найдет? Конечно, найдет. Ведь он тоже знает, где нужно искать. Три шага вперед, два вправо, вытянуть руку…

Горячие пальцы коснулись Галиного плеча. Если бы это были не пальцы, а электрошокер, вряд ли бы ее тряхнуло сильнее. Сладкая судорога стала сигналом: все, ожидание кончилось, она дождалась!

Галя схватила протянутую к ней руку и дернула на себя. Услышала сдавленный возглас и вскрикнула сама, придавленная обвалившейся на нее тяжестью. Но это была ее, только ее долгожданная тяжесть. Та самая тяжесть, что несла с собой облегчение. Выплыло вдруг непонятное, нелепое, глупое: «Своя ноша не тянет» и, оставив ярко пульсирующий кусочек «своя», вновь ускользнуло в глубины сознания. «Своя-своя-свой-мой-мой-мо-о-ой!» – забилось в мозгу языком громогласного колокола. Вибрация от гудящего звона заполнила каждую клеточку тела, заставила его сладострастно содрогнуться – раз, другой, третий… Дыхание, и без того затрудненное от давящей на грудь тяжести, перехватило совсем.

Галя на ощупь начала срывать с мужчины одежду. Он приподнялся – дышать стало легче – и стал помогать ей. Что-то со звоном упало на пол. Но звон разливался уже и в Галиной голове, а потом захватил вибрацией и все тело. Она сама стала огромным колоколом, в который ударили, начиная отсчет нового времени – того самого, что находится вне любых физических измерений, что не знает разницы между секундой и вечностью, – времени любви.

* * *

Желанное тело касалось Галиной кожи, но неуверенно и осторожно, словно боясь обжечь ее. Тогда Галя сама прижалась к нему и стала целовать, как недавно в мечтах, над самым сердцем. Мужчина откликнулся на ласки, его ладони заскользили по Галиной спине, легли на ягодицы. Галя выгнулась, прильнула к горячему телу грудью и животом, переплела его икры своими. А потом обхватила его крепко за спину и растворилась в нем, растворяя его в себе.

Дальше все было так, как она и желала, о чем так мечтала долгие годы, чего так ждала. Она хотела шептать и кричать бесконечным рефреном любимое имя, но почему-то никак не могла его вспомнить. Но это уже не казалось важным. Важно, что любимый сейчас с ней, в ней, повсюду… И вдруг он отпрянул. Шумно вдохнул, задержал в груди воздух, словно собрался нырнуть в неведомую глубину, и сказал так, будто от скуки ему свело скулы:

– Погоди. Я забыл. Нужно, чтоб все было видно.

А Галя сразу вспомнила имя. Роман. Конечно же, Роман! Как она могла забыть? Только это был голос не Романа.

Босые ноги прошлепали по полу. Свет лампочки показался ядерным взрывом. Галя зажмурилась – пляшущие под веками цветные пятна складывались в выхваченное сознанием лицо. Лицо не Романа. Совсем чужое лицо.

Она открыла глаза. Да, это не Роман. Не ее мускулистый, спортивно-подтянутый «красавец-мачо», как она его шутя называла. Незнакомец был худощав, неспортивен и вообще… неказист. Светло-серые глаза, равнодушно взирающие на нее из-под русой челки, казались стеклянными. И этот неживой взгляд делал ничем не примечательное, застывшее лицо похожим на маску. Только сейчас это не имело для Гали никакого значения, мозг всего лишь зафиксировал факт.

– Иди сюда. Надо продолжить, – бесцветным голосом сказала она.

– Да, надо продолжить. Иду, – эхом откликнулся незнакомец.

И они продолжили. Очень старательно. Так отточено правильно, что впору снимать учебно-познавательный фильм. Ни одного лишнего движения, никаких глупых нашептываний и ненужных ласк. Все происходило совершенно беззвучно, если не считать размеренного скрипа пружин и учащенного дыхания занимающихся тяжелым физическим трудом людей.

А когда мужчина, прервав полустон-полувсхлип, отстранился и Галя увидела незнакомые, удивленно-беспомощные глаза под прилипшей к потному лбу русой спутанной челкой, она словно очнулась. И закричала, сжимаясь в комок, подтянув к груди колени, судорожно обхватив плечи руками:

– Кто вы?.. Кто вы такой?!

6

В ушах у Тараса все еще звенел крик сжавшейся перед ним обнаженной женщины, но смысл его никак не проникал в сознание. В мозгу замелькали картины: он выходит из школы, идет… Куда?.. Да в поликлинику же, показаться врачу – что-то неладное стало твориться с головой. Да-да, именно туда его и повез Валерка… Валерка? Он-то тут при чем?.. Ну да, он же догнал его и предложил подвезти.

Так что, он сейчас в поликлинике? Тарас опустил взгляд и тут же, охнув, скрестил под животом ладони – он был совершенно голым!.. Значит, он и правда в поликлинике? Но зачем его раздели полностью, если проблемы лишь с головой? И кто это сидит перед ним и с таким ужасом его разглядывает? Врач?.. Но почему она тоже голая? Или… это еще одна пациентка? Может, они уже в психушке? Но разве бывают даже там общие палаты? Куча вопросов, смешиваясь и кувыркаясь, мелькала в мозгу сумасшедшим калейдоскопом.

Тарас обвел вокруг взглядом. Он где-то потерял очки, потому окружающее казалось акварельными мазками на рыхлой дешевой бумаге. Тарас прищурился, и бумага впитала лишнюю влагу. Рисунок неизвестного сюрреалиста стал более четким. Маленькая, освещенная тусклой лампочкой комнатушка под скошенным дощатым потолком. Даже для психушки чересчур убого. По пыльным некрашеным доскам разбросана одежда – его брюки, рубашка, пиджак. А вот и юбка, блузка и… совсем уж интимные предметы гардероба. Тарас прищурился сильнее. Да, несомненно, нижнее белье. В том числе и его. И впрямь – сюрреализм, да и только!.. А вот и очки. Разбитые…

Тарас подобрал с пола оправу, прихватив заодно и трусы, и промычал:

– Не м-могли бы вы отвернуться?..

Женщина уткнулась лбом в колени. Тарас быстро натянул трусы, надел брюки и сунул бесполезную оправу в карман. А когда взял рубашку, женщина вскинула голову и снова выкрикнула:



Поделиться книгой:

На главную
Назад