Небесный ключ

Старший, Виль, почти каждый день убегал в лес. О нем говорили, мол, совсем отвязным стал и от рук отбился. Бывало, приносил матери ягод, да только на всю семью их не хватало. А чаще не приносил ничего. Вставал вместе со взрослыми, пока Халь еще спал, и, сунув в рот кусок черствого хлеба, сбегал. Возвращался на закате, ночных побегов уже не устраивал. Молча, ел холодную кашу, кормил тинов и шел спать. Родители не мешали. Плохого сказать нечего. Но и хорошего — тоже. Молчит, словно воды в рот набрал. И к делу ремесленному его, как видел отец, не приставить. Не хочет. Вот и махнули на него рукой — пусть сам о себе заботится.

Мальчик действительно ничего не хотел знать о столярном и плотницком деле, оно его не привлекало. Ну, взрослым нравится этим себя занимать, они этим гордятся, считают чем-то значительным. Но какое это отношение имеет к нему, Вилю? Ему хотелось чего-то другого. Особенного.

Мальчику нравилось смотреть, как дрожат капли дожди на листьях, как круглятся бока спелых ягод. Он любил наблюдать, как медленно—медленно тянутся из земли сухие метелки красной травы. Вокруг, на полях — жуткий зной, раскаленный воздух вздымается от земли, а Виль и не чувствует. Мальчик не замечал, с каким вниманием посматривает на него знахарка. Женщина замечала, как любовно скользит, минуя людей, взгляд ребенка по всему, что растет. Это и останавливало ее: мальчик вряд ли захочет готовить снадобья. У него просто рука не подымется собирать травы. А так, будь Виль обычным, понятным мальчишкой, целительница давно бы пошла к старшему Некору, просить парнишку в ученики. Да не просто, а с поклоном: слишком Виль ей небезразличен оказался. Талант ведь у мальчика. Впрочем, с год еще подождать можно, время есть, мал еще.

И знахарку, и других взрослых, обращавших внимание на мальчика, удивляла одна его странность. Временами Виль переводил взгляд туда, где ничего интересного не было, и начинал наблюдать. Он мог так провести минут пять: стоял, опустив руки, и внимательно разглядывал пыль на дороге, или ствол дерева, или летящее облако. Если его в этот момент спрашивали: «Что там?» — отвечал: «Мысли». И непонятно становилось: то ли там, куда смотрит Виль, мысли, которые никто, кроме мальчишки, не видит, то ли они только в лохматой мальчишечьей голове. Вот и заговорили в деревне, что Виль Некор стал думать незнамо о чем. Правда, он и сам не знал, откуда берутся эти штуковины. Просто вспыхивал клубок света, и в голове мальчика проступала какая-то мысль. А зачем? Непонятно. К жизни Виля это не относилось никак. Просто какие-то сказки. Что в отрогах Ойнара какие-то люди собрались в отряд и пошли... или о том, как едва теплые маленькие шары вращаются вокруг одного очень большого и очень горячего. Дальше, как правило, начиналась белиберда, которую думать оказывалось совсем тяжело. Тогда клубок света таял, а мальчик чувствовал себя так, словно его ни с того ни с сего обругали.

Вот поэтому Виль не любил эти мысли. Они как будто оставляли его с носом. А на самом-то деле мальчику нравилось, как ложится под ноги лесная тропинка, как шумят большие деревья, как встает солнце. Вот и сегодня, стоило тьме за окном поредеть, он неслышно выскользнул из дому, чтобы не будить домочадцев, и окунулся в молочный туман. Вчера за полночь опять была гроза. Виль слышал, ворочаясь на узенькой неудобной лежанке, как совсем близко грохочет гром, и падают на крышу дома отвесные струи воды. А сейчас, ранним утром, в тумане было тепло, как в парном молоке. У мальчика даже перехватило дыхание.

Выбежав за калитку, Виль пошарил в тумане ногой и нащупал тропинку. Та легла под босые ступни, и мальчишка поежился.

«На этот раз дорожка, похоже, собралась вести меня далеко, — закралась в голову мысль. — Она будто прохладная. Странная».

Мальчик, ощутив это, глянул под ноги, а потом припустил во всю прыть. Он чувствовал, что сейчас самое главное — не отвлекаясь, добежать до того места. Какого? Вот этого Виль не знал. Но дорожка сама приведет. Нужно только успеть вовремя, иначе все пропало...

Кусты и рытвины мальчик проскакивал, не замечая. Видимо, тропка решила сократить ему путь, поэтому и пошла по ухабам. Виль бежал, раздирая коленки о колючий шипастый кустарник. Он скакал по пригоркам, птицей проносился через поляны, да так, что духи тумана с удивлением смотрели ему вслед. Глаза мальчика едва успевали выхватить проступающие сквозь мглу стволы и корявые ветки деревьев, как ноги сами неслись дальше.

Виль уже хватал ртом воздух, но ноги продолжали нести его вперед, не желая останавливаться. Тропа пошла в гору, и мальчику стало еще тяжелее. Когда он начал задыхаться, ему показалось, что на мгновение в воздухе что-то блеснуло. «Мысль», что ли?

В голове Виля внезапно раздался тихий спокойный голос:

— Ну, хватит, набегался. Дальше можно пешком.

Мальчик огляделся. Вокруг никого не видать. Да и непонятно, кому мог принадлежать голос: ни мужской, ни женский, ни старый, ни молодой.

«Ну, дела!» — только и сказал себе Виль.

Он захлопнул рот и с бега перешел на шаг. А тропинка продолжала стелиться под ноги: ровная, усыпанная красным песком. Туман внезапно рассеялся. Да и местность разительно изменилась: вокруг появились красно—желтые скалы, кое-где поросшие корявыми хвойниками.

«Да у нас в округе нигде нет ни таких скал, ни деревьев... — удивленно думал Виль, продолжая идти. — А, ладно, все бывает...»

Дорожка вилась между камнями, исчезая в расщелине. Виль сразу же понял, что ему надо туда. Он подошел к расщелине, осторожно коснулся скалы — так, словно стучал в дверь. На мгновение стало немного не по себе — мальчику казалось, что ему предстоит разговор с кем-то из взрослых.

Виль проскользнул между скал. Дальше они расступались, образовывая хорошо защищенное от ветра пространство. Мальчик стоял, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и разглядывал то, о чем ему никогда не рассказывали. Со скалы падал ручей. Тек, потом падал, потом снова тек.

Заглядевшись на невидаль, Виль даже не заметил, как в нескольких шагах от него оказалась женщина. Он просто почувствовал взгляд и повернул голову. Как она подошла? И шагов не слыхать, словно она соткалась прямо из воздуха.

Женщина смотрела на мальчика доброжелательно, но в ее взгляде чувствовалось что-то еще. Так взрослые иногда смотрят на ребенка, думая, не затеял ли он какую шкоду. Невысокого роста, строгая, худенькая, немолодая. Темные волосы слегка вились, глаза смотрели спокойно, внимательно. Одета в черно—голубое платье с турнюром — такого, должно быть, не носили уже лет двести. Светящихся линий вокруг нее Виль тоже не видел, только легкое серебристое марево. Любой лесной дух выглядит на порядок эффектнее. И все же Виль ощущал, что именно к ней он шел сюда. Она будто могла быть его мамой... Нет. Она будто могла ею стать.

Женщина, слегка наклонив голову, нарушила молчание первой:

— Ты, надеюсь, не думаешь, что я — Мать Всех Живущих?

— Нет, — ляпнул Виль. — Видно же... Ну, а кто вы?

— Меня звали Эмин Дано, — отозвалась женщина с легкой печалью. Голос был тем же самым, который мальчик слышал в лесу.

— Звали?

— Да. Уже не зовут. Но речь сейчас пойдет не обо мне и не о тебе. А о нас.

— Нас? — Виль с недоумением взглянул на странную гостью.

— Да. У вас там, — женщина тряхнула головой в сторону деревни с едва заметной улыбкой, — существует традиция ученичества. Мастер передает знания, ученик принимает. Так?

— Да, — ответил Виль, ничего толком не понимая.

— Сказать, что я беру тебя в ученики, было бы несколько грубо. Неправильно, — тихо произнесла женщина. — Я останусь в своем мире, а ты — в своем, Виль. Но здесь, на земле, ты будешь делать почти то же, что и я — там.

— Это где — там? — вытаращил глаза Виль.

— Это находится почти здесь, — женщина как будто напоминала мальчику давно знакомые, но слегка позабытые истины. — Почти здесь, в мире Меон, только чуть—чуть выше. Скоро ты сможешь, время от времени видеть наш мир. Так видны звезды, когда облаков нет.

Виль продолжал, молча таращить глаза. Он не понимал ничего. Гостья смотрела на него по-матерински тепло, словно думала: «Мал еще». Но в следующий миг ее глаза уже отражали спокойную сосредоточенность.

— Сейчас тебе следует просто запомнить, — молвила женщина. — Мы — это Шайм Бхал. Как переводится это название, Виль?

Слова звучали странно и непривычно. Но, казалось, мальчик где-то слышал это название. Виль сморщил лоб и обвел все вокруг глазами — не висит ли рядом какая-нибудь интересная «мысль»? Но, как назло, было пусто.

— Думай сам, — велела мальчику гостья.

Тот еще с полминуты молчал, хлопая глазами, а потом внезапно и совершенно уверенно выдал ответ:

— Шайм Бхал означает «небесный родник».

— Правильно! — удовлетворенно кивнула женщина. Ее уста на мгновение осветила улыбка. — Теперь ты действительно можешь считать, что ты мой ученик. Молодец, справился!

— С чем? — спросил Виль.

— С самопознанием.

Гостья заулыбалась, а Виль недоуменно почесал в голове. Самопознание. Совсем непонятно...

— Поймешь! — ответила на невысказанный вопрос женщина, тряхнув волосами. — Я тебе покажу. Шайм Бхал означает не только «небесный родник», но и «небесный ключ». Это название более верно, потому что ты сам — ключ. Или будущий ключ. Я только что задала тебе сложный вопрос, а все «мысли» вокруг убрала. Ты сам догадался, что значит «Шайм Бхал». Сам открыл. Это значит — ты ключ.

— Я — ключ? — У Виля в голове внезапно всплыл образ ключа от сарая, вставляемого куда-то в небо.

— Не так, — молвила гостья, протягивая обе руки ладонями вверх. — Приготовься, Виль. Сейчас будет «мысль».

На правой руке женщины замерцал серебристый шарик. Виль прочитал — «я». Надо же, мысли бывают простыми, из одного слова!

Гостья смотрела на мальчика не отрываясь. А он продолжал вглядываться в ее ладони. Вот сейчас еще что-то будет... Действительно, на левой руке женщины тоже стала формироваться фигура. Она походила на кубик и была золотистого цвета. Виль прочитал — мир». Тоже просто. Но мальчик, вглядываясь в мерцание фигур, был уже не уверен, что кубик действительно золотистый, а шарик — серебристый.

— Когда как, — прозвучала мысль женщины.

Она начала медленно, осторожно сводить руки. Шарик на правой и кубик на левой сцепились и переплелись. Они стали едины. То ли кубик внутри шарика, то ли наоборот, и оба, словно вывернутые наизнанку.

— Читай, — прозвучал голос в голове Виля.

Он читал. И, читая, слегка путался. Мысль была сложной. «Я — Вселенная — Я» или «Мир — Человек — Мир»... В этом и Демон Ночи ногу сломит...

— Обе трактовки правильны, Виль. Молодец. А теперь смотри дальше, — произнесла женщина.

Виль вгляделся. На сомкнутых худеньких женских ладонях мерцала бесконечная череда шариков и кубиков друг внутри друга. Как коридор. А внутри — точка. Нет... Мальчик решил присмотреться внимательней. Это не точка, а будто звезда. Дверь.

— Читай, Виль!

Я — целый мир.

Это так.

Женщина убрала ладони и озорно сверкнула глазами. В этот момент она напоминала скорее девчонку, нежели взрослую даму. Девочку из небесного мира, одетую в платье, какие носили больше двух столетий назад.

— Шайм Бхал — это везде, Виль. — Женщина вновь стала серьезной. — Везде. Поэтому слово на языках многих миров звучит одинаково, а перевод всегда разный. Кому, какой нужен. А в небесах — только звезды. Впрочем, там мы тоже есть. Мы появляемся там, где нужны. Не где хотим, а где нужно.

— Зачем? — вырвалось у мальчишки.

— Много будешь знать — скоро состаришься.

Виль чуть не обиделся. А небесная гостья слегка потянулась к мальчишке. В ее глазах промелькнуло желание утешить, погладить. Как сына. Да только не вышло. Виль почувствовал, как между ними встал незримый упругий барьер, мешающий прикосновению.

«Ну да. Она там, я здесь». — В глазах мальчика проскользнула печаль.

— Ничего, все обойдется, — махнула рукой женщина, отвечая на мысль. — Вот наш символ. — Она посмотрела на падающий со скалы ручей. — А теперь нам пора поговорить о тебе, Виль. Ты теперь мой ученик.

— А что это значит?

— Говоря твоим языком, ты будешь чем-то вроде лекаря, колдуна и деревенского старосты.

— Всеми сразу? — Виля слегка передернуло.

— Да, — ответила небесная гостья. — Еще и так, чтобы об этом никто не знал. Это будет секрет.

Мальчик серьезно кивнул. Он хорошо понимал, что такое секрет. Взрослым, как, впрочем, и сверстникам, никогда ничего нельзя говорить. Засмеют.

— Я знаю, тебе не очень-то нравятся люди, — продолжила женщина. — В них как будто нет жизни, а из некоторых — вообще стержень вынули.

Виль нахмурился. Как так она все понимает? Он даже себе это словами не говорил, а она сразу — вот...

И голове мальчика возник образ старой соломенной куклы на ниточках, болтающейся на сильном ветру.

Небесная гостья кивнула.

— Так все и выглядит, — печально сказала она.— Их нужно лечить. Поступки у них тоже кривые. Это тоже надо вправлять, как знахарки вправляют суставы. Когда человек вывихнул себя в самом начале, он потом всю жизнь ходит, как облитый помоями.

Виль понурился.

— Я еще маленький. Глупый. Что я с этим могу сделать? — выдавил он из себя.

— Можешь, — ободрила собеседница. — Посмотри сам. Ты внутри цельный, поэтому можешь чинить все поломанное. Каждый человек — тоже вселенная, только у некоторых центр сместился. Это как вывих, его нужно вправить.

— А что надо делать? — спросил мальчик. Ему нравилось мастерить. Даже если живых людей — все равно интересно.

— Смотри.

И тут глаза Виля словно прохладной ладошкой накрыло. Он увидел во сне задний двор своего дома.

Кажется, это действительно сон, — рассуждал про себя Миль. — Только слишком уж ясная голова. Так во сне не бывает».

Он вгляделся в картинку. По двору бродил, пошатываясь, перебравший пива отец. С черного хода, таща большое ведро с помоями, боком выбирался Халь. Во сне все оказалось таким же, как в жизни.

— Это и происходит сейчас у тебя дома, — мысленно пояснила небесная гостья. — Скажи мне, почему Отец пьет, а Халь глупый?

— Не знаю, — вздохнул мальчик. — А почему?

— Твой отец в юности должен был поехать в город и стать, служащим. У него такое призвание, ему нужны дисциплина и строгий начальник. Но он не смог уехать, мечта пошла прахом. А вместе с ней — и призвание. Он с тех пор пьет, а почему — и сам не знает. Плохо человеку не на своем месте. А твой младший брат... ваша мама вторым ребенком хотела не мальчика, а девочку — себе в помощь. Так что Халь с рождения кругом виноват в том, что он мальчик. Ему придется потратить немало сил, чтобы стать настоящим мужчиной.

Краткий сон кончился. Виль открыл глаза и увидел, что женщина смотрит на него с ожиданием. Он поскреб голову и нахмурился. Постоял, переминаясь с ноги на ногу, снова нахмурился. Мальчик не сомневался — небесная гостья права. Только что с этим делать?

Женщина не торопилась.

— Ну, — сказал он, наконец-то решившись, — допустим, я вылечу папу от пьянства. В город он все равно не уедет. У него тут жена, дети, хозяйство, — Виль внезапно стал рассуждать, как взрослый. — Через некоторое время он снова запьет, потому что папа видал у Отца Мертвых и нас всех, и свою собственную жизнь. Ну а Халя я точно девчонкой не сделаю, — мальчик скривился. — И не хочу.

— Теперь, Виль, — сказала небесная гостья, — мы и подошли с тобой к самому главному. Ты будешь не изменять людей, а исцелять. Делать цельными, такими, как сам. Им придется давать как бы новую жизнь... Взамен той, что у них не получилась. Той, что ты забираешь.

— Как это? — Виль застыл, недоумевая.

— Каждый из них, — объяснила мальчику женщина, — тоже вселенная. И у каждого внутри — звездочка. Ключ. Они часто не виноваты, что душа у них получилась кривая. — Тут небесная гостья едва заметно вздохнула. — А вокруг такой души — перекошенное восприятие мира. Помнишь, каким ты раньше был сам? Тебя выровняла та самая «яма», а как — ты не заметил. Тогда центр у тебя встал на место.

— А у них? — спросил мальчик, в глубине души уже понимая, каким будет ответ.

— У них центр смещен. Вот представь себе вещь, которая всегда падает, как ее ни поставь...

Виль представил. Поежился. Это кем же придется стать, чтобы править горшки, которые криво слепили, а потом обожгли? Духом Жизни? А почему Он Сам их не правит?

«Легче такие разбить, а потом новых наделать. Красивых», — подумал мальчишка.

— Разумеется, легче, — голос женщины стал ледяным. — А чем станешь ты, если так относиться к другим? Будешь жить посреди черепков, сам разбитый. Ты был не лучше, чем отец и младший брат. Тебя спасла «яма». Тот, кто ломает других, становится ломаным сам.

Виль втянул голову в плечи, потупился. На мгновение лицо мальчика плаксиво скривилось.

— Я не буду ломать. Никогда. Только править, — выдавил он, не глядя в глаза женщине.

— Это доказывают не словом, а делом, — тихо молвила гостья.

— Что мне делать? — с решимостью поднял голову Виль.

— Берешь центр и осторожно вставляешь на место.