Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Радость Солнца: Прекрасная жизнь Эхнатона, Царя Египта, рассказанная молодому поколению - Савитри Деви на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Радость Солнца: Прекрасная жизнь Эхнатона, Царя Египта, рассказанная молодому поколению

Ограничение использования книги

Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.

Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства Ex Nord Lux DIGITAL (http://nordlux-digi.org)

Переводчики

Перевод Евгении Шпильман (Oigen), исследовательская группа «Catena Aurea».

Посвящение

Памяти сэра Флиндерса Петри

Предисловие

Есть всего несколько столь же прекрасных моментов в истории любой страны или эпохи, как короткая жизнь Эхнатона, царя Египта начала 14 века до нашей эры. Некоторых людей отмечал их незаурядный ум, другие стали известны как великие художники, третьи обрели бессмертную память благодаря благодеяниям. Но немногие были и интеллектуальными гениями, и художниками, и святыми в одно и то же время, совершенными существами по своей природе. Эхнатон был таким человеком. Он был одним из тех редчайших исторических деятелей, самого существования которого достаточно, чтобы гордиться своей принадлежностью человеческому роду, несмотря на все зверства, которые обесчестили наш вид с его зарождения и до наших дней. И, в том ирония судьбы, что имя его вряд ли известно широкой публике. В начале этого года — 1942 г.н. э, спустя ровно 3300 лет после смерти Эхнатона — если принять хронологию некоторых историков — я представляю эту простую книгу молодому поколению всего мира, в надежде, что она сможет научить их любить самого любящего из всех людей. Моя собственная жизнь была бы богаче и прекрасней, если бы я имела возможность узнать о нем, когда мне было 12 лет. Предоставить сейчас такую возможность другим, как мне кажется, является лучшим способом прервать годы забвения и ввести Фараона Эхнатона в его тридцати трех вековой юбилей в наше смутное время.

САВИТРИ ДЕВИ, Калькутта, 14 февраля 1942 г

Глава I. 1400 г. до н. э

Во время, когда начинается эта история — за 900 лет до рождения Будды и Лао-Цзы, за 14 веков до рождения Христа, и более чем за 2 тысячи лет до рождения Мухаммеда — мир уже бы стар. Многое отличалось, но в целом всё было таким же, как и сейчас — таким, как было всегда. Было меньше людей, больше пустоши, больше лесов, больше диких животных. Намного дольше надо было добираться от одного места до другого. Конечно же, не было газет, и кроме купцов, воинов и мореплавателей, редки были те, кто когда-либо посещал чужие земли. Посланникам требовалось несколько недель, чтобы добраться от Египта до Сирии и обратно. Мир казался намного просторнее, чем сейчас. Но в нем были люди благочестивые и злодеи, глупцы и мудрецы, богачи и бездомные. Существовали государства и империи, и войны велись между ними. Жили крестьяне, торговцы и ростовщики, врачи и священнослужители. И, как и во все времена, искатели богатства были многочисленней искателей истины, а суеверия зачастую заменяли религию.

Страны, о которых в наше время говорится более всего — Германия, Великобритания и Россия — едва ли были известны миру. И среди народов, рассматриваемых как «очень древние», многие еще не заняли видное положение, а другие и вовсе не существовали. Ассирия была по-прежнему «незначительной» полуварварской страной, Афинский акрополь — туманной микенской крепостью, и лишь спустя 700 лет первые хижины появятся на месте основания Рима. Страны, за века потерявшие свое могущество, были тогда господствующими нациями, центрами любой деятельности, достойной упоминания. Среди таких цивилизованных стран Индия и Китай были настолько удалены от остального мира, как если бы в нынешнее время существовали на другой планете. Время от времени, в каком-нибудь порту Персидского залива судно разгружало свой драгоценный груз: духи, павлинов, нефрит и сандаловое дерево, и необычные рассказы распространялись о недостижимых странах востока за Индийским океаном.

В другой части света правящими силами, вдвое старшими современной Германии или Британии, был Вавилон, Египет и Эгейские острова. То есть с тех самых пор, когда, как говорят, боги правили миром, причем каждый своей собственной территорией, произошло несметное число событий. Многие царства расцветали и приходили в упадок; новые боги и богини становились популярными, в то время как другие забывались. Крит, хозяин волн в течение столетий, сейчас был в упадке. Смелые финикийские мореплаватели занимали его место, в то время как древний Вавилон, известный своими астрономами и торговцами, и второй по величию город после Фив, дремал под беспрецедентным правлением иностранной династии. В центре Малой Азии военная династия Хеттов набирала силу, но еще никто не боялся её. На юго-восточных границах Хеттского Царства, граничащих с предместьями Египетской империи, располагалось маленькое царство Митанни, союзник Египта.

Египет был одной неоспоримой «великой державой» времени. В течение нескольких поколений Египет расширил свое влияние на восток через сирийскую пустыню на территорию того, что ныне является Ираком; к северу за пределы Верхнего Евфрата, где зима приносит снег; и на юг, минуя Четвертый Приток Нила, в области изнуряющей жары и проливных ливней, не известных самим египтянам. Люди, наверное, говорили о Египте так же, как сейчас говорят о Британской Империи.

И императором тех многих доминионов, самым великим монархом мира был фараон Аменхотеп Третий — Аменхотеп Великолепный — как называли его историки тех времен. Фивы, его столица, был одним из самых больших и самых красивых городов, которые когда-либо существовали. Фиванские дворцы и сады были знамениты, но ничто не могло затмить блеск храмов, посвященных всем богам Верхнего и Нижнего Египта. С огромного расстояния можно было увидеть развевающиеся пурпурные волны флагов над огромными пилонами и золотыми вершинами обелисков, блестящих на солнце. И невозможно было забыть царскую дорогу, окаймленную двумя рядами сфинксов, которая вела в главный храм — великий храм Амона, внутренние дворы, залы, святыни, огромные колонны, настолько большие, что двадцать мужчин, вытянув руки, едва могли охватить их, настолько высокие, что их вершины терялись в темноте, и золотую иероглифическую надпись, сияющую на фоне темного гранита, провозглашающую слова бога завоевателю: «Я пришел, чтобы даровать тебе победу над властелинами Сирии…»

В те дни, не только каждая страна, но и каждый город имели своих собственных богов и богинь, различных даже в соседних городах. Никто даже не считал, что может быть один Бог для всего мира. Но было естественным поклоняться богам других городов и земель, когда они оказывались более сильными, делая свой народ более могущественным. Именно таким образом, Амон, главный бог Фив, стал богом всего Египта. Нет, даже вне Египта, в Сирии, Палестине, Нубии, всюду по Империи были установлены храмы, и люди поклонялись ему. Они боялись его, как боялись Египта, поскольку, как говорили, он вел армии Завоевателя, Тутмоса Третьего — прадеда правящего Фараона — от победы к победе, и сделал Египет непобедимым.

Священники Амона были настолько богаты, что не знали, что делать со всеми своими сокровищами. Они обладали огромными наделами земли — полями и пальмовыми рощами, пастбищами и плантациями кукурузы — постоянно растущими доходами, огромными стадами рогатого скота и бесчисленным множеством рабов. Большая часть дани завоеванных народов была отдана им. Их власть уступала лишь власти фараона, и их влияние чувствовалось повсюду. Простой люд, бедный и неосведомленный народ смотрел на них, как будто они были богами на земле, и даже сам фараон — сын Солнца — боялся вызывать у них недовольство. Они долго отвыкали от привычной скромной жизни и благочестивых размышлений. Теперь священнослужители все свое время тратили на интриги с целью заполучить от фараона как можно больше привилегий; они вынуждали людей совершать дорогостоящие жертвоприношения и вносить пожертвования храмам. Жрецы жили в роскоши.

В Фивах было много иностранцев. Сирийский принцев — сыновей и внуков побежденных царей — посылали туда, чтобы изучать египетские манеры. Ливийцы и нубийские солдаты, служащие в египетской армии, встречались там наряду с критскими мастерами, моряками с Кипра и Эгейских островов. Вавилоняне обосновались там; они зарабатывали на жизнь, предоставляя ссуды, гадая, или давая уроки своего родного языка, являвшегося в те времена международным в сфере торговли и дипломатии, сыновьям богатых торговцев Фив или будущим клеркам египетского Министерства иностранных дел. Иногда, на невольничьем рынке, можно было бы столкнуться с уроженцами других стран: с высокими розовыми и белыми варварами с голубыми глазами, доставленными финикийцами с туманных островов на западном конце мира, или, чаще, с чернокожими толстогубыми охотниками с дальнего юга, привозившими шкуры антилоп и отравленные стрелы. Они украшали зелеными и красными перьями свои курчавые волосы, и жили в неизвестных влажных лесах, полных носорогами и дикими слонами.

Все эти люди приходили и уходили, женились и страдали, поклонялись своим родным от рождения богам, иногда перенимали и иностранных, когда считали, что это принесет пользу. Они все смотрели на Египет, как если эта империя существовала бы вечно и её блеск никогда бы не померк. Они наслаждались удовольствиями повседневной жизни Египта, восторгались искусством мастеров, восхищались и боялись его военной мощи, делавшей Империю, как казалось, непобедимой. Но больше всего они боялись Амона, великого бога Империи, и его священников и царя Аменхотепа, её Фараона, хотя он и никогда не водил свои армии через Сирию, как его отец и его предки.

Что касается Египтян, они всегда были гордой нацией. Двести лет постоянных побед сделали их более гордыми, чем когда-либо. Они были добры и гостеприимны к незнакомцам, но чувствовали себя превосходящими все остальное человечество, кем бы они ни были. Они глубоко чтили своих национальных богов — особенно Амона — и смотрели на своего царя как на райское солнце.

Итак, вся западная часть мира лежит у ног Египта, а Египет у ног своего царя, Аменхотепа Третьего, сына Солнца, первого царя всего мира — любимого Амоном, великим богом Египта.

Глава II. Рассвет

У Царя Аменхотепа было много жен: одна из них — принцесса Митанни, другая — сестра вавилонского царя, и множество других из дальних и соседних стран. Но главную жену — Царицу Тию[1], он любил больше всех.

Он построил для неё летний дом на берегу Нила, чтобы она могла проводить там с ним долгие часы, среди обильных цветников и рощ редких деревьев. И он приказал вырыть рядом озеро, чтобы она могла вместе с ним плавать по его гладкой поверхности в позолоченной лодке с парусами, столь же тонкими и красивыми как крылья бабочки. Он дал ей власть над всеми другими женами и полностью доверял ей.

Она была умна и честолюбива. Её не удовлетворяла её власть во дворце, и она помогала своему мужу править Египтом и Империей. Она управляла одна, когда царь Аменхотеп уставал от своего напряженного распорядка жизни.

Царица Тия была замужем 26 лет. У неё было несколько дочерей, но ни одного сына. И так как она уже начинала стареть — ей было между тридцатью пятью и сорока — разочарование её было велико. Она молилась множеству богов и богинь, прибегала к колдовству, ходила в паломничества, касалась чудодейственных статуй и пила воду из священных источников, которая, как говорили, дарит сыновей даже бесплодным женщинам. Но все было бесполезно. Однако царица продолжала молиться и надеяться.

И она была права, её молитвы и надежды не были напрасными, её желание исполнилось, и у неё родился сын. Во дворце и повсюду в стране царила радость. Бедным была роздана еда, преступникам даровано прощение, так что сердце даже самого несчастного могло наполниться радостью по случаю рождения наследного принца.

О судьбе ребенка консультировались с астрологами, и они сказали, что он станет величайшим из всех царей Египта. Один из астрологов — человек выдающейся мудрости — сказал, что наследник «покажет миру настоящее лицо своего отца». Когда его попросили разъяснить предсказание, он промолчал. Царице Тие эти слова запали глубоко в сердце, но пройдут годы, прежде чем она сможет понять их истинное значение.

Маленького принца назвали в честь своего отца Аменхотепа, что означало «Амон доволен». Он был болезненным ребенком, ему едва хватало сил плакать, и он выглядел так, как будто не выживет. Его мать любила его всё больше. Она следила за ним днем и ночью, как следят за бесценным сокровищем, которое боятся потерять. Ребенок был окружен всей роскошью египетского двора. У него была лучшая еда, лучшая одежда, и самые изумительные игрушки, которые только могли придумать, чтобы привести его в восхищение. Ему дали товарищей его возраста, чтобы он играл с ними. Но, не смотря на то, что он их любил, обычно мальчик недолго разделял их игры. Характера он был тихого и мечтательного и искал компании взрослых людей. Мальчик любил сидеть со своей матерью, которая рассказывала ему истории о временах, когда жили гиганты и монстры, животные могли разговаривать, а люди имели способность становиться невидимыми. Или же он лежал на подушке, вдыхая аромат открытого лотоса, как будто медленно пил его душу, или тихо пристально глядел на небо. Во дворце, как во всех египетских зданиях, окна были маленькими и находились высоко в стенах из-за яркого света и высокой температуры. С маленькой кушетки на полу, через узкое окно, безоблачное небо виделось ему еще более синим и еще более далеким. Ребенок чувствовал себя так, будто он сам таял в бесформенной пылающей глубине; и это чувство было для него самой большой радостью. Но это было вне слов, и он не мог рассказать об этом даже своей матери.

Мальчик стремился учиться, и как все умные дети, он часто задавал вопросы, на которые было не так легко ответить, например: «Почему животные сейчас не разговаривают?» или: «Из чего сделан свет?» или, «Почему Гилу не носит парик?» (В Египте, в те дни, и мужчины и женщины носили парики, но Гилухеппа, жена царя Митанни, не следовала этой моде).

«Я просила Вас не называть её «Гилу», она Ваша мачеха», — сказала царица Тия, пытаясь уйти от ответа.

«Но она сама сказала мне, что я могу её так называть», — парировал ребенок. У него всегда был готовый ответ на всё.

Однажды его взяли в часть дворца, где он раньше никогда не был, в зал, украшенный золотом и лазуритом, его посадили на трон рядом с матерью. Множество людей сидело вокруг. Они встали и приветствовали его и царицу. Фараон отсутствовал из-за плохого здоровья. Ребенок увидел старика в странной одежде — иностранца — тот подошел на некоторое расстояние к трону и сделал традиционный поклон. Это был хеттский посол, который вскоре должен был возвратиться в свою страну с важным посланием из Египта. «Что он принесет мне, когда возвратится?» — спросил мальчик, хотя, как ожидали другие, он не станет говорить.

«Что наследник хотел бы, чтобы я принес?» — спросил посол с улыбкой.

Будущий фараон слышал, что в стране хеттов есть нечто белое, холодное и красивое, падающее с неба, легкое, как перья птиц — это был снег. Он покрывает холмы и луга, при свете солнца делая их похожими на серебро. Больше он ничего об этом не слышал, ему едва ли исполнилось тогда четыре года. Мальчик ответил серьезно «Привези мне немного снега», — на этот раз все заулыбались. «Глупый мальчик, — шепнула ему мать на ухо, — как можно привезти Вам снег? Он растает по дороге». Повернувшись к послу, она сказала: «Вы можете привезти ему какое-нибудь домашнее животное, чтобы он с ним играл; он обожает животных». Но ребенок продолжал спрашивать «Почему снег тает? Скажите мне, мама, почему он тает?».

«У мальчика пытливый ум; он будет искать причину всего, как ищет сейчас причину таяния снега, и станет философом», — сказал один из дворцовых чиновников сидящему рядом с ним человеку. «Я бы предпочел, чтобы он был солдатом, — ответил мужчина, — Империя нуждается в сильной руке, чтобы остаться целой».

Принц Аменхотеп рос в обожании. У него был слабое тело, длинная изящная шея, и тонкие руки как у девочки; светло-бронзовый цвет лица и большие черные как уголь глаза с длинными ресницами. Иногда в этих глазах можно было видеть печаль, не свойственную его возрасту. Он был красив и нежен, и все любили его. Гилухеппа и другие женщины гарема часто брали его в свои комнаты, давали ему конфеты, рассказывали о своих родных странах; придворные говорили о его рано развившемся интеллекте, а люди, хотя никогда не видели его — так как не было принято появляться перед народом — восхищались им как молодым богом, своим будущим царем.

Когда мальчику исполнилось шесть, ему дали наставников, чтобы учить всему, что должен знать будущий правитель. Сначала он узнал, как писать на глиняных табличках знаки египетского алфавита — то, что сейчас называют «иероглифами», и как читать их вслух, громко, с ритмом, и рассказывать наизусть стихи древних поэтов, афоризмы и пословицы древних мудрецов. Мальчик взрослел, и ему преподавали кое-что из благородных наук: арифметику и геометрию, историю рождения богов и происхождения мира, названия звезд и имена правителей Египта. Ему рассказывали о превосходстве определенных чисел, которые не могут быть разделены или в сочетании выражали измерения идеальной фигуры — прямоугольного треугольника. Рассказывали, как предки освободили Египет от ига «царей-пастухов»[2] и как его великий прадед, Тутмос Завоеватель, покарал своих врагов перед Амоном, своим богом и сделал египтян самой могущественной нацией. Ребенок не просто воспринимал все, чему его учили, но и старался дискутировать со своими учителями, и те замечания, которые он делал, и вопросы, которые задавал, иногда были обескураживающими. Его учители и восхищались его умом и одновременно немного беспокоились. «Его ум — не ум ребенка» — говорили они.

Однажды один из его наставников рассказывал ему, как при царице Хатшепсут во время торжественной процессии, священное изображение Амона внезапно остановилось перед молодым Тутмосом — тем, кто стал Завоевателем — и кивнуло ему, таким образом показывая, что это была воля бога, что никто кроме него не имел права носить двойную корону Верхнего и Нижнего Египта. «И это было истинное чудо, — добавил учитель, — присутствовали сотни людей, видевших это, и это было высечено в камне…». Но ребенок не дал ему договорить: «Я не верю ни единому слову, — сказал он и с уверенностью добавил, как будто сам был свидетелем всей этой сцены, — не было никакого чуда, священники сделали это». Конечно, спорить с учителем не следовало, но он не мог смолчать о том, что считал истиной.

Наставник попытался узнать, кто так повлиял на его ученика царского рода. Он подозревал одного из учителей — священника Солнца в священном городе Он[3]. Поскольку между священниками из города Фивы и города Он всегда была конкуренция. Но ребенок отказался ответить, кто рассказал ему историю о фальшивом чуде. Он слышал её от своей матери.

В другой день ему рассказали о подвигах его воина-прадеда и тезки, фараона Аменхотепа II. «Потому как во время его правления в Сирии были беспорядки, — рассказывал учитель, — он отправился туда с большим войском и бесчисленными военными колесницами. Он пересек пустыню как разъяренный лев, прошел через Сирию, разгромил повстанцев и захватил в плен семерых военачальников. Он повесил их вниз головой на корме своей лодки фараона, и так торжественно плыл обратно вниз по Нилу. Он убил их своим топором прямо перед ликом Амона, царя богов, он мог радоваться, глядя на это, потому что именно Амон подарил ему эту победу над врагами».

У мальчика были яркое воображение и доброе сердце; он дрожал, представляя себе пытку семи сирийцев, повешенных вниз головой под палящим солнцем: их синие лица, искаженные болью, и стоны. Он внезапно почувствовал ком в горле, его глаза наполнились слезами, а губы дрожали. Но учитель был столь взволнован воспоминанием о победах Египта, и своим собственным красноречием, что не обратил на реакцию мальчика никакого внимания и продолжил свой рассказ. «Затем фараон приказал повесить тела шестерых пленников на стенах Фив, а тело седьмого отправить на юг и повесить на стенах Напаты, столицы Нубии, чтобы жители юга также смогли увидеть великий подвиг Амона, могучего бога, совершенный руками фараона, его сына, и преисполнились страхом».

Но больше ребенок не мог вынести этого. «Ужасный человек и ужасный бог!» — расплакался мальчик, и слезы негодования, отвращения и стыда катились по его щекам. «Они и меня тоже называют «сын Амона»! Но я не хочу им быть! И не буду….». Его учитель попытался успокоить его. Он был ошеломлен нечестивыми словами мальчика, но еще больше его тоном, в котором слышалось страстное намерение, чего раньше он никогда не замечал. Но учитель помнил, что наследник был всё еще только ребенком. Он объяснил, что сирийские предводители вели войну против их законного правителя, царя Египта, что, конечно же, было преступлением. Учитель сказал ему, что подавление восстания было правильным решением, потому что «восстание вызывает недовольство богов и ослабляет Империю».

«Как это может быть правильно, если вызывает страдание?» — ответил будущий царь.

Он любил все живые существа и никогда не оставался безразличным к крику о помощи. Всего за несколько дней до этого, когда он в одиночку гулял по садам, окружающим дворец, как он часто делал, у корней дерева он нашел маленькую бедную птицу, которая упала из своего гнезда. Он поднял её с бесконечной заботой, и отнес домой, где выкармливал, пока она не стала достаточно сильной, чтобы улететь. Он вспомнил ощущение биения крошечного сердца в своей руке, и снова подумал о сирийских вождях. «Мятежники» — так о них говорили, но кем были мятежники на самом деле? Внезапно, невероятная догадка осенила сознание будущего фараона — нечто настолько простое и настолько странное, что никто, казалось, не думал об этом до него (и тысячелетия должны были пройти прежде, чем некоторые люди станут думать подобным образом). «И какой же вред нанесли сирийцы? — спросил он, и ответил сам, не давая учителю заговорить — Они боролись против нас так же, как мы боролись против царей-пастухов ради своей свободы».

Старый учитель был ошеломлен. Как кто-либо мог сравнить сирийских вождей с великими царями, принесшими освобождение землям Египта? Разве существует общая мера между Египетской Империей и народами, её завоеванными? Между её богами и их богами? Он попытался объяснить это ребенку, но напрасно. Наследник не понимал, в чем состояло различие. Такие очевидные всем различия были чужды ему, как будто он был ребенком из другого мира.

В тот самый день принц сидел со своей матерью на террасе дворца. Он рассказывал ей об уроке истории. Он не мог забыть впечатление, которое оказал на него рассказ о пытке пленников. «Все боги хотят, чтобы мы были жестоки?» — спросил он наконец. Заходило солнце. Царица указала на прекрасный шар, выше западных холмов. «Нет» — ответила она, — «Не все. Не Он. Посмотри, как он прекрасен». Она говорила ему об Атоне — солнечном диске — древнейшем боге Египта, боге, которого она любила. «Он добр, — нежно сказала она, — Благодаря ему созревает зерно и растут лилии. Он — отец всей жизни, кому поклоняются в священном городе Óне с сотворения мира».

«Тогда почему священники говорят, что Амон — это то же самое, что и Солнце?» — спросил принц.

«Священники говорят много ерунды, когда это удовлетворяет их нужды», — ответила Царица Тия, как если бы разговаривала сама с собой. И уже громче добавила с улыбкой: «Не слушай священников, сын мой, слушай свое собственное сердце».

Ребенок был счастлив. Пламенный жар падал на его лицо, пока он следил, как диск опускается все ниже и ниже, пока не исчез вдали за темными холмами. Ему казалось, добрый бог улыбается ему, как улыбалась его мать.

Тем временем, в комнате, где никто больше их не мог слышать, наставник сказал одному своему близкому другу: «Пусть Амон и все другие боги докажут, что мои слова ложь! Но мысли мои тревожны. Я боюсь, что однажды наш великий фараон потеряет Империю».

Глава III. Восходящее солнце

Царица Тия торопилась поскорее женить своего сына. Здоровье Фараона ухудшалось, и было бы хорошо для наследника престола иметь жену. Тия остановила свой выбор на очаровательной принцессе Нефертити. Жених и невеста были обручены с соответствующим царским шиком и великолепием.

Наследнику престола было немногим больше десяти лет. Ему нравились девочки, потому что они были мягки и нежны, как и он сам; но ему, несомненно, нужно было много времени, чтобы понять, кто из них смог бы стать для него кем-то большим, чем просто подругой. Нефертити было девять лет, и она была мила и скромна; она боялась мальчиков. Однако новобрачные дети вскоре выросли, нежно привязавшись друг к другу. Нефертити любила своего мужа за нежный голос и мягкий характер. Он никогда не дразнил её, а когда она рассказывала ему о какой-то своей игре, никогда не говорил, смеясь, «достаточно хорошо для девочек» и не пугал её страшными историями. Она чувствовала себя счастливой, когда его большие мечтательные глаза останавливались на ней, и она показывала ему, что ей это по душе. Без него она не играла. Она рассказывала ему свои любимые истории. Если кто-нибудь давал ей что-то роскошное и красивое, она не радовалась, пока не покажет это ему. А так как он любил цветы, она часто шла срывать лотосы в водоемах вокруг дворца и приносила ему, новые и свежие со сверкающими каплями воды. Чувственная натура фараона ответила взаимностью на ее любовь, он все больше и больше влюблялся в нее, и не только потому, что она была красивее всех остальных девушек, которых он прежде видел, но и потому, что чувствовал, что занимает в ее сердце особенное место.

Навыки врачей не приносили пользы, и, казалось, что боги Египта не желают чудом продлить жизнь Фараона. В конце концов, по желанию зятя и преданного союзника Фараона Тушратты, царя Митанни, могущественная богиня Иштар оставила своё святилище, что проделать путь от Ниневии до Фив. С надеждой и любопытством толпились люди вокруг её драгоценного паланкина, несомого жрецами. Но она могла сделать не более других богов, так как час Фараона настал, и он умер. Его забальзамировали и похоронили с беспрецедентной роскошью в Долине Царей, где были захоронены и его предки. И его наследник стал Аменхотепом Четвертым, Царем Египта, Императором всех земель от Верхнего Евфрата до четвертого притока Нила.

Ему было немногим больше двенадцати, и царица Тия в течение некоторого времени управляла Империй сама, как это было и раньше. Но она помогала сыну в том, чтобы он все больше и больше интересовался укреплением собственной власти. Когда посыльные из далеких стран принесли ему глиняные таблички, написанные на вавилонском — письма, адресованные ему иностранными Царями — она следила, чтобы он читал их вслух очень внимательно, и обсуждала их содержание. Она рассказала ему об авторах этих посланий то, что знала из своего многолетнего опыта. «Смотрите, — сказала она, указывая на последние строчки письма от Тушратты, Царя Митанни, — даже поздравляя Вас с Вашим вступлением на престол, он не забывает попросить золота. Однако он мне нравится. Со времен Вашего дедушки его семья была связана с нашей. Его скорбь по Вашему отцу искренна. Он любил его и любит Вас»

«Так значит Царь Вавилона любит меня?»

«Конечно, — ответила Тия с некоторой иронией, — он занимается постройкой нового храма каждый раз, когда пишет Вам и нуждается в золоте, чтобы закончить его. Но он безопасен». А затем продолжила, напоминая сыну о царе Малой Азии, посол которого ожидал своей аудиенции: «Что касается Хетта, то он похож на лукавого старого паука со своей паутиной. Не верьте и половине того, что он говорит. Ему нужны Ваши земли, а не Ваша дружба».

Вскоре ребенок привык быть "добрым богом" Египта, как называли всех фараонов, и воспринял свои возвышенные обязанности всерьез. Это было так, как если бы все во дворце и за его пределами, регулярно внушали ему мысль о его божественном происхождении. Высшие должностные лица, министры и генералы, делегаты из провинций и иностранные посланники склонялись до земли, как только он появлялся, и обращались к нему как к одному из бессмертных. Если бы он шел по улице, целый ряд глашатаев предшествовал бы ему и объявлял о нем, а люди ложились бы прямо на землю лицом в пыль, в то время как он проезжал мимо них в своей великолепной повозке, на троне, инкрустированном драгоценными камнями. В самом деле, когда по таким торжественным случаям он сидел, облаченный в самые красивые драгоценные камни и с блестящей Царской тиарой на голове, он действительно блистал как молодой бог.

Он также стал менее свободным, чем прежде. Давняя традиция установила последовательность его повседневными делам. Но и этикет, и пышность двора были слишком хорошо известны и слишком естественны для него, чтобы быть скучными или слишком приятными. Только временами, когда он позволял себе расслабляться, он все больше предпочитал компанию своей собственной души. В жаркие часы дня, отдыхая на своем ложе из слоновой кости, он часто смотрел на небо, так, как делал это прежде. И так же, как и тогда, ему казалось, будто он тает в далекой бездне из небытия и света, как будто окрашенные стены его комнаты и весь мир исчезали, и не было ничего, кроме бездонного неба и него самого. Свет и душа были единым целым. Через узкое окно вверху стены лучи всемогущего солнца тянулись вниз по полутемной комнате. Они ласкали обнаженное тело молодого фараона. Как будто через их светящиеся прикосновения, тонкие как любовь, он чувствовал трепет жизни, которая поддерживает весь мир, звезды и Млечный Путь. И он был счастлив.

С тех пор, как однажды его сердце восстало против жестокости Амона, молодой фараон разлюбил великого бога Фив. Он преклонялся перед солнцем под разными его именами и под тем, что было известно в священном городе Óн, где стоял его самый древний алтарь. Фараон отказался поверить в то, что Амон был еще одним воплощением солнца.

На своей коронации он настоял на том, чтобы его не называли так же, как и других фараонов "верховным жрецом Амона", его должны были называть "верховным жрецом Атона" — диска солнца — за сменой имен в дальнейшем последовало его официальное обозначение. Но его мать, поклоняющаяся диску, решила, что в официальном списке будет лучше использовать более популярное и не такое простое имя бога Óна, и окончательный вариант гласил: «Верховный жрец Ра-Хорахти-Двух-Горизонтов, ликующий на горизонте в имени своем: «Жар Диска». Царица Тия даже добавила к множеству титулов сына "любимого Амоном", в угоду жрецам Фив, потому что была мудрой женщиной, знавшей искусство правления. Молодой фараон протестовал, но было слишком поздно. Официальный список его титулов уже был направлен в письме, написанном от его имени, к губернаторам провинций и вассалам, и вся Империя знала это.

Фараон построил прекрасный храм Атону. На его стенах он был изображен с воздетыми в молитве руками, а солнечный диск над его головой, концами своих лучей касался его рук — рук Атона, а на концах лучей изображался петельный крест "анкх", иероглифический знак, обозначающий слово "жизнь". Часть дохода назначенного бывшими фараонами храмам Амона была переведена в новый храм. И все знали, что Атон стал богом фараона. Жрецы Óна были довольны, но жрецы Фив, слуги бога Амона, разгневались. Они не показывали свое недовольство открыто; они начали шептаться и распространять слухи о фараоне. Но вряд ли кто-нибудь прислушался к ним, народ любил своего фараона, и ему было все равно, какому богу покланяться до тех пор, пока было достаточно кукурузы, и жизнь была легкой. Кроме того, сам фараон, хотя и выступал за Атона, других богов не отрицал и не преследовал.

Со дня правления отца фараона, религиозные рассуждения при дворе стали очень популярными. Царица Тия любила слушать рассказы жрецов о разных богах, объяснять старые мифы в свете надуманных аллегорий и странные иноземные религиозные обычаи и предания других стран. Она любила новое. Но молодой фараон почти никогда не говорил о религии, даже если на этом настаивали. «Слова — всего лишь слова», — сказал он в разговоре с придворными. «Они толкуют о том, чего даже не знают, это пустая трата времени». И в одиночестве своей комнаты он думал о своем боге — всемогущем Солнце.

Далеко в безоблачном небе над ним сиял прекрасный диск, сиял так ярко, что ни один человек не смог бы остановить на нем свой взгляд. Его лучи наполняли комнату и опускались прямо на фараона. Именно те лучи, которые он так хотел изобразить на разноцветных рельефах, украшавших стены храма Атона, хотя ни одна работа человека не смогла бы выразить всю их красоту.

«Они могут говорить, что хотят», — подумал фараон, вспомнив простые обсуждения жрецов, "но Атон не похож на тех богов, которые живут в определенном месте. Он назван в честь Óна, но весь мир видит Его свет и живет его прикосновением. Его обитель на небе, Его лучи обнимают весь мир так же, как и меня. Атон есть Бог всего мира».

Он думал об этом, и как будто все пространство мира открывалось перед ним. Он знал, что за границами его империи были другие страны: Вавилония и Митанни, земли хеттов и Крит, а также острова среди моря и неведомые страны за пределами пустыни и водопадов. У этих народов были другие боги, но небо, распростертое над ними всеми, было все тем же небом; над ними всеми Солнце освещало Его славу, и это было одно и то же Солнце — Атон. Они знали своих местных богов солнца, но не знали Его. Где-то, может быть, дальше, чем Вавилон, среди племен Абенаки, от земли которых Он поднимается, были люди, которые знали Его. Трудно сказать. Но независимо от невежества или знания все люди стремились поклоняться Ему.

Молодой фараон чувствовал трепет восторга, проходящего по телу, как будто он уже был там, вне времени и пространства, видел то, о чем никто раньше не мечтал: один Бог — Солнце, и единый народ — человеческая раса — объединен любовью к Нему.

И он сочинил гимн единому богу:

Великолепна твоя заря в горизонте небес,

Живущий Атон, Бог и начинание жизни.

Когда ты восходишь на Востоке,

Каждую землю наполняешь ты своей красотой

Было справедливым, чтобы Бог всего мира занимал в сердцах людей больше места, чем те боги, чья власть была ограничена городами, царствами и даже империями. Фараон решил почитать Атона выше всех богов Египта. И он подготовил два указа, в котором одна часть дополнительных доходов, ранее приписываемых храмам Амона, должна была использоваться для прославления единого Солнца; а в другом указе говорилось, что он желает, чтобы впредь Фивы, город Амона, назывались «Городом-ярчайшего-Атона».

Царица Тия слушала с сочувственным интересом все, о чем рассказывал ей сын о своем представлении Атона, однако она была против этих указов. «Возможно, Вы правы», — сказала она ему, хотя его идея Бога, кто был Богом всех народов, казалась довольно странной даже ей. «Но религия — это одно, а управление страной — другое. Вы только спровоцируете священников своими указами, и они, в свою очередь начнут подстрекать народ на восстание»

«В таком случае, что я должен сделать?».

«Оставьте всё как есть. Позвольте священникам зарабатывать деньги, как они к тому и привыкли, и позвольте своим людям почитать многих богов, согласно их старинным обычаям. Нельзя заставить верблюда пить, если он не хочет; так же и нельзя дать знание тем, кто его не ищет».

«Но, — сказал Царь, — Я знаю, что Атон, мой Отец, является Богом всего мира, превыше всех остальных богов, как небеса выше земли. Я должен пренебречь Им и обмануть моих людей, чтобы понравиться священникам? Нет. Я буду испытывать высокомерие священников, проповедовать правду и учить людей поклоняться Богу богов, во всей Империи и за её пределами». Он говорил с такой страстностью, что Тия поняла, что он был настроен следовать своим планам до самого конца. Однако она в последний раз обратилась к нему, суммируя опыт всей своей жизни:

«Люди не хотят истины; они хотят покоя. Вы поймете это в один прекрасный день, если священники позволят Вам править достаточно долго».

«Они не покоя хотят, а дремоты души», — ответил Фараон. «Я буду пробуждать их». И он добавил, выражая в простых словах абсолютный опыт человека любого поколения: «Не может быть никакого настоящего покоя без Истины».

Мать удивленно взглянула на него. Фараон был простым мальчиком пятнадцати лет; откуда он почерпал свою необычную мудрость, столь отличающуюся от её или от чьей-либо ещё? Тия помнила пророчество, которое было сделано во время его рождения: «Он покажет миру истинное лицо своего Отца». Теперь она поняла: речь шла не о покойном Фараоне, Аменхотепе Третьем, а о вечном Солнце, предке египетской расы.

Возможно, странная мудрость мальчика была от Него. Подумав об этом, Тия решила ничего больше не говорить, и об указах объявили всюду по Империи.

Священники Амона на сей раз не скрывали свое неудовольствие. Они послали фараону длинную петицию, в которой несколько раз упомянули о святости национальной религии. Но фараон указов не отменил. Они действовали почти два года. Время шло, возникали новые вспышки гнева среди жрецов. Люди, получившие от них золото, разносили по городу слухи о том, что фараон одержим злым духом, враждебным к Египетской земле, и что он собирается вести войну против всех богов. Другие заявили, что Атон, его Бог, не был в действительности почтенным старым богом солнца Óна, которого люди называли также Ра, это был чужой бог, в глазах которого сирийцы приравнивались к египтянам.

Однажды был пойман мужчина, пытавшийся поджечь храм Атона. Он предстал перед Фараоном, который мягко спросил его о причинах подобного поступка. «Первосвященник Амона заплатил мне, чтобы я разрушил храм», — сказал мужчина. «Я — бедняк, поэтому взял деньги. Если бы я преуспел, священники объявили бы людям, что сам Амон сделал это».

«Очень на них похоже», — сказал царь. «Они накопили свой жир на поте людей и теперь платят им жалкие крохи за совершение преступлений». Фараон не стал наказывать мужчину и отпустил его домой.

Придворные, казалось, были на стороне царя. Все же, поскольку суверен был все еще очень молодым неопытным человеком, некоторые из них попытались убедить его пойти на компромисс со священниками, которые представляли старую традицию.

«Ни одна древняя священная традиция не может быть древней и священней Истины, вечной во все времена», — ответил фараон. «И я говорю Вам: нет никакого другого Бога, кроме Атона, моего Отца. Он был прежде существования мира и останется после его исчезновения. Если традиция помогает людям познать Его и служить Ему, тогда я скажу, что это хорошо. Но если традиция уводит людей от Него, то это плохо, и я должен это исправить, я должен разрушить всё, что ведет к идолопоклонству».

Один из придворных попросил права говорить и спросил: «Что такое идолопоклонство?».

Царь раздумывал в течение минуты, и затем промолвил «Идолопоклонником является тот, кто поклоняется символу вместо Бога, которого он символизирует. Идолопоклонник так же тот, кто придаёт неоправданно большой вес церемониям, жертвоприношениям и теологически спорам, и прочим несущественным вещам, в то время как он пренебрегает самым важным — что Бог есть, и что нет иного бога кроме Него».

Без напрасных тонкостей, слова Фараона оказались слишком простыми, чтобы быть понятыми придворными. Некоторые похвалили слова царя, но так, что тот сразу смог увидеть, как мало они поняли из их значения. Большинство из придворных уважительно хранили молчание. Некоторые рискнули попросить объяснение. Как это может быть, спросили они, что Атон — Солнце — единственный Бог? Не было ли также Лунного бога, Нильского бога, и многих других? Разве вся Природа не была населена богами и богинями? Без сомнения, Солнце было самым значимым из них всех, но действительно ли фараон подразумевал отрицание существования всех остальных богов?

Фараон ответил не сразу.

С тех пор, как у него появилась странная догадка о том, что его Бог был Богом всего мира, он все больше и больше думал о Нем. Давным-давно он задал себе тот же вопрос, что сейчас ему задают придворные. И он ответил на него, и он знал, что его ответ был правильным, это было ясно ему как день. Но сможет ли он сделать это знание понятным и остальным? Даже его мать, от которой он сам получил первое представление о славе Атона, не поняла его, когда он поведал ей, что настоящий Атон невидим. Смогут ли придворные его понять? Но он не мог ни избежать ответа, ни скрыть правду. Наконец, он заговорил.

«Если живущий Атон, Которому я поклоняюсь, — сказал он, — был бы всего лишь видимым Диском солнца, тогда Ваши замечания были бы истинны. Но Он — нечто другое. Я называю Его Атон, потому что Его слава сияет через видимый Диск лучше, чем через любую другую вещь. Но у Него нет никакой формы. Он — невидимая Сущность всего; не бог, но Бог. Именно поэтому Египет и Империя и целый мир должны поклоняться Ему одному»

Вскоре воля царя была объявлена. Придворные, священники, народ — все должны были признать единственного Бога Вселенной, Атона, как своего единственного Бога, и не поклоняться никому кроме Него. Традиционные культы были отменены. Храмы Амона и тысячи богов Египта были закрыты. И имя Амона и слова "боги" должно было быть стерто с памятников и даже с гробниц по всей стране. Фараон даже поменял свое собственное имя с Аменхотепа— «Амон доволен» — на имя Эхнатон, «Радость Солнца», имя, под которым он ныне известен в истории.

«Я сотру след всех ложных богов, тех пустых символов, которые вводят людей в заблуждение и заставляют игнорировать настоящего Бога. Я искореню тот маскарад, что называют «религией» и дам людям религию Истины», — так он говорил. Всё же, он желал учить людей не страхом, а любовью. И хотя многие оставались верными своим прежним божествам, никто не преследовался. Только жрецы Амона, «обманщики народа» и «источник всех бед», как называл их Фараон, были лишены своего богатства за неповиновение царским указам.

Они приняли вызов, и открыто объявили Эхнатона еретиком, преступником, врагом Египта и богов. С помощью части сокровищ, которую они смогли укрыть, они организовывали бунты в Фивах, и даже платили преступникам за покушения на жизнь фараона. Наряду с многими другими предписаниями, Эхнатон отказался от бывшей отчужденности от своего народа. Он часто появлялся без охраны в своей колеснице вместе со своей царицей на улицах Фив. К нему было легко приблизиться. Однако попытка убийства потерпела неудачу, и прихвостни священников были схвачены. Придворные негодовали, и все ожидали казни врагов. Но Фараон приказал отпустить узников. «Я не желаю платить злом за зло, — сказал он, — из насилия ничего не получится».

И он продолжал проповедовать славу и любовь к Атону, единственному Богу, несмотря на всё сопротивление. Многие слушали его, но немногие могли понять смысл его учения.

Фивы были цитаделью Амона; его дух витал в воздухе. С самой верхней террасы дворца, на которую поднимался Эхнатон, чтобы приветствовать восходящее Солнце, он видел находящиеся через реку пилоны храма бога, которого он изо всех сил пытался свергнуть. Он мог видеть всё внешнее убранство храма, протяженностью более мили: залы, открытые дворы, святилища в честь славы Амона, сверкающие обелиски, исписанные хвалебными гимнами. От памятников своих праотцев, закрытых по его приказу, как будто доносился крик вызова — крик Фив: «Амон навсегда останется нашим богом».

И Эхнатон решил уехать из Фив и построить для себя новую столицу.

Глава IV. Полуденное Солнце



Поделиться книгой:

На главную
Назад