Глава 14. … дней до Рождества
— Ма-ам, а это что это на столе такое? Это, что ли, кекс? — спрашивает восьмилетний Андре.
— Кекс, кекс, — отвечает мадам Руж, — иди, давай, позови своего брата, скоро за стол!
— А мы его, что ли, будем есть?
— Ну, конечно, будем, Андре! Неужели же он для красоты тут стоит!
Андре, закатив от восторга глаза, пулей несется по лестнице на второй этаж, попутно оглашая весь дом воплями «Жиль! Жиль! А вот чего скажу! Иди скорей сюда!»
Спустя десять минут все семейство в сборе за обеденным столом — за исключением месье Ружа. Но вот и он, отлипнув, наконец, от телевизора, с глухим вздохом водружается на свой любимый продавленный стул. Жиль и Андре не отрывают взора от кекса, мадам Руж не отрывает взора от месье Ружа, а месье Руж тем временем, не замечая ничего вокруг, сосредоточенно помешивает ложкой в тарелке с супом, словно пытается выудить оттуда давно потерянное сокровище.
В полном молчании съедается суп и баранина с овощным рагу. Андре и Жиль в нетерпении ерзают на стульях, не переставая гипнотизировать кекс. Наконец, мадам Руж встает и разливает по чашкам какао. Давно забытый пряный аромат достигает ноздрей месье Ружа, и он с недоумением поднимает глаза от узоров на скатерти.
— Дорогой, это тебе, — нарочито обыденном тоном молвит мадам Руж и передает супругу блюдечко с куском кекса.
Месье Руж округляет глаза и даже открывает рот, как бы желая что-то сказать, но вместо этого вгрызается в кекс с неожиданным для записного меланхолика энтузиазмом. Жиль и Андре в точности повторяют действия папá. За столом вновь воцаряется тишина, но это тишина совсем иного рода, чем пятью минутами ранее — просто наслаждение от великолепного кекса месье Бриша и лучшего в Шампери какао не требует словесного выражения. Дожевывая первый кусок кекса, месье Руж взглядом просит добавки, и моментально получает ее. Управившись со вторым куском так же ловко, как и с первым, месье Руж откладывает салфетку и обводит взглядом свое семейство.
— Дорогая, ты, как будто, изменила прическу? — адресуется месье Руж к супруге, и той стоит больших усилий не упасть от неожиданности со стула, поскольку последний раз месье Руж обращал внимание на ее внешний вид пять с половиной лет назад, когда мадам Руж, неловко оступившись на черной лестнице, ударилась лбом о дверной косяк и неделю ходила с сиреневым синяком в пол-лица.
— Жиль, а это у тебя что такое? — продолжает удивлять домочадцев месье Руж. — Покажи-ка!
— Это паровозик, папá, — выпучив глаза, тихо шепчет Жиль, не зная, к добру ли такое внимание внезапно ожившего отца семейства или нет.
— Недурная машина! — молвит месье Руж, осматривая игрушку. — А что, стало быть, есть и железная дорога к нему?
— Конечно, есть, па-ап! — не выдерживает Андре. — Ты ж нам ее сам подарил! На позапрошлое Рождество! Ты, что ли, не помнишь?
— Правда? Э-кхм… ну да, ну да, как же… — месье Руж тщетно пытается вспомнить позапрошлое Рождество, но не преуспевает. Однако это, кажется, его не слишком удручает.
— А вот если протянуть рельсы из столовой в залу, то можно отправить остатки кекса туда поездом! — предлагает месье Руж. Мадам Руж роняет на пол чайную ложечку, а Жиль и Андре застывают с открытыми ртами, глядя на отца со смесью ужаса и восхищения.
В следующую минуту уже все трое ползают по полу, увлеченно прокладывая маршрут «Столовая — Зала», а мадам Руж достает свою записную книжечку, перечеркивает последнюю запись «Женьшень заменить экстрактом полыни» и делает новую запись: «Завтра: шоколадные трюфели и пончики с абрикосовым джемом, мятный чай».
Тем временем со станции «Столовая» первая партия кекса отправляется в путь.
Глава 15. … дней до Рождества
— И я ответила, что принимаю его приглашение!
— Что?! Мадмуазель Левуазье, это крайне неосмотрительно и безответственно! Я уже не говорю о моральной стороне вопроса…
Мадмуазель Дюбуа и мадмуазель Левуазье, пользуясь временным затишьем (выселяющиеся клиенты выселились, заселяющиеся клиенты заселились, а месье Фернан, сославшись на неотложные дела, передал Бомарше на попечение Амалии Лебрен и отбыл в Шампери до самого ужина), сидят в холле отеля «Снежный ком» и вполголоса обсуждают последние новости. Мадмуазель Левуазье только что пересказала напарнице содержание последнего письма загадочного месье Клемансо и призналась, что согласилась встречать с ним Рождество. Услышав это, мадмуазель Дюбуа надулась, словно фаршированная рождественская индюшка, и теперь мадмуазель Левуазье предстоит прослушать лекцию о том, что пристало и чего не пристало делать девушке «её статуса и положения».
— Девушке вашего статуса и положения, мадмуазель Левуазье, не пристало принимать приглашения от незнакомых мужчин! Ну, подумайте сами! Вы будете там одна, совсем одна, среди гор и снегов, с этим, — мадмуазель Дюбуа делает многозначительную паузу, стараясь вложить в следующее слово максимум негативного смысла, — месье! А что, если у него грязные намерения?!
Мадмуазель Левуазье решает не говорить вслух о том, что она, вообще-то, не против того, чтобы месье Клемансо осуществил с ней свои «грязные» намерения, а вместо этого отвечает в том смысле, что кроме месье банкира в шале будут еще две кошки.
— Кошки! Ха-ха! Ну, тогда, конечно, я за вас спокойна! — картинно запрокинув голову, молвит мадмуазель Дюбуа, и продолжает лекцию:
— А вы подумали, мадмуазель Левуазье, что этот ваш месье Клемансо может оказаться агентом преступной сети, занимающейся похищением и торговлей женщинами? Вот уснете вы Рождественской ночью в альпийском шале, а проснетесь под Новый год в гареме турецкого шейха!
— У турков, по-моему, нет шейхов, — с нескрываемым сожалением в голосе говорит мадмуазель Левуазье, но эту реплику ее напарница пропускает мимо ушей, увлекшись сочинением воображаемых ужасов:
— Или вдруг он окажется маньяком? Как Джек-Потрошитель? Нашинкует вас, как капусту, и ваши бренные останки будут потом по частям собирать по всему западному склону!
— Да ну вас, в самом деле, мадмуазель Дюбуа! Вам бы только всякие гадости придумывать! Я уверена, что месье Клемансо — порядочный мужчина, а никакой не потрошитель капусты!
— Не знаю, не знаю, милочка… Я старше вас, я много повидала в этой жизни! — мадмуазель Дюбуа закатывает глаза, чтобы мадмуазель Левуазье осознала, как много повидала ее старшая напарница. — И вот что я скажу вам: мужчинам доверять нельзя!
— А как же месье Фернан? — интересуется мадмуазель Левуазье. — Он что же — не мужчина?
— Как это?! То есть… я не хочу сказать… но я уверена… конечно, мужчина! — нервно комкая уголок носового платка, бормочет мадмуазель Дюбуа.
— Но ему вы при этом доверяете! — наносит коварный удар мадмуазель Левуазье. — Вот в «Альпийского гуся» ходили давеча — а вдруг бы месье Фернан оказался торговцем женщинами? Глоток вишневой наливки — и вы в портовом борделе Стамбула!
— Вы у меня… да я вас… вы… — мадмуазель Дюбуа задыхается от возмущения и, кажется, готовится ответить на инсинуации мадмуазель Левуазье не словом, но делом, как тут в холл из кухни высовывается месье Каротт:
— Э-э-э, добрый вечер, дамы, а выпечку от месье Бриша еще не доставляли?
— Да подите вы к черту со своей выпечкой, месье Каротт! — хором выкрикивают мадмуазель Дюбуа и мадмуазель Левуазье. Шеф-повар исчезает в недрах кухни, и в отеле «Снежный ком» снова воцаряется блаженная послеполуденная тишина.
Глава 16. … дней до Рождества
Мадмуазель Дюбуа, наделенная, как все администраторы всех отелей мира, способностью чувствовать присутствие клиента, даже стоя спиной к стойке, резко оборачивается и от неожиданности роняет на пол недоеденный кусочек тминного кренделя, потому что перед ней стоит — кто бы вы думали? — мадам Симоно собственной персоной! Да, да — та самая мадам Симоно, которая на протяжении четырнадцати лет не покидала комнаты № 18! Та самая мадам Симоно, которая все эти годы общалась с внешним миром только и исключительно через коридорного Гийома! И всё же, никаких сомнений быть не может — в холле гостиницы, возле стойки администратора стоит именно мадам Симоно и недовольно взирает на ошалевшую мадмуазель Дюбуа.
— Ну, что такое, милочка — привидение увидели? — спрашивает обитательница комнаты № 18, кокетливо поправляя на плечах цветастую шаль с кистями (подарок покойного месье Симоно).
— До… добрый день, мадам Симоно, — суконным языком молвит мадмуазель Дюбуа. — Как вы тут ока… то есть… вы уверены, что вам стоило спускаться? Я что хочу сказать… ваше здоровье…
— Милочка, мне пока еще не сто пятьдесят лет, а всего лишь шестьдесят четыре, и я чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы спуститься со второго этажа на первый без помощи подъемного крана!
— О, приятно это слышать! Просто раньше вы же никогда…
— Что — никогда? Никогда не выходила из своей комнаты? Ха-ха! — мадам Симоно взмахивает унизанной старомодными перстнями рукой и игриво трясет седыми кудряшками. — Раньше не выходила, ну а теперь вот взяла, да и вышла! Я — переменчивая натура!
— Да уж, я вижу, — мрачно соглашается мадмуазель Дюбуа, весьма негативно относящаяся к переменчивым натурам.
— Я к вам, милочка, собственно, вот по какому вопросу, — мадам Симоно переходит на деловой тон и наваливается внушительным бюстом на стойку, отчего книга регистрации постояльцев не оказывается на полу только благодаря ловкости рук и скорости реакции мадмуазель Дюбуа. Ничуть не смутившись, мадам Симоно продолжает:
— Мы — то есть я, Гийом и сестры Лебрен — решили вместе встречать Рождество. Месье Фернан уже поставлен в известность — он разрешил нам расположиться в столовой! Меню рождественского ужина мы уже согласовали с месье Кароттом. Сам он, правда, куда-то намылился на рождественские каникулы и нипочем не говорит — куда, но он обещал приготовить все заранее, так что его подмастерья — или как правильно надо их называть? — разогреют все и сервируют для нас рождественский стол.
Мадам Симоно делает паузу, чтобы набрать воздуха для следующей тирады, а мадмуазель Дюбуа тем временем думает о том, что хорошо бы смертоносная лавина сошла на «Снежный ком» именно в Рождество и погребла бы всех этих интриганов, которые за спиной администратора отеля сговорились — и с кем! — с самим управляющим! Какое нарушение иерархии, какое неслыханное попрание правил и традиций!
Но тут мадам Симоно, отдышавшись, переходит к сути:
— Так вот, я хотела попросить вас, мадмуазель Дюбуа, чтобы вы передали слесарю месье Дику — у вас лучше получается общаться с этими неотесанными мужланами! — чтобы он раздобыл ёлку и установил ее в центре зала в столовой накануне Рождества, а уж украсим ее мы сами — гирлянд я настригла за этот год на целый ельник! Ха-ха-ха!
— Ё… ёлку? — переспрашивает мадмуазель Дюбуа, с трудом сдерживая приступ бешенства.
— Ну да, ёлку! Какое же Рождество без ёлки?
На этом мадам Симоно разворачивается и медленно уплывает и холла, а мадмуазель Дюбуа с треском ломает карандаш — уже третий на этой неделе.
Глава 17. Два дня до Рождества
Накануне Рождества все жители Шампери и окрестностей заняты последними приготовлениями к празднику. Дух праздника уже веет над горной долиной, а сильнее всего он веет над булочной месье Бриша, сочетая в себе запах корицы, ванили, гвоздики и горячего шоколада. Сам месье Бриш, обсыпанный мукой с головы до ног, мечется, словно обезумевший снеговик, от одной духовки к другой, хлопоча над очередной порцией дневной выпечки.
Месье Каротт сидит в кухне отеля «Снежный ком» в сбившемся набок поварском колпаке и, поминутно хватаясь за голову, читает частные объявления на последней странице «Альпийского вестника». Завтра с утра шеф-повару нужно ехать в арендованное шале и готовиться к исполнению роли образцового банкира месье Клемансо, но у образцового банкира до сих пор нет двух сиамских кошек, многократно упомянутых в письмах к мадмуазель Левуазье!
«Семья Штрик, — читает месье Каротт, — уезжает на рождественские каникулы к родственникам в Эльзас и будет очень благодарна, если кто-нибудь согласится присмотреть за их персидскими кошками Кларой и Розой. Вознаграждение и кошачий корм на пять дней гарантированы!»
Это уже двенадцатое объявление. Как назло, предлагаются все породы кошек, кроме сиамских. Месье Каротт уже готов написать своей возлюбленной телеграмму с прискорбным сообщением о том, что Люси и Дафна угорели на пожаре, но вовремя спохватывается — ведь тогда мадмуазель Левуазье логично заключит, что вместе с кошками сгорело и все шале, а значит, праздник отменяется!
Глухо постанывая, месье Каротт нависает над газетой, и, в конце концов, решает, что его возлюбленную ожидает потрясение посильнее, чем несовпадение кошачьих пород, а потому надо скорее писать чете Штрик, пока Клару и Розу не перехватили.
Улучив момент, когда супруга отправилась в булочную за очередной порцией сладостей к ужину, месье Руж выскальзывает из дома и отправляется в туристическое бюро «Альпийский путешественник».
Завидев на подходе к своей конторе жертву фармацевтических экспериментов, турагент месье Попен начинает нервничать и даже думает, не вывесить ли табличку «Закрыто». Однако, оказавшись в конторе, месье Руж, против обыкновения, не пляшет на столе, не поет народных песен и не призывает спасать вымирающих животных. К изумлению турагента, месье Руж четко и внятно формулирует свои пожелания, и эти пожелания сулят месье Попену весьма неплохую прибыль и возможность оплатить аренду помещения на три месяца вперед.
Спустя двадцать минут, подписав ряд бумаг и передав месье Попену чек на некоторую (довольно внушительную) сумму, месье Руж отправляется в магазин горнолыжного снаряжения «Альпеншток».
Месье Фернан, сославшись на неотложную деловую встречу в городе, покидает свой служебный пост и отправляется в Шампери. Но, прибыв в город, ни на какую встречу он не идет, а вместо этого отправляется в магазин «Шерсть и шерстяные изделия мадам Бретодо». Там, после долгих колебаний, месье Фернан приобретает нарядный вязаный шарф из лучшей в Шампери альпаки, с узором из оленей и елок — прекрасный, по уверениям продавца, подарок солидной даме на Рождество. По просьбе управляющего шарф упаковывают в праздничную оберточную бумагу, и с этим свертком подмышкой, поминутно оглядываясь, словно вор, укравший курицу с прилавка на воскресной ярмарке, месье Фернан скрывается в ближайшем от магазина переулке.
Буквально в это же время из другого переулка выходит мадмуазель Дюбуа и решительным шагом направляется в магазин мадам Бретодо. Ровно через две минуты она выходит оттуда с ярким пакетом, внутри которого помещается нарядный вязаный шарф из лучшей в Шампери альпаки, с узором из оленей и елок — прекрасный, по уверениям продавца, подарок солидному господину на Рождество.
Мадмуазель Левуазье, рассеянно подавая ключи постояльцу из комнаты № 12, думает, какой цвет предпочесть для наряда к рождественскому уик-энду: романтический, но сдержанный серо-голубой или роковую фуксию?
Мадам Симоно, коридорный Гийом и сестры Лебрен собрались в комнате № 18 на предпраздничное совещание. В качестве нейтрального наблюдателя присутствует кот Бомарше, которого, пользуясь отсутствием месье Фернана, Гийом притащил с собой. Хозяйка комнаты и коридорный перебирают ворох накопившихся за год гирлянд, чтобы выбрать самые красивые для украшения Рождественской елки. Амалия и Мари Лебрен тем временем сочиняют культурную программу для праздничного вечера.
Месье Дрик, вооружившись пилой и прихватив старомодные деревянные санки, отправляется в лес за елкой.
Глава 18. Накануне
В булочной месье Бриша полный аншлаг — кажется, все обитатели Шампери собрались здесь, чтобы запастись сладостями к Рождеству, а главное — чтобы обменяться последними сплетнями.
Мадам Жюстен, пытаясь ухватить одной рукой пакет с тминными крендельками, фирменный кекс и коробку с ванильными пирожными, а второй — полукилограммовую пачку какао и ридикюль из кожи искусственного крокодила, кокетливо адресуется к месье Бришу:
— Месье Бриш, вы всегда в курсе всех новостей! Что это за бордовый лимузин приезжал вчера к отелю «Снежный ком»?
— Дорогая мадам Жюстен, — отвечает месье Бриш, — вчера я, как вы знаете, безвылазно сидел в пекарне, а потому не имел возможности следить за бордовыми лимузинами, снующими в окрестностях «Снежного кома», но раз уж вы спросили… Мадам Нёв, которая как раз в этот момент шла мимо… а впрочем, вот и она — мадам Нёв, расскажите нам всем, что вы видели вчера в полдень у отеля!
Мадам Нёв, польщенная всеобщим вниманием, краснеет от удовольствия и приступает к рассказу:
— Вчера я пошла в «Снежный ком», чтобы отнести рождественскую открытку для Гийома — это от его двоюродной тетушки в Лозанне, так вот… несу я, значит, открытку, — мадам Нёв описывает руками широкий круг, как будто открытка была величиной с гимнастический обруч, — и тут вижу: шикарный автомобиль — я, знаете ли, в автомобилях не разбираюсь, но вот месье Бриш говорит, что, судя по описанию, это лимузин — так вот, этот лимузин, такой бордовый весь, сверкающий, подъезжает прямо к порогу «Снежного кома». Выходит, значит, шофер — в шикарной ливрее, с позументом, открывает дверь, и в лимузин садится — кто бы вы думали? Наша мадмуазель Левуазье!
Посетители булочной шумно обсуждают услышанное:
— Подумать только! Ну и ну!
— Интересно, куда же она поехала на этом лимузине!