Помоги проекту - поделись книгой:
— Без парусов?!
— Да, сеньор, — понимая, что ему не верят, забеспокоился Агиляр. — Только на веслах. Восемнадцать человек нас было.
— И в живых, конечно, остался ты один? — иронично выгнул бровь Кортес.
Пропавшая казна, целых восемнадцать спасшихся, о которых ни Эрнандес, ни Грихальва, ничего не слышали… он уже чувствовал: без «испытания» здесь не обойтись.
— Нет, не один, сеньор, но шестеро умерли, пока мы плыли, — беспрерывно облизывая губы, заторопился Агиляр, — и к берегу нас пристало двенадцать, сеньор. А потом сеньора Вальдивию и еще четверых мавры съели. Сразу, в первый же день… сеньор.
Капитаны снова переглянулись — теперь уже скорбно. Многих из них вербовали отплыть в Дарьен — как раз восемь-девять лет назад, а кое-кто знал Вальдивию лично, и такого конца для него не желал никто. Уж лучше б он присвоил королевскую казну.
— А остальные семеро? — напомнил падре Хуан Диас. — С ними что?..
— Мы бежали к Ах К'ин Куцу, святой отец…
— Куда-куда? — не поняли капитаны.
— Ах К'ин Куц — сеньор селения Шаман Сама, сеньоры…
Кортес заинтересованно наклонил голову.
— Ты что, знаешь язык мавров?
Несчастный на секунду замялся и вдруг залился краской стыда.
— Мне пришлось, сеньор. Иначе я бы тоже не выжил.
Кортес удовлетворенно улыбнулся. До сей поры у него был только один толмач — крещеный пленный мавр по имени Мельчорехо, но переводил этот мерзавец не просто плохо — убийственно. Кортес до сих пор подозревал, что лишь благодаря такому «переводу» он и получил в двух мелких городках столь яростное сопротивление.
— Кстати, о выживших… — встрепенулся главный штурман. — Кто еще может подтвердить, что вы дошли сюда от «Скорпионов» на веслах? Хоть кто-то, кроме тебя, остался?
— Только Гонсало Герреро, сеньор, — пожал плечами Агиляр, — но вам его не взять.
В воздухе повисла тишина.
— Кто такой Герреро? — заинтересованно подался вперед Кортес, — и что значит «не взять»?
Агиляр прикусил язык; он уже понял, что ляпнул лишнее, и этот вопрос лучше было обойти.
— Герреро — бывший моряк, сеньор, — наконец-то нехотя проговорил он, — татуировки сделал, на сарацинке женился, а теперь еще и военным вождем у них стал. Он и научил мавров нападать на кастильцев…
Кто-то охнул.
— И… где он учил на нас нападать? — первым опомнился Кортес.
— У северного мыса, в Чампотоне и здесь. А где еще, я не знаю.
Капитаны скорбно замерли. Только теперь стало понятно, почему в других местах все идет, как по маслу, а здесь мужчины каждый раз выскакивают уже с оружием.
— Но Герреро — не самое страшное, — внезапно нарушил тишину Агиляр. — На этой земле самый опасный человек — Мотекусома.
Мотекусома никогда не говорил Высшему совету всего. Он утаил от вождей, что уже после первого набега четвероногих щедро платил за любой предмет, способный рассказать о них что-нибудь новое. Он умолчал о том, как в обмен на мелкие торговые льготы не без труда сделал своими шпионами почти всех плавающих морем купцов. И он хранил в глубоком секрете свои регулярные переговоры с вождями пограничных племен.
Лишь благодаря этим своим единоличным действиям он сумел наладить связи даже с врагами, собрать целую библиотеку донесений и сделать главный вывод: четвероногие опасны. По-настоящему опасны.
Нет, его вовсе не смущали ни бледный цвет лица, ни повышенная волосатость четвероногих. Но уже то, что они подчинили себе умную и свирепую, в полтора человеческих роста свинью, заставляло относиться к ним с уважением. Народ Мотекусомы смог приручить лишь мясистого глупого индюка да полностью лишенную шерсти и зубов собаку Течичи.
Опасным было и вооружение пришельцев. Стрелы их металлических луков летали вдвое дальше, военные пироги могли ходить даже против ветра, а про Тепуско[11] и «громовую трубу» Мотекусома не знал, что и подумать. Очевидцы утверждали, что «громовая труба» пробивает самый лучший панцирь даже на расстоянии в четыреста шагов. Тепуско же и вовсе более походило на молнию, нежели на человеческое оружие.
Но более всего встревожили Мотекусому пересказанные купцом слова мертвеца-перебежчика с непроизносимым именем Герреро. «Они не остановятся, — сказал перебежчик. — Никогда».
Мотекусома попытался договориться о встрече с этим бесценным человеком, но совет вождей недружественного пограничного племени, хорошо знающий, как трудно вернуть то, что однажды попало в руки мешиков, решительно отказал. Увы…
Занавесь из раскрашенных тростниковых трубочек нежно затрещала, и Мотекусома обернулся. Это была Сиу-Коатль.
— Жены и дети ждут тебя, Тлатоани, — холодно произнесла она. — Нехорошо оставлять их без внимания.
Мотекусома кивнул, поднялся с невысокой деревянной скамеечки и, разминая тело, потянулся. Ему не с кем было разделить груз ответственности. Потому что все его вожди, что дети.
Они искренне недоумевали, почему Великий Тлатоани снижает покоренным городам размеры взноса в общую союзную казну, давая чужому купечеству шанс подняться и встать вровень с остальными.
Они яростно сопротивлялись постройке Коатеокатли — общего храма для всех богов и племен, а заявления Мотекусомы, что нужен общий, единый для всех культ вызывали у них лишь отвращение.
Они постоянно пытались запретить трату союзной казны на исследования отдаленных районов морского побережья, и увеличение числа училищ для юношей из мелких, провинциальных родов и племен.
Словно дети, они слишком часто не видели завтрашнего дня, а когда он тыкал их в это носом, невозмутимо отвечали, что просто следуют заветам предков, а вот плохого Тлатоани можно и переизбрать.
Мотекусома просто не мог делиться с ними всем, что знал, и уж тем более тем, что делал.
12 марта 1519 года от рождества Христова Эрнан Кортес подошел к названной капитаном прошлой экспедиции в свою честь реке Грихальва.
На карте здешнее селение обозначалось, как мирное — первое мирное селение на всем долгом пути. И, «ларчик» открывался на удивление просто: когда Хуан де Грихальва подошел сюда, он уже набил трюмы всех четырех кораблей до отказа, а потому в рабах для кубинских рудников более не нуждался.
— Так, сеньоры, на реке Грихальва сначала торгуем, — еще перед выходом из Шикаланго объявил капитанам Кортес. — Бусы, зеркальца, — все, чем запаслись. Берем золота, сколько можем…
— А потом? — подал голос неукротимый Альварадо.
— А потом, как всегда, — улыбнулся Кортес. — Конница и аркебузы.
Капитаны переглянулись, и кое-кто пожал плечами.
— Зачем покупать, если можно даром взять? Сразу!
Кортес досадливо крякнул.
— Много золота мы силой взяли?
— На одиннадцать тысяч песо[12], сеньор, — тут же подал голос казначей.
Кортес поднял указательный палец вверх и обвел капитанов серьезным взглядом.
— Запомните, сеньоры, в девяти селениях — одиннадцать тысяч. А Грихальва на свои стекляшки только на реке Флажков на шестнадцать тысяч золота наменял…
— Может, нам тогда вообще их не трогать? — презрительно поинтересовался Альварадо.
Кортес на секунду замер и развернул укол в обратную сторону.
— Ну, что ж, Альварадо, давай это обсудим. Тем более что город все равно где-то ставить надо. Может быть, ты и прав: зачем нам обозленные соседи?
Альварадо побагровел, а капитаны зашумели. Они знали, как мечтает губернатор Веласкес основать на этих берегах свой собственный город, но помнили и его попытки вернуть экспедицию, и то, в какой спешке им пришлось покидать Кубу.
— Нам бы трюмы набить, да побыстрее назад вернуться, — мрачно произнес Диего де Ордас. — Пока нас пиратами не объявили…
— Согласен! — решительно поддержал его Кортес. — И лучший способ выгрести все, что есть — это заставить мавров сначала собрать по лесам свое золото!
— Кортес прав, — неожиданно поддержал его Гонсало де Сандоваль. — Сначала торговля, а уж потом рабы. Лучше способа нет.
Капитаны еще некоторое время пошумели, но к реке подошли уже вполне созревшими для разумной тактики.
Кортес встал на рейд неподалеку от устья, и вот тут-то все изменилось.
— Санта Мария! А это еще что?! — ткнул пальцем вперед главный штурман.
Кортес прищурился. Из леса, с обеих сторон реки в полной тишине выбегали раскрашенные в самые разные цвета мавры.
— Господи! Да их больше тысячи! — подошел сзади казначей.
— Как бы не полторы… — покачал головой Кортес. — И все вооружены.
Вооруженные мавры — один за другим так и сыпали из леса, и конца этому не было видно.
— Что делать будешь? — тихо спросил штурман. — Может, сразу — пушками? Разбегутся, как крысы.
Кортес стиснул челюсти. Если начать с пушек, много золота не взять, а ему была нужна добыча. Очень нужна…
— Сначала поговорю. Селение значится, как мирное. Предатель Герреро сюда вряд ли добрался. Ну, а там… посмотрим.
Вожди встретили их на песчаном берегу. Стараясь удержать нервную дрожь, Кортес окинул взглядом амуницию парламентеров и с оторопью признал, что такого еще не видел: стеганые хлопчатые доспехи до колена, двуручные деревянные мечи со вставными остриями из осколков кремня, необычно длинные боевые луки…
Вожди перебросились короткими фразами, и один вышел вперед. Кортес собрался в комок, подал знак Агиляру и стремительно шагнул навстречу.
— Я, капитан Эрнан Кортес, от имени Их Высочеств доньи Хуаны и ее благородного сына дона Карлоса, повелителей Кастилии и Арагона, обеих Сицилий, Иерусалима и многих островов и материков…
Вождь, перебивая его, резко что-то выкрикнул.
— Он говорит, что кастильцы должны уйти, — перевел подошедший ближе Агиляр.
Кортес на секунду оторопел, но тут же взял себя в руки.
— Мы пришли к вам с миром… — энергично произнес он. — Привезли очень ценные подарки…
Вождь прокричал что долгое и угрожающее, и стоящий справа Агиляр невольно прижался к Кортесу.
— Он сказал, что люди Чампотона и Кампече уже рассказали о нас по всему побережью.
«Черт! — мигом взмок Кортес. — И когда успели?!» По его расчетам, пеший гонец, даже выйдя из этих селений заранее, с форой в сутки, никак не мог обогнать идущую под парусами бригантину.
— Скажи ему, что в Чампотоне и Кампече на наших людей напали… — не опуская глаз, кинул вбок Кортес. — Мы просто обязаны были отомстить.
Агиляр перевел, дождался ответа и опасливо шмыгнул носом.
— Он говорит, если мы начнем высадку, нас всех возьмут в плен и принесут в жертву богам.
Кортеса бросило в жар.
«Рано еще Агиляра на переговоры брать… — сама по себе пришла совершенно ненужная в такой момент мысль. — Слишком забит…»
— Скажи им, что солдат нашего императора еще никто не побеждал, — злясь и на себя, и на Агиляра, процедил он. — И смелее! Что ты за мою спину прячешься?!
Агиляр неуверенно вышел вперед, быстро и шепеляво выкрикнул несколько то ли слов, то ли фраз и быстренько ретировался.
И тогда вождь усмехнулся. Что-то коротко произнес и, показывая, что переговоры окончены, развернулся к Кортесу спиной и неторопливо пошел к своим.
— Он сказал, твои слова, что пух, — перевел Агиляр.
— И все?
— Да, сеньор.
Капитаны совещались долго. Необычные стеганые панцири, большие щиты и на удивление длинные луки произвели впечатление на всех. Кроме того, больше половины — самых крупных — судов из-за мелководья подойти к берегу не могли. А главное, в смысле добычи бой обещал быть безрезультатным.
— Зачем нам рисковать? — резонно выразил то, что думали остальные, Гонсало де Сандоваль. — Золото они наверняка припрятали; так что нам и десяти песо на солдатский пай не взять.
— Но мне бросили вызов, — напомнил капитанам Кортес.
— Тебе бросили, ты и принимай, — насмешливо отозвался Альварадо.
— Верно, — поддержал его бывший губернаторский мажордом Диего де Ордас. — Веласкес не поручал нам ввязываться в драки без серьезного повода.
Кортес стиснул челюсти. Капитаны определенно не считали его пострадавшую честь достаточно серьезным поводом для «бесплатного» боя. И это было то же, что и «шуточки» оставшегося без языка матроса.
Поделиться книгой: