Помоги проекту - поделись книгой:
Убивай их, пока они не открыли пасть
Затишье в новостях — в журналистике обычное дело. В такие дни — обычно это вторники, среды и субботы — Джордж Джонс и Энгус Дрю вяло беседуют в «Вечерних новостях на Эй-би-си» с Питером Дженнингсом, а Дэн Ратер начинает свою программу с рассказа о китайских пандах в вашингтонском зоопарке, которые отказываются спариваться на виду у глазеющей и улюлюкающей толпы.
Си-эн-эн заполняет «13 минут» жестокими сюжетами на тему «смерть и секс в восьмидесятые». Джерри Фолуэлл читает лекции об ужасах герпеса, СПИДа и трагической эпидемии беременностей у девочек-подростков, а Том Брокоу, засыпая перед камерой, бормочет о потерявшихся собаках, раке губы и крупных изъянах в законе Грэмма-Радмена.
Спокойные дни нередки, они составляют примерно половину всех дней в году, это подтвердят телередакторы и люди, зависящие от новостей как от наркотика… Но каждый раз через некоторое время сонное равновесие нарушается, восемь или девять больших событий прессуются в один ком, и эта лавина обрушивается раньше, чем люди типа Ратера или Брокоу успевают добраться до работы; а к закату солнца ситуация становится совсем безумной.
Прошлая пятница была одним из таких дней — истинный ураган новостей, который сам себя заряжал энергией. Мой список сюжетов рос с каждым часом. Утром я собирался сделать давно намеченную работу: написать остро политическую статью о запланированном — Рейганом, Грэммом и Радменом — убийстве «Амтрака», нашей национальной железнодорожной пассажирской системы.
Они обосновывают целесообразность уничтожения «Амтрака» логическими аргументами, достойными всех великих жлобов, начиная с Эбенезера Скруджа. Хорошая тема, хотя и не выделяющаяся из общего ряда. Но к полудню моя голова шла кругом от новых поступлений, и «Амтрак» оказался далеко за бортом.
Утренние передачи кормились с большого блюда: в суде обсуждалось несоответствие конституции закона Грамма-Радмена; младший Дювалье, Бэби Док, сбежал с Гаити после того, как толпы начали грызть кости его папочки; президентские выборы на Филиппинах превратились в разгул мошенничества и насилия.
Ошеломлен был даже Питер Дженнингс. Он беспомощно что-то мямлил перед камерой в Маниле — после того, как головорезы утащили избирательные урны в неизвестном направлении. Официальный наблюдатель от США, сенатор Ричард Лугар (когда он был мэром в Индианаполисе, его называли «любимчиком Ричарда Никсона») пришел в смятение от вопиющего нарушения демократического избирательного процесса и, выступая по международному телеканалу, резко осудил президента Фердинанда Маркоса — поступок, который может угрожать всему военному присутствию США в Юго-Восточной Азии, если Маркое все же украдет победу.
Даже этих новостей хватило бы для насыщенного дня — но часы шли, и поступали все новые известия:
В субботу праздновали день рождения Боба Марли, и еще Джеймса Дина; Клинт Иствуд предпринял нелепую затею: выставил свою кандидатуру на выборах мэра в Кармеле; в Чикаго Майк Дитка назвал бывшего тренера защитной линии «Медведей» Бадди Райана шоу-кабаном, которому стали малы его бриджи.
Райан уже переманил с собой тренера принимающей линии «Медведей» Теда Пламба, чтобы в следующем сезоне вместе заняться злополучными «Филадельфийскими орлами», а теперь, по слухам, Бадди принялся раскалывать ядро защиты «Медведей».
Защитники из стартового состава Гэри Фенсик и Дэйв Дьюрсон имеют возможность свободного выбора команды; Ричард Дент, один из лучших игроков Суперкубка, все еще не заключил контракт; а средний линейный защитник Майк Синглтери еще раньше неоднократно говорил: «Если Бадди Райан уйдет, я хотел бы отправиться вместе с ним».
Чересчур сильное потрясение даже для команды-чемпиона. Для «Медведей» удачей будет, если они в следующем году пройдут серию игр на выбывание. Игроки вроде Дента, Фенсика и Синглтери — не мелкие сошки в хваленой «Защите 46», которая во время Суперигры сделала посмешище из банды полубезумных невротиков с окраин Бостона. Спортивный обозреватель из Филадельфии, например, писал: «Синглтери стал причиной наркопроблемы у «Патриотов»- от его игры они по всему полю впадали в ступор, как от хорошей дозы».
После той игры Раймонду Берри придется на некоторое время умолкнуть. Сегодня «Патриоты» — тонущий корабль. Им не пробиться в заключительный круг еще лет двадцать.
В пятницу произошло много новых событий. Голый Фидель Кастро плавал с двумя сотнями слепых мексиканских детей на общественном пляже в Гаване; Муамар Каддафи угрожал убить каждого еврея, который попытается пересечь Средиземное море; а фрицы в Южной Африке выпустили на свободу Нельсона Манделу…
Но все это стало неинтересно, когда грохнулся Большой Сапог. Это случилось в конце дня. К этому времени из-за свиного гриппа или другой заразы у меня совершенно пропал голос.
Из Майами позвонил Скиннер и сказал, что уже забронировал для нас номера в «Клаб Мед» на первую неделю гаитянского карнавала.
— В Порт-о-Пренсе будет классно, — сказал он. — У меня здесь наготове чартерный самолет. Сколько тебе надо времени, чтобы сюда добраться?
— Приехать-то я могу быстро, — ответил я. — Но у меня нет паспорта. У меня его украли в Спэниш-Велле.
— Паспорт не нужен! — закричал Скиннер. — Никто его даже не спросит. Повстанцы разогнали полицию. Правительство разбежалось. Теперь там нет вообще никаких законов. — Он хрипло засмеялся, и я услышал, как он бросил лед в стакан. — Я там знаю нужных людей, — сказал он. — Мы сможем попасть, куда захотим.
В этот момент я смотрел по телевизору новый сюжет, в котором Бэби Док, пригнувшись к рулю своей «BMW», пробирался через озлобленные толпы в аэропорт, откуда он собирался улететь во Францию. Диктатура Дювалье, более старая, чем двадцатилетнее правление Маркоса в Маниле, в конце концов рухнула, и на Гаити наступило безвластие.
По словам Скиннера, была еще проблема вуду — из сельских районов приходили зловещие сообщения о зомби, бесцельно блуждающих по полям. Эти «умертвии», как выражаются специалисты, представляли собой оживленные с помощью магии трупы — вырытые из могил и приспособленные собирать урожай агавы.
Все эти рассказы официально проверены американскими медицинскими экспертами, утверждал Скиннер. Местные жрецы вуду создали чудовищные лаборатории, где производили все: от мячей для бейсбола до качественного рома и фирменных штанов.
Полная бессмыслица, но — сюжет, который трудно игнорировать.
— Все подтверждено расследованием ЦРУ, — заверил Скиннер. — Могу свести тебя с крутыми парнями — жрецами вуду и мастерами зомбирования.
Почему бы и нет? Прикинем. Пожалуй, сейчас самое подходящее время для путешествия на Гаити. Я велел Скиннеру задержать отлет до моего приезда и договорился в Майами насчет наличных. Мы будем в Порт-о-Пренсе сегодня к ужину.
Четыре миллиона бандитов
Всю прошлую неделю на Гаити никто не улыбался. Революция получилась не очень красивой. У всех снесло крышу, карнавал был отменен, и по улицам бродили кровожадные толпы. Диктатор-яппи, Бэби Док, сбежал из страны, и нация, наконец, ощутила свободу.
Падение Дювалье — этой династии черных подонков — сопровождали грандиозные празднества. Великое событие праздновали в Бостоне, Бруклине и северной части Майами. Тысячи гаитянских беженцев заказывали билеты на самолеты до Порт-о-Пренса, аэропорт которого до сих пор значится в путеводителях как «Международный аэропорт имени Франсуа Дювалье».
Но ему недолго носить это имя. На прошлой неделе разгромили могилу Старика. Банды обезумевшей молодежи, с кирками и бутылками черного рома в руках, разбили белый мраморный мавзолей Папы Дока на мелкие осколки. А вот костей они там не нашли.
Никто не знал, куда они делись, но вид пустой гробницы ужаснул толпу. Многие в суеверном страхе упали на колени.
Папа Док исчез. Он был запечатан в прозрачный плексиглас, как пчела, но непонятным образом ему удалось выбраться наружу. В могиле не было и одежды, в которой его похоронили. Пропали даже кнут и сапоги.
Кое-кто говорил, что военные унесли тело и спрятали его в каком-то другом месте, но никто в это не верил. Толпа понимала! В стране, где восемьдесят процентов людей — католики, и девяносто процентов — тайные приверженцы вуду, бесполезно объяснять пустоту склепа, в котором был надежно замурован сам Дьявол, банальной кражей.
Телезапись сцены, последовавшей сразу после вскрытия могилы, запечатлела странное молчание людей, впавших в достаточно долгий ступор. Затем толпа, где было много пьяных, начала безумствовать от ярости и раскаяния.
Старик не ушел. Он остался с ними. Он находился рядом. В том смысле, в котором он сам это понимал, он был здесь. Навеки сохранил свое могущество. Несколько мгновений его тень плавно покружилась над толпой, а затем, как летучая мышь, унеслась, скользя между ветвями альбиций.
Старик был колдуном, он был мудростью мудрых и богом богов… и что с того, что его сын оказался слабаком? Он ушел. Мистер Рейган отправил его во Францию. Революция закончилась. Теперь нации нужен сильный лидер.
На той неделе у всех нас были проблемы. Три дня продолжалась снежная буря, Ли Якокка[39] погорел, а в среду позвонил Скиннер, чтобы сообщить, что нашего пилота арестовали в аэропорту по обвинению в торговле оружием, а человека, которого мы наняли на Гаити в качестве персонального шофера, среди белого дня забили до смерти тонтон-макуты. Наш шофер был связан с вуду, объяснил Скиннер, он убивал из сугубо мистических соображений: черная магия и примитивный культ.
— Давай поговорим о рыбе фугу, — сказал Скиннер, — у нее самый сильный яд в мире: в пятьсот раз токсичнее цианида и в сто шестьдесят тысяч раз сильнее кокаина, если используется как анестетик.
— Хватит нести чушь, — сказал я. — У нас нет ни пилота, ни водителя. Как мы доберемся до Гаити?
— Поездка откладывается на несколько дней, — ответил Скиннер. — Почти все мои знакомые на Гаити убиты.
Но потом Скиннер сказал, что знает адвоката, выходца с Гаити — активиста-эмигранта, который занимается нелегальными морскими перевозками в Ки-Уэст и имеет связи в Порт-о-Пренсе. Он найдет надежного шофера, который встретит нас в аэропорту и окажет помощь в любых вопросах.
— На некоторое время мы заляжем на дно, — сказал Скиннер. — Поболтаемся немного в море, на лодке с Мэлом Фишером. Он добывает изумруды размером с твой палец на глубине в сорок футов всего в нескольких милях от Ки-Уэст.
Я согласился. У нас не было выбора. Скиннер потерял контроль над ситуацией. Трое из его людей были мертвы, а двое — выведены из строя.
Все эти события нанесли нервной системе Скиннера большой урон. Он начал пить скотч пинтами и так колотить кулаками по дубовой двери, что забрызгал рубашку кровью. Адвокат по имени Морис рассказал, что аэропорт на Гаити пока закрыт, но скоро откроется под новым названием: «имени Рональда Рейгана». Комендантский час отменят в пятницу.
— К тому времени на Гаити закончатся убийства, — сказал Скиннер. — Необходимые нам люди сейчас все еще в подполье. Если мы отправимся туда одни, нас зарежут как кабанов.
Там все еще охотятся на тонтон-макутов, забивая их до смерти прямо на улицах.
Новости о событиях на Гаити были не слишком подробными. Среди немногих съемок, показанных по телевизору, был отвратительный фильм о тонтон-макутах — печально знаменитой тайной полиции, следователях-садистах, которые терроризировали Гаити три десятилетия на правах личного гестапо династии Дювалье. Теперь толпы народа вытаскивали тонтонов из их домов и мачете рубили их на части.
Показывали сцены, в которых людей избивали и подвергали публичной порке, а затем пытали огнем и забивали насмерть камнями. Это происходило всего в нескольких футах от телекамеры. Комментатор срывающимся голосом рассказывал, что все тонтоны, кому удалось убежать, спрятались в горах и отсиживаются там, в пещерах, как крысы, со всем оружием, которое они смогли унести с собой. Тонтоны обезумели от страха и будут драться насмерть, как дикие звери.
Это стало серьезной проблемой для правительства. Тайная полиция Дювалье не похожа на обычные правоохранительные органы. Это особый экземпляр, частная армия наемных убийц, головорезов и сыщиков, которые двадцать восемь жестоких лет поддерживали политическую стабильность во всех уголках Гаити, имея полномочия пытать и убивать любого, кто встанет у них на пути.
По платежным ведомостям, обнародованным незадолго до бегства Бэби Дока, на Гаити было пятнадцать тысяч тонтон-макутов — в два раза больше, чем солдат в гаитянской армии, морском флоте и авиации вместе взятых.
Теперь эти обезумевшие от страха убийцы бегают по всей стране, как бешеные собаки. Уотергейтского скандала не случилось бы, если бы Ричард Никсон имел армию телохранителей в два раза больше американских вооруженных сил. Никсон оставался бы нашим президентом до сих пор. А если бы, в конце концов, он был вынужден оставить свой пост, мы столкнулись бы с адским кошмаром — четырехмиллионной бандой хорошо вооруженных, накачанных дешевыми наркотиками головорезов-убийц с приклеенными на лбах и сердцах расценками их криминальных услуг. Трудно представить себе более зловещую язву на теле страны.
Ангелов Ада было не больше пятисот человек даже в лучшие их годы. Четыре миллиона таких ребят создали бы совершенно другую ситуацию.
Заметки с поля боя
По воскресеньям парк всегда переполнен.
Так в прошлое воскресенье сказал Фердинанд Маркое. Он беседовал в сдержанной манере, прогуливаясь по балкону своей резиденции в Маниле и пожимая плечами перед телекамерами. При этом у него был вид человека, который никогда не любил воскресенья — и парки, соответственно, тоже.
Фердинанд никогда не был тем, кто гоняет футбольный мяч в Рицал-парк по выходным. Он всегда занят делом, даже на праздник Дня Господня.
Политика. Всегда политика. Если не завтрак с представителем «Круппа» — то телефонный звонок из Сингапура, жалобы на последнюю партию жирных молодых людей, доставленных для правительственных мероприятий, или на цены на оружие в Бельгии.
Для семьи Маркое воскресенье никогда не было спокойным днем, а уж последнее оказалось совсем из ряда вон. Рицал-парк был не просто полон: полмиллиона людей стояли плечо к плечу на боковых дорожках, что выглядело как два или три монолитных блока, — и все они требовали голову Фердинанда Маркоса.
Плохи дела на Филиппинах. Ночью в субботу Маркое потерял контроль над армией, и мятежные генералы принялись созывать пресс-конференции, а в воскресенье началась настоящая свистопляска. Бизнес застопорился; а ведь в этом году президентские лицензии на национальные собачьи бега еще не были проданы.
Фердинанд понимает толк в этом деле — от двух до трех миллионов долларов в год за одно рукопожатие с потеющим круглоглазым посредником, который дальше будет иметь дело со всеми собаками, потом беглый автограф на контракте, умывание рук, уход от деталей или передача их Имельде. У его жены отличные коммерческие способности.
Она отлично поладит с Мишель Дювалье, вкрадчивой и экстравагантной женой обреченного Бэби Дока, когда их, в конце концов, поселят вместе где-нибудь на острове Веско, куда, заодно, надо отправить и шаха.
Нам надо найти прибежище для этих людей. Когда их самолет делает вынужденную посадку, они сами начинают лихорадочно озираться в поисках места, где можно жить как в прежние времена и общаться с себе подобными.
Отвратительный образ — маленький остров, не принадлежащий ни одному государству, где не действуют договоры о выдаче преступников, где все соседи признаны виновными, и никакое злодеяние не рассматривается как слишком гнусное.
Представьте себе: люди вроде Маркоса, Дювалье, Иди Амина[40] в одной компании с Бебе Ребозо[41] и Д.Б. Купером[42] живут в своего рода чудовищной гармонии — со своими слугами и изобилием виски; они навеки отрезаны от тревог внешнего мира.
Использовался Никсоном для «грязных дел» и финансовых махинаций; с помощью завуалированных взяток (например, подарил дочери Никсона Джулии особняк стоимостью 100 тыс. долларов) незаконно получал привилегии для своего бизнеса.
А теперь вернемся к реальности и посмотрим по телевизору новости: несколько сюжетов из Манилы. Обе стороны проявили образцовый экстремизм. Но Фил Хабиб сделал свою работу лучше: Фердинанд отправится на остров Веско еще до следующего полнолуния.
Поверьте мне на слово — и, пожалуйста, перешлите официальную расписку за коричневую сумку с командировочными, которую я вам отправил назад, что было главным образом вопросом дисциплины.
Что касается Гаити: пока нет ни известий от Мика Джаггера, ни свободных комнат в отеле «Грейт Олафссон» — по крайней мере, пока туда не прибудет Мик. Кроме того, мне еще надо повидать некоторых людей в Майами. Все сложится вместе в нужный момент.
Вчера метель намела в тарелку тонны две мокрого снега. Мне пришлось чистить антенну щеткой.
Съемочная группа снимала мою напряженную борьбу со стихией. Хозяин дома, нацист Джей, вышел на улицу, чтобы поиздеваться надо мной, пока я барахтался в сугробах.
У него не было никаких прав на «Большой глаз». Хорошо, что у него не было также возможности огородить его проволокой: это неизбежно ослабило бы сигнал и нарушило связь.
Мы могли бы сделать это, говаривал босс, но это было бы неправильно. Нет смысла искать что-то в небесах, если у вас нет самого тонкого и чувствительного оборудования.
Прошлой ночью я поймал черно-белый сигнал, который даже не записался. Это был старый концерт Джима Моррисона, может быть, пиратское видео. Такие вещи никогда не удается выяснить.
Тарелка принимает сигнал с двадцати двух спутников с запада на восток, с интервалом в шесть-восемь секунд — примерно двести каналов, заполненных старыми фильмами, речами фанатичных поборников Иисуса, новостными прямыми включениями из мест вроде Икс-игрек-зет в Детройте, передачами НАСА из Хьюстона и мексиканскими фильмами для сорокалетних мужчин.
Слишком много отбросов — гораздо больше, чем может вынести психически здоровый человек. С правильным оборудованием — или даже неправильным оборудованием, но искусными руками на пульте управления — вы можете найти собрание речей Генри Киссинджера, лицензионную версию «Глубокой глотки» и «101 знаменитую игру Харлема Глобетроттерса». Этому нет конца: все дни и все ночи без сна в режиме безостановочного автореверса.
Но вы не найдете там концертов Джима Моррисона. Они уникальны — незамысловатые черно-белые кадры с Бешеным Джимом на сцене, старые добрые дни, его голос, как у Фреда Нила, его глаза, проницательнее, чем у Джеймса Дина, и его группа, которая была достойна своего Короля. В моменты подъема The Doors становилась лучшей группой в мире.
Понимание своих возможностей не давало Моррисону покоя всю жизнь. На концертах он был иногда шумным и непристойным, иногда — просто рутинно отрабатывал программу — но обязательно через некоторое время заводился, выходил и танцевал вместе с группой и публикой, и тогда он был более чем уникален. Джим Моррисон мог встряхнуть кого угодно.
На днях мы обсудим имена, которые должны быть записаны в Зале славы настоящего рок-н-ролла — живого, изменчивого королевства, расположенного за пределами владений Элвиса, Чака Берри и Литтл Ричарда, — и тогда разговор пойдет о таких именах, как Боб и Мик, и таких мелодиях, как моррисоновский «Отель».
Слушайте их иногда. Возьмите огромный старый, сжигающий проводку усилитель «Макинтош» и пару мощных колонок, поставьте их в большом пустом доме. Потом встаньте на другом конце зала и почувствуйте, как музыка поднимается через ваши бедра… хо, хо… и потом вы можете уверенно говорить, что однажды слышали, как играют настоящий рок-н-ролл.
Гонзо — спасение затонувших ценностей
Шугарлауф-Ки, Флорида. Сегодня вечером телевизоры не работают. Экраны почернели на середине очередной серии «Майами, полиция нравов», как раз в тот момент, когда Дон Джонсон подстрелил кагэбэшного киллера из своего суперсовременного пистолета.
Потом шторм усилился, а настроение людей стало резко падать. Эти недоумки начали избивать друг друга акульими баграми в ночных барах и придорожных тавернах, стоящих вдоль хайвея А1А. Местные жители могут вынести почти все, но только не срыв трансляции «Майами, полиции нравов».
В такие ночи лучше не отвечать на телефонные звонки. Они могут означать только неприятности: или вашего приятеля прибило на дороге рухнувшим электрическим столбом, или береговая охрана хочет сообщить, что ваш катер украли наркоманы, и минуту назад ворюги передали по радио, что тонут где-то недалеко от Санд-Ки, и что вы — их местный финансовый поручитель, который оплатит спасательную операцию.
В моем случае, речь шла о кораблекрушении, которое потерпели какие-то залетные недоумки. Мне сообщили, что 88-футовая прогулочная моторная яхта под названием «Там-пабей куин» натолкнулась на риф в Хоук-ченнел. Все матросы покинули судно.
Оказалось, что на корабле было всего три человека. Их доставили на берег, и теперь они возбужденно несли какой-то бред о зеленых акулах и коралловых отмелях. Они путано описывали, как их корабль разваливался на части подобно спичечной коробке, как они звали на помощь, отчаянно крича в вышедшее из строя радио.
«Почему бы и нет?» — подумал я. Мы, в конце концов, занимаемся ремеслом — и, кроме того, за свою жизнь я не написал ни одной статьи о кораблекрушении, пусть даже маленьком… кроме того, вокруг болтали о «потерянном грузе» и жестоких законах, утверждающих «права спасателя».
Ни один из этих предметов не казался достаточной причиной, чтобы выходить на улицу в шторм, но ремесло подчиняется собственным законам. Через некоторое время, около полуночи, я обнаружил, что разговариваю с незадачливыми мореплавателями в местном мотеле, где они нашли приют на ночь… а вскоре я был так захвачен этой историей, что нанял 36-футовый катер-«ракету» и на рассвете вместе с капитаном потерпевшего крушение парусника отправился к обломкам, чтобы собрать имущество, которое еще можно было спасти.
— Нам надо двигаться быстро, — сказал капитан, — чтобы добраться туда раньше людоедов. К полудню они разденут яхту догола.
Яркое солнечное утро было жарким. Шторм закончился, и волны в проливе уменьшились до трех футов. Такое волнение на море — для быстроходной «ракеты» пустяк. К моменту, когда мы вышли из бухты, наша скорость достигла сорока миль в час, и через сорок минут мы пришвартовались к «Тампа-бей куин». Яхта сидела днищем на рифе, наклонившись под углом в сорок пять градусов; в корпусе зиял большой разлом.
Не было надежды спасти что-нибудь, за исключением новых нейлоновых парусов, мотора и шести никелированных лебедок, каждая из которых, по словам обезумевшего от горя капитана, стоила пять тысяч долларов. Следовало заняться также 80-футовой мачтой из тика, которую можно было продать в Ки-Уэст по сто долларов за фут. Кроме того, мачта привлекала внимание своей красотой и изяществом.
Когда мы вскарабкались по крутой заиленной палубе, капитан сказал, что нам надо срезать паруса ножом, а своего первого помощника отправил к лебедкам.
— К черту отвертку, — крикнул капитан. — Просто выломай их топором!
Первый помощник не был настроен выполнять приказ капитана. Он заявил, что ему не платят денег уже три недели. Кроме того, на нем были забавные черные кожаные ботинки с высокими каблуками и скользкими кожаными подметками. Из-за них он постоянно поскальзывался и терял равновесие. Время от времени мы слышали крик, а потом — всплеск от падения в воду. Большую часть времени я занимался тем, что втаскивал помощника обратно на палубу; в конце концов, мы с капитаном привязали его стальным страховочным тросом к мачте, что дало ему возможность сосредоточиться на работе.
К тому моменту мне уже надоело потеть, а притягательная таинственность нелепого кораблекрушения давно улетучилась. Капитан — свинья, его первый помощник — сорокалетний юнга из Нью-Джерси, а корабль, скорее всего, краденный… Тем не менее, я здесь, в открытом море с этими людьми, с раннего утра занимаюсь физическим трудом, и все суставы на моих руках сбиты в кровь. Я почувствовал, что пора выпить пива.
Осторожно, как краб, я стал перемещаться по палубе, целеустремленно продвигаясь к переносному холодильнику с холодным пивом, который мы оставили на «ракете». Вот тогда я и увидел приближавшихся стервятников. Они сделали вокруг нас несколько кругов — два голых по пояс бандита в небольшой лодке. Капитан сразу их узнал.
— Помоги нам, Господи, — пробормотал он. — Пришли. Те самые, которых я боялся.
Поделиться книгой: