Он снова вошел в палатку, где сидела несчастная Лальмет. Резким движением Акхан вырвал бамбуковую палку из ее спины, и девушка всем телом оползла на пол. Вард и Урс завернули ее в шерстяную ткань одного из верблюжьих одеял и, положив на плечи, вышли из шатра. Принц последовал за ними. Молча они прошли между палатками. Часовые спали. Сейчас командующий не стал их будить, он только зло закусил губу и едва сдержался, чтоб не пнуть одного из навалившихся на собственное копье воинов. «Разгильдяи. Буду выставлять попарно, своих и этих дураков».
На побережье, где легко было вырыть глубокую яму во влажном песке, все трое остановились. Урс было взялся за лопату, но Акхан остановил его:
— Это мое дело, отойдите.
Меньше чем через полчаса все было закончено. Прежде чем опустить Лальмет в яму, принц откинул край покрывала, чтоб в последний раз посмотреть на нее. Лицо девушки было тихим, как отстоявшаяся вода в чашке. Ни страх, ни иступленная ярость не искажали его черты, и теперь Акхан понял, что она совсем не была красивой. То, что притягивало и волновало в ней, уже отлетело от безжизненного тела.
Акхан сам спрыгнул в яму, осторожно снял с края насыпи тело, опустил его на землю, повернул несчастную жертву лицом вниз, как и подобало хоронить дочерей Атлана, и вылез наверх. Вскоре вырытый песок был засыпан обратно, и принц разровнял холм над поверхностью земли.
— Идемте.
На обратном пути он все же напугал часовых и пригрозил повесить всех, кто заснул на посту. У самого входа в палатку его нога споткнулась обо что-то твердое, принц больно расшиб босой палец и, повинуясь досаде, нагнулся к камешку, чтоб зашвырнуть его подальше. В ладонь Акхана лег маленький отшлифованный предмет, на ощупь — покрытый резьбой. Сжав его, акалель шагнул в палатку. Лампа все еще догорала на столе. Принц разжал кулак. В его руке лежал синий нефритовый череп с дырочками для шнурка. Акхан несколько минут смотрел на ужасную оскаленную голову, затем осторожно, стараясь не греметь, открыл свой ларец с письменными принадлежностями и спрятал находку на самое дно.
Сероватый рассвет уже пробивался сквозь полог, а он не смыкал глаз. На редкость плохое начало похода, просто из рук вон!
Глава III
ШИБАЛЬБА
Армия подступила к священному городу на исходе третьего дня. Красное раскаленное солнце медленно опускалось за мощные горные хребты, оставшиеся за спиной войска. Светило заходило на востоке, но этому уже никто не удивлялся.
Акхан велел войскам перестроиться на марше. Он хотел ударить тольтекам в спину и одним стремительным натиском отбросить врага от Шибальбы. И тут обнаружилось, что не все осаждающие — враги. Эту потрясающую новость поведал командующему Тикаль, причем уже на подходе к городу. Оказывается, несколько тольтекских родов, принимавших участие в набеге, не могли поделить общую добычу, поэтому два из них — Муравьеды и Тапиры — отошли на небольшое расстояние от города и разбили свои лагеря в отдалении. Главы родов-изменников вступили в сговор со жрецами Шибальбы, отправившими Тикаля в Атлан за помощью. Теперь союзные тольтеки ожидали прихода армии своих бывших врагов, чтобы начать с ней совместные действия.
— На условиях? — Акалель поднял бровь. Он не показал, насколько ошеломлен известием. После того как в ночь убийства Лальмет Акхан обнаружил возле своей палатки нефритовый череп из ожерелья Тикаля, принц держался со жрецом очень настороженно.
— Когда остальные тольтекские роды будут изгнаны из Ар Мор, Муравьеды и Тапиры получат северные земли, подступающие к горам Тулан, — ответил Тикаль.
— Вот как? — Акхан сдержался. Ему было непонятно, зачем отдавать противнику земли, если в армориканские колонии послана армия столь внушительной численности.
— Такова воля Лунного Круга, — поспешил пояснить Тикаль, несколько сбитый с толку тем, что командующий не задает вопросов. — Акалель не должен удивляться, что я сообщил об этом только сейчас, всякому знанию свое время.
— Разве я о чем-нибудь спрашивал? — Саркастическая улыбка скривила не по-атлански жестко очерченный рот принца.
— Лунный Круг мудр, — тихо прошелестел своими бесцветными губами жрец. — Неразумно таить в душе недовольство…
— Да слышит меня змееногая Атлат, я всем доволен! — Голос Акхана звучал насмешливо. — Но просветят боги мой темный разум, как я теперь отличу наших высокочтимых союзников от остального сброда?
— Что касается тех животных, которых мудрость бессмертных Шибальбы привела в ряды наших слуг, — сухо ответил жрец, — то я уже послал к ним предупредить о нашем приближении и во время боя они поддержат непобедимую армию атлан.
«Значит, у него есть свои люди в лагере, — отметил принц. — Не почтовых же змей он посылал к тольтекам».
— А если это ловушка? — вслух сказал Акхан. — Ваши подопечные могут ударить нам в бок, а мои доблестные каторжники не готовы к разворотному бою.
— Я повторяю, — тоном терпеливой няньки заявил жрец, — мудрость Лунного Круга безгранична.
Принц пожал плечами. Изменить ничего уже было нельзя. Акалеля душила холодная ярость, и он, чуть тронув коленями бока лошади, отъехал от жреца.
Две армии неумолимо сближались. На стенах Шибальбы запели трубы, призывая оставшихся в живых защитников священного города вступить в последнюю битву и помочь подходящим атлан. Тольтеки заметили опасность еще раньше. В широко раскинувшихся вокруг осажденной крепости лагерях раздалось блеяние походных горнов, бой барабанов, замелькали перья и ягуаровые шкуры.
Для жреца это была лишь беспорядочная суета, но привычный глаз Акхана видел, как противник быстро и четко перестраивает и выдвигает вперед собравшиеся отряды. Принц был удивлен слаженностью действий тольтеков. Для него, как и для каждого атлан, они были в лучшем случае дикари, научившиеся ходить на задних лапах и разговаривать. Но сейчас обычная дворцовая спесь ушла, уступив место сосредоточенному вниманию.
Войска Акхана спускались в долину с холма, преодолевая последнее взгорье на своем пути к Шибальбе. Навстречу им выдвигались все новые и новые отряды тольтеков. Акалель молча вглядывался в их ряды, ища слабину. Его армия была не готова к встрече с сильным противником. Вчерашние каторжники владели оружием, но одно дело нападать из-за угла, а другое — вступать в открытый бой с вражескими войсками. Еще никогда в жизни Акхан не был настолько не уверен в своих солдатах. Перестройка на марше подтвердила его худшие опасения, офицерам едва удалось объяснить этой буйной толпе головорезов, чего от них хотят.
Единственная надежда была на то, что принцу удастся вместе с конным отрядом пробить брешь в рядах тольтеков и утянуть за собой остальное войско. Новички, поддавшись общему порыву, войдут в раж и, опьяненные кровью, начнут беспорядочную резню вокруг себя. Но это будет возможно лишь в том случае, если атлан удастся преодолеть первый панический ужас.
Тольтеки приближались как лавина, и, казалось, готовы были напасть первыми. Они издавали ужасающий вой, от которого кровь стыла в жилах у непривычных к подобным зрелищам каторжников. Враг стучал в квадратные щиты, обтянутые грубой кожей, дул в костяные флейты и раковины и орал так, что у акалеля на мгновение заложило уши.
— Стоять! — крикнул он окружившим его молодым офицерам, с детским изумлением таращившимся на дикарей. — Во что бы то ни стало держите строй!
Перепуганные калели ринулись к своим отрядам, тесня лошадьми готовых побежать солдат обратно в ряды. Море перьев угрожающе колыхалось перед глазами атлан, но командующий уже видел, что в огромном войске противника нет единства. Каждый род наступал сам по себе. Это вселило надежду.
У армии Акхана было одно преимущество — передовые конные полки. Принц остановил их и приказал подтянуться непосредственно к себе. Он с удивлением наблюдал, как тольтеки на мгновение замерли. Потом раздалось надсадное гудение роговых труб, цепочки красных пернатых воинов разомкнулись и… Такого Акхану еще никогда не приходилось видеть! С грохотом и лязгом к его армии через долину в клубах пыли понеслись плоские боевые колесницы, запряженные рослыми косматыми козами. Поистине, зрелище было бы смешным, если б не вызывало такого ужаса. Сверкающие медные лезвия, укрепленные на колесах повозок, словно огромные косы, вспыхивали на солнце.
— Разомкнуться! — крикнул принц. — Пропустить их внутрь и отрезать от пехоты!
Он прекрасно знал, что колесницы хороши для первого удара, а в сумятице на узком пространстве они теряют всякую боеспособность. Но его неопытные в военных делах каторжники этого не знали. Их охватила паника, и еще до того, как враг врезался в ряды атлан, передние побежали, сминая задних.
И все же часть отрядов послушалась командующего и разомкнулась, пропуская смертоносные повозки с косами. В следующее мгновение атлан почувствовали всю выгодность своего положения. Козья конница увязла в куче отступавших, и ее атака захлебнулась среди множества подкошенных тел.
Акхану показалось, что на правом фланге тольтеков воины передвигаются медленнее, а их цепь реже. Он развернул лошадь и махнул рукой командирам конницы. Именно там они должны были пробить желанную брешь.
Уже встречавшие в Ар Мор лошадей тольтеки не должны были особенно испугаться. Они выставили вперед большие квадратные щиты, обтянутые оленьей кожей, и в ожидании атлан подняли увесистые булавы с шестигранными каменными навершиями. Из-за спины передней шеренги красные лучники выпустили град стрел и сразу же отбежали назад.
Краем глаза принц видел, как несколько лошадей рухнули на землю и его всадники перелетели через головы убитых животных. Но это не могло остановить летевшую вперед лавину. Его конница! Его гордость! Слава богам, она с ним и в этом аду!
Акхан был уверен в силе удара своих старых войск и не ошибся. Лошади, врезавшись в шеренги тольтеков, проложили глубокую брешь, в которую хлынули остальные солдаты. Все смешалось. Конские ноги, красные тела, коротко остриженные гребни на шлемах атлан и пышные перья в прическах тольтеков, перекошенные нечеловеческой злобой лица его воинов и искаженные звериными оскалами человекоподобные маски дикарей.
Акхан рубил направо и налево, прокладывая себе дорогу к небольшому холму, с которого он мог оглядеть поле. Принц видел, что его неумелая, плохо обученная армия все же разбила ряды тольтеков в нескольких местах и, хлынув в образовавшиеся бреши, завертела водовороты боя уже на самых подступах к лагерям противника.
Отсюда, с земли, казалось, будто сплошная мешанина битвы идет на всем пространстве долины, но принц хорошо знал, что это не так. Стоит ему въехать на возвышение и оглядеться, как картина боя представится совсем иначе. Акхан видел, что сквозь ревущую, визжащую, орущую и стонущую толпу сражавшихся к нему пробиваются офицеры. Им нужны были четкие команды, ему — возможность их отдавать.
Но проклятый холмик весь был покрыт дерущимися. Акалель уже развернул коня и направил его вперед, прямо по телам, когда почувствовал, что старый боевой товарищ стал оседать на задние ноги и как-то нелепо задергал головой.
— Проклятье воронов! — выругался принц. Он увидел, как из-под брюха его коня выскользнула красная фигура тольтекского воина в изодранной ягуаровой шкуре. Дикарь сзади подсек ноги коню Акхана, и теперь акалель неудержимо падал в кровавое месиво на земле.
Перекинув правую ногу через спину лошади, принц соскочил вниз, но тут же поскользнулся на чьих-то растоптанных мозгах вперемешку с перьями и зубами. Он рухнул лицом вниз, а сверху на него осела туша коня.
— Проклятье Бел! — прохрипел Акхан, с трудом потянулся вперед и поднял голову, но увидел над собой тяжелую боевую булаву с нефритовым навершием, занесенную для удара. В тот же миг принц, отшвырнув собственное оружие, с силой дернул на себя широко расставленные босые ноги противника. Тольтек упал на спину, и пока он барахтался среди нагроможденной кучи трупов, акалель успел вылезти из-под придавившей его лошади.
Уже в следующую минуту враги, тяжело дыша, стояли друг против друга. Акхан чувствовал, что его ноги после сильного удара о землю разбиты. Тольтек вытирал со лба кровь, накатывавшую ему на глаза. Еще один глубокий вдох, и оба ринулись вперед. Первые удары принца дикарь отбил легко. Зато неожиданный выпад нефритовой булавы тольтека едва не достиг цели, и Акхан с трудом успел отскочить назад. «Проклятое плечо! — думал принц. — Я же не чувствую оружия…» Следующий удар тольтека заставил акалеля попятиться. «К черту! Ко всем чертям!» Акхан резко перебросил меч в другую руку и начал наступать, нанося противнику град ударов. Вот теперь он ощущал уверенность. «Мальчишка, — шипел себе под нос принц. — А вот это тебе как?» Но, несмотря на душившую командующего ненависть к красному выродку, убившему его коня, принц не мог не оценить ловкости врага. Бой с этим дикарем доставил ему настоящее наслаждение, а молниеносно сыпавшиеся удары были и новы, и непривычны.
Акхану удалось нанести тольтеку несколько ран в бедро и предплечье, сам он пока оставался неуязвим. Однако при падении принц ударился грудью и теперь чувствовал, что начинает задыхаться. Дыхание же его врага оставалось ровным, он мог продержаться еще долго. Акалель решился на последний выпад. Он резко рванулся вперед и всей тяжестью тела привалил противника к земле. При этом удар тольтекской булавы пришелся по косой, и остро обломившийся конец каменного шестигранника рассек принцу кожу на ноге от самого бедра до колена.
Боли Акхан не почувствовал, хлынувшая из раны волна теплой, мягкой крови была почти приятна. В тот же миг он ощутил солоноватый привкус на губах. Это отчаявшийся противник саданул ему кулаком свободной руки в лицо, но удар вышел слабым и акалель только откинул голову. Он потерял меч и теперь душил своего врага, сомкнув руки на его шее. Принц хорошо видел совсем еще молодое, перекошенное звериной ненавистью лицо воина.
Как будто со стороны, Акхан услышал собственный хриплый смех, переходящий в кашель. Разбитая грудь не давала глубоко вздохнуть, и принц с ужасом понял, что его хватка на горле тольтека не усиливается с каждой минутой, а, наоборот, слабеет. Из последних сил акалель навалился на врага, одной рукой запрокинул ему подбородок, не позволяя вырваться, а другой потянулся за коротким кинжалом, который должен был еще висеть на поясе. В это время тольтек выгнул одну ногу и ударил принца коленом в пах. Акхан инстинктивно разжал ладони, и враг вырвался из смертельного плена.
Противники грозили вновь очутиться на ногах друг перед другом, однако на поле боя что-то произошло: справа в ряды сражающихся вклинились новые силы, и на узком пятачке у подножия холма опять стало не продохнуть. Ряды отступавших тольтеков потеснили сражающихся, и Акхан, нанося и отбивая удары со всех сторон, потерял своего врага.
Вскоре несколько конных офицеров атлан окружили акалеля, оттеснив от него отступающих в сумятице тольтеков. Акхану подали лошадь, и он въехал на пригорок. Командующий хриплым, надсаженным голосом отдавал приказания. С холма поле боя открывалось как на ладони. Оказывается, схватка шла уже в лагерях тольтеков. Именно туда рвались, обезумев от ярости, его воины.
— Посмотри, Акбаль, — с усмешкой сказал принц одному из своих адъютантов, указывая хлыстом на толпу, переваливающую через насыпь. — Я так и знал, что наши бандиты не выдержат, когда увидят, как их приятели первыми добрались до добычи.
— Да, акалель, — молодой офицер вытирал кровь с рассеченной щеки, — они словно обезумели, никого не щадят. Боюсь, мы не сможем взять пленных.
— Это резня. — Губы Акхана сложились в жесткую складку. — Обычная для новобранцев в конце крупного боя. Так из них выходит страх.
Оставив молодому калелю наблюдать картины, разыгрывавшиеся во взятом лагере, принц повернул голову в другую сторону. Что там творилось! Милосердные боги! Две мощные колонны тольтеков из переметнувшихся родов вклинились с севера в тело огромной армии, осаждавшей Шибальбу, и теперь крушили своих. Это под их напором смешались и побежали воины-ягуары у холма, на котором сейчас стоял Акхан.
Принц оглянулся. В самом хвосте его армии, там, где захлебнулась атака славной козьей кавалерии, все еще шел бой. Уцелевшие горстки тольтеков сражались с необычайным упорством, но и они вскоре перестанут существовать, Акхан знал это. Ему отчего-то сделалось скучно. Поле битвы еще кипело, еще живы были сотни тех, кому через полчаса, не больше, предстоит умереть, еще кричали на стенах Шибальбы ее воодушевленные защитники, желая победы атлан, а он уже знал, что сражение выиграно.
Акхан чуть тронул коленями бока коня, намереваясь съехать с холма.
— Акалель, — услышал он робкий голос адъютанта. — Почему вы сегодня не говорили с армией перед боем?
— Здесь нет армии, — устало махнул рукой принц. — Да поможет мне Атлат сделать хоть что-то с теми, кто останется после сегодняшней драки.
Однако оставшихся было много. Их оборванные и окровавленные толпы ввалились в Шибальбу через проломы в стене, и калелям стоило огромных усилий выгнать солдат обратно, чтобы предотвратить грабеж спасенного города. Когда Акхан на коне проезжал мимо взбудораженных рядов своих воинов, они громко выражали недовольство.
— Молчать! — крикнул принц. — Добычи достаточно и в лагерях тольтеков! Что касается города, то он, да будет вам известно, святыня вашего народа, ублюдки! Грабить его нельзя! Если кто-то еще не почувствовал себя спасителем, может обратиться к командиру, и его повесят в назидание остальным.
Раздался гогот.
— Сегодня вы выдержали тяжелый бой, — продолжал принц. — Да смилостивятся боги над павшими, их участь счастлива, ибо они уже на земле смерти. Те же, кто остался в живых, возьмут себе долю погибших.
По войскам прокатился гул одобрения.
Затем Акхан привычно назвал соотношение частей добычи, которую может получить каждый воин: пехотинец — одну часть, конник — две, первая линия берет в двойном размере, арьергард — половину. Командир делит трофеи, при первой же драке весь отряд лишается своей доли, и она отходит к другим. Калели приступили к утомительному дележу захваченного имущества, а принц поехал по развороченному лагерю тольтеков.
Кое-где еще дымились костры, пестрели пятиугольные шерстяные палатки с навешенными над входом шкурами оленей. Тут и там валялись перевернутые глиняные горшки на ножках. Конь Акхана шел медленно, то и дело попадая копытами в лужи свежей крови и переступая через исковерканные тела. Принц поднял голову и прищурил на солнце глаза, чтобы издалека рассмотреть стены спасенного города.
Шибальба лежала на дне долины как гигантское блюдо идеально круглой формы. Ее мощные стены из желтоватого песчаника контрастировали с красно-бурым цветом окружающих гор. С холма, по которому ехал принц, был виден строгий лабиринт улиц. Прямая, как стрела, Белая Дорога, ведущая от главных ворот, окованных толстыми листами золота, пересекала обводной канал с дамбами и упиралась прямо в священный сенот — колодец для жертвоприношений. Он лениво колыхал свои мутноватые воды у самого подножия ступенчатой пирамиды, на самой вершине которой находился массивный квадрат храма Солнца. Слева от главной возвышалась изящная пирамида Луны, а справа — обширный дворец правителя и верховного жреца Шибальбы.
Принц тронул уздечку и шагом поехал к городу. Из-за полуразрушенных стен толпами высыпали защитники с пальмовыми ветками в руках. Они бежали через поле, размахивая священными растениями и радостно крича.
Остальное было как старый, повторяющийся сон. Чьи-то руки сняли Акхана с седла и, бережно передавая, понесли к городу. У самых ворот его протащили под аркой из целого леса пальмовых веток, и он ощутил острый горьковатый запах живых сочных листьев. Принц слышал гул приветственных голосов, в переулках между квадратными домами появлялись все новые и новые люди, они что-то кричали запруживали улицу, вкатывались даже на священную Белую Дорогу. Акхан видел, что на ступеньках пирамиды его встречают оставшиеся в живых жрецы великого города.
Не донося до сенота, принца опустили на землю, и толпа отхлынула — ступать дальше простые смертные не могли. Акхан встал на колени и застыл не двигаясь на почтительном расстоянии от живых «теней богов». Бритоголовые фигуры в пепельно-синих одеждах заполняли крутую лестницу, ведущую с вершины пирамиды. Жрецы торжественно молчали. Над городом повисла такая тишина, что было слышно, как далеко за стенами кричат раненые, которых добивают союзные тольтеки.
Ветер едва шевелил складки одеяния верховного жреца. Старик был слеп, ибо тот, кто общается с мертвыми, не должен иметь живого зрения. Его бесплотная фигура и белые бельма навыкате произвели на акалеля давящее впечатление. Принц склонил голову и ерзнул коленями по гладким плиткам священной дороги. Острые камешки больно впились в голую кожу. Четверо младших жрецов под руки снесли старца на самую нижнюю ступень у сенота, но полосы воды, разделяющей мир людей и божественную пирамиду, жрец не пересек.
Застыв на плоских камнях, обросших от влаги зеленоватыми водорослями, владыка Шибальбы — Халач Виник — заговорил. Голос его был глух, но, к удивлению Акхана, каждое слово оказалось слышно, и не только ему. Во всем городе, на всем протяжении священной Белой Дороги невидимые керамические трубы, замурованные в стены домов и под плиты мостовых, ловили и передавали слова верховного жреца.
— Ты пришел, и мы ждали тебя, ибо предначертано было, что сын белого ветра спасет нас в миг скорби…
«Белого ветра, — хмыкнул Акхан. — Очень вовремя старик напомнил всей этой орущей от восторга толпе, кто я».
— Но берегись, — продолжал вещать владыка, — ибо пролитой сегодня крови недостаточно, чтоб накормить богов. От голода они сотрясают красную землю и колеблют тень великого Атлана.
«Попонятней нельзя?» — думал принц, за последнее время озверевший от иносказаний. Когда жрец закончил речь, двое его помощников вынесли из-за спины старца толстого храмового удава, увитого гирляндами белых лотосов. Предварительно напоенный теплым молоком с маковым отваром, змей смирно лежал на руках жрецов.
Акхан знал, что ритуал не более чем формальность, но инстинктивно поморщился. Он не любил змей и ничего не мог с собой поделать, в этом сказывался недостаток благородной крови атлан. «Странные шутки иногда играет жизнь, — подумал принц. — Кими, с его страхом обрезать палец, ежедневно обязан брить голову, а я, не вынося даже вида ужей, после каждой победы должен терпеть торжественное возложение удава себе на шею. В такие минуты кажется, лучше б нас разбили».
Между тем двое служителей змеиных церемоний уже обогнули сенот и с вдохновенными лицами стояли над Акханом, держа свой толстый сонный мешок с мышами над головой принца.
— Да увенчают тебя новые победы во славу великого Атлан и его бессмертных богов! — гремел голос старика с другой стороны колодца.
День был жаркий, и поэтому Акхану казалось особенно неприятно прикосновение холодной гладкой чешуи удава к его вспотевшей коже. Поначалу сытый змей лениво свисал с обеих сторон на плечах принца и не подавал признаков жизни. «Проклятый червяк», — с ненавистью думал акалель, чувствуя омерзительную змеиную вонь. И тут гад пошевелился. Это было необычно, оба жреца вздрогнули и отступили на шаг. Черное маслянистое тело на шее принца свилось в кольцо. Змея подняла голову и медленно заскользила вокруг чела полководца.
Легче было встретиться с боевым слоном! Мерзкое, скользкое тело касалось уха Акхана, виска, лба, перетекало с левой стороны на правую. Принц почувствовал, что вот-вот не сдержится. Он закрыл глаза и сейчас же представил, как срывает мерзкую тварь у себя с шеи, начинает кромсать ее мечом и топтать ногами. Такого святотатства ему бы не простили! После этого могла быть только смерть… Над самым лбом принца удав вдруг поднял голову и ощерил пасть.
Толпа взревела. Это был знак, великий знак, смысл которого жрецам Шибальбы еще предстояло растолковать. Крики людей вернули Акхана к действительности. Открыв глаза, он понял, что змей уже спустился на плиты дорожки и лениво соскользнул в мутную воду сенота. Это тоже был знак. Священное животное выполнило свою миссию и ушло к богам, которым служило.
От напряжения Акхан плохо видел перед собой, в его глазах все плыло и кривилось. «Это солнце, только солнце, — постарался убедить себя он. — Я рано снял шлем». Белые плиты дороги вдруг дернулись и со всего размаху ударили принца в лицо.
Глава IV
ГОРЕ ПОБЕЖДЕННЫМ
…Неумолчно гудело море над головой. Слышен был только рев прибоя, и виден ослепительный свет солнца, к которому принц поднимался сквозь толщу зеленой воды. Всадники, сотканные из лучей света, мчались на огромных конях, занимая собой все пространство. Ни земли, ни неба — лишь мерный громоподобный топот и блеск…
…Ветер налетал на скрюченную смоковницу, разом срывая с нее всю листву, и дерево оказывалось торчащей из земли костлявой рукой скелета. Акхан пытался отнять у руки странный меч с крестообразной рукояткой и круглым навершием, но клинок ушел под землю. Адская боль во всем теле мешала принцу как следует ухватиться за оружие и удержать его…
…Раны открылись, старые переломы выкручивали кости и нестерпимо ныли… Кажется, он кричал…
Боль постепенно отступила. Напряжение схлынуло. Акхан лежал на ложе весь в поту и крови. Таким обессиленным акалель был только после двухмесячной лихорадки в Хи-Брасил. Казалось, жизнь по капле вытекала из него.
— Хозяин! — услышал принц встревоженный голос Варда. — Хозяин! — Толстое, трясущееся от жалости лицо слуги склонилось над ним. — Он открыл глаза, — сказал раб кому-то, кого акалель не видел. — Слава богам, он жив!
— Что со мной? — Голос Акхана был хриплым и чужим.
— Вы сутки не приходили в себя, — ответил Вард, осторожно приподнимая Акхана за плечи, пока какие-то неизвестные принцу смуглые рабы в голубых набедренных повязках меняли мокрые шерстяные циновки на его кровати.
— Я говорил?
— Нет, — покачал головой Вард. — Вы были как мертвый.
— Не страшно. — Акхан сел. Сейчас он чувствовал себя гораздо лучше. — Вард, я зверски хочу есть, только… пусть это будет молоко, мед, красное вино и сухие лепешки без соли. Я не знаю почему, но мне надо именно это.
— Будет исполнено, хозяин. — Толстяк просиял.
Он отослал всех вертевшихся под ногами рабов, предоставленных правителем Шибальбы в распоряжение Принца Победителя. Вард не доверял этим мелким красным бестиям. К его большому удивлению, принц вполне владел собой, хотя и выглядел как человек, вставший из гроба. Глядя, с какой жадностью хозяин набросился на еду и как после первых глотков вина порозовели его щеки, Вард немного успокоился.
И то правда, болезнь акалеля на этот раз была очень странной. Глубокий, похожий на смерть обморок: даже сердце перестало биться и пресеклось дыхание. Затем появились слабые признаки жизни, а вместе с ними озноб, лихорадка, бред, и вдруг резкое, ни с чем не связанное улучшение. Можно ли в такое поверить? Видавший виды Вард пожимал плечами.