Александр Афанасьев
Меч Господа нашего-3 [СИ]
(Период распада [СИ] — 10)
Что касается твоего самоуспокоения далекими надеждами, страхом перед суровой жизнью, беспокойством о смерти, которая неизбежно произойдет и страхом перед тропой, которой надо идти, клянусь Аллахом! Поистине! Смелость не сокращает жизнь смелых, также как отсиживание не удлиняет жизнь тем, кто сидит дома.
Помни имя свое!
Удмуртия, Россия
Ижевск, пруд
Речная пристань
Утро 25 июля 2015 года
Была суббота, утро двадцать пятого июля две тысячи пятнадцатого года, жаркого лета две тысячи пятнадцатого года. День, следующий за днем, когда не изменилось ничего — и в то же время изменилось все. День, который уцелевшие потом будут помнить как день начала Второй гражданской войны в России. День, который потом многие будут считать днем рождения новой России. Но тогда — этого никто еще не знал.
Ижевск, в двадцатом веке перехвативший у Тулы и Сестрорецка звание "столицы русского оружия", город — завод был построен два с небольшим века назад как город при железоделательном и оружейном заводе на берегу реки Иж. Его проектировали те же архитекторы что и Санкт-Петербург и в первые пятьдесят лет своей жизни он был архитектурно очень похож на столицу Империи. Точно так же — строительство шло вокруг водоема, правда, в одном случае это было море, в другом — заводской пруд. И тут и тут — закладывались прямые, правильной европейской планировки улицы. На набережной — закладывалось здание оружейного завода с шпилем, которое существует до сих пор.
Сейчас все, конечно же, по-другому. Домишки, которые прилепились к возвышающемуся над прудом холму (а Ижевск очень холмистый город, его называют город на семи холмах) давно уже снесли, теперь на этом месте — где заросшие бурьяном пустыри, где — строительство многоэтажек — генпланом города здесь предусмотрено строительство элитного жилья. Скос холма, обращенный к пруду — теперь засажен газонной травой и тут же проложена дорога, дублирующая предельно загруженную, старую улицу Максима Горького, где не протолкнуться даже зимой — а уж летом, когда отдыхающие ставят автомобили у Генеральского сада… От Центральной площади вниз, до самого пруда — идет широченная, многопролетная лестница. Внизу, на воде — планировали поставить монумент, а рядом, на месте бывшего яхт-клуба — гостиницу Калашникова на насыпном острове — но так и не начали стройку — хотя остров насыпали, теперь на нем загорают. Пока не продвигалось и строительство масштабного навесного моста через пруд, который планировался как часть объездной дороги, призванной закольцевать здесь движение и разгрузить центр города от постоянных пробок. Хотя строительство начали и тут, дорогу планировалось прокладывать через парк Кирова (против чего жестко протестовали жители) и до МСК-14, ранее одного из крупнейших заводов по выпуску мотоциклов во всем мире, а теперь захудалого бизнес-центра заполненного почти наполовину.
В этот день, день жаркий, солнечный, душный уже с утра — неприметная серебристая малолитражка — прокатилась по широченной трассе, построенной на набережной, у плотины резко повернула направо, покатилась дальше. По левую руку было как раз здание бывшего главного корпуса Ижевского оружейного завода, построенного в тысяча восемьсот втором году, еще до войны с Наполеоном, справа — пешеходная зона и пруд. Через три сотни метров автомобильный поток раздваивался: меньшая часть машин следовала дальше, там было новое заводоуправление Ижмаша, пятая проходная Ижевского оружейного завода (производство 100) и клуб для гомосексуалистов на охраняемой территории в заводской столовой (днем он не работал). Большая часть машин сворачивала направо — там была главная речная станция, откуда отходили идущие на Воложку теплоходики и скоростная, малозагруженная сейчас трасса, идущая на МСК-14 и дальше, в микрорайон Строитель и на выезд из города.
Серебристая микролитражка свернула направо — и почти тут же остановилась. У речной станции — народа было много, суббота, дачники едут на огород, простые отдыхающие — купаться на Воложку. Ехали рыбаки, ехали огородники — а с той стороны огороды были и лучше всего до них было добираться именно по воде — и еще были дети. Как минимум два класса — тусовались в огороженной выкрашенными выцветшей краской решетками зоне, бегали друг за другом, чуть в воду не падая, толкались, жевали жвачку, пили колу, матерились, играли в игры на мобильниках, а кое-кто и на планшетниках. Сопровождающие — даже не пытались навести порядок, их задачей было — смотреть, чтобы никто не упал в воду и не выскочил за решетку — а то придется еще раз платить за билет.
У причала — утробно урчала дизелем старенькая Москва-125, которая перевозила пассажиров на Ижевском пруду лет сорок и наверное, обречена была выполнять эту работу еще на сорок лет, потому что денег от продажи билетов едва хватало на текущие расходы…
Глаза человека, сидящего на переднем пассажирском сидении, хищно блеснули. Дети! Дети русистов!
Этот человек был среднего роста, чернявым, он хорошо говорил по-русски, по-татарски и по-арабски. В толпе он ничем не выделялся — кроме разве что более светлой и нежной кожи на подбородке — признак недавно сбритой бороды. Обучение в Ростовской школе милиции, а потом и в лагере Талибана в Пакистане — дало ему необходимые террористу навыки. Любой профессионал при виде этого — заподозрил бы неладное, но в Ижевске, расположенном в самом центре России — террора не было и к такому готовы не были. Местные оперативники УФСБ соответствующего отдела существовали за счет того, что вяло боролись с русским фашизмом и национал — большевизмом.
Человек повернулся, чтобы смотреть в глаза сидящему на заднем сидении молодому человеку — бледному, нездоровому на вид.
— Абдалла. Ты слышишь меня?
— Да…
— Абдалла. Твое имя означает раб Аллаха. Ты раб Аллаха. Ты Абдалла.
— Абдалла…
— Да. Ты — Абдалла. Ты должен сесть на этот теплоход. На, держи.
Абдалла принял небольшой серый комок, сунул за щеку. Это был насвай.
— Ты должен сделать это. Во имя Аллаха.
— Да. Во имя Аллаха…
— Во имя Аллаха… Аллах с тобой, иди.
— Во имя Аллаха…
Человек этот видел, что Абдалла вот — вот поплывет. Когда они снимали кассету — сейчас видеокассеты заменяли флэш-карты, но это по-прежнему называлось кассетой — Абдалла держался куда увереннее. Но — не сейчас.
Впрочем, больше работать все равно было не кем.
— Аллах с нами!
— Аллах с нами, брат. Иди с миром.
Человек испугался — слово Аллах было произнесено достаточно громко, а в России образца две тысячи пятнадцатого года это слово вызывало вполне определенную реакцию. Но видимо, Аллах был с ними — никто и ухом не повел.
— Иди, проводи! — сказал он водителю.
Тот послушно вышел из машины…
Человек на переднем пассажирском сидении закрыл глаза… Аллах с ними и ничего не может быть не по воле его. Аллах все равно сделает, как пожелает, какова воля его, так и будет. Он, раб Аллаха — сделал все что мог — и пусть все будет по воле его…
Видения — плыли по тыльной стороне век… разрыв американской бомбы, взметнувший столб пыли и дыма в небеса, полосующие небо лисьи хвосты пламени — старт самодельных снарядов в сторону американской военной базы, вспышки… вспышки… человек, выплевывающий кровь на бороду… он уже наполовину в раю, он уже наполовину шахид…
— А это — че за шибздик?
Собравшиеся на закрытой палубе тесной кучкой в углу хулиганы — повернули голову в сторону пробирающегося между рядами кресел молодого человека. Кресла здесь были как в старых, советских электричках и даже хуже.
— Нее..
— Толич, видел его?
— Не. Не наш.
— А куда это он попер?
Хулиганы говорили нарочито громко — но человек не обращал на них никакого внимания, и это заводило еще больше.
Наконец, один из хулиганов, хилый и от этого особенно драчливый — направился навстречу неизвестному, толкнул его.
— Э, ты чо?
Это было поводом для драки. Но драться то как раз расхотелось — вблизи, хулиган увидел глаза этого. В голове промелькнуло — нарик. Совсем обширянный. А у нарика — то нож, то бритва, ему все параллельно…
— Ты кто такой? — спросил хулиган, чтобы немного прийти в себя и сменить испуг на привычный заводной кураж.
Вдруг — у человека зазвонил телефон в кармане, почти неслышно. Но он не полез рукой в карман, как это делают нормальные люди, у которых зазвонил сотовый телефон. Вместо этого — он поднял глаза к потолку и выкрикнул громко и страшно:
— Аллах Акбар!!!
— Отец…
Человек открыл глаза. Теплоход уже давно отвалил от причала, развернулся и сейчас вышел почти на середину пруда.
— Да.
— Он не сделает. Он слабый.
— Да… — согласился отец. Не сделает.
Он достал сотовый телефон. Прощелкал номер и нажал на вызов. Вдалеке — негромко, отрывисто громыхнуло.
— Аллах Акбар!
— Аллах Акбар! — повторил сын, который не видел отца больше десяти лет.
Сначала — никто даже не понял, что произошло.
Взрыв не вызвал большого пожара, просто на нижней палубе вылетели разом все стекла. Потом — теплоход остановился прямо посреди пруда, и это привлекло внимание рыбаков, зевак на набережной и отдыхающих на пляже — чтобы теплоход останавливался посреди пруда — такого еще не было. Потом — наиболее востроглазые заметили дымок, выбитые стекла и закричали — пожар! Активизировались спасатели, находящиеся ниже завода Купол, к остановившемуся теплоходу рванули сразу несколько скоростных лодок. А когда — на набережную стали с воем выезжать машины скорой помощи, а теплоход — медленно пошел к мало использующейся запасной пристани посредине набережной — вот тут-то все поняли, насколько это серьезно…
Удмуртия, Россия
Ижевск, ул. Пушкинская
Тир спортобщества Динамо
Вечер 25 июля 2015 года
Взрыв на прогулочном теплоходе в Ижевске, столицы до этого ничем не отличившейся в плане терроризма Удмуртии — стал первой ласточкой, одной из первых ответных мер боевиков на случившееся на днях в Ростове на Дону. Удивляло место избранной террористической атаки — Ижевск, почти русский город в маленькой национальной республике, при том, что в этой республике около половины населения составляли русские, на втором месте шли татары и только потом — коренное население, удмурты, ради которых собственно и создавалась отдельная республика. Но в этой республике — все было не так то просто. Низкое качество управления привело к тому, что одна из самых процветающих национальных республик Союза, город-завод, где людей заманивали всеми благами, квартирами сразу и всем прочим — скатилась в самый низ, многие заводы остановились и были разворованы. В последнее время — сильно тащил вперед автозавод, устанавливающий рекорд за рекордом в выпуске машин — но дело уже было сделано. В республике — была сильна идея отказаться от формальной автономности и присоединиться к благополучному Татарстану, где о промышленности заботились и качество госуправления было не в пример выше удмуртского. Эту идею горячо поддерживали татары, которых в республике была пятая часть от населения, а в Ижевске — четверть, и самое главное — эту идею поддерживали некоторые русские, которым просто обрыдло жить в бардаке. В республике практически не было исламского экстремизма, строительство (точнее восстановление снесенной большевиками) большой мечети в самом центре Ижевска было всеми воспринято нормально — а ижевские татары — хулиганы с Татар-базара не раз ходили встречать на вокзал электричку из Казани с казанскими хулиганами — с дрекольем в руках. Здесь не выявлялись проповедники из Саудовской Аравии, здесь никто не говорил про истинный ислам, про шариат… здесь просто было тихо и мирно. И в последние годы — даже и неплохо. Но произошедшее на пруду показало — сколь обманчива была эта тишина.
Примерно в три часа дня по местному времени — а оно совпадало теперь с московским — в ижевском аэропорту, почти заброшенном и принимающем хорошо, если пару рейсов в день — приземлился Як-42, относящейся к государственной авиакомпании Россия. Этим рейсом — в город прибыла группа опытных сотрудников Центрального аппарата ФСБ, специалистов по борьбе с терроризмом. Когда несколько машин — мчались по направлению к городу, начальник УФСБ по Удмуртской Республике, генерал Василий Вдовин орал на подчиненных. Он занимал этот пост уже два месяца, но при этом совершенно не владел оперативной обстановкой в республике, знания и опыт заменяя угрозами и матом. Генерал Вдовин был жертвой последних мер по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти: теперь, чтобы не обрастать коррупционными связями, чиновник не мог занимать один и тот же пост более пяти лет, а сотрудник правоохранительных органов — более трех, причем для офицеров высокого ранга предпочтительным было перемещение в другой, незнакомый регион. В результате — не стало людей, работающих на своем месте всю жизнь и знающих работу во всех ее тонкостях и аспектах, органы наполнились теми, кого во времена оные клеймили на партийных собраниях и называли "летунами". Нахождение на должности начальника ГУВД, министра внутренних дел региона, начальника УФСБ человека, который не знает, как улицы в городе называются (потому что на машине с работы — на работу возят) — стало нормой. Причем, что самое удивительное — коррупция не уменьшилась, брать стали еще лише, спеша урвать, пока есть возможность, а обещания часто не выполняли, особенно перед переводом. Вот так и жили…
Старший опер отдела по борьбе с экстремизмом и терроризмом Дмитрий Башлыков, взмыленный, уставший, совершенно не готовый к авральной работе и потерявшей за последние двадцать четыре часа все представления о происходящем — с визгом развернулся, припарковал свою КИА у высотки Удмуртгражданпроекта.
По покрошившимся ступенькам стадиона он буквально взлетел, пробежал к старым, еще с советских времен оставшимся дверям, пробежал коридорами. Толкнул массивную дверь — за ней был само стрельбище, оно почти пустовало — но двое на огневом рубеже все же были. Один — как раз тот, кто нужен. На столе — лежало оружие. Много.
Опер резко схватил одного из стрелков за рукав, дернул на себя. Тот обернулся.
— Ты что, охренел в атаке?
Опер задохнулся от возмущения.
— Это я тебя должен спросить, ты совсем охренел, или как. С Москвы комиссия прилетела, а ты тут бабахингом занимаешься! Твою мать!
— Ты мою мать не приплетай!
Стрелок выразительно посмотрел на руку, опер вынужден был отпустить его.
— Ты Галлямова помнишь? Он у вас оперативную тактику вел?
— И чо?
— Через плечо. Значит, слышал. Оперативная беспомощность — рукоблудием не лечится, курсанты. Напомнить?
Опер отвернулся.
— Проехали.
В этот момент, второй стрелок на рубеже шарахнул из короткого Вепря и так, что оба подпрыгнули.
— Э… Может, скажешь своему, пусть покурит, а?
— Ага. А бабло ты ему компенсируешь? Дерете тут по три шкуры.
Опер выразительно показал глазами.
— Да не переживай ты. Он в наушниках. И нам — пользительно.
Стрелок — в свою очередь показал глазами свое. Могли слушать — но близких выстрелов двенадцатого калибра в помещении не могли выдержать ни уши слухачей, ни сама аппаратура.
— Ладно. Короче — дело такое. Скажи всем своим — пусть залягут на дно или из города съ…тся и не отсвечивают здесь. Из Москвы комиссия, жесть будет. Как только можно будет — я скажу. Но пока — не усугубляй.
— Можно — чего?
— Ну… вернуться. Чего тупишь!?
— А… А я думал — дышать.