Время для Шерлока Холмса

— Уотсон, — сказал он почти шёпотом, — премьер-министр была убита в запертой комнате.

— Господи! — в свою очередь воскликнул я.

— Да уж. Послушайте. — Он начал читать вслух пассаж из газеты: — «Премьер-министр найдена мёртвой сегодня утром, после того как её личный секретарь, не сумев открыть дверь в кабинет и не получив ответа на яростный стук, вызвал полицию. Когда стражи порядка выломали дверь, то обнаружили, что премьер-министр сидит, уронив голову на письменный стол. Сначала полицейские решили, что с ней случился удар, но потом оказалось, что она застрелена с близкого расстояния». Далее говорится, что её секретарь, молодой человек по фамилии Уилфорд, — последний, кто видел её живой. Вчера, третьего июня, миссис Чалмерс сообщила, что у неё срочная работа, и попросила не беспокоить, а затем вошла в кабинет и заперла дверь изнутри. Позднее Уилфорд, который трудился в соседнем кабинете, как ему показалось, слышал голос миссис Чалмерс, причём говорила она на повышенных тонах, словно бы очень сердилась. Он постучался и спросил, не нужна ли помощь, но премьер-министр ответила, что всё в порядке, и секретарь успокоился. Вскоре после этого Уилфорд отправился домой, и только вернувшись на Даунинг-стрит сегодня утром и не получив ответа на стук в запертую дверь, он в конце концов встревожился.

Холмс в бешенстве бросил газету на пол, подошёл к окну и начал вглядываться в поблёскивавшие на солнце голубые воды канала, которые простирались за полями, колыхавшимися на ветру.

— Казалось бы, Уотсон, — заговорил Холмс недовольным тоном, — премьер-министра Британии усиленно охраняют и соответствующие должностные лица всегда в курсе, что с ней и как она. — После паузы он пробормотал: — Однако в этом деле присутствуют некоторые детали, которые меня интригуют.

Я тем временем отбросил в сторону книгу, поднял газету с пола и пробежал статью глазами, с интересом взглянув на фотографию премьер-министра, сделанную несколькими годами ранее, когда её партия впервые пришла к власти. С газетной страницы на меня смотрела седовласая немолодая дама со смуглой кожей и тонким решительным лицом — женщина, обладавшая железной волей и таким же острым умом, как у самого Шерлока Холмса. Забавно, что по возрасту она годилась мне в праправнучки. По странной иронии судьбы, снимок был сделан в том самом кабинете на Даунинг-стрит, дом десять, где сегодня утром премьер-министра обнаружили убитой.

Газету внезапно вырвали у меня из рук. Я с некоторым раздражением поднял голову и увидел, что Холмс смотрит на фотографию словно зачарованный. Он повернулся к маленькому столику подле окна, выдвинул ящик и принялся рыться там. Найдя в итоге то, что искал, — маленькое увеличительное стекло, — Холмс с его помощью стал внимательно изучать газетный снимок.

— Как необычно. Наводит на размышления! — воскликнул он. — Уотсон, меня мучает нехорошее предчувствие. Придётся немедленно отправиться в Лондон!

— В Лондон? — переспросил я в изумлении. — Холмс, да вы не были в Лондоне пятьдесят с лишним лет. Что за причина сейчас подвигнет нас туда поехать?

— Если сейчас я озвучу свои подозрения, вы решите, что я сошёл с ума, — ответил он мрачно.

Если бы не давнишнее настойчивое желание Холмса обрубить все связи с внешним миром, у нас был бы в доме телевизор или хотя бы радиоприёмник и новости из Лондона долетали бы побыстрее. По той же причине, несмотря на необъяснимую безотлагательность нашей поездки в Лондон, пришлось сесть на поезд, а не на самолёт. Однако, когда вечером того же дня мы прибыли в огромный шумный мегаполис, я обнаружил, что Холмс вовсе не был отрезан от мира все эти годы, как я полагал. С вокзала мы на такси доехали до громадного блестящего белого здания, в котором теперь размещалась столичная полиция. Центральное управление лишь недавно перевели в это здание, у которого пока что не было имени. Лондонские остряки уже окрестили его «Новейшим Скотленд-Ярдом». Мне сразу стало ясно, что Холмс в достаточной мере знаком с его внутренним устройством и направляется в какое-то конкретное место. Вскоре мы оказались в небольшом кабинете, где стоял большой письменный стол. За ним сидел очень грузный человек, которого я тотчас узнал.

Он тяжело поднялся со стула и протянул огромную ладонь, воскликнув радостно:

— Шерлок! После стольких лет! Но я знал, что в этом деле полно запутанных и шокирующих деталей, столь любимых тобой в прошлом, и в результате ты, возможно, прервёшь своё деревенское уединение.

— Да, Майкрофт, — рассмеялся Шерлок Холмс (человеком в кабинете был не кто иной, как старший брат Холмса), — ты прав, как всегда. — Он обратился ко мне: — Уотсон, помните, я говорил, что Майкрофт один из трёх людей, кому я открыл секрет своего вина? Кроме того, я давным-давно рассказывал о важной роли, которую мой дорогой брат на протяжении долгого времени играл за кулисами британской политики.

Я кивнул. Майкрофт Холмс всегда отказывался от высоких постов, которые могли бы привлечь к нему общественное внимание. Тем не менее, несмотря на отсутствие официального титула, Майкрофт был ключевой фигурой в политике и деятельности государства. Я, разумеется, понимаю, что, обладая преимуществом в виде эликсира молодости, открытого младшим братом, Майкрофт, должно быть, за годы упрочил свои позиции и усилил влияние в правительстве. Благодаря рассказам Шерлока Холмса о старшем брате я уже давно уважал интеллект и влиятельность Майкрофта, однако шанс встретиться лично выпадал лишь пару раз, и всегда оказывалось, что как человек он мне не интересен. Какое отношение он имеет к нынешнему делу, убийству премьер-министра, я даже представить не мог. Шерлок Холмс быстро прояснил этот вопрос:

— Майкрофт некоторое время работал в тесном сотрудничестве со специальным отделом лондонской полиции, который занимался обеспечением безопасности премьер-министра. Вследствие этого назначения он и получил офис в данном здании. Вы понимаете, надеюсь, почему именно Майкрофт может рассказать нам о деталях этого дела лучше всех.

Пока брат говорил, Майкрофт снова уселся. Он тяжело вздохнул и сказал:

— Боюсь, известно не многое.

Он коротко описал дело — его рассказ лишь в небольших деталях отличался от статьи, вышедшей сегодня утром в «Дейли миррор» в Хэвишеме, — и подытожил:

— Должен признаться, я в тупике.

— Что же, совсем никаких гипотез? — спросил Шерлок Холмс самым невинным тоном, какой только можно представить.

Майкрофта эти слова определённо задели:

— Боже правый, Шерлок! Разумеется, у меня есть гипотеза! Но гипотеза эта столь дикая и шокирующая, что я не решаюсь её озвучивать кому бы то ни было, несмотря на мой старый принцип, к которому я давно уговаривал тебя прислушаться: когда после исключения всех абсолютно невероятных гипотез остаётся только одна, необходимо её принять, сколь бы маловероятной она ни казалась.

— Ах да, — коротко бросил Холмс, — твой принцип. Полагаю, что с момента обнаружения тела ковёр в кабинете вытоптали своими ножищами множество полицейских.

Майкрофт кивнул:

— Но я был первым на месте преступления.

— Похвальная предусмотрительность и энергичность для такого нерасторопного человека, мой дорогой Майкрофт. Ты нашёл две параллельные борозды?

— Да! — радостно воскликнул Майкрофт. — На ковре подле стола.

— Около четырёх футов в ширину и пяти в длину.

— Примерно, — Майкрофт выглядел довольным. — Так ты думаешь, гипотеза в конце концов вероятна, Шерлок?

— Ну да. А что с третьей книгой слева на четвёртой снизу полке в книжном шкафу за столом?

Майкрофт стукнул ладонью по столу:

— Боже, я забыл взглянуть! Шерлок, порой я подозреваю, что это твоё вино, хоть и сохраняет тело столь чудесным образом, позволяет мозгу дряхлеть. Как я мог забыть о такой детали, как книга?!

— Ничего страшного, Майкрофт, — ласково сказал Шерлок Холмс. — Возможно, ты и бессмертен, но остаёшься человеком, а следовательно, ты не совершенен. Нельзя ли организовать для нас с Уотсоном осмотр места преступления?

Разумеется, Майкрофт тут же откликнулся на просьбу и всё уладил, быстро созвонившись с кем-то из подчинённых, дежуривших в резиденции премьер-министра. Вскоре мы с Холмсом уже сидели в такси по пути на Даунинг-стрит. Холмс попыхивал трубкой и смотрел в окно на сильно изменившиеся улицы Лондона, а я тем временем размышлял, какое влияние окажет убийство на город и на всю страну, столицей которой он является. История не была добра к Англии в те десятилетия, что я жил в уединении в Суссексе, и убийство миссис Чалмерс стало последним в череде множества жестоких ударов.

— Это настоящая трагедия, — вздохнул я.

— Трагедия? — Холмс отвернулся от окна. — Вряд ли, Уотсон. Я впервые в жизни заметил деталь, которую упустил Майкрофт. Нет, — продолжил он с самодовольным видом, снова глядя в окно, — это триумф, которого я жаждал с детства!

Глава четвёртая БЫСТРЕЕ СКОРОСТИ ЗВУКА

Мы прошли, не встретив возражений со стороны полицейских, охранявших десятый дом по Даунинг-стрит. Очевидно, звонок Майкрофта их начальнику сделал своё дело. Я снова поразился влиятельности этого человека. Мы проследовали по длинному коридору к приёмной перед кабинетом, где произошло убийство. Я зачарованно уставился на запертые двери, а Холмс тем временем внимательно изучал коридор, не упуская ни одной мелочи.

— Заметьте, Уотсон, — пробормотал он, — сколько в этом коридоре тёмных углов и закоулков. Укромных мест, где убийца мог укрыться от охранников. Для преступления не нужны были никакие сверхъестественные средства. — Он раздражённо покачал головой. — Возможно, разум Майкрофта действительно даёт слабину.

Возле дверей в кабинет нас встретил высокий молодой парень, худой и измученный, и я тут же профессиональным взглядом определил по его лицу и поведению, что он находится в состоянии, близком к нервному расстройству. Я решил, что он либо родственник покойной, либо же отвечал за её безопасность, а следовательно, стоит на грани карьерного краха. К счастью, я не поделился своими соображениями с Шерлоком Холмсом, поскольку обе догадки оказались ошибочными. Молодой человек представился Уилфордом, личным секретарём покойной миссис Чалмерс.

— Полагаю, — сказал он всё ещё дрожащим голосом, — что вы и есть те два господина, о визите которых предупредили из Скотленд-Ярда.

— Именно, господин Уилфорд, — подтвердил Холмс. — Можно осмотреть комнату?

Уилфорд вытащил ключ и отпер дверь.

— Очень тучный мужчина, приходивший вместе с полицией, велел держать кабинет запертым, чтобы здесь никто не шастал, — объяснил он.

— Отлично, — кивнул Холмс, — лучше, чем я мог ожидать.

Я беседовал с Уилфордом возле двери, пока Шерлок Холмс изучал комнату в мельчайших деталях. Уилфорд повторил в общем-то ту же историю, что мы слышали уже дважды. Однако в ходе беседы тотчас обнаружился факт, не упомянутый в газетной статье: у молодого человека имелись большие проблемы со слухом. Это объясняло, как я понял, тот факт, что он не слышал рокового выстрела (кроме того, преступник использовал пистолет очень малого калибра), и подразумевало, что сердитые слова, которые он различил из-за двери, должны были произноситься на весьма повышенных тонах. Наш разговор прервался, когда Холмс позвал меня из-за стола. Я с удивлением увидел, что былое радостное возбуждение, яростный блеск в глазах и румянец на обычно бледных щеках — приметы того, что Холмс взялся за интересное дело, — испарились; лицо моего друга исказила обеспокоенность.

— Как я и опасался, Уотсон, — сказал он тихим голосом, чтобы Уилфорд, всё ещё топтавшийся в дверях, точно не услышал, — случилось самое плохое. Множество мельчайших деталей тому подтверждение, но нет необходимости изучать эти детали, поскольку преступник оставил свою визитную карточку. Смотрите!

Он указал на открытую книгу, лежавшую на столе. Я внимательно осмотрел её. Это был маленький томик, старый (старше меня!), в переплёте из красного сафьяна. Разворот был усеян замысловатыми символами из области математики и астрономии; уравнения следовали одно за другим, связанные между собой фразами вроде «а следовательно», «поэтому», «таким образом ясно, что». Страница была озаглавлена «Примерное решение задачи о многих телах», что лично для меня звучало так же непонятно, как и символы, которые следовали после заглавия. Я признался в этом Холмсу, добавив:

— С таким же успехом книга могла быть написана на греческом.

— Большая её часть действительно написана на греческом, — рассеянно ответил Холмс, а потом внезапно сказал: — Уотсон, произошло наихудшее, последствия могут быть ужасающими. Давайте надеяться, что мы вовремя успеем предотвратить несчастье! Пойдёмте!

Он пулей вылетел из кабинета, чуть не сбив с ног растерянного Уилфорда. Мне удалось догнать друга в коридоре.

— Ради всего святого, Холмс, — потребовал я объяснений, — куда мы несёмся в такое время?

— В Нью-Йорк, разумеется, — ответил он нетерпеливым тоном. — И в этот раз я, так и быть, сделаю уступку современному транспорту.

Всего через несколько часов бы уже сидели на борту нового «Конкорда-2», изумительного рукотворного орла, который парил в восьми милях над искрящейся голубой поверхностью Атлантики, двигаясь в сторону Нью-Йорка со скоростью, почти в четыре раза превышающей скорость звука. Это был удивительный опыт для человека моего возраста и происхождения, который до этого никогда не летал. После многих десятков лет в тиши и глуши тот день запомнился мне абсолютной неразберихой, полной беготни и суеты, а безумная спешка и посадка на новейший и самый быстрый из всех сверхзвуковых пассажирских самолётов стали заключительным аккордом. В то время Британские авиалинии ещё разрешали курить на борту, и Шерлок Холмс тут же набил огромную трубку крепким табаком и закурил. Он удовлетворённо откинулся на спинку кресла; над его головой собирались густые облака дыма, а лицо выражало отрешённость, что свидетельствовало о погруженности в хитросплетения особо сложной проблемы. Холмс не обращал ни малейшего внимания на сердитые взгляды и ворчание других пассажиров и с тем же успехом пропустил мимо ушей и мои вопросы: какое именно зло мы должны предотвратить? Знает ли он, кто убил премьер-министра, и если да, кто преступник? Что мы будем делать в Нью-Йорке? Холмс соизволил ответить лишь на один из моих вопросов, да и тот не имел отношения к загадочному приключению, в которое мы оказались втянуты. Я спросил, как его брату Майкрофту удалось держать в тайне собственное бессмертие, если на протяжении многих десятилетий он ежедневно контактировал с целой плеядой сменявших друг друга правительственных чиновников.

— Ах, Уотсон, — объяснил Холмс между двумя затяжками, — тому помогли два обстоятельства. Во-первых, сам факт смены министров. Человек может заступить на должность, скажем, в составе нового правительства, увидеть там Майкрофта и решить, что перед ним очередной мелкий госслужащий, примечательный лишь своими габаритами, а потом через пару лет покинуть пост, оставив позади себя Майкрофта, всё такого же мелкого госслужащего. Никто не видит в этот промежуток времени, как Майкрофт стареет, но не находит это примечательным, поскольку, во-первых, зачастую человек визуально не меняется за относительно короткое время, а во-вторых, глава кабинета обычно не обращает внимания на толпу безликих чиновников, которые фактически выполняют всю работу в министерствах. Именно такие рабочие лошадки и поддерживали столь обширную структуру, как современное правительство. Майкрофт, в особенности из-за его сидячего образа жизни, вскоре начинает восприниматься любым сторонним наблюдателем как некое продолжение стола.

Я слушал с большим интересом: возможно, впервые на моей памяти Холмс говорил в хвалебном ключе о госслужащих хоть какого-то уровня. Произнося последнюю часть речи, мой старый друг забыл о трубке, и она чуть не потухла, а это было угрозой для всего процесса курения, поскольку у Холмса имелась дурная привычка затягиваться слишком часто, а не курить лениво и медленно, как полагается действительно цивилизованному человеку. Теперь он пыхтел как безумный, пока трубка не начала снова выбрасывать клубы горячего дыма, и только потом возобновил объяснения:

— Второе обстоятельство, о котором я говорил, — это важность Майкрофта. Я давно уже твердил вам, что Майкрофт в большей степени, чем любой другой из чиновников, и есть британское правительство. Теперь почти все главные министры позабыли о его значимости, однако те, кто понимает, что на самом-то деле находится на вторых ролях, а министерствами за них руководит Майкрофт, предпочитают по понятным причинам не афишировать этот факт. Они определённо не станут привлекать внимание остальных к Майкрофту, например сославшись на то, что он любопытным образом не стареет, поскольку это сделает наглядным и его огромную значимость, а следовательно, и бесполезность министров.

После этой тирады он погрузился в молчание, задумчиво уставившись на спинку кресла впереди, хотя теперь его задумчивость, казалось, была не столь приятного свойства, как ранее. Обеспокоенное выражение лица и ещё более решительное пыхтение трубки, по-видимому, указывали на то, что дело, которым мы занимаемся, что бы оно собой ни представляло, относится к разряду пренеприятнейших.

Я тем временем погрузился в собственные мысли. Шерлок Холмс в течение тех долгих лет, что мы оба провели в Лондоне, был сложным компаньоном — и по причине странных привычек, и по причине эксцентричного поведения. Однако уединение в Суссексе в значительной мере изменило его, он стал приятным человеком, порой даже словоохотливым, словно бы наше сельское пристанище пробудило в нём дух предков-помещиков. Изменение меня порадовало. Первоначально наша дружба была едва ли не односторонней и скорее напоминала отношения между рыцарем и его оруженосцем, чем союз людей, равных по социальному положению. Но за десятилетия нашего мирного затворничества мне удалось наконец пробиться через стену скрытности Холмса, постичь какие-то из его потаённых чувств и узнать много личного, увидеть, какой потрясающей глубины душа прячется за этой холодной наружностью, и, если вкратце, стать наконец по-настоящему его другом. К моему величайшему неудовольствию, теперь я вынужден был беспомощно наблюдать, как активная вовлеченность в расследование, в данном случае в расследование убийства миссис Чалмерс, перевоплотила Шерлока Холмса в прежнего эгоцентрика, резкого, замкнутого и язвительного. Очевидно, что это преступление олицетворяет какое-то ужасное, пусть пока и не названное, зло, которое скрывается за фактом собственно убийства, и я готов был признать, что именно эта неясная зловещая опасность играет ключевую роль в возврате Холмса к прежнему эмоциональному состоянию. Тем не менее сам процесс меня печалил и даже вгонял в тоску.

Но было и ещё кое-что, что занимало мои мысли во время поездки, а именно старые воспоминания, связанные с Америкой, многие из которых оказались болезненными. Возвращение в США после стольких десятилетий внезапно пробудило эти воспоминания. В те годы, когда я готовил описание приключений Шерлока Холмса к публикации, меня часто посещало искушение состряпать какой-нибудь роман о давнишнем собственном опыте в Сан-Франциско и великой любви, что посетила меня в этом прекрасном городе, но более взвешенные размышления убедили меня в том, что идея глупа.

— Успокойтесь, Уотсон, — ворвался в мои мысли голос Холмса, — мы не поедем в Калифорнию.

Холмс снова погрузился в свои умозаключения. Мне показалось или клубы дыма отдавали самодовольством? Он снова повторил старый трюк, воспроизведя ход моих мыслей по множеству мелких деталей, но в этот раз я решил не доставлять ему ещё большего удовольствия и не стал выражать удивление и восхищение его мастерством. Мне подумалось: примечательно, что Холмс прочёл лишь мои соображения о Сан-Франциско, но не о том, как в последнее время изменился его характер.

Холмс докурил трубку как раз в тот момент, когда самолёт снизил скорость на подлёте к Нью-Йорку. В салоне к этому времени висел такой густой дым, что я с трудом различал горящее красное табло в начале салона, на котором отображалось, во сколько раз скорость самолёта превышает скорость звука. Остальные пассажиры чихали и кашляли и бросали на нас такие взгляды, от которых лично меня пробирала дрожь. Спустя считанные дни после этого «Бритиш эйруэйз» ввела запрет на курение на своих рейсах, и я уверен, что это вовсе не совпадение.

Глава пятая ВРЕМЯ И НЬЮ-ЙОРК

Нью-Йорк! У меня зашлось сердце, когда наш великолепный самолёт пролетел над гаванью. С той поры, когда я посещал второй из величайших городов мира, минуло много времени. Через иллюминатор подле моего сиденья я увидел длинный строй светящихся неоновых вывесок, которые мигали рекламными огнями в тщетной попытке привлечь пассажиров на океанские лайнеры, исчезающие как транспорт. Я посмотрел вперёд, чтобы увидеть нелепый монумент, который так долго являлся знаменитым на весь мир символом Соединённых Штатов. Однако по причине длительного затворничества в Суссексе я понятия не имел, что всего лишь год назад взрыв на танкере, перевозившем сжиженный газ, разрушил статую Свободы.

Поездка на такси от аэропорта до отеля принесла мне истинное наслаждение, хотя я мог себе представить, что всего за пару дней скопление людей и машин выведет из душевного равновесия даже такого заслуженного любителя городской жизни, как я. Но стояла поздняя весна, самая приятная и обнадёживающая пора как в Лондоне, так и в Нью-Йорке. В сельской местности весна воспринималась как часть большого годового цикла, неспешного, величественного и неизбежного, но в городе она наступала как-то внезапно, накрывая волной улицы и переулки и принося с собой зелень и облегчение после унылой зимы.

— Вы увидите, как изменился город, — заметил Холмс в свойственной прагматичной манере. — Определённо можно написать целую книгу, а то и серию книг о взаимосвязи изменений лица города и характера преступлений, которые в нём замышлялись или совершались.

— Несомненно, — коротко бросил я, но не удержался и добавил: — Полагаю, вы планируете создать подобную серию книг?

Холмс вздохнул:

— Предвижу нехватку времени. Возможно, ограничусь монографией, не более того.

Среди изменений, которые претерпел город со временем, числилось исчезновение отеля «Тайлор». Когда-то это прекрасное пристанище становилось для усталых английских путников настоящим домом вдали от родины. Однако оказалось, что Холмс нашёл ему достойную замену и уже забронировал для нас номер, причём сделал это, должно быть, в наш последний день в Лондоне — правда, ума не приложу, откуда он взял время.

Мы покинули Лондон рано утром, а в отеле поселились к вечеру. Поужинав в отличном ресторане по соседству, мы вернулись в нашу комнату. По дороге я купил сигары, а потом заказал в номер бренди. Наличие подобной услуги окончательно примирило меня с отсутствием отеля «Тайлор» и убедило, что наша гостиница — настоящий рай для англичан. Я с удовольствием уселся в большое вычурное кресло с сигарой во рту и бокалом бренди в левой руке. В правой же я держал тот самый роман о впечатляющих событиях в средневековой Европе, который читал в Суссексе, когда началось это наше приключение. Из-за череды стремительных перемещений — сначала через всю Южную Англию, а потом и через всю Северную Атлантику — я не продвинулся в чтении и сгорал от нетерпения, желая узнать, как же компания дюжих лучников, главных героев истории, сумеет выпутаться из затруднительного положения, в котором их застало известие об убийстве премьер-министра. Но я сильно ошибался, полагая, что мне позволят таким образом отдохнуть после нашего стремительного путешествия или что Шерлок Холмс планирует расслабиться аналогичным способом.

Не успел я даже узнать, удалось ли средневековым лучникам бежать от их зловещего врага, как Холмс вырвал томик у меня из рук, изучил обложку и заявил полным отвращения тоном:

— Уотсон, я же сказал вам, что этот парень пишет редкостную белиберду. У нас так мало времени, так не тратьте его зря. Вот это, — он вытащил тоненькую книжицу, — будет более полезным. Скорее всего, вы уже читали её раньше. Перечитайте!

Я взял книжицу с кислой миной. Это была «Машина времени» Герберта Уэллса. Я и правда читал её много лет назад и не испытывал желания перечитывать, особенно сейчас, когда меня так поглотил другой роман.

— Право, Холмс, — проворчал я, — это уже слишком. Определённо человек моих лет заслуживает хоть немного отдыха после столь выматывающих дней.

— Уотсон, — сказал мой друг с очень серьёзным видом, — впереди нас ждут ещё более выматывающие дни, если подтвердятся мои опасения, и почти никакого отдыха. А теперь я должен покинуть вас на несколько часов. Перечитайте книгу и, пока будете листать страницы, держите в памяти имя Мориарти.

Он вышел из комнаты, двигаясь с кошачьей грацией и плавностью, на какую был способен как никто другой.

Мориарти! Ни одно другое имя из его уст не могло наполнить меня большим страхом и тревогой. Теперь я готов был следовать инструкциям Шерлока Холмса без возражений, даже если, как в случае с романом Уэллса, который я держал в руках, они казались мне бессмысленными и несерьёзными. Что мог иметь в виду Холмс, произнеся это зловещее имя? Гибель Мориарти на водопаде Рейхенбах стала началом развала криминального сообщества, которое он построил. Как-то раз Шерлок Холмс назвал профессора Наполеоном преступного мира, и, как и в случае с Наполеоном, империя Мориарти не пережила своего правителя. Или же есть какой-то другой Мориарти, может быть, родственник нашего заклятого врага, который решил сыграть в Луи Наполеона по отношению к покойному Бонапарту? Чувствуя себя гораздо менее комфортно и спокойно, чем до того, я отложил сигару и начал читать роман Уэллса: «Путешественник по Времени (будем для удобства называть его так)…»[1]. И снова странная история очаровала меня. Вместе с рассказчиком я слушал, как Путешественник по Времени излагает свои продвинутые теории скептически настроенным друзьям, вместе с ними смотрел демонстрацию маленькой рабочей модели машины времени и присутствовал с остальными в доме в Ричмонде позднее, когда Путешественник вернулся из странствия в далёкое будущее, чтобы поведать свою фантастическую историю. Я с удивлением и восторгом отметил по некоторым деталям, приведённым Уэллсом, внешнее сходство между Путешественником по Времени и Шерлоком Холмсом. Смутно я припоминал, что Уэллс был знаком с Холмсом и даже как-то раз навещал его в Суссексе с просьбой о помощи по какому-то вопросу. Мог ли блестящий новеллист использовать детектива в качестве прототипа вымышленного героя? Это интересное соображение, наряду с бренди и повестью, заняло меня на следующие пару часов. Но в итоге разница во времени, алкоголь и удобное кресло пересилили желание поразмыслить над источником вдохновения Уэллса. Я задремал, но увидел во сне ужасный кошмар, в котором странные обезьяноподобные или, скорее, паукообразные существа с бледной кожей, светлыми волосами и лицами, отдалённо напоминающими человеческие, охотились за мной в бесконечных горизонтальных и вертикальных коридорах.

* * *

Я проснулся оттого, что кто-то грубо тряс меня за плечо. Это был Шерлок Холмс. Я потёр глаза спросонок и вынул часы из нагрудного кармана. Они показывали два часа ночи.

— Замечательно, — оживлённо сказал Холмс, — вы наконец проснулись.

На щеках горел редкий для него румянец, а глаза блестели. Я не переставал удивляться, как ночные похождения Холмса бодрят его и дают новые силы лучше полноценного сна.

— Вы дочитали книгу, Уотсон?

— Не уверен, — честно ответил я. — Я уснул в процессе.

Холмс весело рассмеялся:

— Бедняга Герберт пришёл бы в ужас! — Он плюхнулся в кресло и начал набивать трубку. — Но ничего. В данных обстоятельствах важна лишь суть истории.

— Это очень хорошо, Холмс, но если вы не хотите сообщить мне что-то важное, то я отправляюсь в постель. — Я поднялся с места, потянулся и сонно поплёлся к кровати.

Холмс выпустил большое облако дыма.

— Если ещё чуть-чуть подождёте со сном, доктор, то я расскажу, что мы делаем в Америке.

Разумеется, этими словами он привлёк моё внимание, я без возражений снова уселся и стал слушать. Попыхивая трубкой, Холмс пустился в объяснения:

— Вы, наверное, помните, что я был знаком с Гербертом в его юности, задолго до того, как он стал знаменитым писателем. Знакомство носило чисто светский характер, и встречались мы не часто. Однако осенью тысяча девятьсот двадцать седьмого года, когда вы уже перебрались ко мне на ферму, Уэллс нанёс мне визит в Суссекс. Помнится, вы высказались по поводу его внешности в тот момент: ваше профессиональное внимание привлекли его смущение и усталый вид, вы диагностировали переутомление и порекомендовали взять отпуск. Когда Герберт пожелал поговорить со мной с глазу на глаз, вы ушли из комнаты, оставив нас в одиночестве.

Я заметил, что помню тот случай, но лишь смутно.

— После вашего ухода он рассказал мне, что его страдания скорее психические, чем физические, хотя на самом деле здоровье его оставляло желать лучшего, поскольку он страдал от хронического заболевания, мучившего его в течение всей жизни. Незадолго до этого жена его умерла от рака, и горе вкупе с тем, что её затянувшаяся и мучительная болезнь изрядно подкосила всю семью, определённо являлось основной причиной видимой усталости и депрессии Герберта. Но было и кое-что ещё.

Роман Уэллса «Машина времени», который я дал вам сегодня, опубликовали за тридцать два года до приезда ко мне в Суссекс. Он признался, что любопытный сюжет не был целиком и полностью плодом воображения. Он изменил имена действующих лиц и приукрасил рассказ Путешественника по Времени о будущем, чтобы сделать текст более привлекательным для широкого круга читателей, кроме того, придумал окончание романа, в котором Путешественник по Времени залезает в свой агрегат и исчезает, когда рассказчик входит в комнату. Во всём же остальном, как настаивал Уэллс, он ничего не изменил и просто пересказал подлинную историю.

— Это абсурд, — перебил я. — Уверен, он шутил. Или, возможно, недавнее горе вывело его из душевного равновесия.

— Должен признаться, — ответил Шерлок Холмс, — что я сначала отреагировал точно так же. Однако Герберт сумел убедить меня в своей нормальности и ясности ума и предоставил достаточно доказательств собственной правдивости. Затем он рассказал, что его друг Путешественник по Времени вовсе не исчез на борту машины: на самом деле его убили, а машину украли.

— Это всё очень печально, Холмс, но я не понимаю, почему из-за трагедии более чем вековой давности мы отправились в полёт через Атлантический океан.

— Но и это ещё не всё, — сказал Холмс, погрозив мне длинным указательным пальцем. — Разве я не говорил вам, Уотсон, что нужно собрать все относящиеся к делу факты, прежде чем бросаться выводами? Герберту удалось более тридцати лет скрывать от общественности подлинную историю случившегося с Путешественником по Времени и его изобретением. Смерть жены и рецидив старой болезни внезапно привели Герберта к осознанию собственной смертности, и он решил, что давно пора сообщить кому-то из надёжных друзей, что машина в руках убийцы.