Преображения еврея

Левин Миша, 16 лет, Белоруссия, погиб в партизанском отряде, в бою.

Тарнавский Мохт-Лейб, 79 лет, бондарь, Украина, погиб в партизанском отряде, в бою.

Гельпей Аким, 1909 г.р., руководитель партизанского отряда в Брянских лесах, повешен в 1943 г.

Левант Шолом, 16 лет и Хая, Смоленская область - брат и сестра, оба партизаны, он «погиб в бою», она «предана и убита в гестапо».

А если бежать в лес - это оставить семью без последней поддержки? Аба Ковнер, знаменитый израильский поэт и бывший руководитель Сопротивления в Виленском гетто вспоминал, как он, уходя вместе с подпольщиками из гетто в лес к партизанам, не взял с собой просившуюся с ним мать: старуха не вынесла бы лесной жизни. Она осталась умирать в гетто. «Не знаю, - говорил Ковнер, - чего я заслуживаю больше: славы борца или клейма неверного сына».

Гетто, где верная гибель, могло оказаться подвигом бóльшим, чемлес с его шансом выжить. А люди остаются в гетто и там, балансируя на самом краю могилы, воюют безоружной рукой.

В Вильнюсском гетто в трёх школах и гимназии обучалось больше2500 учеников. Десятки учителей занимались с голодными детьми, оберегая их в часы, когда родителей гоняли на работу. Ученики после очередного массового убийства писали сочинения на свободную тему: «Как я потерял семью». Девочка, бежавшая с места расстрела, писала работу «Как я спаслась». С каким сердцем учитель правил сочинение, подчёркивал ошибки?..

В этом большом гетто организовали библиотеку, читали лекции, создали театр. 16 января 1942 года после большой акции уничтожения состоялся концерт, на котором памяти павших читали стихи, звучал шопеновский траурный марш...

- Концерт на кладбище, - говорит, горько кривясь, один из бывших героев вооружённого Сопротивления. - Умилительно... Это ведь только видимость борьбы. Приспособление к смерти. А надо драться, убивать...

У этого человека своя правда: он, я знаю точно, бесстрашно дрался в подполье, и в партизанах, и ещё на фронте, он погибал, терял друзей... Но он неправ. Сколько подвижников, не круша врагов, даже не стреляя, вели свой смертный бой!

Из документов Яд Вашем:

Лившиц Эсфир, 1918 г. р., г. Червень, Белоруссия, воспитательница детского дома. Успела вывести группу детей в лес. По доносу их вернули и расстреляли.

Гольдфарб Хаим-Шмуэль, 80 лет, г. Житомир. Фашисты устроили показательную расправу над моим дедушкой (отцом и дедушкой воинов Красной Армии). Его заставили танцевать без обуви на разбитом стекле. Дедушка сказал фашистам: «Вы все погибнете... а мои сыновья и внуки вернутся». И плюнул в лицо офицеру. В ответ немец изрешетил множеством выстрелов тело моего дедушки на куски. Это мне рассказали соседи, которых немцы заставили смотреть на казнь.

Шварцбурд Бинем, 1925 г.р., г. Житомир. Увидев, что немец тащит за бороду старика-еврея, Бинем бросился на мучителя - и был застрелен на месте, на улице.

Хабинская Рая, 1920 г.р., студентка. Приехала к родителям на лето в Иванково Киевской обл., попала в оккупацию. Её хотели спасти, кинули в подводу, забросали вещами и отправили в лес, но она вернулась и погибла вместе с родителями.

В Кишинёвском гетто заместитель руководителя адвокат Аврахам Шапиро, переодевшись румынским офицером, тайно пробрался в Бухарест в поисках защиты кишинёвцев у местных евреев. Ему предложили только личное спасение, он отказался и вернулся умирать вместе с земляками.

Как-то в интервью на радио известная журналистка, убеждённая сионистка и еврейка до мозга костей, человек тонкий и интеллигентный («Понимательная женщина» - определял таких когда-то мой знакомый алкаш) спросила меня: - Какова, по-вашему, отличительная черта поведения евреев в Шоа?

Я сказал: - Мужество.

Интервьюерша очень удивилась: и на неё давил миф о еврейской трусости.

А я ведь даже не имел в виду евреев с оружием в руках. Я вспомнил свидетельство о еврейской маме в очереди на казнь; её четырёхлетняя дочка спросила: «Этот дядя будет нас убивать?». Мамину душу в тот миг я имел в виду. Я имел в виду еврейскую бабушку, которая на краю расстрельной ямы говорила «гули-гули» младенцу на своих руках и «ребёнок ворковал от удовольствия» (показания немца-свидетеля). Это её, бабушку, нынче обвиняют в трусливой покорности, в том, что шла на казнь, «как овцы на бойню».

Восхитительна смелость судей, тычущих обвинительным перстом: «Ты почему умирал?.. Ты как умирал?» И часто: «Ты почему выжил, когда другие умерли?»

Алиса Плессер, одесситка, детства которой калечаще коснулось гетто Богдановки, на склоне лет оказалась в Австралии. Алиса Плессер рассказала мне быль.

Мельбурн, 1998 год. Она покупала автомобиль, разговорилась с торговцем. Пожилой вальяжный еврей в почти безмятежной беседе о войне и Холокосте вдруг взорвался: «Ненавижу их!» - «Кого, немцев?» - «Нет, тех, кто опозорил наш народ, кто шёл как овцы на бойню!» - «Вы сами-то где были в то время?» - «В Аргентине». - «А что бы вы сделали на месте убиваемых?» - «О, я бы так просто не дался! Я даже здесь... Вот на днях, на стадионе, на футболе, один мужчина плохо посмотрел на мою жену. Думаете, я терпел? Я пошёл к полицейскому, я сделал заявление - я протестовал. Нельзя покоряться!»

Это еврей, гордый и австралийский, несёт; что же говорить о неевреях - для них и вопроса нет: испокон века известна мелкота души, трепещущей в жидовской пятке.

Мне пришлось записывать сотни свидетельств неевреев - очевидцев еврейской Катастрофы на оккупированных территориях СССР. Они, случалось, оказывались среди убиваемых евреев или внутри гетто и видели...

...всякое видели. Они могли очутиться в теплушке, где трупы вперемежку с живыми, и кто-то из живых, оправляясь, низвергает струю мочи на белую бороду умирающего старика. Они могли присутствовать при массовом изнасиловании полицаями евреек на виду у отцов и мужей, обессиленных даже не трусостью или долгим голодным изнурением, а присутствием других своих детей, которых надо было прикрыть от ужаса. Они могли видеть, как в еврейском бараке немец выливал на землю или пол похлёбку и хохотал, глядя, как голодные евреи ползали и вылизывали эту жидкость. А кто-то наблюдал в гетто лощёного немецкого офицера, который подзывал к себе приглянувшуюся пятилетнюю девочку, показывал ей конфетку, велел закрыть глаза и открыть рот - и стрелял из пистолета в этот рот. И смеялся. И хохотала тут же тронувшаяся умом девочкина мать.

Насмотревшись этих ужасов, от которых жертвы теряли всякое желание жить и смерть являлась избавлением, наслышавшись, как почтенный раввин говорил окружающим евреям, что муки и смерть надо принять с покорностью как заслуженную кару за грехи - зная всё это и сочувствуя казнимым (а ненавистники евреев со мной не говорили - им жиды пό фигу), свидетели тем не менее искренне сокрушались: а почему евреи не сопротивлялись? почему покорно брели на расстрел? почему, когда охраны был десяток полицаев на сотни гонимых в колонне, никто из них не бросился на конвойных или хотя бы не пытался бежать?

И свидетели называли евреев трусливыми и не задумывались над тем, что речь идёт о немощных людях, потому что среди убиваемых советских евреев боеспособных мужчин почти не было - их призвали на фронт или вывезли с заводами в эвакуацию.

Свидетели припоминали и бредущие сквозь их деревни и города бесконечные толпы советских военнопленных тоже под ничтожной охраной (полицаев, а случалось, что даже кого-то из самих же военнопленных, вооружённых палкой), но никто не кинулся ни на охрану, ни бежать - и к ним претензий свидетели не имели: что взять с безоружного, изнурённого голодом человека?! Двадцатилетних этих парней не попрекали, обвиняющий перст тыкал в еврейскую бабушку.

До сих пор обвинения не смолкают: почему евреи не защищались? Почему на фронте могли сражаться храбро, а здесь ложились в могилы покорно? Забывается, что окопная смерть на виду - совсем не то, что одиночное сопротивление.

Которое евреи, несмотря ни на что, являли.

Из документов Яд Вашем:

Рабинович Лейб, 1911 г.р., г. Чернигов, нач. складов. Перед захватом немцами Чернигова группе из четырёх человек, которой руководил мой дедушка Лейб Рабинович, было дано задание взорвать склады горюче-смазочных материалов. После этого в лес, на базу партизан уйти они не успели, и им пришлось спрятаться в селе Подусовка у знакомых. На следующий день об этом стало известно фашистам. Первая попытка захватить группу была отбита. После их начали травить газом, и им пришлось сдаться. После продолжительных допросов и пыток они были расстреляны. У троих на груди была табличка «партизан», у дедушки табличка «жид».

Вейцман Янкель, 1892 г.р., Красная Слобода, Белоруссия, служащий... Во время массового расстрела евреев после того, как его жена с маленькими детьми были выведены из дома в колонну обречённых, он успел подняться на чердак и поджёг соломенную крышу своего дома. Полиция и немцы не сумели его достать. Он сгорел вместе с домом.

И. Сельцер(свидетельство): «Евреи из Думбровенского лагеря были почти догола раздеты... Глубоких стариков, с длинными бородами, почти раздетых, заставили петь и танцевать...

...Руководителем и исполнителем этих издевательств был румынский молодой парень Афоде... Картина издевательств над стариками вывела меня из себя, я схватил этого румына и стал его бить, никто меня не удержал. Я был в женской одежде. Был я сильным ещё тогда и успел, избив Афодю и набросив на себя женскую шаль, спрятаться».

М. Краснокуцкая (свидетельство из Акта ЧГК - советской Чрезвычайной Государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских преступлений - от 11.04.1945, г. Речица, Белоруссия): «13 апреля 1943 года был арестован КРАСНОКУЦКИЙ Михаил Григорьевич, его систематически подвергали избиению резиновыми палками. После восьминедельного тюремного заключения мне пришлось его видеть, он был не человек, а живой труп, совершенно глухой. 2-го июня 1943 года немцы повезли его за 12 километров от гор. Речицы и заставили разминировать железную дорогу. Вынувши мину, он подозвал к себе начальника СД [немецкая служба безопасности], переводчика и его окружила немецкая охрана, бросивши под ноги им мину взрывом которой были убиты начальник СД и охранник, переводчик тяжело ранен. Сам КРАСНОКУЦКИЙ был тяжело ранен и пристрелен немцами».

А на оккупированных землях многие гетто, ощетинившиеся кто вооружённой борьбой, кто «пассивным» противодействием, часто не менее самоотверженным, а смертники в схватках над могильным обрывом? Это тоже война евреев, удивительная при их тогдашнем положении. Вражда большинства коренного населения; почти полное отсутствие союзников, а значит, ни поддержки материальной, ни даже моральной; разобщённость внутри самих евреев (социалисты, коммунисты, сионисты, ортодоксы, либералы, экстремисты - групп несчётно); обманная пропаганда нацистов; малочисленность боеспособных мужчин; условия существования-умирания в голоде до безумия, в труде до бессилия, в полшаге от расстрела; истребительная система коллективного наказания евреев, намертво вязавшая руки активистам борьбы - и во всей той беспросветности распрямиться воевать?

Давно известна вооружённая борьба евреев в европейском сопротивлении, в польских гетто и лагерях смерти. Но то, что происходило на основном пространстве Шоа - оккупированной территории СССР, лишь сейчас очутилось на слуху у историков.

Первое вооружённое еврейское подполье возникло именно на советских землях, прежде, чем где бы то ни было в оккупированной Европе. Здешние евреи первыми подверглись открытому уничтожению, первыми сообразили его всеохватность и поняли, что спастись можно только боем - восстаниями в гетто или партизанской войной в лесах.

И. Арад: «Еврейское подполье, поставившее своей целью борьбу с врагом, действовало и в немецком тылу, и в глубине оккупированных территорий в то время, как вокруг полным ходом работала гитлеровская машина уничтожения. Подполья появились и в больших гетто Вильнюса и Минска, и в маленьких гетто Лахвы, Швенчёниса и т.д.

Подполье действовало в экстремальных условиях, намного более тяжелых, чем те, в которых находилось нееврейское подполье в захваченных странах Европы. В закрытых и охраняемых гетто без всякой помощи извне добывалось, хоть и в ограниченных количествах, оружие. У подполья сложно выстраивались взаимоотношения с юденратами [еврейское руководство гетто] и обитателями гетто...» [2, 425].

В одной лишь Белоруссии с немцами воевали около 13500 членов еврейских подпольных организаций сопротивления [22, 44]. В июле-декабре 1942 г. в десятках гетто и населённых пунктов Украины и Белоруссии

(Кременце, Тучине, Мизоче, Луцке, Слониме, Клёцке, Несвиже, Мире, Копыле и в других местах) поднялись на бой евреи, имея ничтожное количество огнестрельного оружия. А случалось и вовсе без него, хватаясь, за что придётся. В белорусском местечке Лахва 3 сентября 1942 г. во время уничтожения гетто евреи восстали, не имея ни одной единицы огнестрельного оружия; они поджигали свои дома, с топорами и ножами бросались на немцев, одного зарубили. Бунт возглавил глава гетто Берл Лопатин, поджегший дом юденрата. Сотни узников сумели бежать из гетто. После преследования и уничтожения большинства свыше сотни беглецов добрались до леса. Среди спасшихся был Лопатин, он в партизанах ещё полтора года храбро воевал подрывником, пока не погиб при взрыве собственной мины [13, 31-45]. Все эти первые восстания в еврейских гетто произошли до первого боя евреев с немцами в Варшавском гетто.

В захваченной немцами части СССР, казалось бы, ничего не способствовало подпольной борьбе: во многих местах мужчины были мобилизованы на фронт или эвакуированы с предприятиями; истребление евреев происходило немедленно - опомниться некогда было евреям, не то, что организоваться для боевого сопротивления, сколотить единомышленников, найти оружие. В западных областях, менее двух лет назад захваченных большевиками, они разогнали наиболее активную часть еврейской молодёжи - сионистов, разрушили всю прежнюю организацию общинной жизни, так что и отпор оккупантам творить оказалось вроде бы некому. Однако нашлись коммунисты - люди, нацеленные сражаться, поощряемые большевистской идеологией борьбы, побуждаемые партийными приказами и комиссарским сознанием долга. Часто их намеренно оставляли для подпольной борьбы в немецком тылу, даже не соображая, что подпольщик с еврейским носом - открытая мишень для нацистов и земляков-юдофобов. Но обречённые носатые были готовы на смерть и на бой.

Воевать пришлось на редкость трудно: подпольщики в еврейских гетто никакого пособления извне не получали - не было у них, как у советских партизан, ни опекающей «Большой земли», ни действенной поддержки местного населения, не было у евреев союзников в инонациональном (польском, украинском и т.п.) антинацистском подполье, кто бы помог если не соучастием в бою, то хотя бы оружием, или деньгами на его покупку, или укрытием беглецов из гетто, или переправкой их в лес. Существовала и внутри гетто проблема: большинство узников было против подпольщиков, боялось немецкой реакции на сопротивление, свирепой, гибельной для всего гетто. Не раз подпольщикам приходилось самоотверженно отказываться от борьбы ради бессильного большинства узников.

И коммунистов часто не слишком любили в гетто. Но всё же именно они, как правило, зачинали еврейское сопротивление на оккупированной советской территории. И в гетто, и вне его.

В Минском поначалу 80-тысячном гетто уже через три недели после его создания в июле 1941 г. коммунисты Григорий (Гирш) Смоляр, Наум Фельдман, героический Михаил Гебелев стали организовывать вооружённое подполье - через несколько месяцев набралось больше 300 человек. Они обзавелись типографией для выпуска листовок, радиоприёмником, оружием, которое воровали из складов немецких трофеев, где работали подпольщики. В сентябре 1941 г. подпольщики наладили контакты с только что возникшими партизанскими отрядами, что дало возможность уже в ноябре 1941 г. начать вывод евреев в леса для борьбы в рядах партизан.

В конце ноября подполье гетто связалось с городским коммунистическим подпольем (его возглавлял опять же еврей Исай Казинец, выдававший себя за татарина) и стало частью городской организации сопротивления, которой была передана тайная типография гетто для пропагандистской работы в Минске. Городскому подполью стали помогать и некоторые члены юденрата гетто, включая его руководителя Илью Мушкина и начальника еврейской полиции Зиновия Серебрянского.

Контакты подпольщиков гетто с городским подпольем и с партизанами позволили наладить самый большой в сравнении с другими гетто поток евреев в леса - вышло 5 тысяч человек. Эта многочисленность спасшихся имела однако и обратную сторону.

Из Листов Яд Вашем:

Мазо Борис, 1894 г., механик. Не успел уехать из г. Минска и погиб в гетто. Он с друзьями пытался уйти к партизанам, но тогда Пономаренко издал приказ, чтобы евреев в партизаны не принимать. И вот когда они пришли к партизанам, его и друзей не приняли и им пришлось вернуться в гетто. И там его убили.

В ноябре 1942 г. начальник Центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Пономаренко, основываясь на данных советских спецслужб, предупредил партизан Минской области, что среди людей, приходящих в лес из Минского подполья могут оказаться немецкие агенты. Пономаренко не упоминал слово “евреи”, однако большинство партизанских командиров включило в круг подозреваемых беженцев из гетто. (За Пономаренко устойчивая слава юдофоба, и его указание легко счесть антисемитским, но надо бы принять во внимание, что фактом были и попытки немцев завербовать евреев в лазутчики к партизанам, и шпиономания, характерная для сталинских руководителей).

И. Арад привёл свидетельство Григория Смоляра, члена партизанского штаба одного из отрядов: «У реки Неман лежали несколько расстрелянных евреек... Их убили “свои”, партизаны... В бункере штаба я спросил: кто застрелил евреек, бежавших от нацистских убийц? Ответил представитель белорусского штаба партизанского движения Владимир Царюк: “Мы получили секретное предупреждение о том, что гестапо завербовало группу женщин с целью отравить партизанские суповые котлы. Идет война, ничего не поделаешь...”» [2, 327].

Весной 1942 г. немцы выследили и разгромили Минское городское подполье. Исай Казинец был повешен. На допросах городских подпольщиков выявились их связи с Мушкиным и Серебрянским. Обоих немцы казнили.

Сотрудничество с подпольем гетто его руководителей и еврейской полиции было для этих людей особо опасным. Но они рисковали и погибали.

Подпольщики гетто Каунаса, 500 человек, неустанно выводили евреев в леса, на партизанскую борьбу. Работники гетто им способствовали: одеждой, транспортом, документами - руководил глава гетто д-р Эльханан Элькес, провозгласивший: «Если даже лишь несколько десятков или сотен молодых евреев сумеют вооружёнными выйти из гетто и воевать, это станет подвигом чести для всего еврейского народа». В марте 1944 г. в Девятом форте Каунаса после пыток расстреляли 40 командиров еврейской полиции, включая её начальника Моше Левина, за отказ выдать немцам сведения о еврейском подполье и об убежищах евреев во время облав в гетто.

В подполье Барановичского гетто входили 15 из 22 полицейских гетто вместе с их начальником Варшавским, ключевой фигурой среди подпольщиков.

В Риге после массового убийства евреев в конце 1941 г. остались 4000 мужчин. Здесь коммунисты вовлекли сионистов в боевое подполье, оно разрослось до 150 человек, 28 из них служили в еврейской полиции гетто, насчитывавшей 42 человека. Подпольщики запаслись оружием, в основном, ворованным, связались с группой скрывавшихся в Риге бывших военнопленных (ими командовал еврей лейтенант Борис Писманов) и вместе с ними отправили из гетто в лес к партизанам десять человек с оружием, но их перехватили немцы. За эту попытку побега немцы убили 108 жителей гетто, включая всех 42-х еврейских полицейских как пособников беглецам.

Во Львовском гетто подпольщиков было мало и вооружены они были слабо - что-то удалось своровать, что-то купить у итальянских солдат. Но и львовяне, из которых почти никому не удалось бежать из гетто в леса, при окончательной ликвидации гетто 30 июня 1943 г. стреляли и ранили несколько немцев и полицаев. И. Арад приводит отчёт немцев о сопротивлении евреев: «Во время акции возникли огромные затруднения... ...мы использовали наиболее суровые средства, чтобы подавить еврейский бандитизм... Некоторые здания взрывались или поджигались» [2, 298].

Наиболее сильным было подполье Вильнюсского гетто - Объединённая партизанская организация, ОПО. Возглавленная коммунистом Ицхаком Виттенбергом, а после его гибели одним из молодых сионистских лидеров Абой Ковнером, ОПО сумела сплотить 500 евреев самых разных политических направлений, а также «беспартийных» евреев и бывших военных - редкий случай еврейского единения.

ОПО установила связи с подпольщиками других гетто - отчаянные еврейские девушки, малонадёжно защищённые «арийской» внешностью, пробирались из города в город, большинство их погибло в немецких застенках и в вооружённых схватках (Тамара Шнейдерман, Белла Хазан, Тося Альтман, Ленка Козибродская, ещё многие).

ОПО пыталось взаимодействовать и с разными антинацистскими группами в Вильнюсе (поляки, литовцы), и с советскими партизанами в лесу - иногда успешно, иногда нет. Подпольщики гетто вооружались, готовясь к боям внутри гетто (так произошло в ходе немецких облав 1 сентября 1943 г.) или среди партизан в лесах, куда они выводили десятки узников гетто (зачастую при пособничестве руководителя гетто Якова Генса, его за это казнили немцы). 23 сентября 1943 г. немцы прикончили гетто, и в тот день из него вышла через канализацию последняя группа узников.

Бой внутри гетто и уход к партизанам - две задачи еврейского подполья, которые стояли и в других гетто. Часто этому сопротивлялись узники гетто, опасавшиеся немецкой мести. Руководитель гетто Лиды (Белоруссия) Гальперштейн объяснял местному подпольщику: «Если у нас ещё есть какая-либо мечта, - так это мечта, что некоторые из нас останутся в живых, и поверь мне, я сам не надеюсь оказаться среди этих немногих. Дай бог кому-нибудь сохраниться, чтобы рассказать, когда наступит день, о том, что здесь происходит... И тут приходит к тебе человек, который уже потерял свою семью и отчий дом и у которого осталась только одна вещь - «ржавая винтовка». И вот в один из дней он встанет и вдруг извергнет «пиф-паф» из своего ружья и таким образом похоронит также один-единственный шанс» [2, 282-3].

На Украине и в Белоруссии в 94 населённых пунктах евреи организовали вооружённое сопротивление - так пишет Григорий Розенблат [24, 44]. Другой автор Альберт Майзель насчитывает только в Белоруссии 140 случаев активного противодействия в гетто [21, 134]. Илья Альтман, ссылаясь на работы израильского исследователя Шолома Холавского, говорит, что в Западной Белоруссии и в районе Вильнюса подпольные группы сопротивления возникли в 64 гетто из 103 и было в тех группах 4000 молодых евреев [25, 325-6]. А сколько не выявлено, не замечено?

В ноябре 1941 г. гестапо раскрыло тайную коммунистическую организацию сопротивления в Могилёве - из 55 арестованных 22 еврея, они «действовали с фантастическим воодушевлением» по словам немецкого отчёта. В другом отчёте, от 15 сентября 1942 г., говорится об аресте диверсионной группы в Бердичеве, её командир - еврей.

По сообщению рижской газеты «Тевья» 24 августа 1944 г. немцы вели на улице Пельдус бой с вооружённой группой евреев из 6 мужчин и одной женщины. При перестрелке двух евреев убили, остальных арестовали вместе с остальными жильцами дома.

В Одессе в 1942 г. казнили за диверсионную деятельность 12 подпольщиков группы Молодцова, среди них 8 евреев.

Исследователи еврейского сопротивления указывают разные количества евреев-партизан на оккупированных территориях Советского Союза: И. Арад 17400-20000 [26,760], И. Альтман 17500 [25, 372] и Г. Розенблат 35000-40000 [24, 44]. Упоминавшийся выше командир всех советских партизан Пономаренко в частной беседе сказал: «Каждый десятый партизан Белоруссии был еврей» (а в опубликованных им послевоенных воспоминаниях о евреях ни слухом, ни духом, даже слова такого нет) [22, 64, 75] .

Учёт бесспорно затруднён: евреи часто скрывали свою национальность и в войну, и после. Но в любом случае ясно, что речь идёт о десятках тысяч бойцов. И обидно, что главный в мире Мемориал Катастрофы, Израильский Яд Вашем не представил толком евреев-партизан. Ограничились двумя еврейскими партизанскими отрядами в Белоруссии, Семёна (Шломо) Зорина и братьев Бельских - и вправду героическими, но где в экспозиции те десятки тысяч?..

И. Арад: «В рядах советских партизан воевали около 20 тысяч евреев, и многие тысячи находились в семейных лагерях в лесах, где действовали советские партизаны... Число евреев среди советских партизан составляло 6,7-8 процентов» [2, 426].

Книгу свою о советских евреях во Второй мировой войне И. Арад подытоживает:«Общее количество евреев, воевавших под красным знаменем, составляет 510-540 тыс. человек. ... В Великой Отечественной войне погибло 204-209 тысяч бойцов-евреев, то есть около 40% от общего количества евреев, состоявших в рядах армии и партизанского движения. Это самый высокий процент погибших среди всех народов СССР и других народов, участвовавших во Второй мировой войне» [2, 426-7].

И. Арад упоминает в своей книге и евреев-военнопленных, действовавших в подпольных организациях лагерей военнопленных и особо отмечает массовый героизм еврейских женщин, воевавших на фронтах и среди советских партизан.

Веками оскоплялись души евреев, а вот поди ж ты, нетленным оказалось зерно мужества и как проросло в чёртовом этом двадцатом веке! Наверно, не случайно вождь румынских фашистов Ион Антонеску, обозлясь своими потерями под не поддающейся штурмам Одессой, писал брату 5 сентября 1941 г.: «Война в целом, а бои за Одессу в частности, не оставили ни тени сомнения в том, что еврей - сатана... отсюда и наши тяжелые потери. Если бы не еврейские комиссары, Одесса давно была бы в наших руках». (Ну, и слава богу. Может, «еврей-сатана» - оружие сдерживания?).

Тем не менее жид по-прежнему от боя бежит в сознании хоть простодушном, хоть многоучёном.

Старый анекдот: Российские солдаты учатся собрать-разобрать автомат. Иванов не умеет, Петров не умеет, Сидоров не умеет, Рабинович справляется мгновенно. Прапорщик солдатам: «Берите пример с Рабиновича! Плохой солдат, а старается!»

Сегодня израильский историк Даниил Романовский, опросив многих белорусских евреев, переживших нацистскую оккупацию, отмечает, что большинство их, даже и те, что боролись в гетто и лесах, «убеждены, что Катастрофа... - позорное событие в истории евреев... евреи были пассивны и погибли, не оказав никакого сопротивления своим палачам». И крупнейший американский историк Катастрофы Рауль Хилберг, в труде, считающемся классикой, писал о Катастрофе: «Образ поведения евреев характеризуется почти полным отсутствием сопротивления» [27, 97-8, 117].

В 1984 году во Франции сделали фильм о Сопротивлении «Террористы в отставке» - документальную ленту. В ней вопреки расхожей молве, обвиняющей в покорной гибели евреев-иммигрантов из Восточной Европы, выяснилось, что они воевали за Францию самоотверженней, чем презиравшие их коренные французские евреи («израэлиты») и чем сами французы. Французская телесеть показать фильм отказалась, США отважились только через 16 лет. Убедит ли он кого хоть сегодня?

Общее число евреев в европейском антинацистском Сопротивлении в экспозиции Яд Вашема не обозначено - не сосчитано, видимо. Г. Розенблат указал: до 50 тысяч [24, 44]. Может быть, еврейский автор, себе потрафляя, сколько-нибудь завысил цифру, но чтό точно: почти во всех странахЕвропы процент евреев-участников вооружённого Сопротивления нацистам превышал показатель коренного населения. «Это удивительный факт, если учесть, что евреям приходилось сталкиваться с бóльшими трудностями и что у них отсутствовала современная воинская традиция», - пишет израильский историк Иегуда Бауэр. Он даже находит в этой повышенной боевитости евреев основание их будущих военных успехов в Палестине и Израиле [28, 283].

В 1967 году стоял я в городе Харькове у газетной витрины, читал новости о победе Израиля в Шестидневной войне. Рядом надутый дядька, пузо прёт из штанов, в руке авоська с каким-то продуктом, скрипнул зло и удивлённо: «Ты глянь, надо же, как жиды воюют!». То уже не о жидах, то об израильтянах.

В 1970-е годы в Мемориале Яд Вашем решили повторить варшавский памятник бойцам гетто. Его автор, Натан Рапопорт, сказал: «Сделаю по старой модели, она сохранилась. Только хочу немного подправить». Варшавский памятник был поставлен в 1948 г. Спустя три десятилетия Рапопорт чуть коснулся фигур на памятнике: носы сделал эллинскими, приподнял подбородки - и прибавилось задора, воинственности. В обречённых галутных бунтарях проступила неуёмность предков - вот что подсказал скульптору Рапопорту опыт военных успехов Израиля.

Миллионы пленных солдат, военная косточка, молодые, способные поначалу на бой и на подвиг, потомки рыцарей и витязей, не отягощённых двухтысячелетним угнетением души - все перемололись в мясорубке немецких концлагерей почти безропотно. Только на исходе войны, в 1945-м, при приближении освобождающей американской армии поднялись на восстание узники Бухенвальда и Маутхаузена. А жалкие евреи в своих гетто и лагерях смерти восставали неоднократно, да не в конце войны, а из-под немцев, налитых ещё полной силой, - и в 1943 г. два крупнейших центра истребления евреев Треблинка и Собибор после победных бунтов заключённых - вырубились полностью, кончились.

Казалось бы, в лагерях уничтожения, в их безвыходной чёрной прорве, сходу засасывающей в газ и огонь прибывающих узников и оставляющей для краткого убийственного рабства немногих умельцев для обслуживания лагерных хозяев и механики истребления - этим, оставшимся, как бунтовать? Как сорганизоваться, как найти среди портных, парикмахеров и музыкантов людей, опытных в бою, как найти и довериться? Где взять оружие? А с оружием как одолеть надзирателей, охрану, вышки с пулемётами, колючую проволоку под током, окрестные минные поля? А вырвавшись, как уйти от погони? Всё не под силу узнику, скрученному в полуживотное или в полутруп, но вот:

Освенцим - 22 июля 1944 г. 435 греческих евреев убиты за отказ обслуживать газовые камеры; 7 октября 1944 г. узники, работавшие при крематориях, подняли восстание, один из крематориев был взорван, все восставшие перебиты;

Треблинка - 2 августа 1943 г. восстали 700 узников, 150-200 сумели бежать, выжило 12; лагерь прекратил своё существование;

Собибор - 14 октября 1943 г. этот центр истребления также прикончило восстание заключённых.

Александр Печерский - до войны заводила из художественной самодеятельности, народ по клубам собственной музыкой веселил, «массовик-затейник» называлось или иначе «культработник». Из Ростова-на Дону. Два с половиной года войны его мотало по лагерям военнопленных. Пережил тиф. Бежал многократно.

- У нас одежда была своя, не полосатая, поэтому меня ловили не как беглеца, а вроде в первый раз, и не били, просто в новый лагерь кидали, - объяснял мне Печерский спустя сорок лет.

- Как вы выжили? - спросил я его.

- Воровал, - весело сверкнул чёрным глазом грузный, плохо слышащий диабетик. - Крал еду. И ещё: всегда шёл на физическую работу, чтобы быть в форме, и кормят получше.

Мы разговаривали у него дома, посреди города Ростова, заставленного будёнными какими-то памятниками, облепленного геройскими именами на уличных табличках, а Печерского тогда знали от силы несколько школ, где его допускали выступить перед учениками. Заграницей, правда, у него слава сложилась, даже фильм соорудили, но чересчур художественный, по голливудским меркам, - Печерский морщился брезгливо: - Я там главный герой, во-о-от такой огромный герой. Я вскакиваю на стол, что ли, кричу вроде «К оружию!» или «На штурм!», и все бросаются на немцев. Красиво!.. Бегут красиво, падают красиво, особенно эсэсовцы, и мы побеждаем. Ну, вы представляете, какие там лозунги под стволами пулемётов! Ничего этого не было... Договорились заранее, и каждый своё делал. Что-то, конечно, напуталось, не туда бежали, суматоха - ну, нормально, жизнь не кино... И убили-то всего двух эсэсовских офицеров.

Мы сидели за столом, щедро накрытым: дефицитная по тем 1980-м годам копчёная колбаса, печенье нездешнее, апельсины - хозяйка уговаривает не стесняться, всё свежее, только-только получили «заказ», положено как ветеранам войны, каждый месяц по два кило мяса, чай, масло, сыр... «Вполне достаточно, - это Печерский говорит, а жена его мягко уточняет: - Ну, как достаточно? Есть ещё дочка с семьёй, надо им подбросить. Но в общем, ничего, хорошо»...

На стене картина в рамке, старательно сделано: синева неба - так синяя, желтизна пустыни - так жёлтая, тигр полосат и рыж, никаких полутонов, переходов - честное рисование. Под тигром, привалясь к пухлой спинке старомодного дивана, хозяин продолжает рассказывать о восстании в лагере смерти Собибор.

- Всё связывается со мной, я и вправду командовал тогда, но главная заслуга не моя, одного из Польши, Леон Фельдгандлер его звали, он руководил подпольем и всё организовал, я почти на готовое пришёл... А что восстание получилось, так благодаря чему? Благодаря эсэсовской жадности и точности. Дармовой мундир от хорошего портного хотелось получить, и шли на примерку точно по часам, тут их и убивали.

Скромничает Александр Печерский. Жизнь лагерников коротка, не поспевал подпольный комитет сплотить в боевую единицу бессильно-штатских портных и парикмахеров. Запалом мятежа попала в лагерь группа советских военнопленных, умело-боевых, среди них отчаянный «Сашко-ростовчанин» - дело и завертелось. Всего через три недели после прибытия русских в лагерь Печерский поднял шестьсот смертников на почти безнадёжный бой, голыми руками против пулемётов и колючей проволоки, и шестьдесят прорвались к жизни, и лагерь-убийца сдох навсегда, и было это не в победном сорок пятом году, когда на подходе гремели выручающие танки союзных армий, а в глухой глубине войны, в октябре сорок третьего, подмоги не докричаться, да и кому нужны бежавшие евреи? Фельдгандлера, например, после побега убили поляки...

- Мы, советские, человек десять, добрались до нашего партизанского соединения. Командир отряда, поляк, нас прогнал: «Мне в отряде евреев не надо». Я ребят в другие отряды пристроил, а сам к этому поляку вернулся - у меня характер такой... И чтобы видели, как евреи воюют, я пошёл в диверсионную группу, два эшелона подорвал. Когда с армией советской соединились, нас, бывших пленных офицеров, отделили, месяца два проверяли, кого в штрафбат [штрафной батальон], кого в штурмовые части, до первой крови. Меня в первом же бою ранило тяжело, и тогда мне звание вернули, старший лейтенант. В госпиталях войну и закончил. Офицером, и не посадили - повезло, в общем. В госпитале под Москвой, в Раменском, я ещё сестричку прихватил, вот уж сорок лет мучаюсь, - кивает он в сторону жены, оба согласно посмеиваются.

Тигр со стены пялит бешеный глаз, вот-вот прыгнет, полосы на шкуре накалились... Под обвалом его африканской ярости сидит Александр Печерский, благодушный, всем довольный. На ехидный вопрос о наградах отвечает: - Боевых наград не имею. Выжил - какая ещё награда?

В 1952 году, в «докторские годы», когда арестом кремлёвских врачей начинал Сталин общесоюзный еврейский погром, Печерского как еврея и бывшего пленного «лишили доверия»: исключили из коммунистической партии и выгнали с работы. До смерти Сталина он бедствовал, в ожидании ареста усмирял нервы собственной трудотерапией: по сетке металлической, которую покрыл олифой, намалевал вот этого тигра ядовитого да соткал из тряпочных обрезков ковёр по собственному узору. Пенелопа... Нервы Печерский уберёг, хотя без следов не обошлось: позднее в Москве я показывал ему памятник мальчикам-ополченцам во дворе арбатской школы и перед истончёнными предсмертьем фигурками, перед птичьими головками в пилотках, перед шинелями не по росту и штыками, колющими небо, - заплакал собиборский победитель.

Александр Печерский