Шерлок Холмс и гринбрайерский призрак

Джонатан Мэйберри

Шерлок Холмс и гринбрайерский призрак

Часть первая

В конце ноября 1896 года я имел удовольствие сопровождать моего друга Шерлока Холмса в путешествии по Америке. Незадолго до этого к нему обратился представитель американского правительства с неофициальной просьбой — помочь разобраться с подозрением о подделке Декларации независимости. Хотя это было очень серьезное дело, и оно могло бы легко пошатнуть устои молодой и сильной нации, Холмсу понадобилось меньше суток, чтобы исправить положение и передать в руки властей печально известных канадских фальшивомонетчиков.

Этот случай не афишировался и упоминаю я сейчас о нем только для того, чтобы рассказать, каким образом в конце этого года мы с Холмсом оказались в Америке. Мы решили воспользоваться возможностью получить удовольствие от железнодорожной поездки из Вашингтона через южные штаты, в которых, несмотря на время года, все еще стояла хорошая погода.

Мы планировали вернуться в Норфолк, штат Вирджиния, в конце февраля, а уже там сесть на корабль, отплывающий в Англию. Во время поездки мягкая погода и вынужденное безделье улучшили самочувствие Холмса, он стал более оживленным и разговорчивым, чем в последние месяцы. Успешное раскрытие этого преступления, столь распространенного на юге Америки – да и на большей части территории этой огромной страны – явно улучшило его настроение. Пока шло освоение, заселение и развитие промышленности, возникло столько же условий для коррупции, мошенничества, воровства и убийств, как и для банальной погони за наживой.

Шестнадцатого февраля мы оказались в бюро судоходства в Норфолке, чтобы сделать распоряжения касательно нескольких больших чемоданов с химическими реактивами, образцами и книгами, которые будут отправлены обратно в нашу квартиру на Бейкер-стрит, 221-B, когда появился молодой человек в форме телеграфиста, бежавший по пристани и выкрикивавший имя Холмса. Юноша остановился, приложил пальцы к фуражке и протянул письмо.

Холмс озадаченно взял его. Это было не первое и не десятое подобное неотложное сообщение, которые он получил во время нашего путешествия. Когда он отпустил юношу и развернул письмо, я пробормотал:

— Холмс, наш корабль отплывает с началом прилива. У нас нет времени…

Он прервал меня странным вопросом:

— Вы верите в призраков, Ватсон?

Я колебался. Холмс не единожды разыгрывал меня подобными вопросами, чтобы впоследствии сурово отчитать за доверчивость, опираясь на факты или научные доказательства.

— Многие в них верят, — ответил я неопределенно.

— С возрастом вы становитесь осторожнее, Ватсон, — его глаза смеялись, когда он передал мне записку. — Прочтите это, а затем решайте, хотите ли вы успеть на наш корабль или подождем какого-нибудь другого прилива.

Я шагнул в пятно солнечного света, чтобы прочитать письмо, которое оказалось коротким и загадочным.

Уважаемый мистер Холмс.

Моя дочь была убита. Ее призрак сообщил мне имя убийцы. Ради Бога и справедливости, пожалуйста, помогите.

Миссис Мэри Джейн Робинсон Хистер Ричландс, Гринбрайер, Западная Вирджиния

Я поднял голову и увидел, что Холмс смотрит на сгусток теней под карнизом бюро судоходства, поджав губы и прикрыв глаза.

— Призрак ее дочери раскрыл личность убийцы? — усмехнулся я. — Несомненно, это просто наваждение тоскующей и чрезмерно доверчивой женщины, Холмс. Мы слышали такую чушь и раньше.

— И все же, Ватсон… — сказал он и забрал письмо, — и все же…

Холмс не договорил, повернулся на каблуках и направился через двор бюро судоходства к железнодорожной конторе. Покорно вздохнув и устало покачав головой, я отправился за ним.

Часть вторая

Америка — такая же страна железных дорог, как и Англия, хотя ее территория огромна. Мы дважды пересаживались с одного поезда на другой, а потом еще два дня тряслись по проселочной дороге в карете, запряженной парой гнедых лошадей. Возница жевал табак и каждые несколько минут сплевывал на обочину, точно и быстро.

— Послушайте, добрый человек, — сказал Холмс, перекрикивая стук колес, — вы хорошо знаете миссис Хистер?

Он повернулся и секунду смотрел на нас, молча пережевывая табак.

— Здешние дровосеки уже рассказали о том, что произошло с ее дочерью, так ведь?

— Возможно.

— Миссис Хистер говорила, что малютка Зона была кем-то задушена, — сказал возница, — но доктор с шерифом решили, что это просто несчастный случай.

— А что вы думаете? — спросил Холмс.

Мужчина улыбнулся.

— Я думаю, что все это произошло слишком быстро.

— Быстро? О чем вы? — спросил я.

— И похороны, и расследование, и вообще все. Это было сделано так поспешно, будто пытались что-то скрыть.

— Вы считаете, что она не просто умерла? — спросил Холмс.

— Мисс Зона была деревенская девушка, понимаете, о чем я? Все здешние девушки, воспитанные как мисс Зона, с детства лазают по деревьям и гуляют по холмам, — он поморщился. — И не говорите мне, что деревенская девушка просто споткнулась, покатилась вниз и умерла.

— Вы не верите, что это был несчастный случай? — подсказал Холмс.

— Я родился ночью, сэр, но это было не прошлой ночью.

После этих слов он сплюнул в сторону, отвернулся и продолжал путь в молчании.

Часть третья

Он высадил нас около прелестного, хоть и простоватого домика, окруженного штакетником, с курами во дворе и видом на зеленые холмы. В Лондоне в это время уже лежат сугробы, но здесь, в Гринбрайере, все было похоже на весну в раю.

Миссис Мэри Джейн Хистер встретила нас у калитки, и было видно, что она очень обеспокоена. В резких чертах ее лица читалась печаль.

— Мистер Холмс, — воскликнула она, порываясь взять его за руку, как только он вышел из дилижанса. — Бог благословит вас за приезд! Теперь я знаю, что моя Зона дождется справедливого суда.

Я увидел, что лицо Холмса стало сдержанным, как бывало при проявлении бурных эмоций, особенно женщинами, и он отнял свою руку так быстро, насколько позволяли хорошие манеры. Холмс представил меня.

— Господи Боже, доктор! — воскликнула она — Я читала каждый из ваших замечательных репортажей о приключениях мистера Холмса. Моя двоюродная сестра вышла замуж за банкира, сейчас живет в Лондоне и присылает мне каждый выпуск «The Strand»[1]. Вы чудесный писатель, доктор Ватсон, и под вашим пером оживает каждая деталь потрясающих расследований мистера Холмса.

Холмс едва успел скрыть улыбку, которая казалась похожей на усмешку. Его мнение о моих литературных талантах было хорошо известно, и он часто выговаривал мне за предпочтение интригующего повествования в ущерб прямому научному изложению фактов дела. Я давно отказался от любых надежд объяснить ему, что публика не станет читать сухое описание фактов. Я подумал также, что бестактно было бы напоминать о том, что многие из наиболее интересных случаев нашей практики произошли из-за "дурной" славы Холмса, достигнутой публикацией моих рассказов.

— Какая я ужасная хозяйка, — воскликнула миссис Хистер. — Заболталась, а мои гости стоят во дворе. Пожалуйста, проходите в гостиную.

Когда мы расположились в удобных креслах с чашками и блюдцами на коленях, миссис Хистер наклонилась вперед, сложив руки вместе.

— Можете ли вы помочь мне, мистер Холмс? Можете ли вы помочь мне восстановить справедливость, чтобы Зона спокойно спала в своей могиле? Истинно говорю вам, милостивые государи, сейчас она не упокоена. Она скитается по округе, взывая к правосудию.

В комнате повисла тяжелая тишина, и ее слова, казалось, медленно двигались вокруг нас, подобно призракам. Миссис Хистер откинулась назад, и по ее глазам было видно, что она понимала, какой эффект произвели ее слова.

— Конечно, у вас, господа, нет оснований верить подобной сказке. Но уверяю вас, это правда.

Холмс поднял палец.

— Это я решу сам, — сказал он отрывисто. — Теперь, миссис Хистер, я хочу, чтобы вы рассказали нам все, что произошло. Ничего не пропускайте, даже детали, которые могут показаться вам незначительными. Вспомните каждую мелочь, или у нас не будет возможности помочь вам.

Тут он поставил чашку, откинулся на спинку стула, сцепил длинные пальцы и закрыл глаза. Миссис Хистер взглянула на меня, и я обнадеживающе кивнул ей.

— Мою дочь звали Элва Зона Хистер, она родилась здесь, в графстве Гринбрайер, в 1873 году. Она была хорошей девушкой, мистер Холмс. Красивая и смышленая, хорошо писала и шила. Но… — и миссис Хистер запнулась, — несколько лет назад она попала в беду. У нее родился ребенок.

Она опустила глаза, ожидая упрека, но Холмс раздраженно пошевелил пальцами.

— Я детектив, мадам, а не моралист.

Миссис Хистер откашлялась и, набравшись храбрости, продолжала.

— Как вы сами понимаете, незамужняя женщина с ребенком не может надеяться на хороший брак. Она смирилась с одиночеством, но в октябре 1896 года познакомилась с человеком по имени Эразмус Стриблинг Траут Шу. Большинство людей в этих краях называли его Эдвард, хотя я всегда думала о нем как о «Траутe»[2]: холодный, скользкий человек. Он был бродягой, пришел сюда, в Гринбрайер, чтобы поработать кузнецом. Сказал, что хочет начать новую жизнь. Намекал на свое тяжелое прошлое, но никогда не рассказывал подробности. Он устроился работать в магазин Джеймса Крукшенкса, который расположен недалеко от старой Мидлэндской трассы. Траут был умелым кузнецом, а в сельской местности всегда много работы для человека, способного подковать лошадей и коров. Вскоре после появления Траута в нашем городе, моя дочь познакомилась с ним, когда она пришла подковать наших племенных быков, которых мы давали напрокат местным фермерам, — миссис Хистер вздохнула. — Это была любовь с первого взгляда, мистер Холмс. Вы, наверное, слышали выражение «искрой вспыхнуло»? Это произошло, когда Зона вошла в кузницу и увидела, как Траут грохотал молотом по наковальне. Он очень большой и мускулистый мужчина, мощный, как и все кузнецы, но к тому же еще и красив. Возможно, скорее привлекателен, чем красив, если вы меня понимаете. Улыбка, преображающая его жесткое лицо в лицо сказочного принца, и внимание, которое он расточал Зоне, заставляли ее чувствовать себя принцессой. Он попросил у меня ее руки, и хотя у меня были опасения, — наверное, я слишком стара для того, чтобы меня очаровала красивая улыбка и крепкие бицепсы, — я согласилась. В конце концов, выбор у моей дочери был не так уж и велик.

— Это можно понять, — сказал я.

— С самого начала я чувствовала, что Траут что-то скрывает, но он никогда ничего не рассказывал, и я не нашла никаких доказательств, чтобы подтвердить свои подозрения. Я начала думать, что просто становлюсь, как говорится, старухой, уступая своим страхам и мешая счастью дочери… Но мои опасения оказались оправданными, — сказала она, и я, наблюдая за ней, увидел, как она побледнела. — Они более чем оправдались, но как я могла знать о том, что произойдет?

Холмс открыл глаза и посмотрел на нее пристальным кошачьим взглядом.

— Зона и Траут прожили в браке несколько месяцев. А затем, 23 января этого года, в тот ужасный, ужасный день, Энди Джонс — "цветной" мальчик, которого послали в дом Траута с каким-то поручением, примчался в город, крича, что он нашел мою Зону лежащую мертвой у подножия лестницы. Он сказал, что увидел ее лежащей с вытянутыми ногами, одна ее рука была на животе, а другая откинута. Ее голова была слегка повернута в сторону, а глаза широко открыты. И хоть Энди маленький ребенок, он понял, что она, видимо, мертва. Энди побежал в город и рассказал все матери, а та вызвала доктора Джорджа Кнаппа, который выполняет обязанности местного врача и коронера[3]. Доктор Кнапп был на самой отдаленной ферме, и ему потребовалось около часа, чтобы прибыть на место.

Миссис Хистер вздохнула, собираясь с духом, чтобы приступить к продолжению.

— К тому времени, когда прибыл доктор Кнапп, Траут вернулся домой из магазина мистера Крукшенкса, отнес тело Зоны наверх и положил на кровать. Как правило, мертвых к похоронам готовят городские женщины, моют и одевают их; но к тому времени, как прибыл доктор Кнапп, Траут сам обмыл тело Зоны и одел в ее лучшее платье с высоким воротником и вуалью, прикрывающей ее лицо.

Холмс подался вперед.

— Опишите вуаль и воротник.

— Это была белая вуаль, часть ее свадебного наряда, обычно она надевала ее в церковь.

— А воротник?

— Очень высокий и поддерживающий шею.

Холмс поджал губы и задумался.

— Продолжайте, пожалуйста, — сказал он после паузы. — Расскажите мне о результатах осмотра доктором вашей дочери.

— В том-то и дело, мистер Холмс, осмотр был не очень тщательный. Доктор Кнапп старался, конечно, но Траут упал на тело Зоны, плача от горя и страдания, браня врача за то, что тот тревожит останки его бедной дорогой женушки.

— Вы были там, миссис Хистер? — спросил я.

— Да, я стояла в дверях, молчала, потрясенная произошедшим, чувствуя, как мое сердце отчаянно стучит.

— Где был Траут Шу, пока доктор осматривал вашу дочь?

— Отлично, Ватсон, — сказал Холмс спокойно.

— Он сидел в изголовье кровати, обнимая ее голову и рыдая, — сказала миссис Хистер.

— Он требовал, чтобы доктор Кнапп прекратил осмотр? — спросил Холмс.

— Нет, но он был так явно убит горем, что врач пожалел его и лишь поверхностно осмотрел тело Зоны. Только лишь для того, чтобы удостовериться, что она на самом деле мертва. Тем не менее, — сказала миссис Хистер медленно, — он заметил синяки вокруг горла Зоны.

— Синяки? И что он сделал?

— Ничего, мистер Холмс.

— Ничего?

— Ничего.

После паузы Холмс спросил:

— Какую же причину смерти вашей дочери установил доктор Кнапп?

Миссис Хистер усмехнулась.

— Сначала он сказал, что это переутомление. Как вам это понравится?

— Это нелепо, — воскликнул я. — Это говорит о том, что он и понятия не имел о причине смерти.

— Многие этому не поверили, — согласилась миссис Хистер, — и поэтому, подавая официальный отчет, он изменил причину на «женские проблемы», что вынудило замолчать любого в округе. Никто не будет обсуждать такие вещи, — она поморщилась. — Люди такие старомодные.

— Были ли когда-нибудь у вашей дочери гинекологические проблемы? — спросил я, но она покачала головой.

— Никаких осложнений при рождении ее сына не было. Она была здоровая девочка. Сильная и ладная.

Я украдкой посмотрел на Холмса, который больше, чем кто-либо, желал бы держаться подальше от таких деликатных вопросов, и действительно, он был очень напряжен, но глаза его сверкали интересом.

— В своем письме вы намекаете на убийство, — сказал он.

— Убийство это, мистер Холмс. Жестокое убийство самого дерзкого вида.

— А убийца? Вы верите, что это Траут Шу?

— Я знаю, что это он!

— Почему вы так уверены?

— Моя дочь сказала мне, — мгновенно ответила миссис Хистер.

— Ваша… дочь-покойница?

— Да, мистер Холмс. В течение нескольких ночей она приходила ко мне во сне и рассказывала, что ее убил Траут Шу. Она мечется между мирами, как в ловушке, она связана с этим миром злом, свершившимся над ней. Пока правосудие не восторжествует над убийцей моей дочери, ее призрак будет скитаться по земле. Вот почему, господа, я прошу вас помочь мне с этим делом.

Холмс сидел неподвижно и изучал лицо миссис Хистер, ожидая — как, впрочем, и я, — не проскользнут ли искры безумия или хитрости, замешанной на обмане, в ее глазах, но мы не видели этого. Она была невозмутима, чиста и убедительна, чего никто из нас не ожидал, учитывая безумный стиль ее письма. Холмс откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы. Долгие секунды его молчаливых размышлений отсчитывались украшенными резьбой напольными часами, и немало времени пришлось им отсчитать до тех пор, как Холмс заговорил.

— Я помогу вам, — сказал он.