Помоги проекту - поделись книгой:
Айзек Азимов
Справедливая замена?
Я приходил в себя и снова терял сознание, при этом время от времени слышал какие-то обрывки музыкальных фраз.
Потом пришли слова. «Когда олухи получают высокие титулы, нет места тонкому уму». Сначала я понял, что стало светло, затем надо мной склонился Джон Сильва. - Привет, Герб, - произнес его рот.
Я не слышал слов, только видел губы, которые выговаривали звуки. Я кивнул и снова провалился в ночь.
Когда я в очередной раз открыл глаза, было темно. Около меня суетилась медсестра, но я лежал тихо, и она куда-то исчезла. Естественно, я был в больнице.
Меня это нисколько не удивило. Джон предупреждал, но я согласился рискнуть. Я пошевелил ногами, потом руками - очень осторожно. Они не болели. И я их чувствовал. В голове что-то отчаянно пульсировало; впрочем, этого следовало ожидать.
Когда олухи получают высокие титулы, нет места...
Теспис[1], радостно подумал я. И опять погрузился в черную пучину.
Наступил рассвет. Вкус апельсинового сока у меня на губах. Я потягивал его через соломинку и был счастлив.
Машина времени!
Джону Сильве не нравилось, когда я ее так называл. Темпоральный перенос, такое имя он дал своему эксперименту.
Я слышал, как он что-то об этом говорил, и испытал истинное наслаждение. Мой мозг, казалось, был в полном порядке. Я принялся решать в уме задачки и с легкостью высчитал, чему равняется квадратный корень из пятисот сорока трех. Потом приказал себе назвать имена всех президентов - по порядку! Мне казалось, что я нахожусь в прекрасной интеллектуальной форме. Но разве я могу об этом судить беспристрастно? Я убедил себя в том, что могу.
Конечно же, больше всего нас волновала опасность мозговой травмы, и не думаю, что я согласился бы рискнуть, если бы не «Теспис». Нужно быть фанатичным поклонником Гилберта и Салливана[2], чтобы понять это. Я именно таковым и являлся, как, впрочем, и Мэри. Мы познакомились на собрании «Общества Гилберта и Салливана», обратили друг на друга внимание и всегда были вместе во время всех последующих заседаний и на концертах «деревенской оперной труппы». Когда мы наконец поженились, хор наших друзей из «Г и С» спел нам свадебную песнь из «Гондольеров».
С моим мозгом все было в порядке. Я в этом ни секунды не сомневался, глядя в окно на холодный серый рассвет и прислушиваясь к своим воспоминаниям о том, что произошло.
- Машина времени, - снова прозвучал в моем сознании голос Джона, - что-то вроде автомобиля, который ты отправляешь в путь по коридорам времени. Теоретически такого быть не может. Мы занимаемся темпоральным переносом. Мозг человека в состоянии. ну, можно сказать и так: он в состоянии проникнуть сквозь время. Точнее, не он сам, а субатомные частицы. И если речь идет о достаточно развитом интеллекте, их реально увидеть и, полагаю, использовать. Если два сознания достаточно похожи друг на друга, они могут войти в резонанс и путешествовать во времени.
- А ты знаешь, как установить такой контроль?
- Думаю, да. Должен сказать, что мозг каждого человека каким-то образом входит в контакт с сознанием других людей; возможно, это и является объяснением наших снов, ощущения deja vu[3], неожиданного вдохновения и тому подобных вещей. Однако настоящий перенос, когда два определенных сознания входят в состояние резонанса друг с другом, - задача, требующая для своего решения серьезных усилий.
Я был одним из сотни человек, которые принимали участие в экспериментах. Не имело никакого смысла проверять идеи Сильвы на животных. Только человеческий мозг создает достаточно сильное поле. Возможно, еще дельфины, но как, скажите на милость, вы бы стали с ними работать?
- Почти все сумели добиться резонанса, который можно зафиксировать, - произнес Джон. - Вот ты, например, установил довольно прочную связь в одном определенном направлении.
- С кем? - с интересом спросил я.
- Это невозможно сказать, Герб, - ответил он, - и мы не совсем уверены, насколько точно определили время и место, но нам кажется, что твое сознание вошло в резонанс с кем-то, жившим в Лондоне в 1871 году.
- В Лондоне, в 1871 году?
- Да. Мы не можем проверить это наверняка, пока кто-нибудь не согласится подвергнуться темпоральному переносу. Честно говоря, я сомневаюсь, что нам удастся найти желающих.
- Я готов, - ответил я.
Мне понадобилось достаточно много времени, чтобы убедить его в том, что я не шучу. Мы были старинными друзьями, и он знал о том, как интересовала меня тайна «Г и С», но, боюсь, Джон не до конца понимал, в какой степени я был в ее власти.
А вот Мэри понимала! Она была в восторге.
- Ты представляешь, какая это удача, - сказал я ей. - Ведь «Теспис» поставили в Лондоне в 1871 году. Если бы я неожиданно оказался там в это самое время, я смог бы послушать ее, смог бы.
Эта мысль захватила меня. «Теспис» - первая из четырнадцати оперетт Гилберта и Салливана, слабое произведение, которое, естественно, не пользовалось никаким успехом, но его тем не менее написали Гилберт и Салливан, причем партитура пропала. Пропало все, кроме небольшого хорового вступления, которое было с успехом использовано в «Пиратах из Панзанса», и одной баллады.
Если бы я только мог ее послушать!
- И не только послушать! - с энтузиазмом воскликнул я. - Если бы я мог подержать в руках партитуру и как следует ее изучить. Если бы я мог положить экземпляр в сейф в банке и каким-нибудь образом открыть его сейчас. Если бы я мог.
Глаза Мэри сияли, однако она не потеряла присущего ей чувства реальности.
- Если тебе удастся заполучить хоть что-нибудь из «Теспис», это будет потрясающей находкой, имеющей отношение к наследию Гилберта и Салливана, но я бы не стала уж очень рассчитывать на такую удачу. Если тебе и удастся проникнуть в сознание какого-то человека, жившего в 1871 году, уверен ли ты, что сумеешь заставить его делать то, что нам нужно?
- Можно попытаться, - ответил я. - Он, должно быть, на меня похож, раз наше сознание вошло в такой мощный резонанс, что покрыло расстояние в сто лет. У него должны быть мои вкусы.
- А если с тобой что-нибудь случится?
- Ради достижения некоторых целей стоит рискнуть, - твердо сказал я, и Мэри со мной согласилась; она не была бы моей Мэри, если бы было иначе.
И тем не менее я не стал говорить ей, что существует серьезная опасность мозговой травмы.
- Мы не в состоянии предсказать, насколько велика опасность, - заявил Джон, - и существует ли она на самом деле, пока не проведем эксперимент. Мне не очень хочется, чтобы в нем участвовал мой лучший друг.
- Твой лучший друг настаивает, - проговорил я и подписал все необходимые бумаги, которые подготовили адвокаты компании «Темпоральный Перенос».
Однако я все-таки принял меры предосторожности. Я скрыл от Мэри, на какое число намечен эксперимент. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, незачем ей при этом присутствовать. Она собиралась вскоре отправиться - Мэри всегда это делала раз в год - навестить родителей, которые жили в Канаде. И я решил, что это самое подходящее время для того, чтобы попытаться совершить темпоральный перенос.
- Джон будет готов самое раннее к осени, - сказал я ей и изо всех сил постарался продемонстрировать свое огорчение.
Через три дня после отъезда Мэри все было готово. Я не нервничал, даже когда Джон предупредил меня:
- Могут возникнуть неприятные ощущения.
- Джон, - пожав плечами, поинтересовался я, - оказавшись в Англии, я смогу делать все, что пожелаю? Я имею в виду, по собственной воле?
- Это еще один вопрос, на который я не могу ответить ничего определенного, - проговорил Джон, - по крайней мере пока ты оттуда не вернешься - что, кстати, произойдет автоматически. Даже если я скоропостижно скончаюсь и выйдут из строя все приборы питания, резонанс вернет тебя назад. В данном случае мы не зависим ни от каких непредвиденных обстоятельств, потому что твое физическое тело остается здесь. Ты понял?
- Я понял. - Джон был уверен, что если ему удастся сделать так, чтобы я не волновался в начальный момент эксперимента, то снизится вероятность мозговой травмы. Он много раз повторял одно и то же, рассчитывая снять напряжение. - Я смогу делать все, что пожелаю? -снова спросил я.
- Не думаю. Только наблюдать.
- А я буду в состоянии повлиять на историю?
- Тогда возникнут парадоксы, именно поэтому путешествия во времени в обычном смысле нереальны. Ты сможешь посмотреть, вернуться назад со своими наблюдениями и изменить историю с этого момента и дальше - и никаких парадоксов не возникнет.
- Ну, лучше, чем ничего, - проворчал я.
- Конечно, - согласился Джон. - Ты послушаешь свою обожаемую оперетту - уже кое-
что!
Кое-что - верно, однако недостаточно. Я же не музыкант и не смогу повторить всю партитуру.
Я утешился мыслью о том, что Джон ошибается или, вполне возможно, просто врет. Если бы возможность воздействовать на историю действительно существовала, ему бы никогда не разрешили продолжать эксперименты. Поэтому Джону приходилось уверенно утверждать, что такой возможности нет, иначе он перестал бы получать деньги на свои исследования.
Привезли мой завтрак, и медсестра, профессионально изображая искреннюю радость, сказала:
- Сегодня вы прекрасно выглядите.
Завтрак был так себе, ничего особенного, но я проголодался, и поэтому горячая овсянка показалась мне вкусной.
Отличный знак, а в голове у меня чей-то голос пропел: «Ну-ну, вот так и устроен мир, и он всегда будет оставаться таким; когда олухи получают высокие титулы, нет места тонкому уму».
Я его узнал. Соло Меркурия в сопровождении хора в первом акте «Теспис». Точнее, я узнал слова. Музыка была для меня новой - но, вне всякого сомнения, принадлежала Салли-вану.
В десять утра прибыл Джон Сильва.
- Мне позвонили и сказали, что тебе отменили внутривенные инъекции, - сказал он, - и что ты про меня спрашивал. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь вполне прилично. - Я заметил беспокойство в его глазах.
- Я тебя звал?
- Постоянно, пока находился в полубессознательном состоянии. Я был здесь вчера, но ты еще не совсем пришел в себя.
- Мне кажется, я это помню, - проговорил я. - Послушай, Джон, - голос у меня был совсем слабым, но я начал с соло Меркурия. - «О, я небесный труженик. Работаю с утра до поздней ночи. Все исполняю разные поручения.» - и допел до самого конца.
Джон, который молчал все время, что я пел, кивнул.
- Симпатично, - похвалил он.
- Симпатично! Это же «Теспис». Я был на трех спектаклях в Лондоне. Мне даже не пришлось ничего предпринимать, чтобы это получилось. Мое второе «я» - кстати, он биржевой маклер и зовут его Джереми Бентфорд - сделал все по собственной воле. Я даже попытался добыть экземпляр партитуры. Мне удалось убедить Бентфорда забраться в гримерную Салливана утром того дня, когда состоялся третий спектакль. Впрочем, я даже не особенно старался. Он и сам этого страшно хотел; мы с ним ужасно похожи, именно поэтому между нами и произошел резонанс, естественно.
Проблема в том, что его поймали и выставили вон. Бедняга держал партитуру в руках, но у него ее отобрали. Так что ты оказался прав. Мы не можем изменить историю. Зато мы в состоянии воздействовать на будущее, потому что я запомнил все самые важные мелодии и партии «Теспис».
- О чем это ты, Герб? - спросил Джон.
- Англия! 1871-й! Ради всех святых, Джон. Темпоральный перенос!
- Именно поэтому ты хотел меня видеть? - Джон даже на месте подпрыгнул.
- Да, конечно. Почему ты в этом сомневаешься? О господи, ты же отправил меня в прошлое. Ну, не меня, а мое сознание.
У Джона сделался такой вид, словно ему стало нехорошо. Неужели я сказал какую-то ерунду? Может быть, мой мозг все-таки пострадал? И я говорю совсем не то, что думаю, будто говорю?
- Мы много раз обсуждали темпоральный перенос, да, Герб, - сказал Джон. - Но.
- Но что?
- У нас ничего не получилось. Неужели ты забыл? Мы потерпели неудачу. Теперь пришла моя очередь изумиться.
- Как это - потерпели неудачу? Ты же послал меня в прошлое! Джон немного подумал, а потом поднялся на ноги:
- Давай-ка я позову доктора, Герб. Я попытался схватить его за рукав:
- Ты это сделал! Где же еще я мог услышать музыку «Теспис»? Может, ты решил, что я все это сам придумал? Неужели ты считаешь, что я в состоянии сочинить мелодию, которую несколько минут назад пропел тебе?
Однако он все равно позвонил, вызвал медсестру, а потом ушел. Вскоре появился доктор и принялся долго и скучно меня осматривать.
Почему Джон мне врет? Может быть, у него возникли неприятности с правительством из-за того, что он послал мое сознание в прошлое? Может быть, он собирается спасти свой проект, заставив и меня солгать? Или хочет убедить всех в том, что я спятил?
Неприятная, удручающая мысль. У меня была музыка «Теспис», но мог ли я доказать, что она настоящая? Не проще ли предположить, что это фальшивка? Сумеют ли мне помочь члены «Общества Гилберта и Салливана»? Ведь наверняка должны быть специалисты, которые сумеют опознать «отпечатки пальцев» - надеюсь, можно так сказать - Салливана. Однако, если Джон будет продолжать твердо стоять на своем, никакие доводы не окажутся убедительными.
На следующее утро я проснулся, твердо решив, что буду сражаться. На самом деле я не мог думать ни о чем другом. Я позвонил Джону (точнее, попросил медсестру позвонить ему) и сказал, что мне нужно его увидеть. К сожалению, я забыл, напомнить ему, чтобы он принес мою почту, - среди прочего там должны были быть письма от Мэри.
Когда Джон пришел, я объявил, как только он открыл дверь и в проеме возникло его
лицо:
- Джон, у меня есть музыка «Теспис». Я ее тебе пропел. Ты утверждаешь, что я лгу?
- Нет, естественно, нет, Герб, - ласково проговорил он. - Я тоже знаю эту музыку. Я замер, с трудом сглотнул, а потом спросил:
- Как ты мог...
- Послушай, Герб, я все понимаю. Я прекрасно понимаю, что тебе хотелось бы, чтобы это музыкальное произведение исчезло с лица земли. Но оно существует. Тебе придется с этим смириться. Посмотри вот сюда.
Он протянул мне книжку в голубой обложке. Заголовок гласил: «Теспис», слова Уильяма Гилберта, музыка Артура Салливана.
Я открыл книжку и пролистал ее, испытав настоящее потрясение.
- Где ты ее взял?
Поделиться книгой: