Пестрая банда

— Я так и сделаю.

— Дело слишком серьёзно, и медлить нельзя ни минуты. От вашей точности и послушания теперь зависит ваша жизнь.

— Распоряжайтесь мной, я готова исполнить ваши приказания.

— Во-первых, я и мой друг должны провести ночь в вашей комнате.

И я, и мисс Стонер посмотрели на Гольмса в крайнем изумлении.

— Да, это необходимо. Я сейчас объясню. В этой деревне, конечно есть трактир?

— Да, под вывеской: «Корона».

— Очень хорошо. Окна вашей комнаты видны из трактира?

— Я думаю, что видны.

— Когда ваш отчим возвратится из города, вы должны под предлогом головной боли затвориться в своей комнате. Потом, когда вы услышите, что ваш отчим собирается лечь спать, вы откроете ставень и поставите на окно зажженную лампу, в виде сигнала для нас. Я убежден, что, несмотря на перестройку, вы сумеете провести там одну ночь.

— О, конечно.

— Остальное предоставьте нам.

— Но что вы хотите делать?

— Мы должны провести ночь в вашей комнате, и узнать причину странных звуков, так напугавших вас.

— Я уверена, м-р Гольмс, что вы уже сделали свой вывод, — сказала мисс Стоннер.

— Может быть.

— Тогда из сострадания, скажите мне, отчего умерла моя сестра.

— Прежде чем заговорить, я должен иметь более точные доказательства.

— Скажите мне, по крайней мере, права ли была я, предполагая, что она умерла от какого-нибудь внезапного испуга.

— Нет, я этого не думаю. По моему мнению, причина смерти была гораздо реальнее, чел простой испуг. А теперь, мисс Стоннер, мы должны оставить вас, потому что если доктор Райлот возвратится и застанет нас здесь, все наши планы будут разрушены. До свиданья, и не бойтесь ничего, потому что если только вы в точности исполните все сказанное мною, вы раз и навсегда будете избавлены от опасности, угрожавшей вам.

VII

Мы с Шерлоком Гольмсом без труда нашли себе спальную и гостиную в трактире «Корона». Эти аппартаменты были расположены в верхнем этаже, и из наших окон открывался вид на главную аллею и на жилой флигель Сток-Морена. В сумерках мы видели, как проехал мимо доктор Ройллот, и его фигура казалась колоссальной позади маленького кучера. Кучер долго возился, отворяя железные ворота Сток-Морена и мы слышали, как доктор Ройллот зарычал от ярости, потрясая кулаком и осыпая бранью бедного парня. Наконец, кабриолет скрылся за воротами, и через несколько времени в одной из гостиных вспыхнул яркий свет зажженной лампы.

— Знаете что, Уатсон, — сказал Гольмс, когда мы сидели вдвоем среди надвигающихся сумерок, — я не решаюсь брать вас сегодня с собою. Нам грозит серьезная опасность.

— А мое присутствие принесет какую-нибудь пользу?

— Громадную пользу.

— Если так, я непременно иду.

— Большая любезность с вашей стороны.

— Вы говорите о какой-то опасности. Очевидно в обстановке Сток-Морена вы заметили какие-нибудь подробности, ускользнувшие от моего внимания.

— Ничего не заметил особенного, но только я лучше вас умею делать выводы. Я видел тоже самое, что и вы.

— Там не было ничего интересного, за исключением сонетки, назначение которой решительно непонятно для меня.

— Вы видели также и вентилятор?

— Да, но я не вижу ничего странного в том, что вентилятор проделан из одной комнаты в другую. Отверстие так мало, что в него не пролезет даже крыса.

— А я знал, что мы найдем вентилятор, еще до приезда в Сток-Морен.

— Вы шутите, Гольмс!

— Нет, не шучу. Вы помните, как мисс Стонер упоминала в своем рассказе, что ее сестра слышала из своей спальни запах сигары доктора Ройллота. Из этого следует ясный вывод, что в стене, разделяющей обе спальни, непременно должно быть какое-нибудь отверстие. И оно непременно должно быть очень маленьким, ибо оно ускользнуло от внимания следователя во время обыска и следствия. Таким образом я пришел к выводу, что найду вентилятор.

— Но к чему он служит?

— Прежде всего интересно роковое совпадение чисел. Только что устроены вентилятор и сонетка, как лэди, спавшая в соседней комнате, — умирает. Не кажется ли вам странно подобное совпадение?

— Я вижу совпадение, но не вижу никакой связи.

— Не заметили вы ничего особенного в положении кровати?

— Ничего.

— Она привинчена к полу. Случалось вам когда-нибудь видеть кровати, прикрепленные таким способом?

— Нет, не случалось.

— Лэди не могла передвинуть свою кровать. Эта кровать должна была оставаться всегда на одном и том же месте, в одном и том же расстоянии от вентилятора и веревки — я думаю, что могу назвать веревкой сонетку, по всей видимости предназначенную вовсе не для того, чтобы звонить.

— Гольмс! — вскричал я. — Я начинаю понимать ваши неясные намеки. Мы должны сегодня предотвратить какое-то вероломное и ужасное преступление.

— Да, вероломное и ужасное. Когда врач делается преступником, он самый ужасный из всех злодеев. Он вооружен опытом и наукой. Ройллот очень хитер, но я думаю, Уатсон, что мы перехитрим его. Только нам придется переиспытать всяких ужасов эту ночь. Ради Бога, примемся за свои сигары и поговорим о чем-нибудь более веселом.

Часов около девяти свет за деревьями парка угас, и все было темно в Сток-Морене. Два часа прошло в томительном ожидании, и вдруг, едва часы пробили одиннадцать, как прямо напротив нас, вспыхнул яркий огонек.

— Это наш сигнал, — сказал Гольмс, вскакивая на ноги; огонь показался в среднем окне.

VIII

Когда мы вышли из трактира, Гольмс объяснил хозяину, что мы идем в гости к знакомому и вероятно останемся у него ночевать. Через минуту мы вышли на дорогу; холодный ветер дул нам в лицо, и только мерцающий сигнальный огонек прорезывал густую тьму и как бы служил нам путеводной звездой в нашем опасном предприятии.

Без особого труда мы проникли в парк через полуразрушенную каменную стену. Пробираясь среди деревьев, мы скоро достигли лужайки, пересекли ее и уже готовы были влезть в окно, как вдруг из чащи лавровых кустов выпрыгнуло какое-то маленькое существо, похожее на ребенка, перебежало лужайку и исчезло в темноте.

— Боже мой! — прошептал я. — Вы видели?

В первую минуту Гольмс тоже был испуган. Он вздрогнул и крепко сжал мне руку. Но через мгновение тихонько рассмеялся и, приложив губы к моему уху, шепнул:

— Что за странный дом! Это наверное обезьяна.

Я совсем позабыл о странной любви доктора к этим животным. Мы должны были ожидать каждую минуту, что у кого-нибудь из нас на плече окажется павиан или какая-нибудь другая мерзость. Признаюсь, я почувствовал большое облегчение, когда, следуя примеру Гольмса, сбросил башмаки и очутился внутри спальни. Гольмс бесшумно закрыл ставни, перенес лампу на стол и окинул комнату пытливым взглядом. Все было в том же положении, как мы видели днем. Тогда, сделав из своей руки подобие слуховой трубки, Гольмс еле слышно прошептал мне:

— Малейший звук, и все наши планы погибли.

Я кивнул головой в знак того, что понял его шепот.

— Мы должны сидеть в темноте. Он может заметить свет через вентилятор.

Я снова кивнул.

— Не поддавайтеся сну; может быть от этого будет зависеть ваша жизнь. Револьвер держите наготове, он нам может пригодиться. Я буду сидеть на постели, а вы в этом кресле.

Я вынул револьвер и положил его на край стола.

Гольмс принес длинную, тонкую трость, коробку спичек, огарок свечи и все это разместил возле себя на кровати. Потом он загасил лампу и мы остались в темноте.

Забуду ли я когда-нибудь эти ужасные минуты? Я не слышал ни звука, ни дыхания и однако же знал, что мой товарищ сидит с широко открытыми глазами в нескольких шагах от меня, в том же состоянии нервного напряжения, как и я сам. Закрытые ставни не пропускали ни малейшего света, и мы оставались в совершенной темноте. По временам из парка слышался резкий крик ночной птицы. С деревенской колокольни доносился глухой и мерный бой часов. Они били каждую четверть. Как томительно долги казались эти четверти! Пробило полночь, час, два, три, а мы все еще сидели, молчаливо ожидая, что принесет нам эта ночь.

Вдруг, поблизости вентилятора, блеснул яркий свет, который исчез моментально, оставив за собой сильный запах горящего масла и нагретого металла. Можно было думать, что в соседней комнате кто-то зажег потайной фонарь. Я различал за стеной чьи-то осторожные движения; потом все смолкло, хотя прежний запах слышался еще сильней. С полчаса я сидел, напрягая слух. Тогда внезапно, стал выделяться новый звук — нежный ласкающий, подобный легкому шуму пара в кипящем котелке. Едва мы услышали этот звук, как Гольмс моментально вскочил с постели, зажег огонь и стал неистово колотить своей тростью по сонетке.

— Видите, Уатсон? — кричал он. — Видите?

Но я ничего не видел. В ту минуту, когда Гольмс чиркнул спичкой, я услышал тихий явственный свист, но внезапно вспыхнувший огонь ослепил мои привыкшие к темноте глаза, и я не в силах был различить ничего, с таким бешенством колотил мой друг. Но я видел, однако, что лицо его смертельно бледно, полно ужаса и отвращения.

Он перестал ударять тростью и смотрел неподвижно на вентилятор. И вдруг среди ночной тишины раздался такой дикий, нечеловеческий крик, какого я ни разу не слыхал во всю свою жизнь. Он становился все громче и громче этот пронзительный вой боли, ужаса и гнева, которые все слились в одном ужасном крике. После рассказывали, что этот ужасный вопль был слышен даже в деревне и пробудил спящих людей. Наши сердца похолодели от ужаса, и мы с Гольмсом стояли, молча глядя друг на друга, пока не затихли последние стоны.

— Что это такое? — спросил я, переводя дух.

— Это значит, что все кончено, — отвечал Гольмс. — И может быть, в конце концов, кончено благополучно. Возьмите револьвер, мы должны идти в комнату доктора Ройллота.

Он зажег лампу и пошел вперед по корридору. У двери он остановился и постучал два раза, но не получил никакого ответа. Тогда он повернул ручку и вошел. Я последовал за ним, держа револьвер наготове.

IX

Нашему взору предстало необычайное зрелище. На столе стоял потайной фонарь и яркая полоса света падала из него прямо на несгораемый шкаф, дверца которого была отворена настежь. За этим столом на деревянном стуле сидел доктор Гримсби Ройллот, одетый в серый халат, из-под которого торчали его голые ноги в красных турецких туфлях. На коленях у него лежала короткая палка с плетью на конце, которую мы заметили днем, при осмотре. Его подбородок был приподнят, и ужасный застывший взор его глаз был прикован к потолку. На лбу у него была странная, желтая с темными пятнами повязка, которая туго обвивала его голову. Когда мы вошли, он не сделал никакого движения, не издал ни звука.

— Банда! Пестрая банда! — выразительно прошептал Голмс.

Я сделал шаг вперед. В то же мгновение странная повязка на голове доктора начала шевелиться, и среди волос показалась вздутая шея и приплюснутая голова отвратительной змеи.

— Это болотная эхидна! — вскричал Гольмс. — Самая ядовитая из индийских змей. Он умер через десять секунд после укушения. Он погиб в той самой западне, которую готовил другому. Видно, правда, что подъявший меч от меча и погибнет. Теперь постараемся запрятать этого гада в его жилище и, препроводив мисс Стонер в какое-нибудь безопасное место, мы можем с легким сердцем пригласить сюда полицию.

С этими словами он взял хлыст, лежавший на коленях умершего, быстро накинул его в виде петли на шею змеи, затем бросил ее в шкаф и тотчас же запер его на ключ.

Таковы были истинные причины смерти доктора Гримсби Ройллота из Сток-Морена. Нет надобности подробно рассказывать обо всем, что произошло далее. Мы осторожно сообщили обо всем испуганной мисс Стонер, когда провожали ее с утренним поездом к ее доброй престарелой тетке в Горроу. Следствие тянулось долго, и в конце концов все пришли к заключению, что доктор Ройллот пал жертвой своей страсти ко всяким опасным животным. Некоторые мелочи, оставшиеся непонятными для меня, разъяснил мне Шерлок Гольмс, на возвратном пути в Лондон.

— Я пришел было сначала, — заговорил он, когда мы сидели в вагоне, — к совершенно ложному заключению, что доказывает, дорогой мой Уатсон, как легко впасть в ошибку даже самому опытному человеку. Присутствие цыганского табора и слова «банда», которым бедная умирающая девушка очевидно хотела назвать змею, навели меня на совершенно ложный след. Но я ставлю себе в особую заслугу, что тотчас же сознал свою ошибку, как только убедился при осмотре комнаты, что опасность никаким образом не могла угрожать ни со стороны окна, ни со стороны двери. Мое внимание тотчас же было привлечено этим вентилятором и сонеткой, висевшей над кроватью. Открытие, что сонетка не действовала и что кровать была привинчена, тотчас же возбудило у меня подозрение, что сонетка служила здесь переходным мостиком, по которому кто-то спускался через отверстие вентилятора прямо на постель. У меня тотчас же мелькнула мысль о змее и, зная при том, что доктор Ройллот имел при себе несколько животных из Индии, я почувствовал, что стою на твердой почве. Следователь мог легко ошибиться. Надо иметь слишком острый глаз, чтобы заметить две крошечные темные точки — следы ядовитых зубов. Потом я вспомнил таинственный свист. По всей вероятности доктор призывал к себе таким способом змею, чтобы ее не застали на месте преступления. То молоко, которое мы видели в его комнате, он, конечно, употреблял как приманку, чтоб змея возвращалась на призывный свист. Ночью, в определенное время, он спускал через вентилятор животное, и оно по сонетке скользило на постель. Оно могло спокойно провести несколько ночей на постели, не укусив спавшую, но рано или поздно жертва должна была погибнуть.

Я пришел ко всем этим выводам, еще не осмотрев комнаты доктора. При внимательном исследовании кресла доктора я убедился, что он имел обыкновение становиться на него, что, конечно, было необходимо, чтобы достигнуть вентилятора. При виде шкафа, блюдечка с молоком и хлыста, завязанного петлей, у меня исчезли последние сомнения. Металлический звон, который слышала мисс Стонер, происходил вероятно оттого, что ее отчим торопливо запирал в шкаф свое ужасное сокровище. Придя к этим выводам, я старался лишь доказать, что был прав, и вы видели, каким образом мне удалось раскрыть тайну. Услышав свист пресмыкающегося, я зажег свечу и бросился в аттаку; вследствие чего враг обратился в бегство и бросился на своего же господина. Удары трости оказались довольно метки, змеиная душа пробудилась и излила свой яд на первого встречного. В этом смысле я, конечно, был косвенной причиной смерти доктора Ройллота, но сознаюсь, что преступление не особенно тревожит мою совесть.

КОНЕЦ