Помоги проекту - поделись книгой:
Так писал Беда Достопочтенный. В этом рассказе есть неточности и двусмысленности, но этому вряд ли стоит удивляться, если принять во внимание, что Беда жил и писал спустя много веков после описываемых событий. Что действительно заслуживает удивления, так это то, что столь ясное и обстоятельное описание этого судьбоносного события в истории Британии, написанное к тому же человеком такого ранга и положения, как Беда, постоянно игнорировалось или недооценивалось большинством профессиональных историков. Быть может, именно потому, что эти сведения не отвечали сложившимся ортодоксальным взглядам на историю, ученые предпочитали относить их к области мифологии, превращая единственное сохранившееся свидетельство о прибытии арморикан на север Британии в очередной образчик ирландских мифов. Но Беде Достопочтенному было известно куда лучше, как обстояло дело, и, следовательно, пикты — выходцы из Галлии — это тот самый народ, который стал пиктами Шотландии[17].
Изгнанники из северных районов Арморики (прибрежные племена, обитавшие на землях между Бретанью и устьем Сены, в том числе — куриозолиты, редоны и унеллы) собрались на островах в проливе Ла-Манш, всегда считавшихся оплотом арморикан.
Затем эти беженцы отправились на восток, намереваясь высадиться где-нибудь на побережье Британии. И хотя этот маршрут оказался несколько длиннее, он давал ряд преимуществ, заключавшихся в том, что таким путем можно было попасть прямо на просторные и плодородные равнинные земли между Фирт оф Форт и Морэй Фирт.
Изгнанники, решившие обогнуть Британию с востока, тоже плыли на нескольких флотилиях, в каждой из которых насчитывалось по нескольку кораблей, способных выдержать удары непогоды. Не спуская парусов днем и ночью и используя попутный ветер, эти мореходы вскоре оказались в Северном море. Более того, они избегали приближаться к побережью, ибо широкая прибрежная полоса в Норфолке и Суффолке не могла служить надежным убежищем, поскольку давно находилась в руках кельтов.
Вероятно, беженцы взяли курс на острова Фарн, лежащие примерно в двадцати милях от устья реки Твид. Здесь могла состояться их последняя встреча перед долгим плаванием.
Решение о том, как быть с невесть откуда взявшимися иммигрантами-армориканами, представляло серьезную дилемму для северян-альбанов. Если они откажутся позволить беженцам высадиться на берег, им предстоит вооруженное столкновение с несколькими тысячами изгнанников, отчаявшихся и готовых на все. Но что их ждет, если они дадут согласие? Как им ассимилировать массовый приток пришельцев на землях, ресурсы которых и без того почти исчерпаны в результате переселения из южных районов Британии альбанов, которых еще раньше изгнали оттуда кельты, вторгшиеся с континента?
Я предполагаю, что альбаны-северяне были вынуждены поневоле проявить доброжелательность. У арморикан был сильный флот и немало воинов. Если они высадятся на пограничных землях между альбанами и кельтами, они смогут послужить альбанам своеобразным буфером и защитить их интересы как на суше, так и на море.
Эти пограничные земли постоянно служили своего рода яблоком раздора. Натиск кельтских переселенцев, стремившихся проникнуть в глубинные области южной Британии, ощущался теперь на всех землях Альбы. Отряды кельтских разбойников уже успели превратить плодородные земли равнины Мерс в зеленой долине реки Твид в безлюдные, заброшенные места. Более того, кельтские рейнджеры пытались даже перебраться через защитную гряду холмов, разделявших долину Твида и гористые земли графства Форт. Я думаю, что перед лицом реальной угрозы потерять долину Твида альбаны «отдали» ее армориканским иммигрантам, позволив им владеть ею и удерживать ее… если им это окажется по силам.
Аналогичная ситуация сложилась и на западе. Там кельты, контролировавшие южное побережье Солвэй Фирт, угрожали вторгнуться в плодородные равнинные районы, расположенные вдоль северного побережья. И если арморикане высадятся здесь, они смогут помочь задержать кельтов на побережье залива.
Конец истории иммигрантов канул в неизвестность. «Записки» Цезаря сообщают нам, что число мятежников-арморикан, принявших участие в восстании Верцингеторикса, достигало 30 тысяч воинов (правда, примерно четверть из них составляли пиктоны). Это показывает, что общая численность арморикан могла достигать по меньшей мере 150 тысяч человек. Принимая во внимание потери, нанесенные армориканам римлянами, и учитывая, что далеко не все уцелевшие хотели покинуть родину, можно предположить, что общее число переселенцев, добравшихся до севера Альбы-Британии, не превышало нескольких тысяч.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ВОИНА НА СЕВЕРЕ
БУДУЧИ ПО ПРЕИМУЩЕСТВУ СКОТОВОДАМИ и проводя большую часть жизни на пастбищах среди стад, альбаны не испытывали особого уважения к жителям городов. Зато арморикане как раз были горожанами. И когда эти строители городков начали обживаться на новом месте, они смотрели на местных жителей, казавшихся им неотесанной деревенщиной, с высокомерием, а то и с презрением. И неизбежные трения между народами, придерживающимися столь разных укладов, рано или поздно могли привести к серьезным конфликтам.
Вероятно, арморикане уже достаточно скоро, либо не довольствуясь ролью только защитников пограничных территорий, либо просто потому, что их не устраивали скудные клочки самых неудобных земель Альбы, начали все чаще бросать жадные взоры на север, особенно в сторону обширных равнин, лежащих к востоку от Грэмпианского горного массива. Альбаны, со своей стороны, оказались в ситуации, напоминающей ту, в которой очутился араб из старинных сказок, который позволил верблюду сунуть голову в свой шатер[18].
К началу 40-х гг. до н э. напряженность между двумя народами уже успела вылиться в открытую вражду.
Нет сомнения, что арморикане имели очевидное преимущество, поскольку они давно привыкли жить в походных условиях и были искусными воинами. Что касается северян Альбы, то они практически не имели боевого опыта вплоть до появления кельтских захватчиков на их границах, а это произошло всего за несколько поколений до прихода напористых арморикан. Угроза со стороны кельтов сохранялась, став не столь острой, но не потому, что альбаны проявили какую-то особую воинскую доблесть, а потому, что натиск кельтов заметно ослабел. Тем не менее альбаны показали себя талантливыми новаторами в деле организации обороны.
Альбаны укрепили свои южные границы, и единственная сколько-нибудь серьезная угроза, которую продолжали представлять для них кельты, заключалась в многочисленных набегах с моря, совершаемых кельтскими рейнджерами для захвата рабов, скота и прочего имущества. Дюжина-другая кельтов в открытой лодке, а иногда и несколько таких лодок, действовавших заодно, наводили ужас на прибрежные земли, выискивая беззащитные, оторванные друг от друга поселения альбанов. Кельты уводили в плен или убивали жителей, резали скот, грабили дома, унося с собой все, что имело хоть какую-то ценность, а затем предавали огню дома и постройки и спешно уплывали, прежде чем соседи могли прийти на помощь жертвам.
Люди, жившие на побережье под постоянной угрозой нападения врагов, начали строить кольцевые или D-образные укрепления и крепостцы (которые сегодня принято называть дунами, от гэльского дун — форт) из камней, не скрепленных строительным раствором. Эти постройки, возведенные потомками великих зодчих эпохи мегалита, оказались настолько прочными, что разрушение их потребовало бы столь громадных затрат, которые не окупились бы скудным скарбом и пожитками, хранившимися в них.
На восточном побережье, где кельтские морские рейнджеры никогда не встречали отпора, было построено очень мало таких дунов. Зато на западе альбаны, обосновавшиеся там, возвели множество этих «домашних фортов». Со временем, когда разбойники стали более агрессивными и решительными, строители этих крепостей тоже проявили большую изобретательность, возводя так называемые дуны галерейного типа, которые стали предшественниками одного из самых оригинальных и эффективных оборонительных сооружений древности — броча[19].
Как — то раз в июне мы с женой побывали у Карлоуэйского Броча, находящегося на северо-западном побережье острова Льюис. Сильный ветер, дувший с Атлантического океана, разогнал облака, и небо стало ослепительно голубым, словно глаз какого-нибудь древнего кельтского бога. Это око взирало своей нестерпимой синью на бушующее море, накатывавшееся на прибрежные глыбы Внешних Гебридов, разбивая о них свои валы и отступая пеной от подножия косы, на которой высилась круглая, сложенная из валунов башня.
Башня эта, частично разрушенная временем, возвышается над морем на целых сорок футов, так что высота ее почти равна диаметру. Она по-прежнему выглядит такой же несокрушимой твердыней, какой она казалась воинам, подступившим к ее гранитным стенам более двух тысячелетий назад.
Мы поднялись к ней, петляя по узкой овечьей тропе по склону. Овцы оказались единственными живыми существами вокруг. На берегу небольшой укромной бухты, открывшейся перед нами, теснились старинные, почерневшие от времени дома жителей Гебридов; их соломенные крыши давно сгнили, а низкие, вросшие в землю каменные стены почти сровнялись с сочно-зеленым торфом, свидетельствуя о том, что здесь некогда жили люди, искавшие спасения за стенами этой башни.
Мы немного пригнулись, входя внутрь через единственный портал, дверью которого некогда служила каменная глыба весом по меньшей мере в тонну. Вход напоминал коридор дунга, или загона для овец; на мощном кольцевом фундаменте толщиной добрых десять футов покоились двойные стены броча, из которых проход вел во внутреннюю камеру диаметром около двадцати метров, так что все сооружение представляло собой нечто вроде гигантской мортиры, обращенной в небо.
Еще более низкий внутренний вход вел в темный и узкий проход между стенами, по которому некогда вилась винтовая лестница, которая вела на вершину башни. Уцелевшие ступени этой каменной спирали были скользкими от мха, но я упорно поднимался все выше и выше до тех пор, пока сердитая галка, которую я, вероятно, согнал с гнезда, не вспорхнула, хлестнув меня по лицу своими черными крыльями. Я попятился, и камень, сорвавшийся у меня из-под ног, с предостерегающим грохотом покатился куда-то вниз, в темноту.
Прежде чем спускаться вниз, я поглядел в широкую щель в наружной стене и с удивлением обнаружил, что отсюда хорошо просматривается широкое устье Лох Рог, а за ним — скопление островков, мимо которых проходили лодки морских рейнджеров, приплывавшие с юга.
Когда я спустился на пол центральной камеры, моя жена Клэр обратила мое внимание на остатки сгнивших деревянных балок, кое-где выступавших из массивных каменных глыб. Я понимал, что любое дерево, использовавшееся первыми строителями броча, должно было давным-давно бесследно истлеть, и чуть позже, вечером того же дня, встретив местного историка, я поспешил спросить его, чем объясняется подобная аномалия. Он объяснил, что мы видели остатки кровли, сделанной из деревянных стропил и крытых соломой.
— Видите ли, это было нечто вроде дома, построенного фермером для своего семейства. Люди они, как видно, были бедные. Они еще во времена моего деда устраивали здесь скотные дворы для своих овец. Дело в том, что на их участок постоянно совершали набеги люди местного лэрда[20], так что беднягам приходилось искать спасения в этой древней башне.
Он сделал паузу и поглядел на темное вечернее небо за моей спиной.
— Сами понимаете, они были здесь не первыми обитателями. Хотя, возможно, последними…
Брочи очень напоминают башни для охлаждения реакторов атомных электростанций, однако они сложены из камней «сухим» способом, без цемента или глины. При их возведении не применялось никакого строительного раствора, и тем не менее некоторые из них достигали в высоту пятидесяти футов. Во внешнем кольце двойных стен броча не было ни единого окна. Проникнуть внутрь можно было лишь через небольшой портал-проем, расположенный почти на уровне земли. Проем закрывала массивная деревянная дверь, за которой находились узкие внутренние оборонительные камеры, устроенные в стенах прохода.
Зажигательные стрелы не могли устроить пожар в броче, а стены его были слишком высоки, чтобы на них можно было взобраться по приставным лестницам. До изобретения осадных машин и боевых орудий, способных стрелять тяжелыми и взрывчатыми снарядами, брочи оставались практически неуязвимыми для прямого штурма.
Разумеется, их можно было захватить в результате длительной осады. Однако у людей, толпившихся на деревянных галереях, окружавших внутреннее кольцо стен, имелся либо источник, либо огромный резервуар с водой, а также изрядный запас сушеной провизии и корма для людей и животных. Чтобы вызвать среди них голод, требовалось куда больше времени на осаду, чем могли себе позволить налетчики-рейнджеры.
Некоторые ученые полагают, что броч явился, так сказать, конечным результатом длительного и постепенного процесса эволюции зодчества. Однако между наиболее совершенным дуном и самым ранним брочем существует загадочная пропасть, так что возникает впечатление, что последний возник на землях севера Британии уже в готовом виде, во всей своей изысканности и совершенстве. Друзья рассказывали мне, что им доводилось встречать башни с двумя кольцами стен весьма похожей архитектуры в гористых внутренних районах Корсики, которая в сравнительно более близкие к нам времена служила несокрушимой твердыней альбанов.
Самые ранние образцы брочей на землях Британии можно встретить в Риннс оф Галлоуэй — узком и похожем на остров полуострове к западу от Солвэй Фирт. Риннс оф Галлоуэй расположен параллельно северо-восточному побережью Ирландии, в каких-нибудь двадцати милях от него; его протяженность не превышает тридцати миль.
Это зеленые, доброжелательные земли, где люди начали селиться еще со времен мезолита. В эпоху альбанов тучные здешние коровы и жирные овцы всегда были желанной добычей для кельтов Ирландии, которые в ясную погоду (как свидетельствует Беда Достопочтенный) могли видеть этот полуостров через воды Северного пролива. У меня есть подозрение, что у скоттов и их соседей вошло в обычай совершать частые набеги на Риннс, пока на полуострове не появились знаменитые брочи, заметно поубавившие разбойничий азарт рейнджеров.
Право, не надо обладать слишком богатым воображением, чтобы вложить в уста разбитых кельтов на побережье Антрима в Ирландии совет, обращенный к изгнанникам-пиктам, — тот самый, о котором упоминает Беда Достопочтенный, — направиться на Риннс, отделенный узким проливом. Кельты рассчитывали убить двух птиц одним ударом или, по крайней мере, хотели увидеть, как одна из них убивает другую.
На Риннс сохранились три броча, возведенные специально для защиты богатых здешних угодий, расположенных вдоль берегов залива Люси Бэй. Все три настолько похожи по архитектурному решению, словно их возводили одни и те же зодчие. Не здесь ли возникла идея и модель броча?
Лишь немногие из известных на сегодняшний день пяти с лишним сотен брочей расположены к югу от мощного разлома, называемого Грейт Мор, Грейт Глен или, как указано на некоторых старинных картах, Глен Альбин, поделившего северную Шотландию на два совершенно разных района.
Собственно, в западной Шотландии к югу от Глен Альбин обнаружено всего пять брочей, да еще восемь — к юго-востоку от него. Три из числа последних высятся в обращенных к югу долинах горной гряды Ламмермур-Морфут, отделяющих долину Твида от низменных земель Форта. Два других стоят у подножия самого Форта, а еще два — к северу от Фирт оф Тэй и на нем самом. Все они принадлежат к тому же типу брочей, что и брочи на полуострове Риннс, причем, судя по конструкциям некоторых из них, нетрудно заметить, что их строили наспех.
Это восточное сооружение, по всей видимости, было возведено с целью воспрепятствовать вторжению врагов с юга, но дело в том, что броч не приспособлен для подобной роли. Гарнизон оборонительного форта обязательно должен иметь возможность совершать вылазки, чтобы помешать продвижению противника в глубь территории. Однако в стенах брочей нет ворот, а есть лишь низкий и узкий портал, через который с трудом может выбраться только один человек, чтобы помешать врагу. Более того, эти древние брочи не имеют никаких специальных элементов, которые совершенно необходимы для эффективных действий блокирующего форта.
И хотя альбаны возвели немало брочей на юге, чтобы воспрепятствовать продвижению кельтских рейнджеров через межгорные перевалы, не исключено, что эти брочи с таким же успехом могли предназначаться и для защиты от вторжений своих «гостей»-арморикан с севера, из долины Твида. Но если бы это и впрямь было так, это был бы напрасный труд, ибо арморикане легко могли обойти эти укрепления не по суше, а морским путем.
На мой взгляд, конфликт протекал примерно так.
На востоке непрошеные гости воспользовались своими кораблями, чтобы обойти Ламмермурско-Морфутскую гряду с востока и, высадившись на севере, зайти в тыл к хозяевам. Успешная высадка возле Норт-Бервика и на полуострове Файф позволила им взять под свой контроль земли Фирт оф Форт. Обойдя два броча, которые стояли на их пути, они двинулись на запад, поперек узкого перешейка, чтобы воссоединиться с отрядами своих соплеменников, подплывших сюда со стороны Атлантики.
Те арморикане, которые обосновались на северном побережье Солвэй Фирт, обошли крепостцы — брочи на полуострове Риннс морским путем, чтобы высадиться где-нибудь на берегу Фирт оф Клайд и занять низменные земли между Эйром и Ардроссаном. Затем они направились в долину Фирт, чтобы встретить своих соплеменников, двигавшихся с востока.
После этого два потока изгнанников объединили свои отряды, чтобы, продвинувшись дальше, достичь восточного побережья, а затем, захватив северные земли, взять под свой контроль все восточные низменные земли вплоть до Морэй Фирт. По всей видимости, они не делали попыток завладеть землями к северо-востоку от Клайда, быть может, потому, что эти суровые места не представляли особой ценности для сельского хозяйства.
Альбаны были не в силах воспрепятствовать оккупации большинства их земель. Некоторые из них, будучи оттеснены на нездоровые и неплодородные низменности, погрузились на лодки и уплыли на север, другие отправились туда же пешком. Иные решили искать укрытия на холмах к югу от долины Клайд-Форт или, перебравшись через Грэмпианский массив, найти прибежище к северу от него, где и зажили жизнью горцев — практически такой же, какую большинство альбан вольно или невольно вынуждены были вести в прошлые века.
К концу I в. до н э. ситуация стала более или менее стабильной. Арморикане взяли под свой контроль большую часть пахотных земель к югу от Глен Альбин. Свободная Альба, как шагреневая кожа, уменьшилась до части Шотландии к северу от Глен Альбин да нескольких архипелагов, еще сохранявших независимость.
Какое-то время альбаны не предпринимали попыток продвинуться дальше, за Глен, не только потому, что климат на землях к северу от разлома отличался крайней суровостью, но и потому, что у них было вполне достаточно земель для удовлетворения своих повседневных нужд. Однако в конце концов настал день, когда они все же решили двинуться на север. Но когда они начали поход, натолкнулись на почти непреодолимое сопротивление альбанов.
Захватить низменные земли альбанов — это одно. А вот жить на них — нечто совершенно иное.
Благодаря помощи своих собратьев, живших к северу от Глена, альбаны, отступившие в глубь южных и центральных районов, начали партизанскую войну против своих недавних гостей, подвергая постоянным набегам селения арморикан на равнинах.
Не в силах достичь примирения с хозяевами, арморикане попытались запереть их во внутренних районах, окружив последние кольцом фортов, достаточно крупных, чтобы они могли служить укрытием для населения и в то же время базой, из которых гарнизон мог бы совершать вылазки, чтобы воспрепятствовать набегам врагов.
Арморикане построили множество таких фортов, фактически окружив ими горные массивы центральных и южных областей и образовав настоящую оборонительную линию для защиты от вторжений из-за Глен Альбин. Большинство из этих укреплений относилось к типу, традиционному для Центральной и Западной Европы. Стены, облицованные камнем, были наполнены внутри плотно утрамбованной землей, щебнем и мелким камнем, а в качестве стабилизирующих распорок служили поперечные деревянные балки.
Эти сооружения, известные археологам как «форты, прошитые деревом», строились довольно быстро, но они имели один серьезный недостаток. Когда массивные деревянные балки, стягивавшие их конструкцию, высыхали, они становились чрезвычайно уязвимыми для огня. Стоило нападавшим развести костер под стенами (или забросать осажденных зажигательными стрелами), деревянные элементы конструкции с легкостью вспыхивали, а все сооружение превращалось в пылающий факел. Жар от подобных пожарищ порой бывал настолько сильным, что облицовочные камни иногда даже плавились, а все сооружение превращалось в кучи характерно оплавленных глыб, известные как «остекленевшие форты». Весьма показательно, что большая часть руин «фортов, прошитых деревом» в Шотландии является именно «остекленевшими»[21].
Альбаны, обитавшие в горных районах, нападая на арморикан, заселивших равнинные области, вне всякого сомнения, получали подкрепления от обитателей свободной Альбы, которые проникали через границы Глен Альбин в самое сердце Грэмпианской гряды. Пограничная зона простиралась примерно от острова Малл, шла на северо-восток вдоль Грейт Глен до Глен Уркухарт, где поворачивала на север, следуя вдоль горных складок, и наконец выходила к морю у Дорнох Фирт.
Однако, несмотря на все свои форты, лишь немногие арморикане могли чувствовать себя в безопасности. Постоянная угроза нападения горцев до такой степени омрачала жизнь жителей равнин, что стала неотъемлемой частью традиций Шотландии.
Будучи не в силах выбить горцев из их обиталищ, арморикане обрушили свой гнев на свободную Альбу. А поскольку внутренние горные районы к северу от Глен Альбин были практически неуязвимыми (они до сих пор называются «Раф Баундз» — «Суровые границы»), арморикане нападали на оконечности Глена, обращенные к морю.
На западе, при поддержке своего флота, им удалось пробить коридор от Саунд оф Эрисэйг через Лох Эйл до Глен Альбин. На востоке они захватили остров Блэк Айленд и большую часть полуострова Тарбат. Обилие «остекленевших фортов» в этих местах свидетельствует об особом напряжении борьбы.
Однако, как они ни пытались, арморикане не смогли воспользоваться плодами своих первоначальных успехов, потому что альбане достаточно быстро научились использовать свое оружие с большей эффективностью.
Некоему безвестному гению однажды пришла в голову блестящая идея воздвигнуть несколько брочей в непосредственной близости один от другого, чтобы они при необходимости могли оказывать поддержку друг другу. Такие брочи, находившиеся в пределах прямой видимости, могли обмениваться сигналами, в том числе — дымовыми сигналами днем и сигналами костров — ночью. Теперь у них появились внешние укрепления, из которых можно было совершать вылазки. И если какой — то из брочей попадал в тяжелую осаду, воины из соседних могли организовать контратаку в тыл осаждавшим, чтобы отрезать последних от моря — средство особенно эффективное против морских разбойников, ибо подобный удар грозил им потерей собственных судов.
В первые век-полтора новой эры на прибрежных землях свободной Альбы и в некоторых стратегически важных внутренних районах вырос настоящий каменный лес брочей. И брочи эти оказались настолько эффективным средством против вторжений врагов, что Альба уже больше не теряла свои территории.
Выразительным примером этой новой оборонительной стратегии служит небольшой островок Тайри, находящийся в южной части Гебридского моря[22]. Покрытый превосходными пастбищными землями, Тайри был и остается одним из наиболее привлекательных в сельскохозяйственном отношении островов в водах Шотландии, практически обязательной мишенью нападений рейнджеров и захватчиков всякого сорта. Его защитники воздвигли восемь башен — брочей в пределах прямой видимости друг от друга. И, находясь под их защитой, Тайри так и не попал в руки арморикан или кельтов, хотя, как нам известно, ирландские кельты предприняли как минимум одну серьезную попытку овладеть им.
На всей свободной Альбе и особенно в Кейтнессе, Оркни. Шетланде и на Гебридах брочи успешно противодействовали попыткам чужеземцев захватить земли, которые эти брочи защищали. Брочи образовывали нечто вроде частокола из драконьих зубов.
И если врагам альбанов так и не удалось создать постоянные опорные пункты на суше к северу от Грейт Глен, морские рейнджеры по-прежнему совершали набеги на прибрежные земли. Их нападения затрагивали все побережье от Дорнах Фирт до Пентленд Фирт, а иногда и до Шетланда. Кроме того, они нередко проникали в речные долины Сатерленда и Кейтнесса. Однако, хотя они периодически захватывали немало пленных, скота и всякого имущества, им тем не менее не удалось вытеснить альбанов с их земель. Выбравшись целыми и невредимыми из своих неприступных башен, местные жители восстанавливали все разрушенное и возвращались к прежнему образу жизни.
Арморикане по большей части совершали грабительские набеги на северо-восточные земли Альбы, а ирландские кельты — на западные районы. Старинные ирландские анналы донесли до нас краткое упоминание об одном из таких рейдов, который возглавлял полулегендарный витязь Лабрэйд Лойнсех:
«Он разрушил восемь башен на Тайри и восемь укреплений с людьми на Скай… Он прошелся по многим из Оркнейских островов».
Показательно, что этот хвалебный гимн в честь гэльских доблестей отнюдь не утверждает, что могучий Лойнсех захватил хотя бы один из брочей, которые якобы «разрушил». Раскопки броча возле Гернесса в Оркни показали, сколь громадную цену были вынуждены заплатить агрессоры. В своей известной книге «Люди гор» Ян Гримбл рассказывает, что во время археологических раскопок груды мусора возле броча в Гернессе
«были обнаружены жестокие следы прошлого: пара отрубленных кистей рук, выброшенных в мусорную кучу, причем с пальцев не были даже сняты пять колец.
Кольца были превосходной работы, в традиционным стиле кельтских мастеров на континенте, и относились к более ранней эпохе; мы можем представить себе человека, которому они принадлежали. Он, видимо, был строен, высок, светловолос и носил широкие золотые наручи и ток (небольшую шапочку без полей), а погиб от рук защитников броча во время одного из набегов на их земли».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПИКТЛАНДИЯ[23]
КОГДА НАСТУПИЛ I в. н э., АЛЬБАНЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ продолжали вести партизанскую войну, совершая набеги из горных районов. Однако свободная Альба к северу от Грейт Глен сохраняла свою независимость. На западе ирландские кельты проявляли все большую агрессивность, устремляя жадные взоры на богатые равнинные земли Галлоуэя и Аргилла. Кельты Британии, воспользовавшись этим конфликтом, начали продвигаться дальше на север — в направлении Солвэй Фирт на западном побережье и на восток — к долине Твида.
Но худшее было еще впереди.
В 43 г. н э. началось вторжение армии императора Клавдия в Британию. На протяжении тридцати лет римские легионы огнем и мечом прокладывали себе путь через владения кельтского племени бригантов, державших под контролем земли по обеим сторонам Пеннин. И к 71 г. н э. земли вдоль линии Солвэй — Тайн фактически стали границей между новой римской провинцией Британия и землями «северных варваров».
Нашими знаниями о событиях, происходивших в эту эпоху на севере Британии, мы по большей части обязаны трудам знаменитого римского историка Публия Корнелия Тацита, которому покровительствовал влиятельный римский политик Гней Юлий Агрикола[24].
Вот что рассказывает Тацит:
«Став консулом, Агрикола просватал за меня, еще совсем юного, дочь, в которой уже тогда можно было провидеть прекрасные качества и которую он отдал мне в жены, завершив свое консульство. Сразу после нашего обручения он был назначен правителем Британии и, кроме того, верховным жрецом».
Тацит сполна отплатил Агриколе за его милости, скрупулезно, но не всегда объективно фиксируя все деяния своего патрона.
В конце лета 78 г. Агрикола, переправившись через пролив Ла-Манш, обнаружил, что его новая провинция объята волнениями. Новый правитель двинулся на север, с кровавой беспощадностью подавляя по пути восстания мятежных кельтских племен. К осени 79 г. он сумел восстановить римский контроль над всеми территориями вплоть до линии Солвэй — Тайн.
Из текста Тацита не вполне ясно, что же случилось далее. Многие историки не раз выдвигали свои версии и реконструкции дальнейших событий. Предлагаемая мною версия представляет собой синтез мнений историков в свете выводов моих собственных исследований.
Если Агрикола действительно хотел сохранить восстановленный им порядок, ему не оставалось ничего другого, как изолировать эти холмистые, поросшие густыми лесами, почти непроходимые пограничные земли Стретчклайда. И вот в начале весны 80 г. Агрикола приступил к решению этой задачи, отгородив опасные районы двумя рядами ограждений, один фланг которых простирался на северо-восток, к Солвэй Фирт, и даже дальше его, а второй шел на север вдоль восточного побережья и затем круто сворачивал на запад, где и смыкался с первым.
Прежние попытки кельтов прорваться по восточному коридору заканчивались провалом, поскольку кельтские линии коммуникаций и подвоза провианта были практически беззащитны против рейдов разбойников-альбанов, совершавших частые вылазки с гористого левого фланга коридора. Агрикола сумел найти веский контраргумент. Он создал целый флот морских и транспортных судов для переброски своих войск морским путем, чтобы не подвергать их опасностям пешего пути по коридору. И когда авангард римской армии на востоке высадился к северу от базового лагеря, легионеры быстро возвели целую цепь фортов с боеспособными гарнизонами, получавшими провиант и подкрепления с моря.
Кампания на восточном побережье завершилась в некоем пункте под названием Таус, который пока что не удается идентифицировать. Возможно, это была лагуна, лежащая возле Святого острова, или Линдисфэрна, как это место называется в наши дни. На западном побережье римляне достигли Солвэй Фирт возле Карлайла.
Кампания следующего года была направлена по большей части против народа, который римляне прежде называли каледонцами. По всей видимости, Тацит считал, что это одно из племен бриттов (кельтов), но впоследствии римляне стали именовать их иначе, а именно — пиктами[25].
Хотя Агриколе не удалось выяснить, кто были эти люди, они, в свою очередь, прекрасно понимали, кто он и зачем пришел сюда. Не больше века назад его предки сумели выбить их прадедов из Галлии. Нетрудно представить, с какой яростью и ненавистью поджидали арморикане приближения этих, не столь уж давних, врагов.
Тацит не приводит никаких подробностей этого ожесточенного конфликта. Он сообщает лишь, что летом 81 г. войска Агриколы заняли узкий перешеек между Фирт оф Форд и Фирт оф Клайд.
«…Мы вышли к ее границе, ибо Клота (Клайд) и Бодория (Форт), гонимые навстречу друг другу напором простирающегося за ними моря, на такую глубину вторгаются в сушу, что между ними остается лишь узкий перешеек. На нем Агрикола тогда строил римские укрепления и одновременно очищал от неприятеля весь вновь захваченный нами выступ от старой границы наших владений; так что юг теперь был в наших руках и враги были отброшены (к северу) как бы на другой остров».
Утверждение, что «юг теперь был в наших руках», оказалось слишком поспешным. Большая часть земель на западной границе к югу от Клайда по-прежнему оставалась в руках пиктов.
Весной 82 г. Агрикола вновь перешел в наступление, но, вместо того чтобы двинуться через перешеек прямиком на север, его войска были вынуждены переправиться через Клайд примерно где-то возле его устья, с боями пробиваясь на юго-запад, чтобы завершить окружение южной Шотландии. На это ушла большая часть лета 82 г., на протяжении которого Агрикола не слишком преуспел в продвижении на запад.
«На пятый год походов Агрикола… переправившись на головном из своих кораблей… в обращенной к Гибернии (Ирландии) части Британии разместил войско, не столько опасаясь нападения из-за моря, сколько помышляя о будущем… Я не раз слышал от самого Агриколы, что силами одного легиона с приданным ему относительно небольшим количеством вспомогательных войск можно овладеть Гибернией (Ирландией) и закрепиться на ней; говорил он и о том, что если бы римское оружие находилось также и там, то это было бы полезно и для Британии, ибо с ее глаз был бы удален, так сказать, соблазн независимости»[26].
И хотя Агрикола горел желанием приступить к завоеванию Ирландии, необходимость сокрушить варваров в северной Шотландии по-прежнему оставалась делом более неотложным. «Он опасался всеобщей мобилизации этих пограничных племен», — сообщает Тацит. И не без основания. Дело в том, что «зимой 82/83 г. племена каледонцев взялись за оружие и атаковали наши форты (на перешейке, где римская армия расположилась на зимних квартирах), и подобная дерзость вызвала у нас тревогу».
Агрикола в ответ поспешил перехватить инициативу. В самом начале весны 83 г. он предпринял новую широкомасштабную операцию, преследовавшую две цели: изолировать полуостров Файф (обезопасив тем самым свой правый фланг), а затем, переправившись через реку Тэй, перегруппировать войска и приготовиться к броску, цель которого — прорваться на широкие равнины северо-восточного побережья Британии.
Пикты, по всей видимости, поначалу держали себя как-то странно, и это на первых порах было на руку римлянам. «Враг, как мы узнали от пленных, пребывал в замешательстве».
Однако пикты на самом деле не «пребывали в замешательстве», а просто не практиковали контратак. Однажды глухой летней ночью боевой отряд пиктов напал на хорошо укрепленный и обнесенный частоколом и рвом лагерь 9-го легиона, расположенный где-то в зеленой долине Стретч Эрн.
«Когда это стало известно врагу, он, внезапно изменив прежний замысел, глухой ночью напал всеми силами на расположение девятого легиона, так как тот был слабее других, и, перебив дозорных, среди смятения, охватившего наших еще полусонных воинов, ворвался в лагерь. И уже сражались между палатками, когда Агрикола, извещенный разведчиками о том, куда направился неприятель, поспешил по его следам… Воины девятого легиона воспрянули духом… в узком проходе ворот завязалась ожесточенная схватка, прекратившаяся лишь после того, как враги были выброшены из лагеря… Но британцы (пикты), считая, что их победила не доблесть, а роковое стечение обстоятельств и искусство военачальника, нисколько не поубавили прежней заносчивости: они вооружили всех боеспособных мужчин, переправили в безопасные места жен и детей и на сходках, а также совместными закланиями жертв торжественно скрепили нерасторжимый союз племен. И противники разошлись, унося в себе непримиримую враждебность друг к другу».
Тацит, неизменно изображавший своего зятя только в самом выгодном свете, явно необъективен в оценке итогов этой кампании. При внимательном чтении заметно, что он объявляет римлян носителями высокой морали и начисто отказывает в ней варварам. На самом же деле этот поход стал серьезной неудачей Агриколы, положив конец его походам в этом году и вынудив перейти к оборонительной тактике вплоть до следующей зимы.
Однако летом следующего года Агрикола опять двинулся на северо-восток, будучи преисполнен решимости положить конец затянувшейся кампании.
Поделиться книгой: