Второй после президента

– Продолжаю, – произнес Верещагин. – Известно ли вам, что Китай в спешном порядке строит дороги вдоль нашей границы? Сразу несколько автотрасс отличного качества?

– Это естественно, – сказал Силин. – Дороги необходимы для развития экономики и туризма.

– А в случае военных действий – для переброски войск и боевой техники и вооружения.

– Военных действий, вы сказали? Я не ослышался?

– К сожалению, нет, Владлен Вадимович. Все китайские дороги широкополосные, на бетонной основе, способные выдерживать вес тяжелой техники и вооружения. В самый раз для переброски войск как к границам, так и через них.

– Но зачем китайцам война? – воскликнул Силин и поморщился, настолько глупым показался ему собственный вопрос.

Первая русско-китайская война состоялась еще в семнадцатом веке, в результате чего Россия лишилась огромных территорий на берегах Амура. Лет через двести царь повелел начать осваивать Приморье заново, и кое-что удалось забрать обратно, а потом началась «великая дружба» между СССР и КНР. Казалось, территориальная проблема улажена навсегда, но потом возник конфликт вокруг острова Даманский. Советский Союз потерял там 58 человек, а Китай – около тысячи, и все же Брежнев струхнул настолько, что решил отдать остров. Переименованный в Чженьбао, он стал символом победы азиатских соседей. Окрыленные успехами, они никогда уже не прекращали предъявлять России территориальные претензии. Еще будучи президентом, Силин собственной рукой подписал указ о сдаче Китаю острова Большой, острова Тарабаров и часть Большого Уссурийского. И генерал Верещагин не преминул напомнить об этом, после чего заметил:

– Воля ваша, Владлен Вадимович, но я считаю, что это был гол в свои ворота.

– А если без спортивной терминологии? – желчно произнес Силин.

– Если без спортивной терминологии, то сдача островов нанесла непоправимый урон безопасности Хабаровска, Дальнего Востока, да и всей России. – Верещагин повертел головой, словно его шее сделалось тесно в галстучной петле. – При начале военных действий китайская армия будет в Хабаровске примерно через два часа, потому что часть острова Большой Уссурийский принадлежит Китаю.

– Там же есть наш укрепрайон!

– Был , Владлен Вадимович, был . Укрепрайон, хоть как-то защищавший город, теперь ликвидирован. Хабаровск остался без прикрытия. Как только наши маленькие желтые друзья войдут в город, они первым делом возьмут железную и автомобильную дороги. Чик! – Генерал Верещагин изобразил двумя пальцами ножницы. – Все, Дальний Восток отрезан от России. Отбить его наша армия не сумеет.

– Почему? – спросил Силин, превозмогая желание уронить горячую голову на прохладную крышку стола и сомкнуть веки.

Верещагин пожал плечами.

– Мы с вами прекрасно осведомлены о состоянии вооруженных сил России. Реформа, обещанная президентом, не за горами, но реформами не повоюешь. Вооружение по большей части пришло в негодность; нового нет, или же оно поступает в войска в ограниченном количестве. После модернизации армии от последней ничего не осталось, кроме 85 необученных бригад. – Верещагин говорил, уставившись в стол, словно читая там видимый только ему одному текст. – Пока мы будем топтаться на месте, китайцы взорвут плотины, газопроводы и нефтепроводы, которые почти не охраняются. Начнется паника и массовые побоища за тепло и жратву. Ну а дальше цепная реакция. В России случится коллапс.

Силин поморщился.

– Вам бы впору приключенческие романы писать, Николай Вениаминович. Вы чересчур красноречивы для своего звания. Я попросил бы вас воздержаться от эмоций.

Верещагин снова пожал плечами.

– Постараюсь. Хотя, признаться, это нелегко.

– А кому легко? – затосковал Силин. – Может быть, мне?

Проигнорировав риторические вопросы, Верещагин возобновил доклад:

– Подводя черту, могу сказать, что Китай определенно готовится к войне и с каждым годом увеличивает свой военный бюджет.

– Почти восемьдесят миллиардов долларов в год, – пробормотал Силин, безуспешно пытаясь сосчитать в уме, во сколько раз китайский бюджет больше российского.

Верещагин явно не собирался щадить больную мозоль премьер-министра.

– Плюс скрытая часть расходов, – сказал он. – Это тридцать-сорок процентов. Итого за сотню миллиардов. Неудивительно, что китайцы вооружены до зубов, тогда как мы… – Не закончив фразу, Верещагин махнул рукой. – В общем, их ракеты давно нацелены на нас.

– Как и наши ракеты – на них, – перебил Силин.

– Да, но авиация Китая может беспрепятственно бороздить наши воздушные просторы на востоке, потому что там почти нет противовоздушной обороны. А военно-морской флот? Тут мы не просто отстаем, мы плетемся в хвосте, практически не участвуя в гонке вооружений. – Верещагин хмыкнул. – Ну, и живая сила, именуемая в просторечии пушечным мясом. Так называемая Народно-освободительная армия Китая насчитывает два с половиной миллиона бойцов, а в случае чего, может запросто поставить под ружье еще двести миллионов. И они, прошу заметить, прекрасно обучены и экипированы. Таким образом, Китай готов к войне уже сейчас, и даже не особо скрывает это. В таких условиях отдавать китайцам стратегическое сырье и позволять им осваивать наши приграничные территории просто… просто…

Побагровевший Верещагин умолк. Он не сумел произнести слово «преступно», а ничего другого на ум ему не приходило. Не обученный дипломатическим тонкостям, генерал привык рубить правду-матку. Но сидящий напротив него Силин не нуждался в уточнениях. Кровь отхлынула от его лица, придавая премьеру сходство с усаженным за стол мертвецом. Он представлял себе железнодорожные составы, везущие в Китай вольфрам, молибден, медь, ванадий. Представлял, как китайские цеха и склады в тайге превращаются в казармы и бараки. Как маршируют по русской земле дивизии маленьких плосколицых солдат с узкими глазами, почти лишенными ресниц. Он попытался прикинуть, сколько российских мэров и крупных чиновников уже прикормлены соседями – и ужаснулся. Избегая смотреть Верещагину в глаза, он произнес слабым, бесцветным голосом:

– Спасибо за консультацию, Николай Вениаминович. Вы свободны.

Верещагин встал и, замешкавшись, спросил:

– С вами все в порядке, Владлен Вадимович?

«Нет, со мной не все в порядке, – откликнулся Силин мысленно. – Точнее, со мной все не в порядке… Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль… Что за стихи? Наверное, Есенин. Хотя при чем тут Есенин?»

– Не задавайте лишних вопросов, товарищ генерал, – отчеканил он, чувствуя, как при каждом произнесенном слове острая боль пронзает голову, словно туда вбивают гвозди. – Потрудитесь освободить помещение.

Он не знал, как вырвалось у него это тупое и казенное предложение: «Освободить помещение». Он не помнил, как Верещагин вышел и сказал ли он что-нибудь на прощание. Вызванный врач измерил Силину температуру, давление, пульс и всплеснул руками. Постельный режим, причитал он, необходим постельный режим. Так премьер очутился в постели, временно выбыв из игры под названием Большая Политика.

Но пришло время возвращаться в строй. Нужно было исправлять совершенные ошибки. Никто, кроме Силина, не мог сделать это.

По правде говоря, он и сам не был способен на подобное. Так ему казалось.

Глава III. На самом высоком уровне

Президент Российской Федерации – высшая государственная должность Российской Федерации. Президент России является главой государства, не относящимся, по мнению ряда исследователей, ни к одной из ветвей власти, гарантом Конституции России, прав и свобод человека и гражданина в России, Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами Российской Федерации.

Президент РФ имеет свой интернет-портал и принимает обращения граждан в электронном виде.

ВИКИПЕДИЯ

Утро Президент Российской Федерации, по обыкновению, посвятил просмотру комментариев в своем видеоблоге. Это был его личный интернет-журнал, или интернет-дневник, в котором Астафьев размещал свои выступления. Затрагивались в них темы самые разнообразные, порой неожиданные. Рассуждал он о референдумах и наркомании, о методике начисления пособий по беременности и международных судах, о религии и образовании, о тюрьмах и предпринимательстве. Те сотни, а может быть, даже тысячи любознательных граждан, которые заглядывали в блог своего президента, как правило, оставляли там письменные комментарии с оценкой увиденного и услышанного. Вот их-то и читал Астафьев, сосредоточенно хмуря брови.

Удачи Вам, Анатолий Дмитриевич! Вот уж воистину, не место красит человека, а человек – место.

Господин Президент! От лица многотысячно-пострадавших от судебной мясорубки просим Вас передать судебно-медицинскую экспертизу от Минздрава в Минюст.

Уважаемый prezedent! Чистка подразумевает замену, а где Вы найдете сотни тысяч независимых от власти денег людей?

Мобильный телефон, заигравший мелодию «Smoke On The Water», отвлек Астафьева от увлекательного чтения. Продолжая хмуриться, он посмотрел, кто звонит. Высветившийся номер принадлежал его пятнадцатилетнему сыну Илье. Если не считать странноватых музыкальных пристрастий, далеких от тяжелого рока, парень редко огорчал отца. Сносно учился, гонял мяч с астафьевскими охранниками, занимался фехтованием, учил английский язык, все свободное время проводил за компьютером. Хороший мальчик.

– Слушаю, Илюша, – сказал Астафьев, не отрывая взгляда от монитора.

Анатолий Дмитриевич, – читал он, – ну определитесь наконец… Что строим – капитализм или возврат в СССР? Как объять необъятное и объединить в одном человеке патриота и космополита?

– Пап, – заговорил сын, – скоро Новый год…

– Ага, понятно, – усмехнулся Астафьев, – шантажировать меня будешь. И какой же подарок ты потребуешь у Деда Мороза на этот раз?

Он гордился тем, что Илья вырос довольно скромным пареньком, без намека на зазнайство, которым обычно страдают дети знаменитостей. Сын отличался покладистым нравом и скромностью. Когда он был совсем маленьким, то и яркой внешностью, и резким характером был похож на отца. А сейчас в нем все больше просматривались черты матери. Жена Астафьева, Анжела, была строгой воспитательницей, тогда как сам он мог позволить себе слегка побаловать сына. А как же иначе, когда они общались не более четверти часа в день!

Когда Астафьев просыпался, сын уже внимал учителям в школе. А когда Астафьев освобождался по вечерам, сын видел десятые сны. Обидно, конечно, но ничего удивительного, учитывая, что президенту России редко удавалось вернуться домой раньше 10 – 11 часов вечера. Дома – снова работа с документами. А потом – спорт. Куда же без него современному лидеру?

Утром и вечером Астафьев старался непременно размяться в бассейне, взяв для себя за правило проплывать не меньше ста метров. Имелись в его распоряжении и силовые тренажеры. Глядя на него, трудно было заподозрить, что этот человек, совсем не похожий на тяжелоатлета, когда-то занимался штангой, но это было именно так, судя по пресс-релизу, обнародованному для журналистов, аккредитованных в Кремле. После этого, сочиняя свои репортажи об Астафьеве, они непременно писали, что в студенческие годы он увлекался тяжелой атлетикой и даже выигрывал университетские соревнования. «Неужели это правда?» – спросил однажды сын. «Было дело», – загадочно ответил Астафьев, не любивший хвастаться своими достижениями. Мало кто знал, что он, ко всему прочему, усиленно практикует хатха-йогу и свободно выполняет любые упражнения с мудреными названиями: синхасана, шавасана, маха-мудра или випарита-корани, известную российским йогам как «полуберезка».

Правда, сегодня Астафьев ограничился серией приседаний, наклонов и ходьбой на месте, а потому был переполнен нерастраченной энергией здорового сорокапятилетнего мужчины. Общаясь с сыном, он успевал не только считывать информацию с экрана компьютера, но и делать кое-какие пометки в ежедневнике. Ни одно из этих занятий не препятствовало другому.

Почему-то, став наследником СССР, – прочитал Астафьев, – власть России не смогла выполнить ни продовольственную, ни жилищную программы…

– Что молчишь? – спросил он у сына, прижимая телефон к уху. – Наглости набираешься? Не трусь, давай выкладывай, какая там у тебя заветная мечта к Новому году зародилась.

– Хорошая мечта, – сказал Илья.

Пользуясь тем, что сын его не видит, Астафьев ласково улыбнулся. Подобно любому нормальному отцу, он души не чаял в своем ребенке. Отправляясь на футбольный матч российской сборной, президент старался захватить Илью с собой. Принимая гостей в доме, непременно усаживал мальчика за общий стол. А еще оба любили посидеть за компьютером, играя в разные электронные игры. Увы, такая возможность выпадала Астафьеву не часто. Оставалось только мечтать, как станет он проводить время, когда, наконец, сложит с себя президентские полномочия. Поохотится на косуль, порыбачит, сварганит уху из балтийской корюшки, погоняет на квадроциклах и джетах, прочитает, в конце концов, собрание сочинений Чехова, а может (чем черт не шутит?), самого Достоевского…

– Скучно живется тому, кто не мечтает, – произнес он, нацарапав на страничке короткое: «Чх или Дост». Свободная рука тем временем открыла новую электронную страницу.

Анатолий Дмитриевич! – было написано там. – Что и кто мешает вам хоть что-то изменить в стране?

«Ну и народ, – огорчился Астафьев. – Все-то ему не так, все не этак».

– Пообещай, что выполнишь мою просьбу, – потребовал Илья.

– И не подумаю. Сперва скажи, чего ты хочешь.

– А ты сделаешь?

Настало время преподнести сыну маленький урок. Что-то слишком он раздухарился. Не по возрасту, и уж тем более не по чину.

– Не знаю, – отрезал Астафьев. – Ты обращаешься ко мне с просьбой, а не я к тебе, верно? Значит, право решающего голоса остается за мной. Привыкай. Вся большая политика строится на этом.

– Я не собираюсь становиться политиком, – изрек Илья с апломбом подростка, возомнившего себя центром вселенной.

– Твое право.

Тон Астафьева был холодней холодного. Он не собирался подлаживаться под безусого юнца. Даже если этим юнцом был его родной сын.

Поколебавшись, Илья решил сменить тактику.

– Ладно, – произнес он с тяжелым вздохом. – Раз ты считаешь, что я обойдусь без подарка, то и не надо. Как-нибудь переживу.

Это означало, что парень пошел на принцип. В подобных случаях он был способен дуться на отца неделями, а то и месяцами. Сам Астафьев пережил бы размолвку без труда, но он знал, чью сторону займет жена, а конфликтовать с нею ему вовсе не хотелось.

– Ну что ты торгуешься, как красная девица, – буркнул он. – Выкладывай, что там у тебя за мечта? Чего просишь на Новый год?

Долго упрашивать Илью не пришлось.

– Музыкальный центр, – заявил он. – Но не какой попало, а стоящий. Чтобы не хуже твоего.

Астафьев почувствовал, как кровь приливает к голове. Не стоило Илье заводить этот разговор, ох, не стоило. Сам не подозревая того, парень задел отца за живое. Сильно задел. Болезненно.

Не так давно, находясь в резиденции в Горках, Астафьев и Силин пригласили фотокорреспондентов, чтобы те запечатлели обоих российских лидеров, завтракающих чем бог послал – а именно: свежим молоком и черным хлебом. При этом они не учли, что снимаются на фоне не самого дорогого, но и не самого дешевого музыкального центра, установленного в столовой. Стоило фотографиям попасть в Интернет, как дотошные блоггеры вооружились лупами, внимательно изучили аппаратуру и определили, что стоит она примерно двести тысяч долларов.

Не то чтобы разразился скандал, но президент с премьером попали в щекотливую ситуацию. На фоне злополучного агрегата они выглядели мелкими жуликами, втирающими очки общественности. А ведь они тогда действительно ели свежеиспеченный ржаной хлеб, запивая его парным молоком. Никаких деликатесов, припрятанных под столом, никаких крепких напитков! И разве возбраняется главе великой державы слушать музыку на качественной аппаратуре? Он ведь все-таки не менеджер, не чиновник, он – президент. Разве возможно, чтобы президент России ютился в жалкой хрущевке и пользовался дешевыми китайскими приборами?

Все это и многое другое мог высказать Астафьев своему сыну, но вместо этого он веско произнес:

– Когда сравняешься со мной, тогда и обзаведешься таким центром, как мой. А пока тебе придется жить по средствам, как и всем прочим гражданам этой страны. Уразумел?

– Значит, – уныло спросил Илья, – не подаришь мне центр?

– Подарю, – сказал Астафьев. – За пару тысяч долларов, не дороже. Пока что ты ничем не лучше остальных своих сверстников. Разве что с отцом тебе повезло.

– Да уж, повезло! Ни одеться нормально, ни потусить, ни просто погулять без охраны…

– Другим бы твои заботы, сынок. К сожалению, есть еще в нашей стране люди, которые не могут позволить себе потратить на подарки не только две тысячи долларов, но и одну. – В голосе Астафьева зазвучали нравоучительные нотки. – Однако они не отчаиваются, верят в великое будущее России. Вот, послушай, что мне написала одна учительница из Магнитогорска… – Прежде чем начать читать, он откашлялся. – «Уважаемый Анатолий Дмитриевич! Большое человеческое спасибо за все, что вы для нас сделали, делаете и собираетесь сделать. Одно беспокоит нас, простых тружеников глубинки. Не ослабла ли борьба с преступностью?»

– Па-ап, – протянул Илья.

– Ты не перебивай, ты послушай. Э-э… «Не ослабла ли борьба с преступностью? Нельзя ее прекращать, дорогой наш Анатолий Дмитриевич. Необходимо бороться с ней, проклятой, на всех уровнях, от самого верха донизу, тогда и порядок будет…»

– Правильно тетка пишет, но мне сейчас некогда, – заныл Илья. – Не нужно мне читать морали, ладно?

Астафьева это взбесило. Он терпеть не мог, когда сын перечил взрослым, в данном случае ему, родному отцу.

– Что значит тетка? – рявкнул он. – Кто дал тебе право пренебрежительно относиться к женщине, пусть и не достигшей больших высот? И почему бы тебе не послушать немного то, что ты называешь моралями? Речь идет о будущем нашего государства. Твоего государства в том числе. Которое тебя кормит, одевает и учит.

– Кормят, одевают и учат меня родители, – парировал Илья. – При чем тут государство? У нас вроде не Советский Союз.

«Н-да, это меня не в ту степь занесло», – обескураженно подумал Астафьев.

– Государство тебя защищает, – нашелся он.

– Тогда вопрос, папа. Нет, два вопроса. Первый: от кого меня защищает твое государство? Второй: что в таком случае делают приставленные ко мне мордовороты?

– Знаешь что! – рассвирепел Астафьев. – Мал еще философствовать! И до качественного музыкального центра не дорос, как я погляжу. Тем более что слушаешь всякую попсовую муть вместо нормальной музыки.