Дитё

Владимир Поселягин

Дитё

Пролог

Больно, как же больно. Боль протекала по всему телу огнем. От неожиданной вспышки боли в районе груди Артур застонал. Сквозь шум в голове было слышно чей-то успокаивающий женский голос:

- Все хорошо, Артурчик, все хорошо. Сейчас доктор придет и сделает укольчик. И все пройдет, потерпи немножко,- и тут же обратилась к кому-то:

- Константин Сергеевич, он только что стонал от боли - со стороны ног послышался молодой мужской голос,

- Хоть стонет, а то два дня под капельницей пластом лежал - Артур с трудом приоткрыл глаза. Сквозь застилавшие их слезы разглядел стоящих рядом женщину в белом медицинском халате и молодого парня лет двадцати пяти, тоже в белом халате. Похоже, что движение век, стоящие рядом медики заметили, поэтому склонились перед ним.

- О, очнулся малыш?- Артур непроизвольно поморщился. Так обращаться к человеку, который старше тебя, это неуважение к нему. Он с детства не любил, когда обращаясь к человеку старше себя, какой-нибудь недоросль позволяет себе обращаться с ним по-простецки, как с равным. Артур всегда считал, что надо выказывать уважение прожитым годам. Даже к своему соседу, который старше его всего на одиннадцать лет, он обращался по имени-отчеству. Грубиянов, он не любил, поэтому, с трудом различая свой голос, сквозь шум в голове. И шевеля сухим языком, ответил:

- Мой малыш у тебя во рту не поместится, сынок. Разговаривая с человеком старше тебя, надо оказывать ему уважение. Называть хотя бы по имени-отчеству,- эта отповедь у Артура отняла немало сил. На лицах стоящих медиках отразилась целая гамма чувств, от изумления до гнева. Врач, остановил движением руки, открывшую было рот возмущенную женщину. Положив мне руку на лоб, спросил, глядя ему прямо в глаза:

- Ты помнишь кто ты? Как звать? Расскажи - чувствуя, что вот-вот вырубится, Артур сказал:

- Я Александров Артур Кириллович, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения. Мне тридцать пять лет - и, глядя презрительно на доктора, добавил,

- Майор ГРУ в отставке. Ветеран. Второй Чеченской войны. Все. Хватит с вас - доктор насмешливо улыбнулся.

- Ну и как там в будущем? СССР всех впереди?- настала, очередь Артура изумится.

- Какой на хрен СССР? Он же развалился в девяноста первом.- Артур с удивлением смотрел на лица ошарашенных медиков. Врач встал и обменялся с женщиной странными взглядами. Что-то было не так. Вдруг он понял, что чувствует ноги, с трудом приподняв правую руку под взглядами врачей, посмотрел на нее. Это была пухлая, исцарапанная рука ребенка, от неожиданности у Артура закружилась голова, и все померкло перед глазами, после чего, он провалился в спасительную темноту.

* * *

- И все-таки мне бы хотелось, чтобы Артур задержался у нас подольше - говорил врач-педиатр родителям мальчика. Разговор происходил на следующий день после того, как ребенок очнулся. Родители мальчика переживали, не отразится ли на ребенке происшедшее, нормальным ли будет он. Врач повернулся к отцу ребенка,

- Кирилл Андреевич, расскажите снова, как это произошло. Только подробно, по секундам - поведя, здоровенными плечами, отец ребенка начал рассказ:

- Да что там говорить. Пришел я за ним в садик, сказал воспитательнице, что бы позвала сына. Где-то, через две минуты прибежал Артур. Я посадил его на скамейку и начал надевать ему на ноги ботинки. Но Артур внезапно сказал, что забыл любимую игрушку, скинув обувь, побежал в игровой зал. И через секунду я услышал крик Елены Викторовны, воспитательницы Артура. Когда я забежал в зал, увидел лежащего на полу сына. У него шла кровь из ушей. Воспитательница дала мне аптечку и начала звонить в скорую, а я перевязал его и вынес на улицу. Скорая быстро приехала. Привезли в больницу, Артура сразу на каталку, а меня выставили в коридор, вроде все,- мама Артура вытерла слезы платком после рассказа мужа. Александров обнял жену. Уткнувшись лицом в плечо мужа, она зарыдала. Александров повернулся к врачу, задумчиво наблюдающему за ними, и сказал:

- Понимаете, Артур наш поздний ребенок. Родился четвертым и стал любимчиком в семье, поэтому несколько избалован. Все за него переживают. Все-таки скажите, что с ним?- врач печально вздохнул. Отведя взгляд, сказал:

- Улучшений нет. Артур продолжает оставаться в коме. Вчера были судороги, после остановка сердца. Мы еле успели откачать его. Боюсь, у Артура шансов нет - крепко прижав рыдающую мать к груди, Кирилл Андреевич с тоской смотрел на доктора. Подняв трубку внутреннего телефона, продолжавший отводить глаза доктор, набрал номер дежурной медсестры:

- Алло, Светлана Аркадиевна, пожалуйста, срочно принесите успокоительного к ко мне в кабинет - опустив трубку, врач сказал:

- Хочу сказать, что есть детская городская клиническая больница номер тринадцать имени Н.Ф. Филатова. Она находится в Москве. И, возможно, там что-нибудь смогут сделать. Мы бессильны. Извините - постучав в кабинет, зашла медсестра. Сделав матери ребенка укол, медсестра вышла из кабинета, бросив на хозяина кабинета осуждающий взгляд, который впрочем, остался никем не замеченный. Объяснив родителям ребенка, что они не могут сопровождать его в Москву, и что мальчика будут сопровождать специально обученный медперсонал. Выпроводив родителей, хозяин кабинета врач-педиатр заместитель главврача детской больницы Кокренев Константин Сергеевич устало откинулся на спинку роскошного кожаного кресла. Прикрыв глаза, он посидел несколько минут. Усталость стряхнул внезапно зазвеневший городской телефон. Встряхнувшись, врач снял трубку,

- У аппарата - раздавшийся в трубке голос ему был хорошо знаком. Это был его родной старший брат, работающий в Комитете государственной безопасности СССР в звании капитана.

- Привет Кость. Как все прошло? Они поверили?

- Да, похоже, что да, поверили,- в трубке раздался смешок,

- Это хорошо. Ладно, сейчас о другом, через час подойдут два наших сотрудника. Проверишь их документы, я тебе потом сообщу их данные. Они при тебе должны связаться со мной. Так надо Костя, так надо. Проведешь их к палате, но внутрь не пускаешь. Они должны охранять палату снаружи, в коридоре. Понял?

- Да понял, я понял. Стас, неужели все так серьезно? Я же в шутку рассказал тебе!!!

- Серьезней некуда, Кость. Хорошо, что ты связался со мной перед совещанием с начальством. Я должен был делать доклад первому заместителю председателя, генерал-полковнику Чебрикову. И ты связался как раз вовремя. Генерал хоть и не поверил во вселение, но заинтересовался этим ребенком. Все-таки такое происходит впервые. Это шанс, понимаешь?

- Стас, а вдруг я ошибся? Ты представляешь, каких трудов мне было уговорить его мать оставить ребенка одного, и отправить ее домой?

- Ничего, подождут, не до них пока.

- Вдруг мне показалось?

- Тебе и медсестре показалось? Не смешно. Ты же по основной специальности кто? Детский психиатр. И различить, где ребенок фантазирует, можешь. Так что, не комплексуй.

- Да, что-то меня .. . А, ладно. Как думаешь, он не сбежит?

- Кстати, как он?

- Нормально, встал, походил по палате туда-сюда, движения и рефлексы нормальные, хотя нет... слегка заторможенные. Поел хорошо, все съел с аппетитом. Только вот...

- Что?

- Понимаешь, взгляд у него недетский, пронизывающий. Смотрит как рентген, как будто насквозь. У меня от его взгляда мурашки по коже. Еще медсестра практикантка на него жаловалась. Говорит, что он ее взглядом раздевал, а когда нагнулась поправить одеяло, демонстративно стал разглядывать ее груди. Хотя надо сказать, что с бюстом у нее все в порядке. Еще когда уходила, он ее по попке шлепнул и подмигнул,- в трубке снова рассмеялись:

- Однако, какой он Казанова. Ты поставил кого-нибудь присматривать за палатой?

- Да там прямо у двери стол дежурной медсестры находится. Я велел его не выпускать.

- Меня гложут смутные подозрения. Если он майор ГРУ, то твоя медичка ему не помеха. Черт, сходи проверь, ладно?

- Хорошо, сейчас проверю.

- Перезвонить не забудь.

- Ладно. Давай, пока - однако трубку врач положить не успел. Без стука в кабинет ворвалась дежурная медсестра и закричала:

- Его нет, он пропал!

- Кто пропал? Да скажите вы толком, Светлана Аркадиевна.

- Мальчик из сорок седьмой. Артур пропал, - в трубке послышался отборный мат,

- Костя, Костя, дай ей трубку - было слышно, как надрывался Стас в динамике. Ошарашенный Костя поднял трубку и спросил:

- Что? Извини, не расслышал,

- Дай ей трубку - Константин протянул трубку медсестре,

- Возьмите. С вами хочет поговорить мой брат - отдав подошедшей ближе Светлане Аркадиевне трубку, Константин стал прислушиваться к разговору.

- Здравствуйте. С вами говорит капитан КГБ Кокренев. То, что вы сейчас скажете, вы повторите нашим сотрудникам, которые скоро подойдут. А пока расскажите мне все подробно. Как это произошло?

- Здравствуйте, я, товарищ капитан, относила обед лежащим больным. К ним относится и мальчик из сорок седьмой палаты. Когда я открыла палату и внесла поднос с обедом, то увидела, что кровать пуста. Я думала, что ребенок играет в прятки, и минуты две искала его по палате. Его нигде не было. Только окно было не закрыто на шпингалеты, а просто прикрыто. Еще пропала простыня. Как только я поняла, что ребенок пропал, сразу же побежала к Константину Сергеевичу. Но он, же не мог сбежать в окно? Третий этаж все-таки?

- За палатой ни кто не наблюдал?

- Я попросила санитарку, она сказала что ни куда не отлучалась!

- Хорошо, я все понял. Спасибо, вы действительно все подробно рассказали. А теперь верните трубку моему брату, - медсестра вернула трубку телефона врачу и по его знаку покинула кабинет. Костя, приложив трубку к уху, откинулся на спинку сиденья.

- Да, сделал, Кость, он нас, сделал.

- Вы его найдете?

- Если бы он был простым обывателем, то да, не сразу, но нашли бы. Но он, же не идиот, а профессионал, глупости делать не будет. Ладно, я на доклад к начальству, - положив трубку, Константин задумался. Что делать? Так ничего и, не придумав, он запер кабинет, и направился к сорок седьмой палате. Зайдя в открытую палату, осмотрелся. Действительно, простыни не было. Подойдя к полуоткрытому окну, открыл его настежь и высунулся наружу.

- Ну и как он спустился? Третий этаж все-таки, - задумавшись, Константин заговорил вслух. Пожав плечами, он закрыл дверь и строго-настрого запретил медсестре открывать ее. Вернувшись в кабинет, сел в кресло и, достав из тумбочки стола початую бутылку коньяка, отмерил ровно пятьдесят грамм. Выпив, потер виски. Ночное дежурство давало о себе знать. Прикрыв глаза, стал подремывать, как в дверь раздался резкий стук, и, не дождавшись ответа, в кабинет вошли два человека в штатском. Один высокий и широкий в кости брюнет, второй невысокий и рыжий. Их принадлежность к органам была отчетливо видна.

- Мы пришли по приказу сверху. Вы должны быть в курсе - заговорил высокий.

- Да, да. Конечно. Ааа..., - оба синхронно достали документы и, раскрыв их, показали врачу, не давая в руки.

- Капитан Корнилов,- встав и перегнувшись через стол, Константин посмотрел удостоверение высокого.

- Лейтенант Кошкин,- удостоверение второго было явно новеньким. Захлопнув их, офицеры убрали удостоверения в карманы.

- Мне нужно от звониться,- сказал Корнилов и, подойдя к телефону, стал набирать номер. Поговорив с кем-то несколько секунд, он передал трубку Константину.

- Алло?

- Костя, это я, все в порядке, они те, кто должны были подойти. Передай трубку старшему, - выполнив требуемое, Константин, не обращая внимания на офицеров, спокойно налил себе второй стакан. Выпив его, он откинулся на кресло и прикрыл веки.

Из дремоты его вывел голос капитана.

- .. так точно товарищ полковник, сделаем - положив трубку, капитан достал платок из нагрудного кармана и ветер пот на лбу. Посмотрев на напарника, он сказал:

- Приказ из Москвы. Найти ребенка, во что бы то ни стало,- повернувшись к Константину и поставив кулаки на столешницу стола, сказал, слегка нависнув над врачом:

- Рассказывай, ВСЕ.

Выйдя на крыльцо больницы, оперативники закурили, стряхнув пепел, капитан сказал:

- Да, ушел он чисто. Никто ничего не видел, не слышал. Ты под окном все внимательно осмотрел? Точно, никаких следов?

- Никаких, Сергей Викторович. Чисто все. Я опросил всех, кто гулял около больницы. Никто ничего. Ребенка не видели - тут их отвлекла маленькая, пухленькая, симпатичная девочка в синеньком платьице. Стриженная под мальчика, с огромным белым бантом, она подошла и, вытирая рукой полные слез глаза, с надеждой спросила:

- Дяденьки, вы мою маму не видели? Потерялась я - капитан, присев, ласково сказал:

- Маму мы не видели. Давай поищем ее,- взяв девочку за руку, он повернулся к напарнику и сказал:

- Сходи в регистратуру, скажи, что тут ребенок потерялся. Пусть заберут, с ними посидит. Нам некогда - напарник скрылся за дверями больницы. Капитан стал спрашивать у девочки, как ее зовут,

- Я не помнююю - плаксиво заныла она.

- Ты помнишь, как тебя мама звала?- девочка, вытирая нос, кивнула.

- Давай я буду говорить имена, и ты вспомнишь свое - девочка усиленно закивала.

- Маша? Даша? Катя? Оля? Юл...,- перечислив несколько имен, капитан сдался, девочка стояла рядом, ковырялась в носу и ждала, глядя на капитана.

- Давай я буду говорить буквы, и ты скажешь, на какую начинается твое имя, согласна? - в это время вышел напарник в сопровождении пожилой женщины в халате.

- Вот Сергей Викторович, санитарка посидит с девочкой, пока не найдут ее мать, - санитарка склонилась над девочкой и ласково сказала:

- Пойдем со мной, чай с конфетами попьем и маму твою найдем. Меня баба Валя зовут, - девочка оживилась.

- Конфетки, хочу конфетки, - санитарка, взяв ее за руку, повела в больницу.

- Убивал бы таких матерей, - сказал капитан, глядя вслед ушедшим. И повернувшись к лейтенанту, добавил:

- У меня самого такая же дочка. Эх, - махнул рукой капитан.

- Ладно, нужно опросить всех еще раз. Начни с того дома, его окна выходят как раз на больницу. А я еще раз пройдусь по гуляющим больным. Все, расходимся.

* * *

Очнулся я как-то сразу. Даже не очнулся, просто проснулся. В теле чувствовалась, какая-то легкость. Одновременно, почему то болели все мышцы. Зевнув и со скулежом потянувшись, с закрытыми глазами вскинул странно легко взлетевшие руки вверх, чтобы ухватится за прикрученные скобы и, несколько десятков раз подтянувшись, привычно закинуть себя в инвалидное кресло, стоящее рядом с кроватью. Руки ухватили пустоту, скоб не было. Широко открыв глаза, я смотрел на детские ладошки перед собой. Проследив, по руке куда они уходят, изумился. Они уходили мне в плечо:

- Что за ... - блин, скинув с себя одеяло, я с отвисшей челюстью разглядывал тело, в которое попал. То, что попал, теперь я не сомневался. Это было тело мальчика лет пяти-шести. И самое главное у него были НОГИ. Причем ОБЕ НОГИ. С трудом двигая руками и ногами, сполз на пол. Такое впечатление, как будто все мышцы закоченели. Перед глазами замелькали звездочки, и я понял, что не дышу уже несколько минут. Отдышавшись и держась за кровать начал медленно передвигать, как будто чужие ноги. Пройдясь вокруг кровати туда и обратно, держась за нее, я стал по не многу привыкать к этому телу. По крайней мере, ноги перестали заплетаться, и шагать становилось все легче и легче. Отпустив кровать, храбро сделал несколько шагов без подпорки. Голова немного кружилась, и сердце готово было вот-вот, выскочить из груди, но я шел. Покачиваясь из стороны в сторону, но шел. И только сейчас я внимательно осмотрел комнату, в которой находился, определил, что она двух местная. Но вторая кровать была без белья. Значит в палате я один, хорошо. Плохо побеленный потолок, окрашенные в непонятный цвет стены с грубо нарисованными солнышком, лисичками и зайчиками, деревянная дверь с закрашенным краской стеклом, хреново крашенные корявые окна со следами бумажной ленты и клочками ваты в щелях, черные-круглые выключатели и розетки на стенах, тумбочка с перекошенной дверцей, на которой намалеван корявый коричневый медвежонок, все это ввело меня в недоумение. Где я? Двигаться было тяжело из-за белевших мышц. Но я, терпя, все-таки дошел до зеркала, висящего несколько высоковато, хотя мне хватило. Подойдя зеркалу, уставился на самого себя, только помолодевшего на тридцать лет. Передо мной стоял я с детских фотографий. Задумавшись, тряхнул головой. Двойник в зеркале в ответ скорчил забавную задумчивую рожицу и потряс головой. Хмыкнув, я сделал свирепое лицо, от которого в одной операции, во время допроса обделался пленный боевик. Двойник в ответ оскалил зубы и скорчил рожицу. Ничего свирепого в лице не было, только в глазах прыгали веселые бесенята. Махнув рукой на двойника, я отошел в сторону и спустил трусики, в которые был одет. Да, это точно был я. Во-первых, мой парень, хоть и маленький, но точно мой. Во-вторых, родинка справа от паха, в форме копеечной монеты. В-третьих, повернув ногу, я посмотрел на правую икру - шрама не было. Шрам я получил в шестилетнем возрасте, летом играя в индейцев, мне засадили стрелу в ногу. Отчего остался шрам в форме звездочки на все жизнь. Какой вывод? Мне меньше шести лет. Осталось выяснить, где я. Крепко сжав зубы и стараясь экономно двигаться, донес крашенный в белый цвет табуретку до окна, взобравшись на подоконник и, откинув штору, выглянул на улицу. Это был не современный, знакомый мне город, а город времен СССР. Выяснилось это одним только видом проезжей части, находящейся между больницей и девятиэтажным домом. Новенькая тройка, копейки, Волга и ЗИЛ-130, проехавшие перед больницей. Но не это повергло меня в изумление, а плакат с изображением Брежнева и надписью Советские люди знают: там, где партия - там успех, там победа! . Покачав головой, я задумался. Назвать этот перенос счастливым, значит, ничего не сказать. Несмотря на уже привычную боль в мышцах, мне хотелось плясать и петь от счастья. В крови просто бурлила энергия.

Ушатом холодной воды было воспоминание, как я очнулся в своем детском теле. Вспомнив выражение врача, мне пришлось задуматься. Думая, я отнес табуретку обратно под стол. Встав, посередине комнаты и продолжая обдумывать свое положение начал делать легкий разминочный комплекс. Такое впечатление как будто в суставы насыпали песку. Мышцы встретили гимнастику крайне отрицательно. Но я крепко сжав зубы терпел. Не обращая внимание на слезы, ручьем текущие из глаз, продолжал разминку.

Врач явно с интересом слушал мой бред, но в глазах его было и недоверие. Я надеялся, что все-таки оно перевесит и врач просто махнет на непонятно что лопочущего пацана рукой и быстро все забудет. Если он не лох, то будет молчать, чтобы не схлопотать неприятности. А если этот идиот кому ни будь проболтается, то что? Попасть в руки какому-нибудь костолому-дуболому мне не улыбалось. Надо будет выходить на руководство, на Генсека. Только кто он? Может Брежнев? Если его плакат висит на стенде, то может он? Не факт. Блин, не знаю, какой сейчас год, и поэтому, кто стоит у руля мне неизвестно. Первым делом надо выяснить число, дату и год. То, что сейчас где-то восемьдесят первый или восемьдесят второй, было понятно после осмотра себя и улицы. Шрам я получил в восемьдесят втором пятнадцатого июля, через два дня после дня рождения. Где я находился, мне было известно по осмотру улицы из окна. В прямой видимости из окна торчала приметная труба котельной, находящейся недалеко от моего дома. Значит, я был в родной Казани. Мои размышления прервал приближающиеся голоса в коридоре, и они застали меня врасплох. В это время я отжимался на кулаках. Крутанувшись на полу и вскочив на ноги, я бросился к кровати. Запрыгнув на нее, успел укрыться одеялом. Вытерев мокрое лицо, я стал спокойно смотреть на дверь, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Мое тело было как будто из парной, все в поту. В открывшуюся дверь вошла смутно знакомая медсестра. Увидев, что я внимательно смотрю на ее, она, насторожено меня, разглядывая, начала пятится задом к двери. Тут я ее узнал. Это была та женщина, от голоса которой я очнулся. Совсем палиться не хотелось, мне пришлось сделать испуганное выражение лица и сказать:

- Тетенька, а где я? Где мама? А вы кто? Я кушать хочу - быстро захлопав глазами, сделал просительное выражение. Было заметно, что медсестра вздохнула с облегчением. Стараясь ничем себя не выдать, я, сложив кулачки на груди, снизу вверх жалобно смотрел на нее. Надеясь, что покрасневшие глаза меня не подведут. Эту фишку я запомнил у дочки соседа по площадке, трехлетней Ксюши. Она, именно так, выпрашивала у меня конфетки и другие сладости, когда приходила вместе с отцом ко мне в гости. И, надо сказать, у нее это блестяще получалось. К моему изумлению, сработало и здесь. Умильно глядя на меня, медсестра подошла, села с краю на кровать и, погладив по влажным волосам, сказала: