Выпить и умереть

— Как это? — приподнял брови Уочмен. — Вы ведь предлагаете извести на корню всякую частную инициативу?

— Народ станет заботиться об общем благе, как о своем собственном! Дайте ему только шанс! — воскликнул Билл.

— Народ? — переспросил Уочмен, наливаясь злобой и с ненавистью глядя в спину Леггу. — Под народом подразумевается стадо болванов, неспособных достаточно заработать себе на жизнь и потому готовых пойти за любым чучелом, которое пообещает им молочные реки? Ну да ладно… Мне только хотелось бы знать, что мистер Легг скажет насчет частной инициативы. Все-таки он ведь казначей…

Легг стал поворачиваться к Уочмену, но Билл опередил его:

— Погоди, Боб, не отвечай! Вот что, мистер Уочмен! Мне не нравится тон, в котором вы говорите о нашем Бобе! Он здесь у нас в Оттеркомбе живет не так давно, месяцев десять, но уже завоевал наше полное доверие! Да! И его высокий пост — свидетельство нашего доверия! А мы, левые, всякому встречному-поперечному деньги пролетариата не доверим!

— Да я и не спорю, дорогой Билл, — мягко сказал Уочмен. — Я вовсе не сомневаюсь, что за десять месяцев мистер Легг успел себя прекрасно зарекомендовать по части честного расходования казенных денег…

Лицо у Билла сделалось цвета спелой моркови, он сжал в кулаке свою тяжелую глиняную кружку и шагнул к Уочмену.

— Ладно тебе, Люк, помолчи лучше, — осторожно вставил Себастьян Периш, а Кьюбитт пробормотал:

— Брось задираться, Люк, ты ведь в отпуске и должен отдыхать, а не…

— Так вот, мистер Уочмен, — заговорил взбешенный Билл. — Вы, конечно, можете подшучивать надо мной сколько влезет, воля ваша, только имейте в виду, что…

— Заткнись, сынок! — пристукнул ладонью по столешнице старый Эйб Помрой. — Ты уже взрослый парень, а не сопливый молокосос! И если ты не умеешь, как мужчина, выпить свои две пинты пива, то и не пей! Не можешь без кулаков потрепаться о политике — так и не трепись! И вообще, чует мое сердце, что у тебя полно работы там, в общем зале! Ступай-ка туда, вот что!

Билл переводил взгляд с Уочмена на Легга… Легг наконец пожал плечами и, пробормотав что-то неразборчивое насчет более уютной атмосферы в общем зале, вышел.

— Нет, мистер Уочмен, за всем этим стоит какая-то игра, — угрюмо сказал Билл Помрой, понемногу остывая. — И черт меня возьми, если я не вычислю этой вашей игры…

— Так речь идет об игре? Давно пора! — раздался мелодичный женский голос, и в комнату втолкнулась плотненькая и круглая, наподобие теннисного мячика, особа в малиновой блузке и зеленом твидовом костюмчике.

— Надеюсь, мне не надо было спрашивать разрешения войти? — осведомилась Виолетта Даррах.

* * *

Появление на сцене мисс Даррах перебило у мужчин воинственное настроение. Билл Помрой поспешно ретировался в общий зал, прикрыв за собой откидную доску стойки бара, словно боясь, что мисс Даррах станет преследовать его. Остальные вздохнули с облегчением, а старик Эйб Помрой, напрягая свое профессиональное гостеприимство, громко произнес:

— Заходите, мисс, компания уже давно по вас соскучилась! И вы как раз вовремя. Тут рекой льется выпивка! Притом за счет хозяина!

— Только не ваш «Спотыкач», дорогой мистер Помрой! Что угодно, только не это! — предупредила мисс Даррах. — Если можно, стаканчик шерри…

Она подошла к стойке и ловко забросила свою словно резиновую попку на высокий табурет. Уочмен был несколько удивлен такой непосредственностью и такой сверхъестественной для дамы прыгучестью, но только втянул носом воздух.

Вообще говоря, мисс Даррах было уже под пятьдесят. Точный возраст леди, наверное, можно было бы определить, как у дерева, разрезав ее пополам и посчитав кольца жира, которые год за годом откладывались на ее талии вплоть до полного исчезновения этой детали женской фигуры. У других женщин опытный глаз легко различает грудь, талию и бедра, но у мисс Даррах указанные элементы никак не отделялись друг от друга. Однако лицо ее выражало почти детскую наивность и добродушие, которое еще более подчеркивалось очками с толстыми стеклами.

Эйб подал ей стаканчик, мисс Даррах отхлебнула и весело поинтересовалась:

— Кажется, вы здесь здорово смеялись и шутили? Это ваш кузен, мистер Периш?

— Ах да, извините, — спохватился Себастьян. — Я вас не представил… Мистер Уочмен, мисс Даррах…

— Здрасьте, — сказала мисс Даррах. Как у многих ирландцев, ее грубоватый акцент казался нарочитым, шуточным. — Я читала о вас в газетах, обожаю прочесть что-нибудь интересненькое про крепко сработанные убийства и расследования… Помню, в прошлом году вы уж так постарались, защищая того бедного малого, который от нечего делать укокошил свою бабенку…

Уочмен пошатнулся от такого комплимента:

— Но, мисс, я ведь все-таки его не освободил совсем…

— И правильно сделали, голубчик, иначе как бы мы спали спокойно в постелях, пока под окнами у нас разгуливает убийца? Но зато как адвокат вы постарались на славу!

Уочмен смолк на минуту, пытаясь прийти в себя и подобрать менее щекотливую тему для беседы, и наконец спросил:

— А вы — тоже художница, мисс Даррах?

— Ох нет, я просто любитель! Но у меня прямо зуд по живописи, честное слово! Правда, стоит мне взять в руки кисть, как мистер Кьюбитт начинает мычать, словно корова с больным зубом… А тут у вас, я смотрю, собралась славная компашка! Я так и думала, мистер Помрой, что в вашу гостиницу приезжает напиваться целое созвездие талантов! Мистер Периш, от блестящей игры которого я иногда забываю даже пойти в буфет в антракте! Мистер Кьюбитт, о котором и говорить нечего… А теперь, оказывается, еще и знаменитый адвокат мистер Уочмен! А где мисс Дессима Мур? Кажется, вы тут затеяли играть в дартс?

— Она сейчас придет, — вставил Кьюбитт.

— Надеюсь, вы сыграете еще разок. Мне страшно нравится смотреть, как большие серьезные мужчины кидают такие малюсенькие штучки с иголочкой на конце… А вы — вы тоже играете в дартс, мистер Уочмен?

— Пытаюсь, — пролепетал Люк.

На лестнице послышались шаги.

— А вот и Дессима, — сказал Кьюбитт.

* * *

В комнату вошла высокая стройная девушка в рыбацкой куртке и синих брюках, остановилась и слегка прищурилась от яркой лампы над стойкой бара.

— Извините, если заставила вас ждать, — прощебетала она. — Всем привет.

После секундной паузы Уочмен сделал шаг по направлению к ней.

— Добрый вечер, — сказал он.

— А, так вы приехали… Добрый вечер, — ответила девушка без выражения.

Дессима легонько тронула его протянутую руку, подошла к бару и вскарабкалась на высокий табурет. На голове у нее было нечто в стиле поэтов-романтиков: выбивающиеся пряди по бокам лица, казалось, то и дело норовили залезть в рот. Черты лица Дессимы были красивы, правильны, но особую индивидуальность придавали ей черные брови и особый блеск в глазах. Двигалась она с той особенной грацией, которая предполагает обтекание всех острых углов… Дессиме Мур недавно исполнилось двадцать четыре года.

Все мужчины в комнате на мгновение потеряли нить беседы. Мисс Мур обладала тем самым качеством, которое широко рекламирует Голливуд, — необъяснимой женской притягательностью. Если угодно, это можно назвать сексапильностью. И тем не менее ни в ее взгляде, ни в едином движении вовсе не прочитывалось, что она хоть краем глаза замечает это всеобщее восхищение со стороны мужчин.

Единственный, кто поздоровался с ней скромно и даже несколько испуганно — Билл, который при этом покраснел настолько, что лицо его уже не отличалось по цвету от рыжих волос.

Дессима приняла сигарету у Периша и оглядела комнату.

— Ну что, вы уже начали играть? — спросила девушка.

— Вас ждали, ангел мой, — нежно пропел Периш, трусливо косясь на Уочмена. — Что вы там делали столько времени?

— Отмывалась после участия в этой вселенской травле.

— Думаю, вы не боитесь, мисс Десси? — учтиво спросил старик Эйб. — Такая красивая и смелая девушка, как вы, наверное, ничего и никогда не боится…

Дессима рассмеялась и вдруг спросила у Билла:

— О чем тут говорили, когда я вошла? Что-то вы все вдруг внезапно замолчали…

Прежде чем кто-нибудь успел ответить, Уочмен сказал:

— Мы тут спорили, милая.

— Спорили? — Дессима пристально посмотрела на Билла. Уочмен в один прием опустошил свою кружку и взобрался на табурет рядом с девушкой.

— Именно так, — подтвердил он. — До появления мисс Даррах мы занимались исключительно спорами.

— Как? Неужели я прервала ваш спор?! — воскликнула мисс Даррах. — Какая жалость, я ведь обожаю всяческие споры! Спорт? Искусство? Политика? Любовь? Говорите скорее!

— Речь шла о политике, — проронил Уочмен, глядя на Дессиму. — О политике, о частной инициативе, о народе, о государстве…

— Ты… — Дессима смутно улыбнулась. — Ты безнадежен. Когда наше дело победит, ты у нас станешь большой проблемой…

— Разве вам не понадобятся в таком случае адвокаты?

— Мне бы хотелось, чтобы в адвокатах не было нужды.

Уочмен рассмеялся.

— Ну ладно, ты будешь играть? — спросил он.

— Конечно. Давайте играть все вместе. Ты будешь, Билл?

Но Билл отрицательно мотнул головой в сторону общего зала, где появились новые посетители, еще не отведавшие фирменного напитка и потому скучные и твердо стоящие на ногах.

— А вы, мисс Даррах? — повернула голову Дессима.

— Ох нет, милая. Я не имею склонности к спорту во всех его проявлениях… В детстве меня почти напрочь лишил зрения мой братец Теренс, когда угодил в переносицу яблоком, предназначавшимся брату Брайану… И к тому же я слишком… гм!.. полненькая. Нет, я уж лучше посижу и посмотрю на вашу игру.

И тут вдруг из общего зала раздался взрыв смеха и криков… Билл пригласил всех, находившихся в отдельном зальчике, посмотреть на чудо, которое учинил мистер Легг. Все прошли в общий зал и уставились на мишень… Огромный красномордый детина стоял у доски с растопыренной ладонью, прижатой к мишени, и вся ладонь была аккуратнейшим образом обтыкана дротиками…

— М-да, — проронил Уочмен, — похоже, мистер Легг нашел взамен меня другую жертву своей сверхъестественной меткости. Неудивительно, что толпы трудящихся так верят мистеру Леггу…

Тут Уочмен облокотился о стойку и повысил голос:

— Впрочем, я со своей стороны хочу предложить мистеру Леггу сыграть партию в «круглые сутки»… Играли в такой вариант, мистер Легг?

— Довольно давно, — несколько удивленно протянул Легг, вынув трубку изо рта.

— Итак, «круглые сутки».

— «Круглые сутки»?.. Но я слегка подзабыл правила…

— Вам нужно попасть во все секторы по порядку номеров, а закончить на дубле, — пояснил Норман Кьюбитт.

— По существу, — зловеще мягким тоном заметил Уочмен, — вы можете назвать это особо изощренным методом убийства времени… Убийство времени или отбывание срока… Вы когда-нибудь отбывали срок, мистер Легг?

— Нет, — сказал Легг, не меняясь в лице. — Но я ваш вызов принимаю, отчего же нет. Только выйду на секундочку, если позволите…

— Конечно, — поклонился Уочмен…

Глава третья

Дальнейшие успехи Уочмена

— Самый большой недостаток у Люка — это то, что он просто неспособен не трогать дерьмо, чтобы не пахло… — саркастически заметил Себастьян Периш.

Кьюбитт надвинул на брови свою шляпу и стал возюкать по холсту кистью еще более ожесточенно, молча косясь на Периша.

— Более того, мой двоюродный брат знаменит тем, что умеет превратить даже самое обычное говно в необыкновенно вонючее и чрезвычайно тошнотворное… — продолжал Периш. — Я тебе не мешаю с этими разговорчиками, старина?

— Нет. Поверни голову чуть вправо. Вот так. И еще — твои плечи снова опустились… Не сутулься…

— Ты прямо как доктор — живот подтяни, спину выпрями… Послушай, Норман, а что ты скажешь о нашем Люке — он ведь, кажется, ревнует к Биллу?

— Ревнует? — переспросил Кьюбитт, сосредоточенно нанося очередную краску. — Почему это ревнует?

— Не почему, а кого! Дессиму, конечно!

— Чушь. Хотя я не знаю. В конце концов, он твой кузен, должно же быть и в нем немного вашего фамильного тщеславия…

— Не знаю, старик, почему ты считаешь меня тщеславным. Я так о себе вовсе не думаю… Поверишь ли, в день я получаю в среднем двенадцать с половиной восторженных писем от поклонниц. Ну и что? Они для меня ничего не значат!

— Но ты был бы вне себя, если бы тебе одна из них отказала… Не шевели ушами, очень тебя прошу… Ну а насчет Люка ты, возможно, прав.

— Интересно, как далеко зашел их прошлогодний флирт? — полюбопытствовал Периш.

— Заткнись, пожалуйста, — я рисую твои губы…

Губы самого Кьюбитта были плотно сжаты. Некоторое время он остервенело терзал холст. Потом отступил на шаг, оглядел свое творение и заметил:

— Не думаю, что дело тут в Билле Помрое. Ведь Люк весь вечер кидался на Легга. Не понимаю, почему? Ведь он этого человека видит впервые в жизни.

— Мне показалось, что он просто пробует этого Легга на трухлявость. Пытается загнать в угол — не мытьем, так катаньем…

Кьюбитт, не отрывая взгляда от холста, добавил:

— И мне даже почудилось, что Люк одернул спой пиджак, словно в зале суда…

— Очень характерный жест, — согласился Периш.

Кьюбитт улыбнулся:

— Да, но Люк явно собирался сделать гадость этому Леггу.

— Люк не делает гадостей, — пробурчал Периш.