Изгои искали счастья на еще не завоеванных территориях – деваться им было некуда, или же выбирали путь мятежа, не соглашаясь с условиями, и идя войной против более удачливых старших братьев. И чем больше времени от основания государства проходило, тем больше лиц, заинтересованных в нарушении очередности наследования, появлялось. Кроме сыновей в эту категорию входили дяди великого князя, дети этих дядек, дети самих князей, так что урегулировать отношения было проблематично. Никто не хотел оказаться изгоем, и все мечтали посидеть на благополучном киевском столе. Для многострадальных подвластных князей, которых можно было передвигать по карте Руси как шашки, вполне понятно желание самим стать властителями этих земель, потому что, только став полноправным киевским князем, они могли остановить порочное движение по волостям Ярослав, который призвал своих нетерпеливых потомков "жить дружно", конечно, это понимал. Но в отличие от Владимира, имевшего любимчика и приблизившего его к себе максимально, то есть Бориса, Ярослав любимого Всеволода не приблизил. Он знал, чем такое приближение может грозить. Сам проходил в юности. И вроде бы князья должны были идти по лествичному способу на киевский стол Однако сразу после смерти князя начались распри. Бессмысленно описывать эту княжескую грызню по годам, скажу только, что история, записанная при Мономашичах, отличается, наверно, от того, что происходило на самом деле.
"По смерти Ярослава I княжение целым родом, – поясняет Соловьев, – надолго утвердилось в Руси; в то время области, занятые первыми варяго-русскими князьями, разделялись между двумя линиями, или племенами Рюрикова рода: первую линию составляло потомство Изяслава, старшего сына св. Владимира. Мы видели, что этому Изяславу отец отдал Полоцкое княжество, волость деда его по матери Рогволода. Изяслав умер при жизни отца, не будучи старшим в роде, или великим князем, следовательно, потомство его не могло двигаться к старшинству, менять волость и потому должно было ограничиться одною Полоцкою волостью, которая утверждена за ним при Ярославе. Вторую линию составляло потомство Ярослава Владимировича, которое и начало владеть всеми остальными русскими областями. По смерти Ярослава остались пять сыновей: старший из них, Изяслав, стал к прочим братьям в отца место; младшие братья были: Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь; у них был еще племянник Ростислав, сын старшего Ярославина, Владимира; этот Ростислав также вследствие преждевременной смерти отца не мог надеяться получить старшинство; он сам и потомство его должны были ограничиться одною какою-нибудь волостью, которую даст им судьба или старшие родичи. Ярославичи распорядились так своими родовыми волостями: четверо старших поместились в области Днепровской, трое – на юге: Изяслав – в Киеве, Святослав – в Чернигове, Всеволод – в Переяславле, четвертый, Вячеслав, поставил свой стол в Смоленске, пятый, Игорь, – во Владимире-Волынском.
Что касается до отдаленнейших от Днепра областей на севере и востоке, то видим, что окончательно Новгород стал в зависимости от Киева; вся область на восток от Днепра, включительно до Мурома, с одной стороны, и Тмутаракани, с другой стала в зависимости от князей черниговских; Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье – от князей переяславских. Мы сказали окончательно, потому что Белоозеро, например, принадлежало одно время Святославу; Ростов также не вдруг достался Всеволоду переяславскому: Ярославичи отдали его сперва племяннику своему, Ростиславу Владимировичу. Так владело русскими областями Ярославово потомство. Но еще был жив один из сыновей св. Владимира, Судислав, 22 года томившийся в темнице, куда был посажен братом Ярославом. Племянники в 1058 году освободили забытого, как видно, бездетного и потому неопасного старика, взявши, однако, с него клятву не затевать ничего для них предосудительного. Судислав воспользовался свободою для того только, чтобы постричься в монахи, после чего скоро и умер, в 1063 году".
Словом, в первое время после смерти Ярослава было тихо. Но уже в 1064 году, через десятилетие, появился недовольный своей судьбой изгой, которому не нашлось места в княжеском наследовании. Ростислав Рюрикович бежал с преданными боярами в Тмутаракань, чтобы… выгнать оттуда Глеба Святославича. Это было не по правилам, но Ростиславу удалось там закрепиться. Горожане приняли князя хорошо, и какое-то время он ходил походами против окрестных народов. Но далее произошла весьма странная история, и скорее всего в летописи она записана тоже с целью отвести вину от подозреваемого в убийстве. "Треки испугались такого соседа, – сообщает Соловьев, – и подослали к нему корсунского начальника (котопана). Ростислав принял котопана без всякого подозрения и честил его, как мужа знатного и посла. Однажды Ростислав пировал с дружиною; котопан был тут и, взявши чашу, сказал Ростиславу: "Князь! хочу пить за твое здоровье", тот отвечал: "Пей". Котопан выпил половину, другую подал князю, но прежде дотронулся до края чаши и выпустил в нее яд, скрытый под ногтем; по его расчету князь должен был умереть от этого яда в осьмой день. После пира котопан отправился назад в Корсунь и объявил, что в такой-то день Ростислав умрет, что и случилось: летописец прибавляет, что этого котопана корсунцы побили камнями. Ростислав, по свидетельству того же летописца, был добр на рати, высок ростом, красив лицом и милостив к убогим". А на стол в Тмутаракани сел нам уже известный Глеб Святославич. Так что разумнее думать, что не грекам был опасен воинственный Ростислав, а Глеб мечтал о законном княжении, вот и погубил узурпатора руками корсунского котопана (в этом отношении гибель Ростислава была выгодна как котопану, так и Глебу).
Любопытно, но после вокняжения Глеба стычки с местными прекратились. Второй изгой вошел в русское летописание как князь-волхв, Всеслав Полоцкий, которому приписывали владение черной магией и даже поговаривали, что родился он неестественным путем, а мать его продала душу дьяволу. Всеслав ходил войной на Псков и Новгород, надеясь заставить князей вернуть "украденные" земли. С Псковом ему не повезло, а вот Новгород он взял, пограбил церкви и взял в плен жителей. Этого не стерпели трое Ярославичей – Изяслав, Святослав и Всеволод – и пошли на Всеслава в страшные холода 1066 года. Они взяли Минск и буквально изрубили защитников мечами, а их жен и детей пленили, после чего в 1067 году пошли догонять Всеслава. Битва состоялась на речке Немизе и была очень кровавой. Всеслав был разбит, но ему удалось ускользнуть. Тогда, уже летом, трое Ярославичей пообещали Всеславу, что не сотворят ему зла, и даже в знак клятвы целовали крест, но когда он явился на переговоры, его тут же схватили и кинули в тюрьму вместе с двумя сыновьями. В этой киевской тюрьме он и сидел целых два года. Освобождать князя никто не собирался, с ним, видимо, решили поступить так же, как и с Судиславом, – не убивать, но и не освобождать. Но тут вмешалась судьба. Летом 1068 года на Киев пошли половцы, Ярославичи (все в том же составе) вышли на битву, но были разгромлены и бежали, а киевляне оказались брошенными на произвол судьбы. Тут вот и вспомнили они о Всеславе, сторожить которого было велено с наивысшей строгостью. Горожане выгнали Всеволода с Изяславом из Киева (Святослав еще раньше отправился в свой Чернигов), а Всеслава провозгласили князем. Киевляне на правление нового князя не жаловались, но новый князь с тревогой ждал вестей о появлении войска Ярославичей. И скоро на Киев с войском польского короля Болеслава Второго двинулся ушедший на запад Изяслав. Всеслав от греха подальше бежал в родимый Полоцк. Зато теперь разгорелась ссора между Изяславом и двумя другими Ярославичами. Те открыто назвали своего брата предателем, который привел на Русь поляков. Впрочем, Изяслав дал слово, что основное польское войско отправит назад, и вошел в Киев с небольшой дружиной Болеслава и воями своего сына Мстислава. Польское войско, которое точно так же, как и при Болеславе Первом, надоело киевлянам, было перебито поодиночке, а сам польский король, спасая его остаток, вернулся в Польшу. Изяслав же сперва казнил киевлян, которые освободили Всеслава, а потом и изгнал полоцкого князя из его города. Княжить он посадил там сперва Мстислава, а после его смерти Святополка – своих сыновей. Это Всеслава возмутило, так что он набрал войско из финнов и двинулся возвращать Полоцк. В конце концов ему это удалось. Далее между Изяславом и Всеславом велись какие-то тайные переговоры, которые настолько возмутили других братьев, что они общими усилиями выгнали Изяслава из Киева. Святослав Ярославич сел в Киеве, а Всеволод в Чернигове. Изяслав в попытках удержать власть и отомстить за обиду отправился на сепаратные переговоры с императором Генрихом Птицеловом, непримиримым врагом восточных христиан и короля Болеслава польского. Другие братья, само собой, переметнулись к Болеславу. Так вот и получилось, что русские воины сражались за польского короля против немецкого императора на землях чехов и моравов. Союзниками русы оказались отвратительными. Вместо того чтобы выполнять договор, они, когда Болеславу удалось вынудить чешского Братислава к миру, отказалась возвращаться без добычи на свою землю, и они… ходили еще четыре месяца по земле чехов, пожигая все на своем пути. Братиславу едва удалось от них избавиться, выплатив дань, а Болеслав понял, что такие союзники хуже немецкого врага, и когда в другой раз Изяслав попросил о помощи, в этом ему не отказал. В 1076 году, когда Изяслав появился на Волыни с многочисленными воинами, Всеволод, сменивший на киевском княжении Святослава, добровольно отдал ему стол как старшему брату. Мир между князьями был хрупким и ненадежным, они то замирялись, то снова ссорились, причем как на северо-западе, где действовали недовольные полоцкие князья, так и на юго-востоке, где тем же занимались другие обделенные, изгои. В конце концов во время одной из битв между враждующими князьями погиб и сам великий князь киевский Изяслав. Так на его место заступил в 1078 году Всеволод Ярославич.
После смерти Всеволода по старшинству должен был наследовать ему Ярополк, но во время поездки в галицкий Звенигород князь был убит неким дружинником Нерадецом, и поскольку убийца бежал к Ростиславичам, то князей заподозрили в сговоре. Доказательств не было никаких, были только слухи. Тем не менее, эти слухи вынудили Всеволода Ярославича пойти войной на Перемышль, город Ростиславичей. В 1093 году Всеволод умер, и наследовал киевский стол его сын Владимир, получивший именование Мономаха.
Святополк Киевский
Однако Владимир Всеволодич отказался от киевского стола в пользу сына своего дяди Изяслава – Святополка. По закону старшинства именно он должен был сидеть на киевском столе. Вполне вероятно, что самому Владимиру такой порядок не нравился, но большого выбора, как поступить, у него не было. К тому времени князь принял участие уже во многих походах против непослушных наследников. Умный и осторожный, он не хотел дразнить вспыльчивого Святополка. Так что, как пишет летопись, "в день антипасхи, месяца апреля в 24-й день пришел Святополк в Киев. И вышли навстречу ему киевляне с поклоном, и пришли его с радостью, и сел на столе отца своего и дяди своего". А дальше – дальше случилась история с половецким посольством, которая изображена так: "В это время пришли половцы на Русскую землю; услышав, что умер Всеволод, послали они послов к Святополку договориться о мире. Святополк же, не посоветовавшись со старшего дружиною отцовскою и дяди своего, сотворил совет с пришедшими с ним и, схватив послов, посадил их в избу. Услышав же это, половцы начали воевать. И пришло половцев множество, и окружили город Торческ. Святополк же отпустил послов половецких, хотя мира. И не захотели половцы мира, и наступали половцы, воюя. Святополк же стал собирать воинов, собираясь против них. И сказали ему мужи разумные: "Не пытайся идти против них, ибо мало имеешь воинов". Он же сказал: "Имею отроков своих 700, которые могут им противостать". Стали же другие неразумные говорить: "Пойди, князь". Разумные же говорили: "Если бы выставил их и 8 тысяч, и то было бы худо: наша земля оскудела от войны и от продаж. Но пошли к брату своему Владимиру, чтоб он тебе помог". Святополк же, послушав их, послал к Владимиру, чтобы тот помог ему. Владимир же собрал воинов своих и послал Ростислава, брата своего, в Переяславль, веля ему помогать Святополку. Когда же Владимир пришел в Киев, встретились они в монастыре святого Михаила, затеяли между собой распри и ссоры, договорившись же, целовали друг другу крест, а половцы между тем продолжали разорять землю, – и сказали им мужи разумные: "Зачем у вас распри между собою? А поганые губят землю Русскую. После уладитесь, а сейчас отправляйтесь навстречу поганым - либо с миром, либо с войною". Владимир хотел мира, а Святополк хотел войны. И пошли Святополк, и Владимир, и Ростислав к Треполю, и пришли к Стугне. Святополк же, и Владимир, и Ростислав созвали дружину свою на совет, собираясь перейти через реку, и стали совещаться. И сказал Владимир: "Пока за рекою стоим, грозной силой, заключим мир с ними". И присоединились к совету этому разумные мужи, Янь и прочие. Киевляне ж не захотели принять совета этого, но сказали: "Хотим биться, перейдем на ту сторону реки". И понравился совет этот, и перешли Стугну-реку, она же сильно вздулась тогда водою. А Святополк, и Владимир, и Ростислав, исполнив дружину, выступили. И шел на правой стороне Святополк, на левой Владимир, посредине ж был Ростислав. И, миновав Треполь, прошли вал. И вот половцы пошли навстречу, а стрелки их перед ними. Наши же, став между валами, поставили стяги свои, и двинулись стрелки, из-за вала. А половцы, подойдя к валу, поставили свои стяги, и налегли прежде всего на Святополка, и прорвали строй полка его. Святополк же стоял крепко, и побежали люди его, не стерпев натиска половцев, а после побежал и Святополк. Потом налегли на Владимира, и был бой лютый; побежали и Владимир с Ростиславом, и воины его. И прибежали к реке Стугне, и пошли вброд Владимир с Ростиславом, и стал утопать Ростислав на глазах Владимира. И захотел подхватить брата своего, и едва не утонул сам. И утонул Ростислав, сын Всеволодов. Владимир же перешел реку с небольшой дружиной – ибо много пало людей из полка его, и бояре его тут пали – и, перейдя на ту сторону Днепра, плакал по брате своем и по дружине своей, и пошел в Чернигов в печали великой. Святополк же вбежал в Треполь, заперся тут, и был тут до вечера, и в ту же ночь пришел в Киев. Половцы же, видя, что победили, пустились разорять землю, а другие вернулись к Торческу. Случилась эта беда в день Вознесения Господа нашего Иисуса Христа, месяца мая в 26-й день. Ростислава же, поискав, нашли в реке и, взяв, принесли его к Киеву, и плакала по нем мать его, и все люди печалились о нем сильно, юности его ради".
Между тем половцы осадили Треполь, и жители послали к Святополку сказать, что нет у них запасов еды и воды и долго они не продержатся. Святополк отправил к городу обозы, но близко подойти не смог. В конце концов после почти двухмесячной осады город половцами был взят. Они его сожгли, а жителей увели в плен. На фоне таких событий Святополк принял вынужденное решение о мире, в качестве доказательства его прочности князь женился на половецкой княжне, дочери Тугоркана. Но на самом деле Святополк думал только о том, как бы избавиться от власти кочевников. Выжидать он не умел, в отличие от Владимира, который согласился даже отдать в качестве заложника в половецкий стан своего сына Святослава. Правда, терпения и у него хватило ненадолго: совместно с дружиной Святополка Владимир уничтожил половцев Итларя и Кытана. Этот успех их так обрадовал, что они обратились с приглашением к Олегу, черниговскому князю, чтобы идти и совместными усилиями очистить землю от половцев, но у того половцы были в союзниках, и он отказался. Так что после этой победы над кочевниками Святополк и Владимир гонялись за Олегом. Междоусобица все набирала и набирала силу. Она становилась уже опасной и для существования самого государства, потому что для решения внутренних дел князья тут же призывали половецкую силу. И нет ничего удивительного в том, что в конце концов князья затеяли провести съезд, чтобы решить, как им жить дальше. Местом съезда избрали город Любеч, в историю съезд вошел как любечский.
"В год 6605 (1097), – сообщает летопись, – пришли Святополк, и Владимир, и Давыд Игоревич, и Василька Ростиславич, и Давыд Святославич, и брат его Олег, и собрались на совет в Любече для установления мира, и говорили друг другу: "Зачем губим Русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут воины. Да отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую землю, и пусть каждый владеет отчиной своей: Святополк – Киевом, Изяславовой отчиной, Владимир – Всеволодовой, Давыд и Олег и Ярослав – Святославовой, и те, кому Всеволод роздал города: Давыду – Владимир, Ростиславичам же: Володарю – Перемышль, Васильку – Теребовль". И на том целовали крест: "Если отныне кто на кого пойдет, против того будем мы все и крест честной". Сказали все: "Да будет против того крест честной и вся земля Русская". И, попрощавшись, пошли восвояси".
Однако было гораздо проще собрать князей вместе, нежели выполнить условия договора. Буквально тут же, едва князья успели разъехаться, появились первые подозрения, что и сам съезд был созван не случайно, а то, что Владимир тесно общается с Васильком, еще неслучайнее. Инициатором происшедшего далее кошмара назван Давыд.
"И пришли Святополк с Давыдом в Киев, – рассказывает летопись, – и рады, были люди все, но только дьявол огорчен был их любовью. И влез сатана в сердце некоторым мужам, и стали они наговаривать Давыду Игоревичу, что "Владимир соединился с Васильком на Святополка и на тебя". Давыд ж, поверив лживым словам, начал наговаривать ему на Василька: "Кто убил брата твоего Ярополка, а теперь злоумышляет против меня и тебя и соединился с Владимиром? Позаботься ж о своей голове". Святополк же сильно смутился и сказал: "Правда это или ложь, не знаю". И сказал Святополк Давыду: "Коли правду говоришь, Бог тебе свидетель, если ж от зависти говоришь, Бог тебе судья". Святополк ж пожалел брата своего и про себя стал думать: а ну как правда все это? И поверил Давыду, и обманул Давыд Святополка, и начали они думать о Васильке, а Василько этого не знал, и Владимир тоже. И стал Давыд говорить: "Если не схватим Василька, то ни тебе не княжить в Киеве, ни мне во Владимире". И послушался его Святополк. И пришел Василько 4 ноября, и перевезся на Выдобечь, и пошел поклониться к святому Михаилу в монастырь, и ужинал тут, а обоз свой поставил на Рудице; когда же наступил вечер, вернулся в обоз свой. И на другое же утро прислал к нему Святополк, говоря: "Не ходи от имени моих". Василько же отказался, сказав: "Не могу медлить, как бы не случилось дома войны". И прислал к нему Давыд: "Не уходи, брат, не ослушайся брата старшего". И не захотел Василько послушаться. И сказал Давыд Святополку: "Видишь ли – не помнит о тебе, ходя под твоей рукой. Когда же уйдет в свою волость, сам увидишь, что займет все твои города – Туров, Пинск и другие города твои. Тогда помянешь меня. Но призови его теперь, схвати и отдай мне". И послушался его Святополк, и послал за Васильком, говоря: "Если не хочешь остаться до именин моих, то приди сейчас, поприветствуешь меня и посидим все с Давыдом". Василько же обещал прийти, не зная об обмане, который замыслил на него Давыд. Василько же, сев на коня, поехал, и встретил его отрок его, и сказал ему: "Не езди, княже, хотят тебя схватить". И не послушал его, подумав: "Как им меня схватить? Только что целовали крест, говоря: если кто на кого пойдет, то на того будет крест и все мы". И, подумав так, перекрестился и сказал: "Воля Господня да будет". И приехал с малою дружиной на княжеский двор, и вышел к нему Святополк, и пошли в избу, и пришел Давыд, и сели. И стал говорить Святополк: "Останься на праздник". И сказал Василька: "Не могу остаться, брат: я уже и обозу велел идти вперед". Давыд же сидел как немой. И сказал Святополк "Позавтракай хоть, брат". И обещал Василька позавтракать. И сказал Святополк: "Посидите вы здесь, а я пойду распоряжусь". И вышел вон, а Давыд с Васильком сидели. И стал Василько говорить с Давыдом, и не было у Давыда ни голоса, ни слуха, ибо был объят ужасом и обман имел в сердце. И, посидев немного, спросил Давыд: "Где брат?" Они же сказали ему: "Стоит на сенях". И, встав, сказал Давыд: "Я пойду за ним, а ты, брат, посиди". И, встав, вышел вон. И как скоро вышел Давыд, заперли Василька, – 5 ноября, – и оковали его двойными оковами, и приставили к нему стражу на ночь. На другое же утро Святополк созвал бояр и киевлян и поведал им, что сказал ему Давыд, что "брата твоего убил, а против тебя соединился с Владимиром и хочет тебя убить и города твои захватить". И сказали бояре и люди: "Тебе, князь, следует заботиться о голове своей; если правду сказал Давыд, пусть понесет Василько наказание; если же неправду сказал Давыд, то пусть сам примет месть от Бога и отвечает перед Богом". И узнали игумены и стали просить за Василька Святополка; и отвечал им Святополк: "Это все Давыд". Угнав же об этом, Давыд начал подговаривать на ослепление: "Если не сделаешь этого, а отпустишь его, то ни тебе не княжить, ни мне". Святополк хотел отпустить его, но Давыд не хотел, остерегаясь его. И в ту же ночь повезли Василька в Белгород – небольшой город около Киева, верстах в десяти; и привезли его в телеге закованным, высадили из телеги и повели в избу малую. И, сидя там, увидел Василько торчина, точившего нож, и понял, что хотят его ослепить, и возопил к Богу с плачем великим и со стенаньями. И вот вошли посланные Святополком и Давыдом Сновид Изечевич, конюх Святополков, и Дмитр, конюх Давыдов, и начали расстилать ковер, и, разостлав, схватили Василька, и хотели его повалить; и боролись с ним крепко, и не смогли его повалить. И вот влезли другие, и повалили его, и связали его, и, сняв доску с печи, положили на грудь ему. И сели по сторонам доски Сновид Изечевич и Дмитр, и не могли удержать его. И подошли двое других, и сняли другую доску с печи, и сели, и придавили так сильно, что грудь затрещала. И приступил торчин, по имени Берендий, овчарь Святополков, держа нож, и хотел ударить ему в глаз, и, промахнувшись глаза, перерезал ему лицо, и видна рана та у Василька поныне. И затем ударил его в глаз, и исторг глаз, и потом – в другой глаз, и вынул другой глаз. И был он в то время, как мертвый. И, взяв его на ковре, взвалили его на телегу, как мертвою, повезли во Владимир. И, когда везли его, остановились с ним, перейдя Звижденский мост, на торговище, и стащили с него сорочку, всю окровавленную, и дали попадье постирать. Попадья же, постирав, надела на него, когда те обедали; и стала оплакивать его попадья, как мертвого. И услышал плач, и сказал: "Где я?" И ответили ему: "В Звиждене городе". И попросил воды, они же дали ему, и испил воды, и вернулась к нему душа его, и опомнился, и пощупал сорочку, и сказал: "Зачем сняли ее с меня? Лучше бы в той сорочке кровавой смерть принял и предстал бы в ней перед Богом". Те же, пообедав, поехали с ним быстро на телеге по неровному пути, ибо был тогда месяц "неровный" – грудень, то есть ноябрь. И прибыли с ним во Владимир на шестой день. Прибыл же и Давыд с ним, точно некий улов уловив. И посадили его во дворе Вакееве, и приставили стеречь его тридцать человек и двух отроков княжих, Улана и Колчка".
Такое соблюдение условий любечского съезда возмутило Владимира И послал он за Олегом и Давыдом, которые пришли со своими воинами на новые переговоры. Из показаний Олега с Давыдом получалось, что виноват во всем один Святополк. Послали к Святополку, который на вопрос, за что он ослепил своего брата, ответил:"Поведал мне Давыд Игоревич: "Василька брата твоего убил, Ярополка, и тебя хочет убить и захватить волость твою, Туров, и Пинск, и Берестье, и Погорину, а целовал крест с Владимиром, что сесть Владимиру в Киеве, а Васильку во Владимире". А мне поневоле нужно свою голову беречь. И не я его ослепил, но Давыд; он и привез его к себе". На это переговорщики тут же возразили: "Не отговаривайся, будто Давыд ослепил его. Не в Давыдовом городе схвачен и ослеплен, но в твоем городе взят и ослеплен". Причем Давыд и Олег своей вины в ослеплении Василька и не видели. Во всем обвинили одного Святополка, на которого Владимир и предложил пойти войной. И почти что пошли. Только вмешательство матери Владимира и митрополита киевского остановило этот поход. Впрочем, ненадолго. Ослепленный Василек, сидевший в плену у Давыда, во Владимире, был пленителем в конце концов отпущен под честное слово Володаря, что тот не начнет против Давыда воевать, но только Василек оказался в руках брата, оба они напали на обидчика. Тот затворился во Владимире, и обступили братья Владимир, требуя только одного: ""Мы не пришли на город ваш, ни на вас, но на врагов своих, на Туряка, и на Лазаря, и на Василя, ибо они подговорили Давыда, и их послушал Давыд и сотворил это злодейство. А если хотите за них биться, то мы готовы, либо выдайте врагов наших". Горожане же, услышав это, созвали вене, и сказали Давыду люди. "Выдай мужей этих, не будем биться из-за них, а за тебя биться можем. Иначе отворим ворота города, а ты сам позаботься о себе". И поневоле пришлось выдать их. И сказал Давыд: "Нет их здесь"; ибо он послал их в Луцк. Когда же они отправились в Луцк, Туряк бежал в Киев, а Лазарь и Василь воротились в Турийск. И услышали люди, что те в Турийске, кликнули люди на Давыда и сказали: "Выдай, кою от тебя хотят!
Иначе сдадимся". Давыд же, послав, привел Василя и Лазаря и выдал их. И заключили мир в воскресенье. А на другое утро, на рассвете, повесили Василя и Лазаря, и расстреляли их стрелами Васильковичи, и пошли от города. Это второе отмщение сотворил он, которою не следовало сотворить, чтобы Бог был только мстителем, и надо было возложить на Бога отмщение свое, как сказал пророк: "И воздам месть врагам и ненавидящим меня воздам, ибо за кровь сынов своих мстит Бог и воздает отмщение врагам и ненавидящим его". Когда же те ушли из города, сняли тела их и погребли".
На этом процесс мщения не прекратился: Святополк пошел на Давыда, осадил Владимир, а затем, когда Давыд целовал ему крест, отпустил князя. Давыд бежал в Польшу. Святополк: нарушил клятву и отправился воевать Василька и Володаря, но они оказали такое яростное сопротивление, что великому князю пришлось отступить. Тут из Польши вернулся с войском Давыд. Святополк погнал Давыда И усобица продолжалась и продолжалась, обрастая новыми обидами и новыми жертвами. Созвали второй съезд, в Уветичах.
В 1100 год "братья сотворили мир между собою, Святополк, Владимир, Давыд, Олег в Уветичах, месяца августа в 10-й день. Того же месяца в 30-й день в том же месте собрались на совет все братья – Святополк, Владимир, Давыд, Олег, – и пришел к ним Игоревич Давыд, и сказал им: "Зачем призвали меня? Вот я. У кого на меня обида?" И ответил ему Владимир: "Ты сам прислал к нам: "Хочу, братья, прийти к вам и пожаловаться на свои обидь". Вот ты и пришел и сидишь с братьями своими на одном ковре – почему ж не жалуешься? На кого из нас у тебя жалоба? " И не отвечал Давыд ничего. И стали братья на конях; и стал Святополк со своей дружиной, а Давыд и Олег каждый со своею отдельно. А Давыд Игоревич сидел в стороне, и не подпустили они его к себе, но особо совещались о Давыде. И, порешив, послали к Давыду мужей своих, Святополк Путяту, Владимир Орогостя и Ратибора, Давыд и Олег Торчина. Посланные ж пришли к Давыду и сказали ему: "Так говорят тебе братья: "Не хотим тебе дать стола Владимирскою, ибо вверг ты нож в нас, чего не бывало еще в Русской земле. И мы тебя не схватим и никакого зла тебе не сделаем, но вот что даем тебе – отправляйся и садись в Божском остроге, а Дубен и Чарторыйск дает тебе Святополк, а Владимир дает тебе 200 гривен, и Давыд с Олегом 200 гривен". И тогда послали послов своих к Володарю и Васильку: "Возьми брата своего Василька к себе, и будет вам одна волость, Перемышль. И если то вам любо, то сидите там оба, если же нет, то отпусти Василька сюда, мы его прокормим здесь. А холопов наших выдайте и смердов". И не послушались этого ни Володарь, ни Василько. А Давыд сел в Божске, и затем дал Святополк Давыду Дорогобуж, где он и умер, а город Владимир отдал сыну своему Ярославу".
Итак, не помогло и переговорное дело. Братья боялись друг друга и видели в каждом вора, шпиона или убийцу. В 1113 году умер Святополк, и на киевский стол сел Владимир Мономах.
Владимир по имени Мономах
После долгого ожидания Владимир сын Всеволода наконец-то добился заветной мечты: он занял киевский стол, не нарушив правил наследования, и позволил киевлянам уговаривать его, а не помчался стрелой, получив благую весть. Поскольку все беды и несчастья относились к прошлому князю, то Владимир вошел на стол чистым и лучезарным, и никто не посмел бы обвинить его в том, что умышлял он и на Василька, и на Володаря, и на Давыда, и на самого Святополка. Дело это было теперь уже прошлое, и Владимир считался в отечестве старшим князем, отцом другим. Именно при Владимире был совершен перенос мощей уже святых Бориса и Глеба в новую церковь, и в этом красочном мероприятии принимали активное участие и бывшие враги – Святославичи. "И было сошествие великое народа, – писал летописец, – сшедшегося отовсюду: митрополит Никифор со всеми епископами – с Феоктистом черниговским, с Лазарем переяславским, с попом Никитою белогородским и с Гнилою юрьевским – и с игуменами – с Прохором печерским и Сильвестром святого Михаила – и Сава святого Спаса, и Григорий святого Андрея, Петр Кловский и прочие игумены. И освятили церковь каменную. И, отпев им обедню, обедали у Олега и пили, и было выставлено угощение великое, и накормили нищих и странников в течение трех дней. И вот на следующий день митрополит, епископы, игумены, облачившись в святительские рты и возжегши свечи, с кадилами благовонными, пришли крахам святых и взяли раку Борисову, и поставили ее на возила, и поволокли их за веревки князья и бояре; впереди шли чернецы со свечами, за ними попы, и игумены, и епископы перед самою ракою, а князья шли с ракою между переносными оградами. И нельзя было везти из-за множества народа: поломали переносную ограду, а иные забрались на городские стены и помосты, так что страшно было смотреть на такое множество народа, И повелел Владимир нарезанные куски паволоки, беличьи шкурки разбрасывать народу, а в других местах бросать серебряные монеты людям, сильно налегавшим; и легко внесли раку в церковь, но с трудом поставили раку посреди церкви, и пошли за Глебом. Таким же способом и его привезли и поставили рядом с братом. И произошла ссора между Владимиром, с одной стороны, и Давыдом и Олегом, с другой: Владимир хотел раки поставить посреди церкви и терем серебряный поставить над ними, а Давыд и Олег хотели поставить их под сводом, "где отец мой наметил", на правой стороне, где и устроены были им своды. И сказали митрополит и епископы: "Киньте жребий, и где угодно будет мученикам, там их и поставим", и князья согласились. И положил Владимир свой жребий, а Давыд и Олег свой жребий на святую трапезу; и вынулся жребий Давыда и Олега. И поставили их под свод тот, на правой стороне, где и теперь лежат". Обида и ненависть друг к другу между князьями никуда не ушли, даже святые мощи не смогли их объединить.
Владимир сидел на киевском столе очень недолго – с 1113 по 1125 год, но летописцы, тем не менее, сделали его любимым героем Это и понятно, потому что линия Мономахов дала будущих русских царей. В русской традиции считается, что Владимир был первым великим князем, который получил царский титул от Византии. История эта весьма туманна. Да, мать Владимира и в самом деле была царевной из рода Мономахов. Но, тем не менее сам Владимир или его братья никакого права на царский титул не имели. Все объясняется куда проще. Дочь Владимира Мария была выдана князем за греческого принца Леона из рода Диогенов. Но поскольку императорский титул в Византии передавался совсем не по наследству, а очень часто в результате переворотов, то Леон императором Византии не стал, это место занял Алексей Комнин, известный как тот самый император-неудачник, который позвал на помощь против турок европейских рыцарей-крестоносцев. Увидев, что с появлением в Византии сумасшедшего крестоносного войска у императора появилась масса проблем, Леон решил использовать шанс и вернуть себе трон, либо хотя бы прирезать к своим владениям бесхозной земли. Однако Алексей оказался куда зорче и хитрее, нежели рассчитывал принц. Так что в один прекрасный день к нему подослали двух сарацин, которые его и убили. Поскольку у Марии от Леона был сын, Владимир отправил на Балканы своего воеводу Ивану Войтишича и сына Вячеслава с воеводой Фомой Ратиборовичем, однако походы были совершенно безуспешные. Однако крови Алексею эти походы попортили немало, так что он попробовал от Владимира откупиться дарами. Для передачи даров был послан в Киев эфесский митрополит Неофит. Так и возникло на этом основании предание, что русский князь был помазан на царство, а на голову ему был надет венец византийского императора. Как писал Соловьев, с Неофитом прибыли знатные подданные императора и вручили подарки – "крест из животворящего древа, венец царский, чашу сердоликовую, принадлежавшую императору Августу, золотые цепи и проч., причем Неофит возложил этот венец на Владимира и назвал его царем". В византийских источниках нет упоминания ни о дарах, ни о миропомазании Владимира. Впрочем, вряд ли Алексей на такое отступление от правил и пошел: но в 1122 году он женил одного из Комнинов на внучке Мономаха, этим дело и ограничилось. Русские давно перестали уж считаться варварами, союз с ними более не считался унизительным.
Впрочем, никаких царских подвигов в своей жизни Владимир Мономах не совершил. В русскую историю, однако, он вошел как князь-просветитель, князь-защитник, настоящий патриот, "братолюбец и нищелюбец и добрый страдалец (труженик) за Русскую землю". Вполне вероятно, что на фоне других князей он и казался явлением неординарным Но, тем не менее, при этом князе-труженике русские земли дошли до окончательного развала, и с каждым годом эти земли будут разъединяться и оттекать к восточным или западным окраинам Как братолюбец он стал невольно причиной (или даже участником, о чем современники предпочитали, конечно, умалчивать) ослепления князя Василька Как миротворец он провалил одну за другой все миротворческие операции. Как просветитель, да, тут он оказался на высоте и оставил своим бездарным детям "Поучение" – то есть своего рода завещание, как нужно любить друга и держаться в коллективе, чтобы не потерять единства земли, а также чести и достоинства Вспоминая дни своей юности, он писал: "Всех походов моих было 83; а других маловажных не упомню. Я заключил с Половцами 19 мирных договоров, взял в плен более ста лучших их Князей и выпустил из неволи, а более двух сот казнил и потопил в реках. Кто путешествовал скорее меня? Выехав рано из Чернигова, я бывал в Киеве у родителя прежде Вечерен. Любя охоту, мы часто ловили зверей с вашим дедом. Своими руками в густых лесах вязал я диких коней вдруг по нескольку. Два раза буйвол метал меня на рогах, олень бодал, лось топтал ногами; вепрь сорвал меч с бедры моей, медведь прокусил седло; лютый зверь однажды бросился и низвергнул коня подо мною. Сколько раз я падал с лошади! Дважды разбил себе голову, повреждал руки и ноги, не блюдя жизни в юности и не щадя головы своей. Но Господь хранил меня. И вы, дети мои, не бойтесь смерти, ни битвы, ни зверей свирепых; но являйтесь мужами во всяком случае, посланном от Бога. Если Провидение определит, кому умереть, то не спасут его ни отец, ни мать, ни братья. Хранение Божие надежнее человеческого".
"О дети мои! Хвалите Бога! Любите также человечество, – наставлял сыновей Мономах в своем "Поучении", – Не пост, не уединение, не Монашество спасет вас, но благодеяния. Не забывайте бедных; кормите их, и мыслите, что всякое достояние есть Божие и поручено вам только на время. Не скрывайте богатства в недрах земли: сие противно Христианству. Будьте отцами сирот: судите вдовиц сами; не давайте сильным губить слабых. Не убивайте ни правого, ни виновною: жизнь и душа Христианина священны. Не призывайте всуе имени Бога; утвердив же клятву целованием крестным, не преступайте оной. Братья сказали мне: изгоним Ростиславичей и возьмем их область, или ты нам не союзник! Но я ответствовал: не могу забыть крестною целования, развернул Псалтырь и читал с умилением: векую печальна ecu, душе моя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему. Не ревнуй лукавнующим ниже завиди творящим беззаконие. – Не оставляйте больных; не страшитесь видеть мертвых: ибо все умрем. Принимайте с любовию благословение Духовных; не удаляйтесь от них; творите им добро, да молятся за вас Всевышнему. Не имейте гордости ни в уме, ни в сердце, и думайте: мы тленны; ныне живы, а завтра во гробе. – Бойтесь всякой лжи, пиянства и любострастия, равно гибельного для тела и души. – Чтите старых людей как отцов, любите юных как братьев. – В хозяйстве сами прилежно за всем смотрите, не полагаясь на Отроков и Тиунов, да гости не осудят ни дому, ни обеда вашего. – На войне будьте деятельны; служите примером для Воевод. Не время тогда думать о пиршествах и неге. Расставив ночную стражу, отдохните. Человек погибает внезапу: для того не слагайте с себя оружия, где может встретиться опасность, и рано садитесь на коней. – Путешествуя в своих областях, не давайте жителей в обиду Княжеским Отрокам; а где остановитесь, напойте, накормите хозяина. Всего же более чтите гостя, и знаменитого и простого, и купца и Посла; если не можете одарить его, то хотя брашном и питием удовольствуйте: ибо гости распускают в чужих землях и добрую и худую об нас славу. – Приветствуйте всякого человека, когда идете мимо. – Любите жен своих, но не давайте им власти над собою. – Все хорошее, узнав, вы должны помнить: чего не знаете, тому учитесь. Отец мой, сидя дома, говорил пятью языками: за что хвалят нас чужестранцы. Леность – мать пороков: берегитесь ее. Человек должен всегда заниматься: в пути, на коне, не имея дела, вместо суетных мыслей читайте наизусть молитвы или повторяйте хотя самую краткую, но лучшую: Господи помилуй. Не засыпайте никогда без земною поклона; а когда чувствуете себя нездоровыми, то поклонитесь в землю три раза. Да не застанет вас солнце на ложе! Идите рано в церковь воздать Богу хвалу утреннюю: так делал отец мой; так делали все добрые мужи. Когда озаряло их солнце, они слабили господа с радостию и говорили: Просвети они мои, Христе Боже, и дал ми ecu свет Твои красный. Потом садились думать с дружиною, или судить народ, или ездили на охоту; а в полдень спали: ибо не только человеку, но и зверям и птицам Бог присудил отдыхать в час полуденный. – Так жил и ваш отец. Я сам делал все, что мог бы велеть Отроку: на охоте и войне, днем и ночью, в зной летний и холод зимний не знал покоя; не надеялся на посадников и бирючей; не давал бедных и вдовиц в обиду сильным; сам назирал церковь и Божественное служение, домашний распорядок, конюшню, охоту, ястребов и соколов".
Дети оказались не столь щедры и разумны, как он предполагал. Они и их потомки скоро привели страну на край бездны. Киев стал чем-то вроде переходящего из рук в руки города, его всем хотелось захватить и добиться высшей княжеской власти. Между князьями, связанными кровным, но теперь уж гораздо более отдаленным родством, началась война. Русь больше не знала покоя ни от степняков, приходивших с юга и востока, ни от все более устремляющихся с запада на восток совершенно новых завоевателей – немецких рыцарей, ни от ближайших братьев славян, а буквально через столетие она стала добычей сильного и дисциплинированного монгольского войска.
Потерянный Киев
После смерти Владимира Мономаха борьба между его родичами пошла своим чередом. За сорок пять лет (с 1125 по 1174) на киевском столе побывали десять князей. Сначала на семь лет удалось удержать стол сыну Владимира Мстиславу Владимировичу, который попробовал навести порядок. Наибольшую заботу для него представлял Чернигов, где один из Ольговичей, Всеволод, согнал со стола своего дядю Ярослава, Мстислав пошел на нарушителя порядка войной, Всеволод же призвал на помощь половецкое войско, и только плохая связь между мятежным князем и половцами помешала Ольговичу разбить старшего князя – половцы, не имея сведений из Чернигова, ушли в степь. Мстислав хотел идти на Ольговича во второй раз, но тут собрался церковный собор и запретил братоубийственную войну. Другой поход был на Полоцк, откуда изгнали Давыда Всеславича и посадили его брата Рогволода. Позже кривских князей, как именовали потомков первого полоцкого князя Рогволода, как пишет Соловьев, "Давыда, Ростислава и Святослава Всеславичей вместе с племянниками их Рогволодовичами посадили в три лодки и заточили в Царьград". В 1132 году Мстислав умер, и на киевский стол сел его брат Ярополк, который тоже правил семь лет, но при нем усобицы уже вошли в полную силу. Из семи лет правления в Киеве для Ярополка не было ни единого спокойного года. После его смерти в 1139 году на киевский стол сел брат Ярополка Вячеслав, но на него пошел войной Всеволод Ольгович. Князь черниговский, он захватил Киев. Вячеслав понял, что силы неравны и против Всеволода ему не выстоять, так что уступил стольный город без кровопролития. "Я, брат, - сказал он, – пришел сюда на место братьев своих, Мстислава и Ярополка, по завещанию наших отцов; если же ты, брат, захотел этого стола, оставя свою отчину, то, пожалуй, я буду меньше тебя, пойду в прежнюю свою волость, а Киев тебе". И еще 7 лет до своей смерти в 1146 году Киевом правил Всеволод Ольгович. Причем считается, что между ним и Мономашичами существовал некий договор. Наследовать стол мог Изяслав Мстиславич, князь владимиро-волынский, но Всеволод послал к нему со словами: "После отца твоего Киев принадлежит тебе, но дядья твои не дадут тебе в нем сесть; сам знаешь, что и прежде вас отовсюду выгоняли, и если б не я, то никакой волости вам бы не досталось, поэтому теперь я хочу Киев взять, а вас буду держать как родных братьев и не только теперь дам вам хорошие волости, но по смерти моей Киев отдам тебе; только вы не соединяйтесь с дядьми своими на меня". Договор, как сообщают летописи, был скреплен крестным целованием. Об этом стало известно другими Монамашичам, и борьба разгорелась уже между ними. Пока эта борьба велась, Всеволод сидел на киевском столе. Между тем за беспокойное время усобицы Всеволод заболел и перед смертью, вместо того чтобы отдать Киев Изяславу, по договоренности, завещал его своему сыну Игорю. Умирая, пишет Соловьев, он "послал зятя своего Болеслава польскою к Изяславу Мстиславину, а боярина Мирослава Андреевича к Давыдовичам спросить, стоят ли они в крестном целовании Игорю, и те отвечали, что стоят. 1 августа умер Всеволод, князь умный, деятельный, где дело шло об его личных выгодах, умевший пользоваться обстоятельствами, но не разбиравший средств при достижении цели".Игорь не просидел на киевском столе и пару месяцев, Изяслав послал против него войско, победил, а Игоря "послал в Выдубицкий монастырь, а потом, сковавши, велел посадить в переяславский Ивановский". Изяслав же сидел на столе с 1146 по 1154 год, 8 лет. Ему пришлось постоянно воевать с братом Игоря Святославом и Юрием Ростовским. Причем знаменем борьбы за стол выступал несчастный князь Игорь Ольгович, уже постриженный в монахи, Ольговичи пообещали, что пока брат сидит в заточении, они усобицу не прекратят, но их противники думали иначе освободят и снова поставят его в Киеве; так что, опасаясь такого исхода, в монастырь двинулись возмущенные киевляне, вытащили Игоря из кельи и убили. Однако сами киевляне от убийства отказывались, кивая на вероломных князей: "Не мы его убили; убили его Давыдовичи и Всеволодич, которые замыслили зло на нашего князя, хотели убить его обманом; но бог за нашего князя и св. София". Когда с этим вопросом было вроде бы покончено, появился другой. Юрий Ростовский, мстя за изгнание с киевской земли своего сына Ростислава, двинул войско на юг. Соединившись с Ольговичами, он взял Киев, а Изяслава изгнал. Соловьев пишет об этом так: "Мстиславичи объявили киевлянам: "Дядя пришел; можете ли за нас биться?" Те отвечали: "Господа наши князья! Не погубите нас до конца: отцы наши, и братья и сыновья одни взяты в плен, другие избиты и оружие с них снято, возьмут и нас в полон; поезжайте лучше в свою волость; вы знаете, что нам с Юрием не ужиться; где потом увидим ваши стяги, будем готовы с вами". Услыхав такой ответ, Мстиславичи разъехались: Изяслав – во Владимир, Ростислав – в Смоленск; а дядя их Юрий въехал в Киев; множество народа вышло к нему навстречу с радостью великою, и сел он на столе отца своего, хваля и славя бога, как говорит летописец. Прежде всего Юрий наградил своего союзника – Святослава Ольговича: он послал в Чернигов за Владимиром Давыдовичем и велел ему отдать Святославу Курск с Посемьем, а у Изяслава Давыдовича Ольгович взял землю южных дреговичей. Потом Юрий нача раздавать волости сыновьям своим: старшего сына Ростислава посадил в Переяславле, Андрея – в Вышгороде, Бориса – в Белгороде, Глеба – в Коневе, Василька – в Суздале". Князь Юрий ростовский недаром получил именование Юрий Длинные Руки, или всем известный со школьной еще программы Юрий Долгорукий. В Киеве он и вправду не удержался. Сразу, как пришлось ему надолго покинуть город, на его место сел Вячеслав и восстановил в правах Изяслава, который при нем и управлял Юрий еще раз пытался идти на Киев, воевал и другие города в союзе с половцами, но в конце концов был отбит и постановлением князей отправлен в Суздаль. Не прошло и года, как он снова вернулся в Русь и снова с половцами. Впрочем, и киевский князь Изяслав приносил не меньше беды. В 1154 году он пошел походом на земли галичан, множество людей было убито, множество городов сожжено. После его смерти на киевский стол сел его брат Ростислав Мстиславич, но продержался всего год – в походе был разбит, попал в плен вместе с женой, выкуплен Изяславом Давыдовичем, который и занял свободный стол в Киеве. Но там удержаться ему не удалось: на Киев пошел Юрий Долгорукий, который с трудом сидел на этом столе два года. Есть мнение, что в процессе борьбы за княжение он был отравлен. На стол сел Изяслав Давыдович и продержался тоже два года, пока не бежал в Вятскую волость от набега берендеев. В Киев тем временем вошел союзник берендеев Мстислав и снова посадил на стол Ростислава Мстиславича, но ему княжить оставалось недолго – в 1167 году он умер. Его сменил Мстислав Изяславич, князь владимиро-волынский, смелый и энергичный. Он не смог наладить отношения с князьями, и против него возник заговор. Князья подговорили Андрея Боголюбского идти воевать Киев. В 1169 году Андрей захватил город, официально он считался великим князем пять лет. Но Андрей ненавидел и не понимал южные земли. Хотя он происходил все из тех же Рюриковичей, родиной он считал Северо-Восток, а стольным городом совсем не Киев, а крошечный Владимир-на-Клязьме. Так что в Киеве он посадил старшего из суздальских князей, а сам не пожелал ни жить в Киеве, ни разбираться с проблемами южных князей. Так до него не поступал еще никто. Андрей начал перетягивание "старшей власти" на землю вятичей. А поскольку московская династия князей хотя и кичилась родословной от киевских князей, все же ориентировалась больше на земли Северо-Востока, то для них, конечно, киевская земля интерес потеряла С этой поры южные земли становились своего рода "отрезанным ломтем". Южные города были слишком самостоятельными, южные князья слишком непокорными, юг ни в какую не хотел управляться из единого центра, и собрать всю эту родственную толпу можно было только ради большой войны, да и то не было ясно, на чьей стороне князья захотят выступать. Северо-восточные земли были изначально иными: они находились в подчиненном от князя положении, и города на них просто принадлежали князьям. На Северо-Востоке князь имел полное право приказывать, казнить и миловать. На юге и на Северо-Западе ему бы этого не позволили. Так что киевские земли не случайно оказались выключенными из русской истории, они были землями старой Руси, а не становящейся Московии.
Можно считать условно, что примерно к началу XIII века, когда весь юг разбился на множество самостоятельных княжеств, отказавшись от единого центра управления, а земли Северо-Запада набирали все больше силы, и произошло фактическое разделение большой Руси на три части: новгородскую, киевскую и московскую, причем последняя была меньше и слабее, но она имела длинные руки и завистливые глаза И еще она с самого начала стремилась стать центром земли. Эта замечательная земля именовалась на западе Московией. А ее жители и князья – москалями. Сначала москали пытались управлять полученными по рюриковскому праву южными территориями, но скоро им стало совсем не до этого. На неединую Русь с востока двинулась армия Чингисхана, в славянские земли пришла Золотая Орда Московия оказалась буквально за пару лет под Ордой. За пару лет и на пару веков.
Грядущим историкам Московского царства, которые воспринимали самоопределение земель и его населения как кровную обиду, если эти земли и люди предпочитали отнюдь не Москву, это ордынское иго оказало огромную услугу. Теперь можно было объяснить развал древнего большого государства не внутренними, а внешними факторами Из-за Орды Московия потеряла южные княжества Их захватили Литва и Польша, известные враги Московии. И это Москва, в конце концов, освободила от рабства юго-западные земли, включив их снова в свои границы. Страшным описанием уничтожения Киева Батыем всегда заканчивается историческое полотно, повествующее о древней истории Руси. Я этого делать не стану. И не потому, что это неправда и Киев "воскрес" после похода Батыя, как и другие города, по которым пронеслась монгольская конница, а просто потому, что такого понятия как Древняя Русь или Киевская Русь уже не существовало. Киевская Русь успела стать Черниговской, Галицко-Волынской, Муромской, Полоцкой, Туровской, Городенской, Переяславской…
Время преданий миновало. Начиналось время истории.
Каждая Русь в этом времени пошла своим путем.
Каждая Русь придумала себе историю.
