Помоги проекту - поделись книгой:
Беломорск. Памятники и память
Днище «Полярного Одиссея», еще месяц назад иссиня-черное, теперь покрыто пучками бурых водорослей,
но краска не отошла, нет ни ржавчины, ни вмятин. Старенький корпус судна экспедицию выдержал. Еще раз проходим с аквалангами вдоль днища — я по левой стороне, Юрий Полняков, наш стармех, по правой — и всплываем на поверхность, хотя покидать подводный мир не хочется: в тени шхуны снуют мелкие пикши и наважки; парят «морские ангелы» — полупрозрачные голотурии, в чье овальное студенистое тело словно продеты искрящиеся нити... У трапа, волнуясь, капитан ждет результатов осмотра: ну, как там? Не сговариваясь, поднимаем большие пальцы: все в порядке, капитан, можно следовать в Беломорск!
В Беломорск входим красиво, под всеми парусами, на пирсе нас встречают те, кто вроде бы совсем недавно провожал в плавание. Однако торжества по случаю завершения беломорской «кругосветки» назначены на завтра, и потому решаем съездить в Залавругу, где находится уникальный художественный памятник неолита — петроглифы «Бесовы следки».
Сначала идем в Новую Залавругу, в устье реки Выг, где среди зеленых пойменных лужаек вровень с землей лежат камни, десятки камней, сплошь покрытые какими-то значками.
— Поглядите на эту группу петроглифов, они еще неплохо сохранились,— приглашает экскурсовод и ведет к этим отчетливым петроглифам... по тем, которые «сохранились плохо». Мы идем, попирая каблуками каменную картинную галерею, и чувствуем себя невольными соучастниками какого-то чудовищного акта вандализма. Выясняется, что по петроглифам ходят все приезжающие сюда, некоторые даже разводят на камнях костры, дабы испить чайку после познавательной экскурсии.
Удивительно ли, что из 62 групп петроглифов в Залавруге, еще несколько десятилетий назад вполне различимых, более или менее сохранились лишь четыре группы?!
В Старой Залавруге над петроглифической группой «Бесовы следки» поставили павильон. На массивном валуне — изображения пляшущего человечка и следов его босых ног (отсюда и название «Бесовы следки»), а также силуэты оленей, лосей, лодок с гребцами, странных длинношеих животных — то ли лебедей, то ли бронтозавров. Всего триста петроглифов. А когда полвека назад их впервые изучал писатель А. М. Линевский, петроглифов было 470! Но скоро их будет еще меньше: изображения разъедает известка, которая капает с потолка, помещение не отапливается, и влага, попавшая в углубления, выбитые каменным отбойником пять тысяч лет назад, зимой замерзает. А то, что вода при замерзании расширяется и способна раскрошить любой камень, известно каждому школьнику.
— Увы, никто не знает, как спасти петроглифы от воздействия ветра, воды, морозов,— вздыхает экскурсовод.— Не знает и не пытается спасти...
Ситуация с петроглифами в Залавруге, к сожалению, характерна для Беломорья. Избежавшее копыт татаро-монгольских орд, Беломорье стало своеобразным заповедником, где многие фольклорные традиции, ремесла, различные виды народного творчества были не только сохранены, но и подняты на уровень подлинного искусства. Прежде всего это относится к зодчеству. Ни гвоздя, ни железной скобы, дерево и топор — вот и весь исходный материал северного плотника. Да еще руки, оставившие по всему Северу сотни изб, амбаров, ларей, мельниц, церквей, часовен. Да не простых, а таких, что глядеть радостно, словно шепнул мастер над своим творением доброе волшебное слово...
Но памятникам деревянного зодчества, которые судьба уберегла от пожаров и разрушений, нужна наша забота. Без нее они погибнут, как гибнут сегодня «Бесовы следки» или древняя часовня в селе Гридино, или лодка XVIII века в Сумском Посаде, которую «реставраторы» выкрасили бурой паркетной краской, предварительно выбросив все «лишнее»: мачту, парус, руль, скамьи, уключины... Однако Поморью не на кого надеяться, кроме как на нас, оно знает, что людская память спасла уникальные церкви в Варзуге, Кеми, Вирме, и протягивает людям в своих шершавых просоленных ладонях все, что еще цело сегодня и что завтра спасать уже будет поздно.
Раскрылись и сомкнулись, пропустив «Полярный Одиссей», ворота шлюза, и только теперь по-настоящему почувствовалось, что экспедиция окончена. Предстоял, правда, еще переход по Беломорско-Балтийскому каналу до Петрозаводска, но это же по пресной воде... А за кормой осталось Белое море с его необитаемыми островами и старинными поморскими селами, заповедные берега и ягодные болота, памятники истории и заполярные туманы.
Все то, с чем крепко-накрепко нас связали пройденные две тысячи миль...
Квадрат на краю пропасти
Дежурный отыскал кровать капитана Кучеренко, осторожно тронул его за плечо:
— Товарищ капитан! Проснитесь, товарищ капитан. Вызывают вас...
Владимир и сам удивился, что так крепко уснул, но как только голос дежурного вернул его к действительности, сразу встал и молча, без лишних слов, начал одеваться. Только в коридоре, щурясь от света лампочки, спросил:
— Кто вызывает?
— Командир, подполковник Савченко,— сказал дежурный.— Он велел поторопиться, лететь вам надо.
Кучеренко мог бы, пожалуй, ничего и не спрашивать: зачем же еще вызывать вертолетчика? И кто, кроме командира, может это сделать? Но все же ответ дежурного придал мыслям определенность, ясность.
Командир эскадрильи не стал тратить время, сразу начал с главного:
— Вот здесь,— он указал точку на карте,— на душманской мине подорвалась машина с продовольствием для афганских детей. Водитель в тяжелом состоянии, могут не довезти. Надо лететь. Условия очень сложные, сам понимаешь... нужен опытный ночник.
— Но я всегда садился со светом,— как бы рассуждая с самим собою, проговорил Кучеренко.— А тут, насколько я понимаю, придется вслепую, без фар и прожекторов.
— Правильно понимаешь,— комэск подошел к капитану, взял его за локоть.— Давай, Володя,— тепло сказал он,— давай. Удачи тебе...
В густой темноте южной ночи скорее угадывались, чем были видны, очертания вертолета. По привычке придерживая фуражку, Кучеренко подошел к боевой машине, экипаж уже ждал его. Навстречу шагнул летчик-штурман старший лейтенант Корчагин:
— Экипаж и машина к вылету готовы!
— Хорошо,— ответил Кучеренко и коротко рассказал, что им предстоит делать. После небольшой паузы обратился к бортовому технику прапорщику Петру Бурлаке: — Как двигатель, не подведет? Если что — площадку не выберешь.
— Не подведет, товарищ командир, ручаюсь!
— Тогда — по местам!
Свет в кабине напрочь отделил их от всего внешнего мира. Защелкали тумблеры и переключатели...
— Запуск! — скомандовал Кучеренко, и через несколько секунд натужно загудел двигатель. Машина задрожала и раскачалась, словно ей не терпелось поскорее подняться в небо. Но вот она мягко отделилась от земли и тотчас же растворилась в ночи.
Больше получаса летели в полном радиомолчании, затем установили связь с колонной, которая наскочила в горах на заминированный участок.
— Как у вас? «Духи» не жмут? — первым делом спросил Кучеренко.
— Пока тихо,— ответили с земли и тут же поинтересовались: — Как садиться будете?
— Обрисуйте местность. Можно ли к вам подойти?
— Справа гора — крутая, но не отвесная. Слева — такой же спуск. Площадка только на дороге. Может, подсветить фарами?
— Нет. Приготовьте два фонарика, людей поставьте по краям дороги. По моей команде мигнете. Только мигнете! Фонарики пусть в рукава спрячут.
— Вас понял! — почему-то весело ответил собеседник с земли.
Темные, мрачные силуэты гор медленно надвигались на вертолет. Кто мог поручиться, что сейчас, услышав шум летящего вертолета, душманы не наведут стволы крупнокалиберных пулеметов, чтобы ударить по вертолету? Неприятное это ощущение, когда в тебя целятся.
— Командир, впереди что-то мигнуло,— доложил Корчагин.
— Нервничают,— коротко ответил Владимир Кучеренко.
Кучеренко знал, что на темно фоне гор вертолет ночью увидеть трудно, только бы не высветиться н более светлом экране ночного неб; Значит, надо идти пониже. Но та другая опасность — горы. Зацепишься винтом и...
— Сережа, давай отсчет высот через каждые пять секунд,— сказа он Корчагину.— Вы же, Петр Федорович, приготовьте оружие. Если что — бейте по вспышкам.
Место, где в ущелье застряла колонна, должно было быть где-то рядом.
— Мигните двумя сразу,— попросил Кучеренко по радио, и тотчас внизу возникли и погасли два робки неярких огонька.
— Высота пятьдесят, сорок пять, тридцать...— докладывал Корчагин показания высотомера.
— Федорыч, земля не видна? — спросил Кучеренко у борттехник. У Бурлаки очень острое зрение ночью он видит лучше других.
— Не наблюдаю,— очень серьезно, будто гордясь своей исключительностью, ответил Бурлака.
— Земля, дайте свет,— еще раз сказал в эфир Кучеренко, и тут совсем близко впереди внизу мигнули две светлые точки.
— Высота десять, семь, пять...
— Вижу, командир! — воскликнул Бурлака. Но Кучеренко и сам увидел размытые очертания дорожного полотна.
И тут возникло новое препятствие, которое Кучеренко, правда, ждал. Винт поднял с земли тучи пыли, серая пелена сразу погасила видимость.
— Свет! — почти выкрикнул Кучеренко, и два бледных высверка с трудом пробили ночную тьму и пылевую завесу, обозначая место посадки.
— Земля! — сказал Корчагин, через секунду машина вздрогнула, колеса ударились о каменистый грунт.
— Давай быстрее! — крикнул Кучеренко через плечо в проем двери.
В открытую наружную дверь уже протискивались ручки носилок. Бурлака принял их, направил в салон.
На аэродроме вертолет ждала санитарная машина...
...Никто и не будил Кучеренко, но он сам проснулся с рассветом. Утомленный внезапным ночным вылетом экипаж еще спал, а капитан сходил к арыку, с наслаждением вымылся холодной, чуть мутноватой водой. Не выходил из головы солдат — афганский водитель: как он там? Удалось ли спасти? Жаль, фамилию не спросил.
— Товарищ капитан, вас срочно к командиру! — голос посыльного заставил вздрогнуть.— Ну, я побежал будить экипаж.
Кучеренко кивнул, не успев сказать ни слова, и широким шагом направился к штабу. Там уже сидели другие командиры экипажей. Савченко сосредоточенно всматривался в карту. Обернувшись и заметив Кучеренко, сказал:
— Извините, но обстановка требует. Да, такая петрушка... Потом отдохнете,— и тут же перешел к делу: — Задание предстоит сложное. Я бы сказал — рискованное. В горах «духи» прижали к вершине группу афганских бойцов. Боеприпасы на исходе, помощь может прийти только с неба. Надо выручать. Дорога каждая минута, поэтому вылетаем не медленно. Скажу сразу, что есть одно неприятное обстоятельство: район отрезан высоким хребтом, который нам не одолеть, особенно на обратном пути. Пробиться можно только по Гнилому ущелью.
— Но там же на каждом квадратном метре пулемет! — невольно воскликнул кто-то.— Там даже птице не пролететь...
— Ничего, мы пролетим,— отрезал Савченко.— Должны пролететь. Другого выхода у нас нет. Будем забираться вверх, сколько сможем.
— А что, если не набирать максимальную высоту? — спросил, вставая, Кучеренко. Все присутствующие обернулись к нему с немым вопросом на лицах. Владимир продолжал: — Наоборот, нужно пройти прямо у «духов» над «головами». Во-первых, эффект внезапности на нашей стороне, во-вторых, огонь по вертолетам смогут вести только один или два пулемета, если вообще смогут. Верхние просто ничего не увидят, а тем, кто на дне ущелья, будет не до стрельбы, мы ведь тоже сможем поддать им жару.
Командиры экипажей поддержали предложение Кучеренко, наперебой стали приводить другие преимущества такого способа. Итог бурным высказываниям подвел Савченко:
— Хорошо, остановимся на этом варианте. Группу поведу я.
Он взялся за телефон, доложил «наверх» свое решение, а после разговора вновь обратился к летчикам:
— Добро получено, порядок действия следующий...
Громада горного хребта подпирала небо, самые высокие пики скрывались в облаках. Только узкая щель, словно след от удара гигантского топора, прорезала горы. Кучеренко представил себе мрачную теснину, крутые стены которой никогда не видят солнца. Наверное, они всегда мокрые, поросшие лишайником. Гнилое ущелье — гиблое место. Там прочно обосновались душманы, наглухо перекрывая дорогу из горных районов. На верхних склонах ущелья и по его дну — десятки огневых точек.
Странно... Но Владимир вдруг вспомнил, что жена ко дню его рождения спиннинг купила. Вручит, когда он в отпуск приедет. При мысли о спиннинге сладко стало на сердце. Знает жена, чем обрадовать. Но когда придет время, чтобы можно было взять в руки удочку? Не верилось даже, что сейчас кто-то может сидеть на берегу речки...
— Внимание! Делай, как я! — прорезался в эфире голос Савченко.
Одна за другой все машины вслед за командирской круто спикировали на подходе к ущелью и у самой земли ворвались в каменный мешок. Застигнутые врасплох душманы торопливо хватались за оружие, но в страхе перед низко летящими грохочущими машинами падали ниц, не успев сделать ни одного выстрела. Для тех душманов, которые устроились на высоте, по краям ущелья, летящие внизу вертолеты были попросту не видны.
Теснину проскочили без потерь, получив только несколько пулевых пробоин в фюзеляж от выстрелов вслед. Вырвавшись из ущелья, пошли над горами, стали искать окруженное подразделение.
— Вижу условный сигнал! — первым доложил Бурлака. Кучеренко сразу передал командиру группы:
— Справа, у раздвоенной вершины,— зеленая ракета!
— Заходим со стороны солнца! — скомандовал Савченко.
Афганские бойцы нашли убежище на узком, не более двух метров по ширине, каменном карнизе у самой вершины горы. С другой стороны — обрыв, которому не видно дна, оно было закрыто облаком. Два, три круга сделали над горой, но подойти к карнизу не было никакой возможности.
— Если зависнуть на уровне вершины, бойцы смогут прыгнуть в дверь вертолета,— предложил Кучеренко.
— Подстрелят «духи», они же рядом,— усомнился командир.
— Гора должна заслонить. Прикройте, я попробую!
На земле приняли распоряжение подняться на самую вершину, несколько бойцов уже изготовились для прыжка, другие продолжали отбиваться от бандитов. С неба душманов поливали огнем вертолетчики.
Кучеренко осторожно подвел машину так, что винт резал воздух над самыми головами бойцов, левое колесо висело над карнизом, правое — над пропастью.
— Смелее! Прыгай! — кричал Бурлака, отчаянно жестикулируя.
Ближайший к вертолету боец никак не мог решиться, наконец прыгнул, Бурлака подхватил его, втянул внутрь салона. Прыгнул второй, за ним третий. Четвертый, не очень решительно оттолкнувшись, сорвался и упал на карниз. Там его поддержали, вновь вытолкнули на вершину.
Кучеренко с большим трудом удерживал машину на весу. Из пропасти вырывались восходящие потоки, с другой стороны — проносились огненные трассы перед самой кабиной. От каждого нового человека вертолет тяжелел, проседал, нужно было парировать вес и раскачку. Пот заливал глаза, в руках накопилась усталость, появилась дрожь. Рубаха прилипла к спине, шея занемела от напряжения.
— Все, довольно! Закрывай, уходим! — не оборачиваясь, прокричал Кучеренко. Бурлака жестом остановил изготовившегося для прыжка рослого афганца.
Вертолет медленно отвалил от вершины в сторону обрыва, чтобы не попасть под огонь, и, накренившись, ринулся в пропасть, уходя от опасного места. А к карнизу подошел другой вертолет. Вскоре вся группа была снята с вершины. «Вертушки» снова направились к Гнилому ущелью и прошли его так же успешно, без потерь, как и в первый раз.
Почему-то до сих пор Владимир считал, что афганцы скупы на слова благодарности, но на аэродроме они наперебой говорили, прикладывали руки к груди, кланялись и непременно добавляли по-русски: «Спасибо, спасибо, шурави».
Усталость вертолетчиков была такой, что, оставшись у своих машин, никто не проронил ни слова. Один приник спиной к вертолету, другой сел прямо на бетон, уронив голову на колени. Подполковник Савченко медленным взглядом обвел своих людей. Ничего не сказал командир, но и без слов было ясно — что молодцы, что теперь можно и отдохнуть.
Кучеренко зашел в штаб, решил позвонить в госпиталь, узнать о судьбе раненого водителя. Но звонить никуда не пришлось. Дежурный, увидев Кучеренко, радостно сообщил:
— Товарищ капитан, вам просили передать, что операция прошла успешно, жив тот афганец. Врачи благодарят, что вовремя доставили...— Потом вдруг радостно воскликнул: — Да, тут вам письмо пришло, из дому, наверное. Вот, возьмите.
Кучеренко торопливо взял в руки конверт, увидел знакомый почерк, и теплая волна радости поднялась в груди.
Поделиться книгой: