Когда задают вопросы

- Громко говорить не полагается, - назидательно сказал Федя, обращаясь к басистому Мигаю.

В небольшом кабинете, освещенном настольной лампой, мы расселись вокруг письменного стола. Федя вытащил из карманов две бутылки цинандали и торжественно поставил перед смущенным Мониным.

- Ух вы, черти полосатые! - воскликнул он. - С "капустника"?

- Точно. Болтали о Фарадее, вспомнили тебя. Ты чего прячешься?

- Да нет, что вы... Я сейчас...

Алик скрылся в коридоре, и мы принялись рассматривать кабинет дежурного врача. Ничего особенного. Шкафы вдоль стен, забитые бумагами, наверно - историями болезней, сбоку какой-то прибор, у раковины столик со склянками. И письменный стол.

Федя взял со стола книжку и шепотом прочитал:

- "Электросон". Физика заползает и сюда.

- Не хотел бы я заниматься физикой здесь... - невнятно пробормотал Самозванцев. - Физика - и морг по соседству. Как-то не вяжется...

- Может быть, физика когда-нибудь посодействует закрытию этой нерентабельной организации.

Алик вошел бесшумно, неся целую охапку химических мензурок самых различных размеров.

- Случай, когда размер сосуда не имеет значения, - сказал членкор. - Все с делениями.

Разлили.

- За двадцать пять лет...

- За двадцать пять лет...

Потом выпили за здоровье друг друга. Теперь этот тост стал почти необходим.

- Рассказывай, что ты здесь делаешь?

Алик пожал плечами.

- Всякую всячину. Вожусь с больными...

- Ты и впрямь научился лечить?

- Что вы! Конечно, нет. Я на диагностике...

- Это?..

- Это значит - помогаю нейрохирургам.

- У вас оперируют мозг?

- Бывает и такое. Но чаще всего операции, связанные с травмами нервных путей.

- Интересно?

- Бывает интересно...

- А исследованиями можно заниматься?

- У нас что ни больной, то исследование.

- Ужасно люблю рассказы об интересных больных! Расскажи что-нибудь, Алик. Какой-нибудь экстравагантный случай.

Мигай выпил еще и придвинул свой стул поближе к письменному столу. Алик нервным движением руки поправил очки в тонкой металлической оправе.

- Меня больше всего интересуют случаи потери памяти в связи с различными заболеваниями...

- Как это "потеря памяти"?

- У одних полная потеря, у других - частичная.

- Недавно я прочитал работу Маккалоха "Робот без памяти", - сказал Федя.

- Я тоже читал эту работу. Чепуха. То, что получил Маккалох на основе математической логики, совершенно неприменимо к людям, потерявшим память. Их поведение куда сложнее...

- Я всегда задумывался над тем, где она помещается, эта память, - сказал Федя.

Алик оживился:

- Вот именно, где? Можно с большой достоверностью сказать, что в мозгу нет специального центра памяти.

- Может быть, в каких-нибудь молекулах...

- Вряд ли, - заметил Алик. - Память слишком устойчива, чтобы быть записанной на молекулярном уровне. В результате непрерывного обмена веществ молекулы все время обновляются...

Мы задумались. Когда говоришь с Мониным, вещи, которые кажутся простыми, вдруг начинают выглядеть чудовищно сложными и запутанными.

- Что это за машина? - спросил Мигай, приподняв чехол над небольшим столом.

- Это старая модель электроэнцефалографа.

- А, ну да, волны головного мозга?

- Да. Восьмиканальная машина. Сейчас есть лучше.

Алик открыл ящик стола и вытащил кипу бумаг.

- Вот электроэнцефалограммы людей, потерявших память...

Мы посмотрели на графики кривых, имевших почти строго синусоидальную форму.

- А вот биотоки мозга нормальных людей.

- Здорово! Значит, можно при помощи этой шарманки сразу определить, есть у человека память или нет?...

- Да. Правда...

- Что?

- Откровенно говоря, я не считаю термин "биотоки мозга" законным.

- Почему?

- Ведь мы снимаем электропотенциалы не с мозга. Он заэкранирован черепной коробкой, затем слоем ткани, богатой кровеносными сосудами, кожей...

- Но частоты-то малые...

- Все равно. Я сделал расчет. Если учесть проводимость экранировки, то нужно допустить, что в мозгу гуляют чудовищные электропотенциалы. На животных это не подтвердилось...

Мы выпили еще.

- Тогда что же это такое?

- Это биотоки тканей, к которым мы прикладываем электроды.

- Гм!.. Но ведь доказано, что эти кривые имеют связь с работой мозга. Например, вот эта память...

- Ну и что же?.. Разве мозг работает сам по себе?

- Ты хочешь сказать, что память...

Алик улыбнулся и встал.

- Хотите, я сниму биотоки с ваших голов?

Федор Егорьев почесал затылок и обвел нас глазами:

- Рискнем, ребята?

Мы рискнули, но почему-то почувствовали себя очень неловко. Как будто оказались на приеме у врача, от которого ничего не скроешь.

Первым сел в кресло Мигай. Алик приладил у него на голове восемь электродов и включил электроэнцефалограф. Медленно поползла бумажная лента. Перья оставались неподвижными.

- Никакой работы головного мозга, - прокомментировал Самозванцев.

- Прибор еще не разогрелся.

Вдруг мы вздрогнули. Тишину резко прорезало громкое скрипение острого металла о бумагу. Мы уставились на ленту. По ней как сумасшедшие с огромным размахом царапали восемь перьев, оставляя после себя причудливую линию.

- "Когито, эрго сум" *, - облегченно вздохнув, продекламировал Мигай. - Теперь проверь мозги у членкора. Это очень важно для ученого совета нашего института. Он там председатель.

Мы страшно удивились, когда обнаружили, что у членкора биотоки точно такие же, как у Мигая, у Самозванцева и у меня. Если разница и была, мы не заметили.

* Я мыслю, следовательно, существую (лат.),

Мы вопросительно уставились на Алика. Он таинственно улыбнулся.

- Ребята, электроэнцефалограммы одинаковые потому, что вы, так сказать, на одном уровне опьянения. У пьяных всегда так... Как у шизофреников или эпилептиков перед приступом...

Нам стало неловко, и мы выпили еще. Монин оставил ленту и, покопавшись, в бумагах, показал нам еще несколько электроэнцефалограмм.

- Вот запись биотоков мозга спящего человека. А вот типичная кривая бодрствования. На альфа-ритм накладываются тета и гамма...

- Любопытно, - задумчиво произнес Федя. - Так где же, по-твоему, находится память человека?

Алик начал нервно заталкивать бумаги в стол. Потом он сел и по очереди посмотрел на каждого из нас.

- Не темни, Фарадей. Мы чувствуем, что ты что-то знаешь. Где память, говори...

Мигай поднялся и шутливо взял Алика за борта халата. Он у него был расстегнут, под ним виднелся старенький, потертый пиджак,

- Ну, если вы так настаиваете...

- Хорошенькое дело, "настаиваете"! Мы просто требуем. Должны же мы знать, куда мы складываем нашу драгоценную эрудицию!

Мигай никогда не был тактичным человеком. Его мышление было идиотски логичным и отвратительно прямолинейным. Когда он так сказал, мне показалось, что в глазах у Монина блеснула недобрая искорка. Он плотно сжал губы, встал из-за стола и подошел к одному из шкафов. Он вернулся, держа в руках человеческий череп, который можно увидеть в биологическом кабинете любой школы. Ни слова не говоря, он поставил его на стол рядом с электроэнцефаяографом и качал прилаживать на нем электроды. Мы окаменели от изумления.

Когда электроды оказались на месте, Алик пристально посмотрел на нас из темноты, затем повернул тумблер.

Восемь перьев все одновременно пронзительно взвизгнули и заплясали на бумаге. Как загипнотизированные, мы смотрели в насмешливые пустые глазницы. А прибор продолжал торопливо и взволнованно выписывать лихорадочную кривую биотоков бодрствующего человека.

- Вот так... - назидательно сказал Монин.

Мы поднялись и поспешно стала с ним прощаться, боясь еще раз взглянуть на столик рядом с электроэнцефалографом.

В темноте мы сбились с пути, долго шли по высокой мокрой траве, обходя низкие темные здания, шагали вдоль металлической решетки, за которой простиралась тускло освещенная сырая улица. Ветки шиповника цеплялись за плащи и противно царапали по поверхности. Когда наконец мы вышли из ворот и остановились, чтобы передохнуть, наш членкор Федя Егорьев сказал:

- Наводки. Конечно, наводки от сетевого тока.

С этой удобной, успокоительной мыслью мы разъехались по домам.