В каждом доме
«Чистая вода» — так переводится название кишлака Сафедоб Кулябской области, перевезенного в 50-е годы с альпийских лугов Памира в низину, к будущим хлопковым полям Московского района. Одна из лучших мастериц края, Шарифа Сафарова, привезла с собой перешедшую от матери и бабушки прялку и не менее старинный деревянный ткацкий станок. Вместе с дочерью Зеби она ткет, а затем вышивает сузани редкостной красоты.
Впрочем, сузани, созданные мастерицей из горного кишлака Иол Шамигул Гаюровой (она вышивает их с дочерью Бегимой и невесткой Сайрам), пожалуй, не уступят сузани Сафаровой.
Сузани. Это слово обладает для меня каким-то неуловимым очарованием. Радостное, легкое, воздушное, словно тополиный пух... Есть в нем что-то недоговоренное, в нем живет тайна. Она каждый раз завладевает воображением, когда я вхожу в сельское жилище таджика, потому что знаю — стоит только ступить с раскаленного, залитого светом дворика в полумрак и прохладу дома, как со стены на тебя уставятся два огромных глаза-солнца и засияют почти так же ярко, как дневное светило. Засияют в обрамлении десятка белых, золотых, багряных солнышек поменьше. Завороженный, я буду долго разглядывать узор, столь бесконечно разнообразный при почти неизменном сюжете.
Сузани — большое прямоугольное вышитое панно на стене — главное и неизменное украшение таджикского дома. Основа панно обычно хлопчатобумажная или шелковая. Традиция украшать им жилище уходит в такую же древность, как и сама земля горного Таджикистана, хранящая и поныне родники народного искусства.
Сузани дарят к свадьбе, их можно увидеть на любом торжестве.
Здесь издавна бытует традиция вышивать к празднику сузани — чей окажется краше? Их вывешивают на всеобщее обозрение, и тогда глиняные дувалы расцветают веером радуг. А самый лучший украсит поляну, вернее — зеленый горный склон, где будут пир, музыка, танцы, песни. Его повесят на двух высоких шестах, и, даже если день окажется пасмурным, два огромных солнца воссияют над кишлаком. Какой же праздник без сузани?
«Ястреб» бьет по тучам
— Я «Марица», вызываю «Ястреб-115».
— Вас слышу...
— «Ястребу-115» готовность «два»!
Пока по радиотелефону шел этот диалог, в командном пункте Пазарджикского противоградового полигона кипела работа. Только что лучик локатора на зеленоватом экране заискрился, словно бы наткнувшись на помеху: верный признак, что где-то вдали объявилось высоко летящее плотное облако. Мгновенный анализ показал: градоопасное. Координаты рассчитаны, и тогда дежурный специалист командует:
— Азимут 255, шестью «Алазани» — ОГОНЬ!
И взвивается ввысь стайка небольших серебристых ракет, они вонзаются в зловещую тучу. И из нее пойдет град, столь, впрочем, мелкий, что, пока падает на землю, обернется безобидными водяными каплями. Осушенное облако понесется над нивами и садами, не причиняя им никакого вреда...
Кто знает Болгарию только по иллюстрациям в журналах, уверен, что в этом райском уголке воткнешь в землю прут — он зацветет. Болгария и вправду не обделена природой. Но из-за гористой местности здесь остается не так уж много пригодных для обработки земель. Да и над теми вечно висит дамоклов меч недобрых стихий.
Он отчаянно капризен, здешний климат. В новогодний праздник случалось иной раз такое тепло, что люди ходили без пальто. Зато в канун Первомая этого года я наблюдал буран: обильный снег запорошил зелень листвы, слился с яблоневым цветом. Выглядело это красиво до неправдоподобия, но многие фруктовые деревья остались не-опыленными, и Болгария потеряла больше половины урожая черешни.
В истории городка Трын, что лежит в нескольких десятках километров к юго-западу от Софии, однажды был зафиксирован воистину сибирский мороз: 38° ниже нуля. Случилось это чудо 35 лет назад, но вспоминают об этом с ужасом и по сей день. Я этого не застал, зато со здешними снегопадами сталкивался не раз. В начале 1981 года намело сугробы четырехметровой высоты. Множество населенных пунктов осталось без электричества, застряли в пути десятки железнодорожных составов и сотни автомашин...
Проходит зима, настает время весенних забот, а с ним новые капризы балканской розы ветров. К примеру, пылевая буря. Периодически налетая на Болгарию, ветры разрушают плодородный слой почвы, захватывая, как правило, те районы, где условия для земледелия наиболее благоприятные,— Дунайскую равнину, Черноморское побережье, Добруджу. В реестр ветроопасных в Болгарии занесено около сорока процентов всех обрабатываемых земель.
Если ветровая эрозия приходится обычно на март—май, то в разгар лета плодородной Добрудже грозит суховей. Черный ветер способен сжечь злаки в самый канун жатвы.
Климатических подвохов болгарский крестьянин ждет в любой сезон. Ранней весной он озабоченно хмурится не только в случае затяжной распутицы, мешающей машинам выходить на поля, но и при слишком быстром потеплении. Ведь плодовые деревья, преждевременно зацветая, становятся уязвимыми для частых в этих краях весенних заморозков.
Потому-то здесь испокон веку формировались сложные обряды; слабый человек видел в них единственное средство умилостивить или запугать злых духов, командующих стихиями. Маски устрашения и оглушительные бубенцы кукеров родились в свое время отнюдь не ради чистого искусства.
Чаще всего в старом болгарском селе можно было увидеть церемониал вызова дождя, ибо на каждое третье лето, как правило, приходится засуха. А единственным эффективным средством против нее была и остается ирригация.
Понятно, что крестьянину-одиночке она была не под силу. И в 1944 году искусственное орошение в Болгарии охватывало лишь тридцать семь с половиной тысяч гектаров. В 1982 году в стране земли орошали в тридцать раз больше — четвертую часть всех обрабатываемых площадей. По количеству орошаемой земли на душу населения Болгария вышла на третье место в Европе, уступая лишь Италии и Франции. Все это — и многие тысячи километров каналов, сотни насосных станций, плотины, шлюзы, дренажные канавы. А поскольку Болгария не располагает (кроме Дуная) большими реками, то потребовалось еще построить две тысячи больших и малых водохранилищ общим объемом около пяти миллиардов кубометров.
А в тех районах, куда еще не дошли каналы, у земледельца в летнюю сушь одно на уме: «Дождя бы, дождя!»
С Хинко Хинчевым, первым секретарем общинного комитета партии в Хлебарово — это городок близ Разграда,— мы стояли у кромки пшеничного поля. Хинко сокрушался:
— Сорок пять дней ни капли!
Тучку бы сейчас! Ох, как нужен дождь! Только не ливневый, только без града.
...Пожалуй, ни одна из стихий, периодически опустошающих болгарские поля, не сравнится по своему коварству с градом.
В июне 1978 года, проезжая мимо Шумена, я ужаснулся, увидев виноградники вдоль обочины: оголенная лоза чернела, как на пожарище. И вспомнились тогда строки болгарского классика Пейо Яворова из его стихотворения «Град».
Гроза свирепая прошла.
Скосила разом эта жница
все: просо, рожь, ячмень, пшеницу
и цвет людских надежд дотла...
Да, град в этих краях — главный бич.
Неудивительно, что попытки создания зенитной обороны против него предпринимали здесь еще в начале века — в то самое время, когда Пейо Яворов сочинил свое знаменитое стихотворение. В 1901 году с усадьбы плевенского училища виноградарства и виноделия попробовали разогнать грозовые тучи артиллерией. Опыты продолжались четверть века, пока не были запрещены как «абсолютно бесполезные».
— Пушечный снаряд для грозовой тучи,— рассмеялся Ангел Арабаджийский, начальник Пазарджикского противоградового полигона, с которого начался наш рассказ,— что слону дробинка. Тучу им не прошибешь. Тут хитрость требуется...
— К стрельбе по облакам мы вернулись уже в наше время, но на совершенно иных принципах. Мы не пытаемся разогнать тучи, а, наоборот, провоцируем преждевременное образование града,— включается в разговор сотрудник Института гидрологии и метеорологии Болгарской академии наук Петко Боев. Он в Пазарджике, можно сказать, местный: каждый год переселяется сюда на лето для работы на полигоне.
С 1969 года в Болгарии действует национальная система защиты от града на основе методики, разработанной грузинскими геофизиками. Точно направляемая ракета высевает в облаке химический реагент — фальшивые ядра града. В результате образуются льдинки, но мелкие и неопасные, и туча уже не грозит полям. Девять полигонов оборудованы советской техникой. Они охраняют почти пятую часть всей обрабатываемой земли республики. Их деятельностью руководит специальное управление, созданное при государственной хозяйственной организации «Агрохимическое обслуживание».
— Люди часто как рассуждают: мол, коли созданы полигоны, значит, града уже и быть не должно,— говорит Арабаджийский.— Однако полностью победить это зло людям вряд ли удастся до конца XX века. Но ведь какой урон мог бы приносить град, не будь наших ракет! Статистика свидетельствует, что ущерб, доставляемый болгарскому земледелию градом, сейчас на шестьдесят процентов меньше, чем до создания полигонов. Хотя ущерб все еще значительный.
В природе образования града и градоносных облаков до сих пор немало загадок. И на Пазарджикском полигоне наряду с оперативной работой ведутся серьезные научные исследования.
В микрофизической лаборатории я увидел советскую камеру «САЛЯ-2» — своеобразный холодильник, внутри которого моделируют процессы наподобие атмосферных, чтобы понять закономерности концентрации, распределения и движения ледяных ядер. Работа ведется во взаимодействии с Центральной аэрологической обсерваторией СССР. Показали мне и комнату, в которую даже в самый жаркий день входят в меховых полушубках и теплых унтах: здесь с помощью микроскопов и ряда приспособлений болгарского производства изучают градинки, подобранные с земли. Чтобы они не таяли, температуру приходится поддерживать на уровне минус 15—20 градусов. Здесь Боев показал мне фотоснимки градины почти в три сантиметра диаметром, что была подобрана неподалеку отсюда в июне 1981 года...
Пазарджикский полигон пока единственный в стране, где с успехом проверяется видоизмененная методология воздействия на тучи.
— Формирование градоносных облаков в наших краях порой происходит столь стремительно, что на командном пункте полигона каждая секунда на счету. Причем палить по каждой тучке без разбора — удовольствие дорогое. Вот мы и попробовали сократить количество показателей, по которым распознается градоносное облако, с прежних семи до четырех. Судя по шестилетней проверке, это сулит немалую экономию материальных средств при сохранении надежности...
— Ну а что же это такое — «Ястреб-115»? Вы вызывали его, когда я вошел.
...Мы едем в село Априльцы, близ которого расположена одна из восемнадцати ракетных площадок Пазарджикского полигона. На огороженном участке зачехленные ракетные установки — ни дать ни взять наши знаменитые «катюши». Рядом склад с советскими противоградовыми ракетами типа «Алазани» и «Облако».
— Мы и есть «Ястреб-115»,— представляются мне дежурные стрелки Лазар Бараков и Борис Зашев.
Оба местные жители, в недавнем прошлом сельские механизаторы.
— Дежурство здесь круглосуточное, без выходных,— рассказывает Бараков.— Зато зимой отдыхаем. Каждый час сеанс связи. Днем и ночью. А заслышатся вдали раскаты грома, наши сменщики — вторая пара стрелков — прибегают на помощь... Случалось, ракет по пятьдесят за какие-нибудь сорок минут, пока гроза, запускали!
— Знаете,— добавляет Зашев.— В нашем краю люди не ведали врага страшнее града. Бороться с ним — дело чести. И представьте, пока существует наша площадка, у Априльцев ни льдинки не упало. Понятное дело, уважают нас. Первыми парнями на деревне считают...
Многолетними наблюдениями установлено: град чаще случается в июне, а самый опасный в июле. Эти месяцы Зашев и Бараков проводят как на войне, даже ночевать домой не уходят.
Прекрасная природа в Болгарии.
С капризами погоды ведь можно бороться. Было бы упорство. А его болгарам не занимать. Прекрасная природа в Болгарии, но цветущей ее сделал человек.
Упорный и трудолюбивый болгарин.
Институт в космосе
Сказочно — иного слова и не подберешь — выглядит орбитальная станция, когда, распластав крылья солнечных батарей, летит она, то медленно вращаясь среди звезд, то купаясь в слепящих лучах Солнца.
Это живой островок Земли, уверенно плывущий в бесконечных просторах то леденящего, то испепеляющего вакуума. В нем царит тепло и уют, здесь, на трехсоткилометровой высоте, живут и работают великие труженики — космонавты.
Как, однако, пуста Вселенная без этого форпоста Земли. Экипажи прилетают сюда то на неделю — с экспедицией посещения, то живут здесь подолгу, по нескольку месяцев. Здесь познают неизведанное, видят невиданное, измеряют, казалось бы, неизмеримое. Каждый полет сюда — открытие. Вот и в недавней советско-французской экспедиции обнаружили область непонятного затемнения в земной атмосфере. Сообщили специалистам. Ученые занялись аномалией и предположили — следы извержения вулкана в Индонезии...
Велик вклад «небесного института» в народное хозяйство, науку нашей страны. Множество экспериментов осуществлено международными экспедициями, советскими космонавтами, среди которых самоотверженно работала и Светлана Савицкая. С борта «Салюта» регулярно поступали сообщения для ученых и специалистов о замеченных пылевых бурях, лесных пожарах, космонавты помогали судам обходить ураганы, тайфуны в различных районах океанов...
Перед нами еще недавно неведомый мир. Немногие из землян видели его красоту, ощутили очарование бесконечности и пытались рассказать о ней людям. О глубокой черноте, какой не бывает на Земле, изумительной радуге зари, о невесомости, в которой, если подсчитать общее время всех полетов, им удалось прожить и проработать более восьми лет...
Когда-нибудь люди узнают о Вселенной во сто крат больше, чем сегодня.
А пока взлетают и плывут в космическом океане все новые и новые корабли, на которых четко означен порт приписки — СССР.
И новые экипажи готовятся к стартам.
Макушка лета
На Печоре, в Усть-Цильме да окрестных селах, живет прекрасный народный праздник — красная горка. Красная изба, красный угол, красная рожь, красна девица, красно слово... На что богат и речист, разливист русский язык, на что искусен и находчив в выражениях, а тут как пластинку заело, будто и слов других нет — светлый, нарядный, лучший, веселый, цветущий, отрадный, красивый, прекрасный, превосходный — ан нет, красный, и все тут. Должно, еще от Ярилы Красна Солнышка пошло — нет эпитета выше. Так и с красной горкой.
Да и слово «горка» означает не только бугор на земле...
Сошлись в названии «красная горка» два понятия; так и сам праздник стал и местом игрищ, и порой брачных союзов, и пиком веселья, и вершиной трудового года. С весны до середины лета водил народ горки-хороводы. Но главная горка падала на 12 июля, на самую макушку лета. После этой горки — сенокос, быть может, самое высокое, пиковое событие для этого животноводческого края, залог благополучия в будущем.
Усть-Цильма — место, конечно, не близкое, дорога туда только по реке да по воздуху, но из Москвы с пересадкой в Сыктывкаре за день добраться можно. И село само не отшельником смотрится — старые, столетние двухэтажные избы обшивают тесом, красят веселой краской. По преданию, заложили село это Б середине XVI века новгородцы, осваивавшие новые охотничьи угодья и земли. Потом бежал сюда в поисках воли крепостной люд, уходили таежными тропами от гонений староверы, несли с собой древние книги. Рыбу ловили белую и красную, зверя били, пашню огнем от лесов расчищали. Шли века, внося в жизнь перемены, а память народная крепко хранила традиции...
Так и дожила красная горка до наших дней.
...Никаких внешних примет готовящейся горки глаз поначалу не улавливал. Улицы были, пожалуй, даже менее оживленны, чем обычно. Лишь изредка по деревянным мосткам дробно простучат сапожки. Да суетятся телевизионщики, готовя свою аппаратуру. А за толстыми бревнами стен сейчас, конечно, открывались кладовые, сундуки, утюжились сарафаны, шелестели шелка, прихорашивались хороводницы...
Но до горки было еще далеко — день рабочий, и начаться она могла не раньше семи вечера. Трудно передаваемое это ощущение — ожидание горки — словно растет электрический заряд и передается тебе с колыханием воздуха напряжение, возбуждение. А вдруг непогода? И вправду, к обеду сдвинулись со всех сторон на Усть-Цильму облака, уплотнились в тучу, которая так и осталась висеть над селом, оставив лишь узкую желтую полоску по всей линии горизонта.
В семь вечера и улицы, и зеленая лужайка за Домом культуры — стадион, где должна быть горка, оставались пустынны и тихи. Нетерпеливое ожидание перерастало в разочарование: неужели не состоится?
И только ближе к восьми на центральной улице стали появляться женщины в старинных нарядах. По одной, по две гуляют, как бы невзначай очутившись здесь, ни о каком празднике будто и знать не знают, ведать не ведают. Пройдут неторопливо, с бесстрастными лицами, остановятся, перемолвятся с подружками — и дальше.
Вдруг с дальнего края села послышалась песня. Она приближалась. С другого конца ей отозвался кто-то, затем она эхом прозвучала с боковой улицы, и вот к центру села приблизилась группа поющих боярынь во главе с крепким мужчиной в строгом костюме, при галстуке и орденах. Горка началась! По рассказам, по тому, как уверенно мужчина запевает куплет за куплетом, узнаю одного из главных хороводников, боевого ветерана, полного кавалера ордена Славы Кирилла Матвеевича Чупрова. С его появлением вмиг ожили улицы, поплыли по мосткам пары, тройки горошниц. На поляне они собрались в яркий букет.
Совсем уже смеркалось, когда Чупров, расставив должным образом хороводниц и взяв за руки двух из них, завел новую песню и двинулся по кромке поляны. Началась первая фигура горки — «столбы». И в этот момент из-под края лохматой фиолетовой тучи блеснул золотой луч и зажег червонным золотом парчу и атлас хороводниц...
Медленно-медленно, крохотными, незаметными шажками движется нарядная река. Но вот последняя тройка выдвигается чуть в сторону — сарафаны до земли, шагов не видно, и кажется, будто плывут они чуть быстрее самой реки. Обгоняют ее, становятся в голову процессии, а позади тем временем повторяют их маневр. «Столбами» ходят долго, игра продолжается, пока не перейдут все хотя бы по разу.
Столбы, столбы... Да никак это долетевший до XX века отголосок древнейшего обряда ставить настоящие деревянные столбы — символы продолжения рода! Говорят, это единственная из восемнадцати фигур горки, в которой не участвовали мужчины — они присоединялись к девушкам после нее.
Хоровод между тем растет, подходят пришедшие с дальних концов села. Поблескивая орденами, Чупров закручивает горку в спираль, соединяет ее в огромный — на сотню сарафанов — круг, артистично перестраивает в шеренги, в квадрат, вновь в круг... Сменяют одна другую игры.
Сплетаются девицы руками в одну косу, плывут лебедушками, склонив набок голову:
Заплетайся, плетень, заплетайся!
Ты завейся, труба золотая!
Первая пара поднимает дугой руки, и под арку проходит вся змейка. А теперь уже:
Расплетайся, плетень, расплетися,
Ты развейся, камча кружчатая!
Твердая поступь, поклоны низкие, горделивая осанка, лица неподступные. Танцевальные узоры меняются, а вот и новая игра — венки вить. Платочки-венки на землю кидают...
Подыскался паренечек —
Перенял он мой платочек...
Ты отдай венок, пожалуй,
За тебя я замуж не иду —
Спереди некрасовитый