Первенец
Тихонравов давно уже не испытывал такого непонятного чувства тоски и в то же время радости, когда из стерильно-чистого помещения, завешанного шелковыми шторами, блестящий шар погрузили на легкую тележку и он перекочевал в огромный монтажно-испытательный корпус — МИК, где хозяйничали ракетчики и куда допускали только узкий круг необходимых для работы людей.
В тот памятный для Тихонравова и всей его группы день народу в монтажно-испытательном корпусе было чуть ли не втрое больше, и обычно строгий Королев, не любивший, когда на стартовой площадке или в МИКе находились не занятые прямым делом люди, на этот раз только развел руками, добавив при этом стоявшему рядом с ним Тихонравову:
— Ну как тут можно запретить? Ведь каждому на спутник хочется посмотреть. Все-таки первенец.
На следующий день Тихонравов опять пошел в монтажно-испытательный корпус, хотя теперь его присутствие не требовалось. Просто не мог не прийти.
На этот раз здесь было до удивления пустынно, и только около носового отсека огромной ракеты, словно муравьи подле исполина, копошилась бригада монтажников. Тихонравов издалека полюбовался колоссом, подошел поближе, с затаенным чувством радости наблюдая за слаженной работой сборщиков. Небольшой металлический шар покоился рядом с носовым отсеком ракеты. «Неужели наконец-то свершилось?» — стучало в голове. Он был настолько поглощен своими мыслями, что даже не заметил, как подошел человек с повязкой дежурного на рукаве, спросил:
— Простите, у вас какое здесь дело?
Михаил Клавдиевич пожал плечами, улыбнулся виновато:
— Н-никакого. Просто стою смотрю.
Дежурный строго посмотрел на пожилого незнакомца, который «просто так» гуляет около спутника, произнес безапелляционно:
— У нас просто так нельзя.— Затем добавил более мягко: — Вы извините, но в МИКе и на стартовой площадке давно уже установлен неписаный закон: никого лишнего. У нас бывает, что иной раз и академик какой зайдет «просто так» посмотреть, так и его попросят не мешать.
— Простите, я не знал,— опять виновато улыбнулся Тихонравов и пошел к выходу.
А чуть позже к нему в гостиничный номер постучался тот самый дежурный и, теребя пуговицу на пиджаке, стал сбивчиво объяснять, что он действительно не знал, кто такой Тихонравов, и что ему за это попало от Сергея Павловича Королева, и что он теперь прикреплен к Тихонравову как помощник. А вообще-то он один из ведущих испытателей ракеты и зовут его Владимир Иванович.
Мягкий, добрый по характеру, Михаил Клавдиевич, смущаясь, успокоил дежурного и попросил, чтобы тот провел его по всему зданию МИКа.
Был уже вечер: они, усталые и довольные друг другом, заканчивали осмотр, как вдруг Владимир Иванович попросил Тихонравова зайти в одну из комнат. Ничего не подозревавший Тихонравов прошел в предупредительно открытую дверь и остановился пораженный; оказывается, здесь собрались молодые специалисты и поджидали Тихонравова. Увидев его, все дружно загалдели, но Владимир Иванович поднял руку и, когда наступила тишина, сказал громко:
— Товарищи, я хочу представить вам одного из создателей первого искусственного спутника Земли. Попросим рассказать его о том, как рождался этот космический аппарат.
Михаил Клавдиевич от неожиданности растерялся. Разве расскажешь, как создавался спутник? К тому же он еще никогда и ни с кем не делился этим. Да и с чего начать?..
С того, как давным-давно, совсем молодыми, но уже признанными конструкторами планеров встретились два человека, стали друзьями и через всю жизнь пронесли в себе любовь к общему делу? Или с того, как они оба от винтовых самолетов повернули к реактивным аппаратам и стали родоначальниками Центрального ГИРДа — Королев возглавил его, а Тихонравов стал начальником бригады, которая конструировала первые в нашей стране ракеты на жидком топливе, и в том числе знаменитую ГИРД-09, стартовавшую в августе 1933 года.
Михаил Клавдиевич задумался, собираясь с мыслями, а в памяти невольно всплыл силуэт странного аппарата, какая-то причудливая «спарка» — два смонтированных вместе самолета (большой и маленький). В носовой части пропеллер, в хвосте — межпланетный корабль-аэроплан, гибрид самолета с ракетой. Это и был первый проект космического корабля, который мог в принципе летать и в беспилотном варианте вокруг Земли. Проект Цандера. Того самого, который создавал ракетные двигатели, первые ракеты в ГИРДе. Правда, Цандер забежал со своей смелой идеей на многие десятилетия вперед, а тогда, в начале тридцатых годов, нигде в мире ни наука, ни техника еще не были готовы к такому скачку. В развитии науки существуют свои закономерности, но Цандеру казалось, что такое время скоро наступит, и он торопил себя и всех гирдовцев, не уставал повторять: «Не теряйте даром ни минуты». Однако он не успел завершить всего, что задумал, смерть настигла его сорока пяти лет от роду.
— Неудачная судьба,— как-то заметил по адресу Цандера один из журналистов, беседуя с Тихонравовым.
— Не сказал бы,— возразил ему Михаил Клавдиевич.— В жизни ничто не проходит без следа. Один проект рождает другой. Все идет по восходящей к лучшему, более совершенному. Цандер зажег гирдовцев своим проектом, и мысль о будущих летательных космических аппаратах не покидала нас все время. Были новые проекты, и в том числе наш — космической лаборатории. Сразу же после войны взялись за него. Группа инженеров-единомышленников. Работали зачастую дома вечерами. Как говорят теперь, на общественных началах. К началу сорок шестого года мы завершили проект.
— И что же, вы создали эту космическую лабораторию? — последовал вопрос.
— Можно сказать, наполовину.
— Что, помешал кто-то?
— Нет, совсем не мешали.
Даже подключились сотрудники научно-исследовательского института. На второй проект, улучшенный, отпустили деньги, но... но мы отказались от своей идеи.
— Сами?
— Да, сами,— ответил Михаил Клавдиевич.— Конечно, нелегко было, отрешиться от идеи, которая завладела нами целиком, но пришлось. К тому времени выяснилось, что наш проект устарел. Сергей Павлович Королев со своими коллегами уже создавал новые ракеты, задумывал первый спутник, орбитальный корабль. Орбитальный! А нашу космическую лабораторию нельзя было назвать в полном смысле ни кораблем, ни спутником. Она поднималась по баллистической прямой и не облетала, как спутник, Землю. Короче, идея орбитального корабля — новое качество, новая песня. Обсудили все это и решили: отказываемся от своего, голосуем за королёвский. И уж так случилось, что именно мне и моим товарищам выпало счастье создания первого спутника. Но это уже другая, особая глава нашей жизни. А все, что было раньше, можно назвать истоками, вступлением к непосредственной работе над спутником.
Или, может, начать этот рассказ с создания специальной группы?
Специальная группа
Практическая эпопея по созданию первого спутника — так назвал ее Тихонравов — началась со встречи с Сергеем Павловичем Королевым у новой ракеты. В то время — середина 1948 года, еще не затянулись страшные раны войны — всерьез о космосе думали только неистовые мечтатели. Как потом выяснилось, неистовые, но не бесплодные. Постепенно они переходили к новому этапу своей научной деятельности — спутникам. Вот о первом из них, еще не существующем, и заговорили Королев и Тихонравов.
У Сергея Павловича была особая манера разговора: для затравки подбросит какую-нибудь загадочную мысль и смотрит на собеседника с усмешкой. Любопытно ему, как тот найдет отгадку, к какому придет выводу.
— Вот смотрю на верх ракеты и все время ощущаю: чего-то там не хватает.— Королев поглядел на Тихонравова исподлобья и улыбнулся.— Чего именно, как думаешь?
— Так ведь сразу ясно — спутника,— в тон ему ответил Тихонравов.
— Спутник? — Стоявший поблизости один из конструкторов счел эти слова за шутку.— Сказка какая-то.
— Для вас еще сказка, а для нас с Михаилом Клавдиевичем уже быль,— ответил Королев.
Они вместе вышли из сборочного цеха конструкторского бюро, и, хотя обоих торопили дела, расходиться не хотелось. Как будто ничего особенного не случилось, просто договорились о новом этапе совместной работы, но и Королев и Тихонравов понимали — свершается несбыточное. Раньше были мечты, прикидки, даже всевозможные проекты, но еще не было реальных возможностей. С созданием мощных баллистических ракет заветная цель приближалась. Правда, многие ее не видели и даже не помышляли о спутниках.
— Значит, дожили, начинаем главное,— продолжая начатый разговор, произнес Михаил Клавдиевич.— А ведь я помню лучину, курные бани, первые автомобили, похожие на высокие коляски, из которых, казалось, выпрягли лошадей. И вот спутник...
Многое позабылось из тех лет, а эта поворотная для него встреча и «высотный» разговор с Королевым отчетливо врезались в память. И еще он вспомнил, как, придя домой, сел за письменный стол и на одном дыхании наметил некоторые теоретические вопросы по подготовке спутника. Программу на ближайшее будущее. Кое-что туда вошло и сверх плана: проблемы полета человека в космос. Все, о чем он думал раньше, что накопилось за годы жизни, вылилось на бумагу. Потом его наметки кое-кто назовет «большой фантазией», но спустя всего лишь несколько лет выяснится, что они реальны, научны, что построены на строгих расчетах.
В период ГИРДа Королев не раз говорил, что успех нового дела прежде всего зависит от коллектива единомышленников. И эта одна из первых добровольных организаций по изучению реактивного движения тем и была сильна, что целиком держалась на прочных человеческих связях, на «коллективизации» умов, воли людей, каждый мыслил себя как «мы», а не как «я», частью общей группы. Это был для всех самый трудный и счастливый период жизни.
Еще до той памятной встречи с Королевым Тихонравов начал организовывать в одном из научно-исследовательских институтов группу, которая под его руководством взялась проводить математические комплексные исследования основных проблем создания мощных ракет и искусственных спутников Земли. Группа вначале была немногочисленной, однако М. К. Тихонравов старался подобрать энтузиастов идей развития космонавтики, создавая в группе особый психологический климат. После разговора с Сергеем Павловичем Михаил Клавдиевич изложил коллегам свой план. Все восприняли новизну с восторгом, как будто ждали ее целую жизнь. При этом руководитель не скрывал, какие их ожидают трудности. Первое время, возможно, группу не поймут: ведь все новое, все впервые. Ну что ж, поймут потом, и они заслужат право на признание, отвечали молодые сотрудники. Одна комната на всех? Ну и прекрасно, будут работать вместе, так даже лучше. Теперь предстояла первая встреча с Королевым, который хотел лично познакомиться с каждым. Она и предопределила всю последующую деятельность группы. Чего греха таить — накануне все волновались, как никогда в жизни. Хотя каждый вкладывал в дело всю душу и работа шла, но все же все считали, что сделано еще совсем немного, и Королев, по-видимому, непременно выразит недовольство. Основательно взялись за кое-какие проблемы, но, как это почти всегда случалось и позднее, вместо ожидаемых конечных результатов выявились еще более сложные вопросы. Правда, от этого интерес к новому намного вырос. Еще больше сплотилась группа. И если у кого-то появлялась свежая идея, то обсуждали сообща. Михаил Клавдиевич разжигал полемику, подбрасывая новые мысли, потом высказывал свое мнение по спорным вопросам. Связались с рядом организаций, институтов.
Королев внимательно слушал молодых энтузиастов, потом затеял общую беседу. О главном: вывод спутника на орбиту. И еще проблема спуска аппарата на Землю. Его познакомили с результатами проведенных исследований.
Михаил Клавдиевич, которого волновала проблема энергетики спутника, искал источники электроэнергии.
Однажды в каком-то популярном журнале он прочитал заметку о том, что один из подмосковных заводов разработал генератор постоянного тока, который обеспечивает питанием радиоприемник «Колхозник». На завод была командирована чертежница Л. Н. Солдатова. Оказалось, что генератор состоит из элементов, преобразующих лучистую энергию в электрическую. Элементы были разработаны в лаборатории академика А. Ф. Иоффе. Лидии Николаевне удалось увлечь сотрудников этой лаборатории идеей создания элементов для будущих спутников.
— Признаться, я думал, что у вас только первые робкие шаги,— сказал на прощание Королев.— А выходит, каждый работает за целый отдел. Результаты, скажу, достаточно интересные. И обнадеживающие. Вижу, что-то реальное прорисовывается в расчетах.
После встречи с Королевым в группе постепенно были решены многие сложные задачи зарождающейся космической науки, найдены подходы к решению сложнейших технических вопросов. В разработку проблем включились другие институты, началось создание самого спутника в конструкторском бюро под руководством С. П. Королева.
Запуск!
И вот наконец волнующее мгновение — стыковка спутника с носовым отсеком ракеты. Михаила Клавдиевича уже признали в МИКе своим, и очередной дежурный не спрашивал у него: «А вы что здесь делаете?»
Последнее включение аппаратуры. В зале устанавливается чуткая тишина. И вдруг: бип-бип-бип! Это заговорил спутник. Михаил Клавдиевич признался потом, что наибольший восторг он испытал именно в эти минуты.
— Раньше были чертежи, расчеты, железки, а тут живой спутник!
...В предрассветных сумерках ракету вывезли из монтажно-испытательного корпуса. У распахнутых ворот стояли десятки людей. Громадная, уложенная на специальную платформу ракета медленно двигалась по рельсам. Вслед за ней молча пошли Королев, Тихонравов, члены Государственной комиссии, конструкторы, ракетчики.
Вечером Тихонравов пришел на стартовую площадку. Поднялся на холмик, и его глазам открылась ракета. Подсвеченная прожекторами, она стояла в полный рост и будто сама излучала свет. Не всем доводится видеть такое. Сказка!
...Внезапно на стартовой площадке раздались торжественные звуки горна и вслед за ними грохот. Степь стала огненно-бордовой, словно ее охватило пламя пожарища.
Крики радости. Все обнимают, целуют друг друга. Таким и запомнился Михаилу Клавдиевичу Тихонравову самый счастливый миг в его жизни.
Москва, улица Королева...
Пожалуй, нет в нашей необъятной стране такого человека, кто бы не знал или просто не слышал этого сочетания слов. Москва, улица Академика Королева... Жил на этой улице и доктор технических наук Михаил Клавдиевич Тихонравов, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии.
В последние годы жизни Михаил Клавдиевич частенько прибаливал, но даже на короткое время не мог, не хотел уйти от своего дела. Была работа в конструкторском бюро, заведование кафедрой в МАИ, помощь многочисленным ученикам-диссертантам. Отдыхать и болеть у него, казалось, не было времени, и в ответ на мои извинительные звонки он деликатно отвечал:
«Приходите вечером, голубчик, раз надо, то надо». Насколько я знаю, он никому не отказывал в просьбах. Не мог отказать по доброте и щедрости своего характера.
Мы сидели в кабинете, заставленном шкафами и стеллажами с книгами, на стенах висели картины, написанные Михаилом Клавдиевичем (в молодости он увлекался живописью). Тихонравов показывал альбом со снимками первых отечественных ракет, что поднялись в небо почти пятьдесят лет назад.
На фотографиях рядом с ракетами стояли их создатели, творцы, руководители и сотрудники легендарного ГИРДа. Молодые, увлеченные, неистовые. Как много успели сделать в молодости эти энтузиасты техники! В ответ на мое удивленное восклицание Михаил Клавдиевич проговорил:
— Тогда все рано начинали. Жизнь звала.
С добрым прищуром смотрел со стены Константин Эдуардович Циолковский. Его взгляд как бы останавливался на фотографиях первых советских ракет.
— Как жаль, что Циолковский, предвидевший и создание искусственных спутников Земли, и космических кораблей, не успел порадоваться, не узнал, как осуществляются его идеи,— вырвалось у меня.
— Позвольте!—удивился Михаил Клавдиевич.— Константин Эдуардович видел первые ракеты. Вернее, фотографии этих ракет. Вот эти самые, что я вам показываю. Я ездил в Калугу, возил их Циолковскому. Могу сообщить, когда это было,— семнадцатого февраля 1934 года.
Михаил Клавдиевич рассказал об этой памятной встрече. Циолковский принял его и начальника Реактивного научно-исследовательского института И. Т. Клейменова в кабинете своего нового большого дома и долго с живым интересом разглядывал снимки ракет. Потом с удивлением спросил:
— Неужели летают?
— Еще как!..
Он задумался, сказал взволнованно:
— Для меня нет ничего дороже, чем ваше дело. И я верю, что придет время и для спутников.
— Спутники стали реальностью,— ответил на это Тихонравов.
Дом, окнами к звездам
Новоселам, даже если они въезжают в космос, без суматохи не обойтись.
На борту орбитального звездного дома «Салют»—«Союз» царила радостная кутерьма. Только что советско-французский экипаж открыл переходной люк и первый космонавт Франции Жан-Лу Кретьен вплыл в объятия хозяев станции — Анатолия Березового и Валентина Лебедева. Из «Союза» в «Салют» с изяществом ихтиандров заплыли Александр Иванченков и Владимир Джанибеков. На Земле был уже час ночи, но в эти долгие счастливые сутки с 25 на 26 июня 1982 года и в Советском Союзе и во Франции не спали очень многие.
На станции включили телекамеру, но она поначалу смотрела куда-то в сторону от «основной сцены» и какой-то французский журналист, досадуя, что пропускает исторический момент, закричал в ажиотаже, словно надеясь, что его услышат там, на борту: «Космос, Космос! Да где же вы?!» И будто откликаясь на зов, космонавты начали переставлять телекамеру так, чтобы зрители увидели все. Действо это весьма напоминало укрепление и установку картины на стене просторного кабинета, столовой или, если угодно, гостиной, ибо «Салют»— это и то, и другое, и третье...
Валерий Рюмин, руководитель полета, с Земли давал советы Валентину Лебедеву: «Опусти чуть-чуть пониже! Так... Еще ниже. Немного влево. Та-ак. А теперь — правей. Ну вот, все хорошо. Все чудесно...»
Картина, что и говорить, была замечательная. Впервые в звездном доме собралось пять человек. Они все разместились перед телекамерой, и было такое ощущение, будто мы всегда видели их здесь, будто они никогда не разлучались. Дружный смех, цветы, разговоры, появляется какой-то воздушный шар... Гостям торжественно вручается хлеб-соль. Анатолий Березовой рапортует, что международный экипаж приступил к работе...
«Приступил к работе...» Как все же быстро летит время. Основной экипаж стартовал с Байконура в разгар весны, 13 мая. А уже 25-го к ним на орбиту поднялся транспортный корабль «Прогресс-13». «Грузовик» доставил космонавтам соки, воду, свежие фрукты, топливо, одежду. Им прислали с Земли много научного оборудования. Из всех «Прогрессов» этот самый тяжелый— в нем больше двух тонн. С удовольствием Анатолий Березовой и Валентин Лебедев доставали из его отсеков добротные унты. Они тут же обули их — в невесомости мерзнут ноги.
Но, быть может, больше, чем всякий комфорт и уют, первопоселенцы «Салюта-7», находящиеся в длительном «космическом плавании», ценят теплоту человеческую, слово, сказанное от сердца.
Среди писем от родных и близких людей советско-французский экипаж доставил им весточку от Валерия Рюмина, человека, прожившего год вне Земли, который, наверное, больше всех землян понимает Березового и Лебедева.
«Вы молодцы, «Эльбрусы»,— писал Валерий.— Главное, чтобы ваши хорошие дружеские отношения сохранились до конца полета. От этого, по-моему, на 60—70 процентов зависит успех дела. У меня сложилось впечатление, что вы поставили себе хорошую цель — отработать на орбите лучше, чем любой из предыдущих экипажей. Дерзайте. От души желаю удачи. Вы работаете хорошо, «хвостов» по плану не оставляете. Держитесь этого курса и в дальнейшем... Всегда, по-моему, надо ставить себе задачу чуть побольше, чем можешь, выполнять. Тогда не будет самоуспокоенности».
А раньше, с почтой доставленной «Прогрессом-13», Березовому и Лебедеву пришло послание, в котором в графе «куда» стояло: борт орбитальной станции «Салют-7», а в графе «откуда»: борт журнала ЦК ВЛКСМ «Вокруг света».
«Дорогие друзья! — писали мы отважным космонавтам.— Шлем вам на орбиту дружеский привет от коллектива старейшего отечественного научно-художественного журнала. Вот уже 121 год наш журнал несет на своей обложке символическое название «Вокруг света». Вот уже 21 год наши герои-космонавты летают вокруг света — не символически, а на реальных космических кораблях, воплотивших в себе высшие достижения советской науки и техники. В наших задачах много общего: мы рассказываем читателям о Земле, стараясь «охватить» своими публикациями всю планету целиком, вы изучаете земной шар, тоже охватывая его целиком, наблюдая нашу голубую планету с орбиты. Вам, продолжателям дела Юрия Гагарина, вам, обживающим космос, мы желаем хорошей работы в экспедиции и мягкой посадки на Земле.
Вокругсветовцы».
Прочитали это послание наши замечательные герои, и... вскоре в редакции раздался звонок от группы психологической поддержки космонавтов: «Вас вызывают «Эльбрусы»!»
— Куда вызывают?
— На прямую связь со станцией «Салют-7»...
День тот мне запомнится надолго. Ольга Павловна — специалист из группы психологов, встречает меня в просторной студии. Наводящими вопросами она пытается определить: волнуюсь ли, не проглочу ли язык при переговорах... Конечно, волнуюсь! Мне протягивают изящный белый наушник. Зацепляю скобочку за ухо. И забываю о ней — так легка. Метрах в двух — микрофон. И большой экран. Появляется странное, ни с чем не сравнимое ощущение, когда начинаешь слышать шум космоса, когда только кашлянул, а тебя уже слышат за десятки тысяч километров, где-то в заатмосферном пространстве, в черноте вечного вакуума. Экран передо мной был пуст. Потом где-то очень далеко возникли два голоса. К ним присоединился и третий — его было слышно отчетливо. Голоса космонавтов я узнал сразу. Третий собеседник — оператор Центра управления полетом.
Мне подают знак: можно начинать! До боли в глазах всматриваюсь в телеокно — оно все еще без изображения. Березовой и Лебедев летят пока над Атлантическим океаном. Да, думаю я, какая это страшная даль, и, набрав побольше воздуха, кричу:
— Толя! Валентин! Как слышите меня? Прием!
Голос мой прорывается сквозь атмосферу и улетает за пределы Земли, достигая звездных пилотов, летящих со скоростью болида.
— Слышим отлично. Можешь даже так и не стараться...
Я чувствую, как они улыбаются, даже по интонации, а слышимость, если можно так сказать, «миллион на миллион».
— Дорогие друзья, вас приветствуют, обнимают, верят в успех вашего дела не только сотрудники нашего журнала, но и коллеги из других изданий ЦК ВЛКСМ. Каждый желает вам удачи, успеха в вашем великом предприятии...
— Спасибо. Передайте всем им, и особенно вокругсветовцам, что мы очень тронуты таким отношением, их внимание и забота поддерживают нас.
— Прежде чем задавать вопросы, хочу услышать: как ваше самочувствие, как настроение, чем занимаетесь, что там видно сверху?
— Сегодня у нас день активного отдыха. Хотя, может быть, слишком активного — мы разгружаем «Прогресс», и хлопот с оборудованием для экспериментов хватает — груз нестандартный. Для него даже специальные крепления готовились на «грузовике»... Кстати, а как там у вас с погодой?