Помоги проекту - поделись книгой:
— Ученые над этим думают! — восклицает он.— Скажем, будут цемент из золы делать, шлакоблоки...
— Ты уверен?
— А как же. Абсолютно! Безотходное дело.
Я смотрю на Анатолия, суждения его мне нравятся.
— Послушай,— говорит он.— Есть еще такая идея... Все это место, где раньше стоял кедрач, засадить кедром... А город назвать не Шарыпово, а Кедровск!? Ну как?
— Неплохо,— говорю я.— Может, Новокедровск лучше?
— Можно и об этом подумать,— сказал Он и встал.— А не прогуляться ли нам?
Действительно, в комнате мы порядком накурили. Надеваем шапки, пальто и выходим на улицу, к набережной. У реки крепкий «хиус» набрасывается на нас, вышибая сухую слезу из глаз.
По течению плывут островки молодого льда, пристают к полосе берегового припая. И мост рядом с нами. Река все дымится. Над ней поднимаются белые тугие султанчики пара, чем-то отдаленно напоминающие синие дымы из детства...
Встреча в Гельсингфорсе
В октябре 1905 года в России поднялась мощная волна революционных выступлений трудящихся. Борьбу российского пролетариата поддержали и финляндские рабочие: целую неделю продолжалась там всеобщая забастовка, завершившаяся отставкой царского генерал-губернатора Оболенского и роспуском «верноподданнейшего» сената. «Хорошая у нас в России революция, ей-богу! Надеемся скоро вернуться — к этому идет дело с поразительной быстротой»,— писал В. И. Ленин в конце октября из Женевы в Петербург.
В начале ноября Ленин выехал поездом из Швейцарии в Стокгольм, чтобы получить там «чистые» документы и сразу же продолжить путь через Финляндию в Россию. Но случилось непредвиденное: живший в Стокгольме финн Арвид Неовиус, на помощь которого рассчитывал Владимир Ильич, накануне его приезда неожиданно уехал в Гельсингфорс. Связанный с Неовиусом член Боевой технической группы при ЦК РСДРП Н. Е. Буренин также в это время находился в Петербурге. Ленин послал по известным ему адресам финнов несколько телеграмм с просьбой сообщить о своем прибытии в Стокгольм. Но большевик В. М. Смирнов, который жил в Гельсингфорсе, узнал, кто скрывается под псевдонимом «Грай», только в последние дни пребывания В. И. Ленина в шведской столице.
...Библиотекарь стокгольмской Королевской библиотеки Пальмгрен сразу приметил этого посетителя. Каждое утро он приходил в одно и то же время, спешил к стеллажам, где лежали свежие номера газет. Затем занимал место за столиком в читальном зале и, низко склонив лобастую голову, что-то писал. Иногда он отрывался от бумаги и надолго задумывался, глядя в окно. Но Пальмгрен, который нет-нет да посматривал на необычайно усидчивого читателя, был уверен, что тот даже не замечает красоты осеннего наряда парка Хюмлегорден, видневшегося за окном. Библиотекарь тщетно гадал, чем так поглощен этот человек. Может быть, сочиняет роман? Но тогда зачем ему газеты, которые он просматривает все подряд — австрийские, английские, германские, русские, французские? Скорее всего это ученый-историк или журналист, в конце концов решил библиотекарь.
Как был бы изумлен он, если бы узнал, что перед ним в читальном зале Королевской библиотеки сидел вождь русских революционеров. Оказавшись оторванным от товарищей в Швейцарии и России, Ленин мог следить за развитием событий лишь по сообщениям газет. Поэтому-то и спешил он каждое утро сюда, на Хюмлегордсгатан. В. И. Ленин написал здесь статьи «Приближение развязки» и «Наши задачи и Совет рабочих депутатов (Письмо в редакцию)». Ленин знал из печати, что в это время, в октябре — ноябре 1905 года, в ряде городов России возникли Советы рабочих депутатов. И он сразу же дал высокую оценку новым революционным органам, каких еще не было в истории. Жаль только, сетует Владимир Ильич, что об этом «приходится писать все еще из проклятого далека, из постылой эмигрантской «заграницы».
Между тем непредвиденная задержка «туриста» «Грая», как в целях конспирации именовался в телеграммах прибывший из Швейцарии постоялец скромной гостиницы «Маркит», подходила к концу.
В тот вечер «Владимир Смирнов, лектор университета», как значилось на металлической дощечке, блестевшей на двери его квартиры в доме 19 по Елизаветинской улице, никого не ждал. Поэтому, когда раздался звонок, хозяин не на шутку встревожился.
— Что-нибудь случилось, Николай Евгеньевич? — первым делом спросил Смирнов вошедшего Буренина.
Жандармам не было известно, что Буренин входит в Боевую техническую группу при ЦК РСДРП. Но поскольку они знали о его связях с финскими подпольщиками, филерам было вменено в обязанность следить за «сыном богатого купца» во время приездов в Гельсингфорс. И если Буренин пошел на риск, значит, для этого имелись веские причины.
— Я приехал по поручению Красина. Привез документы для Ленина. Как там, в Стокгольме?
— Оттуда несколько дней нет вестей. Последний раз звонили, что очень недоволен задержкой. Волнуется, наверное, рвется в Россию. Но ведь ехать в Финляндию с собственными документами ему нельзя: в порту при проверке паспортов легко попасть в руки жандармов.
— Ничего, с новыми документами Ленину это не грозит. Нужно только найти надежного курьера. Как у тебя с этим, Владимир Мартынович?
— Неовиус сообщил, что уже нашел подходящего человека, который отвезет документы в Стокгольм и будет сопровождать Ленина на обратном пути. Зовут его Ула Кастрен. Он руководит студенческой организацией здесь, в университете. У него есть знакомые в порту Або. Так что в случае каких-то осложнений он сумеет помочь Владимиру Ильичу. Неовиус за Кастрена ручается.
— Что ж, тогда остановимся на этом варианте...
В пятницу, 17 ноября, Пальмгрен видел, как заинтересовавший его читатель одним из первых появился в зале и занял свое место у окна. Около полудня в зал вошел совсем еще молодой человек, остановился около дверей, потом решительно направился к столику у окна. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, читатель поднял голову. Подошедший слегка поклонился и тихо произнес несколько слов, после чего оба направились к выходу.
Вечером в тот же день на пароходе «Буре-II» Ленин и Ула Кастрен отправлялись в Финляндию.
— Мы условились, что, как только пароход отчалит, в Гельсингфорс пошлют телеграмму о нашем отъезде,— сказал Ула Кастрен.— Так что можете не беспокоиться...
— Когда мы будем в Або?
— Завтра около полудня.
— А в Гельсингфорсе?
— Вечером.
— Гостиницу в Гельсингфорсе закажут?
— Мы решили, что не стоит рисковать,— извиняющимся тоном ответил юноша.— Если вы не возражаете, то лучше переночевать у нас. Мой старший брат уехал читать лекции в Копенгаген, так что есть свободная комната.
— Спасибо,— сказал Ленин.— А чем занимается ваш брат?
— Доцент университета.
«Буре-II» дал прощальный гудок и медленно отошел от причала.
— А какой он?
— Какой? Очень умный, внимательный и, главное, простой,— ответил Буренин. Они сидели со Смирновым в кабинете на Елизаветинской и с нетерпением поглядывали на старинные стенные часы.
— Я в Женеве видел в 1898 году Плеханова,— продолжал Смирнов.— Блестящий оратор. Но вот в манере разговора, в ответах на вопросы, вообще во всем так и сквозило: он — вождь, а мы — простые смертные. Подсознательно это чувствовалось, и, признаться, на душе остался неприятный осадок.
— Ну, наш Ильич — совсем другой человек. Он никогда не покажет своего превосходства, хотя и видит ход событий гораздо яснее многих. Я убедился в этом во время разговора с ним в Женеве. Он вызвал меня из Петербурга, чтобы узнать, как идут дела с закупкой оружия за границей...
— Однако нам пора,— прервал его Смирнов.— Половина одиннадцатого. Темень-то какая... Поезд из Або должен уже прибыть. Пока дойдем, они будут на месте.
На улице Смирнов пытался укрыть Буренина и себя зонтом от сильного дождя, но, пока они добрались до Естнеской, оба изрядно вымокли. Почти вбежали в подъезд четырехэтажного дома, поднялись по лестнице.
— Здесь,— сказал Смирнов, сдерживая дыхание.— Это квартира доцента Кастрена.
Буренин позвонил. Дверь открыл Ула Кастрен. Узнав Смирнова, пригласил войти.
В прихожей стояли два раскрытых зонта, с которых стекала вода. Видно было, что хозяин и его гость только что прибыли. Смирнов осторожно поставил рядом и свой зонт.
— Ну как? — спросил Смирнов Кастрена по-шведски.
— Все в порядке. Только что поужинали.
Буренин открыл дверь в гостиную:
— Разрешите?
У обеденного стола сидел Ленин. При свете большой люстры он читал «Хювюдстадсбладет». Увидев Буренина, встал, пошел навстречу.
— А, Николай Евгеньевич, здравствуйте,— протянул он руку.— Рад вас видеть. Вот, прибыл в вашу «епархию».
— В дождь прибыли, Владимир Ильич. Говорят, к счастью.
Ленин рассмеялся:
— Дождливой погоды и в Стокгольме было предостаточно, но пока, скажем прямо, мне не особенно везло. Ваши друзья продержали меня там несколько дней.
— Прошу извинить, Владимир Ильич. Получилось недоразумение. Неовиус неожиданно для нас уехал из Стокгольма. Второй человек, с которым мы поддерживали в Гельсингфорсе контакт, отправился в Петербург — места в сенате выторговывать. Вот и порвалась связь со Стокгольмом. А тут еще забастовки. Почта и телеграф не работали несколько дней.
— Как обстановка в Финляндии? — спросил Ленин.
— Об этом вам лучше расскажет мой друг. Разрешите представить — лектор Гельсингфорсского университета Владимир Мартынович Смирнов, он же — Паульсон, он же — Афанасий. Настоящий финляндец, живет здесь, всех знает.
Ленин улыбнулся, пожал Смирнову руку:
— Как же, знаю Паульсона. Мы были очень довольны вашими корреспонденциями для «Искры». Ну и об организации вами нелегального транспорта литературы нам тоже известно. Только вот в Стокгольме в подвале Народного дома мне показывали ящики с нашими газетами и брошюрами. Как же они там так залежались?..
Лицо Ленина стало строгим. Смирнов смутился, покраснел:
— Н-не знаю, Владимир Ильич. Надо разобраться. Наверное, шведские социал-демократы задержали. Такие люди — наобещают, а как дойдет до дела — обманут.
— Обманут, как пить дать обманут,— согласился Ленин.— Поэтому доверять им нужно меньше. Подыскивайте более надежных людей.
Затем Буренин начал расспрашивать Ленина, как он добрался до Гельсингфорса.
— Укачало нас с Кастреном на пароходе. Ночью разыгралась Балтика не на шутку. В Або прибыли все же вовремя. А это главное... А что у вас, в Финляндии, происходит? Из газет знаю, что наместника царского прогнали, лакеев-сенаторов народ сместил, да и русским жандармам туго пришлось...
Так в беседе незаметно пролетели полчаса. Смирнов спохватился:
— Ох, извините, Владимир Ильич! Скоро двенадцать ночи, а вы с дороги.
— Ничего, высплюсь,— успокоил его Ленин.— Теперь я в пределах Российской империи, почти дома. Буду спать спокойно. А насчет положения в Финляндии, Владимир Мартынович, договорим завтра, хорошо? Приходите, пожалуйста, сюда с утра. И вы, Николай Евгеньевич, тоже. Расскажете, что делается в Питере.
Утро. Промытые дождем камни улицы Снелльмансгатан блестят, в лужицах под ногами похрустывает ледок. Вот и угол Естнеской. Почти сразу за ним желтый дом с полукруглой аркой.
...Дверь открыл Ленин. В руках он держал газету.
— Раздевайтесь, входите,— пригласил он.— Читаю «Хювюдстадсбладет». Пытаюсь понять по-шведски. Много общих корней с немецким, о чем идет речь, мне ясно. Но точный перевод сделать трудно. Вот здесь, смотрите, Владимир Мартынович,— он протянул газету Смирнову,— насколько я понял, написано, что новым генерал-губернатором Финляндии назначен барон фон Зальца, командующий 62-м корпусом. Это так?
— Совершенно верно, Владимир Ильич,— ответил Смирнов, прочитав подчеркнутые в газете слова.— Но мне думается, что Зальца назначен на эту должность ненадолго. Он не может быть одновременно и командующим корпусом, и генерал-губернатором. Оболенский скомпрометировал себя окончательно, вот его и хотят побыстрее убрать, а замену ему в Петербурге пока не подобрали. Ходят слухи, что хотят назначить Каульбарса, одесского палача.
— Это было бы печально для финнов. Но извините, Владимир Мартынович, вот здесь еще одно интересное сообщение. Завтра, 20 ноября, в Таммерфорсе созывается чрезвычайный съезд Социал-демократической партии Финляндии. Это так?
— Совершенно верно, Владимир Ильич. А сегодня в Гельсингфорсе у социал-демократов совещание. Обсуждают итоги всеобщей забастовки. Я вчера видел одного из руководителей левого крыла партии, журналиста Юрье Сирола. Он говорит, что на съезде ожидается сильная драчка с правыми.
— Интересно,— оживился Ленин.— Как жаль, что я не смогу поехать в Таммерфорс и присутствовать на съезде! А нельзя ли устроить мне встречу с кем-нибудь из руководства партии, ну хотя бы с тем же Юрье Сирола?
— Я попытаюсь это сделать, Владимир Ильич, когда там будет перерыв,— ответил Смирнов.
— Очень вам благодарен, Владимир Мартынович. А вы не в сторону вокзала пойдете?
— Гостиница, где проходит совещание, рядом с вокзалом.
— Купите, если можно, свежие номера питерских газет. Буду весьма признателен.
— Хорошо, Владимир Ильич. Но к нам, в русскую библиотеку университета, идут номера всех петербургских газет.
— Вы меня обрадовали, Владимир Мартынович! — оживился Ленин.— Не забудьте ваш зонт. Он может понадобиться.
— Спасибо, Владимир Ильич. Пусть он в прихожей постоит. Я и так добегу. А то, боюсь, забуду в гостинице.
Дверь за Смирновым закрылась.
— Что нового в Питере, Николай Евгеньевич? — обратился Ленин к Буренину.
— Я ведь уже несколько дней здесь, Владимир Ильич.
— Расскажите, как обстояли дела, когда вы уезжали.
— Второго ноября по русскому стилю в Питере по призыву городского комитета РСДРП началась всеобщая стачка в защиту матросов и солдат Кронштадта. За выступление в октябре на стороне бастующих рабочих им грозит смертная казнь,— начал рассказ Буренин.— Насколько мне известно, стачка продолжается.
— Ну а в Совете рабочих депутатов?
— К сожалению, большинство в нем и в исполкоме захватили меньшевики. Они склонны свести все к борьбе за экономические требования, например, за восьмичасовой рабочий день.
— Очень жаль, что питерские большевики прохлопали, дали им возможность захватить большинство в Совете.— Ленин встал и начал ходить по комнате.— Не поняли вовремя, что это важный зачаток революционной власти, который можно и нужно уже сейчас превращать в орган революционного восстания. А оно неизбежно. К этому выводу подводит нас вся логика последних революционных событий. А как мы подготовились к восстанию? Много ли удалось заготовить оружия? Созданы ли боевые дружины рабочих и студентов?
— Владимир Ильич, у меня нет полных данных. Я думаю, по приезде в Петербург их представит вам Красин.
...Юрье Сирола, щегольски одетый молодой человек, сидел у окна в кабинете Смирнова на Елизаветинской. Он никак не мог преодолеть волнения. Еще бы, предстояла встреча с человеком, который руководил революционным крылом РСДРП. Сирола видел, как в подъезд вошел Смирнов, пропустив вперед мужчину среднего роста, с рыжеватыми усами и такой же бородкой. Через несколько минут они уже входили в кабинет.
Сирола встал, чтобы официально приветствовать руководителя русских большевиков, и заметил, что Ленин как-то по-особенному, с прищуром, рассматривает его, словно оценивая, на что он способен. Сирола от смущения забыл приготовленные слова.
— Я слышал, что у вас на совещании подводились итоги забастовки,— начал Ленин.— Не могли бы вы рассказать, к каким выводам пришли его участники?
— Если говорить коротко, правление фактически самоустранилось от руководства всеобщей забастовкой. На первый план выдвинулись Центральный забастовочный комитет и Красная гвардия во главе с Иоганном Коком.
— А вы сами какое участие принимали в забастовке?
— Я был одним из членов забастовочного комитета в Тампере. Первого ноября на митинге по нашему предложению принята программа борьбы финляндского пролетариата,— Сирола вынул из папки лист красной бумаги.
— А, знаменитый «красный манифест»! — воскликнул Ленин и, взяв лист, тут же спросил: — И как были воплощены положения «красного манифеста» в жизнь?
— Честно говоря, далеко не все наши предложения реализованы. Мы привезли «манифест» в Гельсингфорс. Второго ноября рабочие на митинге с большим воодушевлением одобрили его. Избрано временное правительство...
— Но ведь на две трети оно состоит из представителей буржуазных партий, хотя основная тяжесть борьбы легла на рабочих, не так ли?
Поделиться книгой: