Помоги проекту - поделись книгой:
Удалось установить, что почвенные микробы способны перестраивать обмен веществ в своем крошечном организме так, что даже неизвестные природе синтетические вещества разлагаются и перерабатываются. Это отрадная новость. Сейчас в ряде стран ведутся микробиологические исследования по разложению ядохимикатов в почве, по выведению наиболее активных культур микробов, которые вызывают такое разложение.
Нашлись среди микробов и «специалисты-санитары» по очистке воздуха. Так, в Японии, например, недавно открыто вещество бактериального происхождения, позволяющее уменьшить загрязнение воздуха выхлопными газами.
Из всех бытовых отходов больше всего хлопот доставляют пластмассы: сами они почти не разлагаются, а уничтожить их нелегко.
И тут ученые вынуждены были обратиться за помощью к микроорганизмам. Не так давно из Англии пришла обнадеживающая новость. Удалось вырастить четыре вида микроорганизмов, превращающих полихлорвиниловые пленки в углерод. Сотрудники Техасского (США) микробиологического института вывели породу микроорганизмов, с ненасытным аппетитом пожирающих почти любую пластмассу. Ученые надеются, что эти бактерии наконец решат проблему городских свалок, забитых «вечными» пластмассовыми пакетами и другими синтетическими изделиями. Оригинальный метод уничтожения пластмассовой тары разрабатывают шведские ученые. Они выводят специальные бактерии, которые будут «вводиться» в пластмассу при ее изготовлении. Некоторое время бактерии должны находиться в состоянии покоя, а когда тара будет выброшена, они активизируются и разрушат пластмассу!
Сильнейшей загрязнитель воды — нефть. Опасность уже нависла над морями и океанами — и снова помочь нам тут могут микробы. Советские ученые нашли 37 видов своеобразных пожирателей нефти. Их переселили в лаборатории, где они стали успешно размножаться на «диете» из мазута, нефти и солярового масла. Вскоре их пошлют на нефтеналивные суда, где они под наблюдением специалистов будут чистить танки. Сходные работы ведутся в США.
Вернемся, однако, к добытчикам руды. Как видим, трудно найти вещества — будь то естественные или искусственные, которые противостояли бы тем или иным видам микроорганизмов. «Неприступной крепостью» в этом смысле до недавнего времени казалось золото. Казалось совершенно невероятным, что на золото могут воздействовать какие-то там бактерии. Но невероятное стало фактом.
В Сенегале на берегу реки Ивары есть золотоносный холм Ити. Месторождение это промышленного значения не имеет, так как размер частиц самородного золота не превышает микрона и концентрация его чрезвычайно низка. Лишь местные старатели, затрачивая массу сил и времени, стоически продолжают копать и промывать землю, получая в награду за свой поистине сизифов труд мизерные пылинки желтого металла. Казалось бы, за многие десятилетия хотя и кустарной разработки тощие запасы золотоносной породы должны были бы иссякнуть. Но не тут-то было! Впечатление создавалось такое, будто кто-то все время пополняет запасы золота. Как в серных озерах...
«Безумную гипотезу», что запасы рудной зоны пополняют особые микробы, которые, каким-то образом растворяя золото, концентрируют его в породе, высказал директор Бюро геологических изысканий и шахт в Дакаре Р. Мартинэ. Были поставлены опыты — и они подтвердили гипотезу!
Правда, до сих пор не очень ясно, как именно микробы воздействуют на золото. Но сам способ уже запатентован. Если эксперименты в промышленных масштабах оправдают надежды лабораторных опытов, то горнодобытчики, понятно, не будут ждать разгадки секрета — они просто начнут использовать микробов на золотых приисках.
После этого вряд ли кого удивят многочисленные сообщения о том, что микроорганизмы, как у нас, так и за рубежом, уже «зачислены в горняки». В Онтарио (Канада) бактериальным способом получают ежемесячно более пяти тонн окиси урана. Подобным способом добывают сейчас уже медь, железо, марганец, цинк, молибден, хром и некоторые другие металлы.
Особенно важно, что, например, в опытах на Дегтярском руднике (Урал) десятки тонн меди были получены с отработанных участков. Важно это вот почему. За четыреста суток обычного химического окисления минерала халькопирита (важнейшего промышленного источника меди) оттуда извлекается только 18 процентов металла. Бактерии за тот же срок извлекли 58 процентов. Когда же исследователи получше разобрались в том, что благоприятствует работе бактерий, а что ей мешает, то им удалось резко ускорить процесс: сейчас бактерии извлекают из халькопирита 90 процентов меди всего за 35 часов! Не фантазия и 98-процентное извлечение меди...
Беру на себя смелость утверждать, что в этих успехах кроется революционный сдвиг в добыче полезных ископаемых. Металлургам все чаще и чаще приходится иметь дело с бедными рудами, иногда на 99 процентов состоящими из пустой породы. Впереди еще более тяжелые времена, так как, судя по всему, уже в 80—90-х годах промышленность будет испытывать острую нехватку некоторых цветных металлов. Значит, придется разрабатывать совсем уж бедные руды, чья добыча сейчас давала бы чистый убыток. И еще. Как правило, в отработанных месторождениях остается от 5 до 20 процентов руды, брать которую либо невозможно, либо невыгодно. Использование бактерий меняет ситуацию. Микробиологический метод позволяет даже в рамках сегодняшнего дня с выгодой добывать металлы из очень бедных руд или с отработанных участков. Именно таким образом, например, из старых заброшенных забоев одного мексиканского рудника за год было извлечено 10 тысяч тонн меди! Там же, в Мексике, бактерии заставили добывать медь из отвалов, хотя меди содержалось в них всего 0,2 процента. Результат — 650 тонн металла в месяц.
Бактерии могут добывать не только металлы, но и нефть. Было известно, что образование газов в некоторых месторождениях нефти есть результат деятельности микробов. Возникла идея использовать эту деятельность для добычи «мертвой», никак уже не извлекаемой нефти. Идея себя оправдала. Специальные бактерии — газообразователи, «командированные» в нефтяной пласт, стали образовывать из нефти метан, водород, азот, углекислоту. По мере накопления газов их давление нарастало, кроме того, растворяясь в нефти, они снижали ее вязкость. И скважины ожили! Одноразовой микробиологической обработки нефтяного пласта хватило на два года...
Но, возможно, микробы проявят себя даже не столько под землей, сколько под водой.
В Мировом океане есть все элементы (даже золота там десять миллиардов тонн). По существу, моря и океаны — это гигантский склад любых нужных нам веществ, будущее «экономическое сердце» планеты. Затруднения в одном: концентрация подавляющего большинства ценных веществ в морской воде ничтожна.
Но для микроорганизмов это далеко не всегда препятствие. Известно, например, что некоторые виды бактерий воздвигают в океане целые острова, осаждая из морской воды соли магния и кальция. Есть организмы, приспособленные к накоплению цезия, некоторых радиоактивных элементов и ряда других веществ. Как им удается концентрировать тот же цезий, которого в воде ничтожно мало, мы не знаем. Но можно согласиться с известным океанологом академиком Л. А. Зенкевичем, который считает, что методу биологической концентрации нужных человеку веществ из морской воды принадлежит будущее. Не за горами время, когда в морях и океанах появятся подводные плантации бактерий-металлургов и мириады микроорганизмов будут добывать людям все, начиная с магния и кончая тяжелой водой.
Микробы становятся энергетиками
Перспективы применения микробов столь обширны и разнообразны, что волей-неволей приходится говорить лишь о самых важных, так сказать, стратегических направлениях. Ранее приведенные примеры, вероятно, достаточно поясняют место микробиологии и ее роль в развертывании научно-технического прогресса, что отражено и в Директивах девятой пятилетки. Но чтобы показать широту проблемы, я все же остановлюсь на двух частных случаях, взятых из далеких друг от друга областей.
Известно ли жителям села, что микробы могут помочь им в строительстве прудов? Речь идет вот о чем. В некоторых местах грунт недостаточно плотен, вода фильтруется, заболачивая местность, и водоем создать не удается, даже если он очень нужен. Известно, однако, что на дне болот благодаря анаэробным (бескислородным) бактериям образуется водонепроницаемый слой. Это навело сотрудников Грузинского научно-исследовательского института гидротехники и мелиорации на мысль использовать анаэробов для создания прочного ложа искусственных водоемов. Способ оказался весьма эффективным. Доступен он любому хозяйству. Нужно снять бульдозером покров земли, уложить соответствующее количество соломы, сена или стеблей кукурузы, отходы, богатые клетчаткой, и снова засыпать их землей. Ложе будущего водоема готово. Влага, проникая сквозь земляной покров в слой клетчатки, способствует интенсивному размножению в нем анаэробных бактерий, которые, изменяя структуру почвы, создают грунт, практически не пропускающий воду.
Теперь несколько слов о бактериях-энергетиках. Идея использования «живого электричества» в век атомной энергетики может показаться смехотворной. Ведь и раньше пытались создавать биоэлементы, в которых бактерии возбуждали бы реакции, могущие давать ток (достаточно, например, вспомнить биоэнергетическую установку, созданную в конце прошлого века инженером Н. Мельниковым). Но биоэлементам не сопутствовал успех. О чем же может идти речь теперь? О широком использовании биоэлементов на Земле и в космосе.
Все дело в том, что для питания разнотипных, биоэлементов в принципе годятся листья, трава, опилки, сок кокосовых орехов... Короче говоря, заряжать такие источники тока можно где угодно и, в общем, чем угодно, так как вполне можно создать биоэлементы, требующие для подзарядки лишь солнечный свет и некоторые соли.
Не стану уверять, что биоэнергетика сулит какие-то небывалые перспективы. Но биохимические элементы уже сейчас работают в морских буях, автоматических гидролокаторах, маяках, то есть там, где требуются долгодействующие, автономные, не слишком мощные источники тока. Здесь они успешно конкурируют даже с атомными батарейками. Судя по зарубежной печати, разработка новых биоэлементов ведется и для космоса.
Мир микроорганизмов пока изучен гораздо хуже, чем мир животных и растений. Можно утверждать, что микробиологам сейчас известно не более десятой доли видов микроорганизмов, населяющих водоемы и почву. Поиск полезных бактерий, которых можно было бы «приручить», заставить работать на человека, в сущности, только начинается. Предстоит выделить и изучить сотни новых видов, которые раньше было невозможно обнаружить на питательных средах, применявшихся со времен Луи Пастера и Роберта Коха. Одной из важнейших проблем ближайшего будущего является выведение микробов «домашних пород», обладающих повышенной активностью. Исходя из этого, ученые намечают провести в 70-х годах большую работу по окультуриванию «диких» форм микробов и созданию новых, более полезных культур путем радиационных и химических мутаций и гибридизации. По эффективности и производительности они будут, как полагают микробиологи, в сотни раз превосходить своих «диких» собратьев. Они смогут выполнять функции, не свойственные ни одному природному микробу, выполнять их направленно и с большим успехом. Наука сможет дать новые методы получения микробов по заказу — для каждой области практики будет создана своя культура микроба...
Фантасты, а теперь уже и ученые обсуждают возможность существования во вселенной «нетехнических», например «биологических», цивилизаций, то есть таких, где производство осуществляется не машинами и автоматами, а управляемыми и создаваемыми искусственно живыми сообществами. Для таких гипотез, как видим, есть основания. Нет сомнения, что производство XXI века будет разительно отличаться от современного. Возможно, во мне говорит пристрастие бионика, но мне кажется, что перспектива заключается в биологизации техники и технизации биологии; производство не столь отдаленного будущего видится мне как биотехническое. И важнейшую роль в нем будут играть те самые «ничтожные» микроорганизмы, которые по традиции рассматриваются нами преимущественно как враги.
Лошади из Лилипутии
Когда-то русский писатель и философ В. Ф. Одоевский, рисуя картину отдаленного будущего в 4338 году, предсказывал, что лошади тогда; утратив деловое значение, будут доведены до размеров собаки или даже кошки. В Америке подобное пророчество, кажется, уже осуществили. Вообще американские коннозаводчики прилагают много усилий и фантазии, чтобы удовлетворить растущий спрос на лошадей, способных ужиться с автомобилями, холодильниками и телевизорами. В Западной Вирджинии же эта фантазия зашла так далеко, что там стали разводить в самом деле комнатных пони — карликовых лошадей ростом от 80 до 40 сантиметров.
Впечатление такое, будто эти лошадки расплодились от тех животных, которых Гулливер привез с собой из Лилипутии. Но нет, это мистер Смит Макоуэн из Родерфилда, кондитер-профессионал, он же коневод-любитель, вырастил табунок лилипутских лошадей. Макоуэн не применял никаких средств, искусственно задерживающих рост. Годами он вел естественный подбор мельчайших пар, так называемых шетландских пони и достиг в своем роде рекордно малых результатов.
Прежде слава самых маленьких лошадей в мире принадлежала питомцам аргентинской фермы Рекрео де Рока. На специальном конкурсе, устроенном телевидением, владелец этой фермы показал лошадку ростом в 60 сантиметров. Тогда Макоуэн продемонстрировал Кусочек Сахара — так звали кобылку, едва достигавшую 50 сантиметров. Затем Макоуэн превзошел самого себя: у него появился четвероногий лилипут ростом около 40 сантиметров.
«Их можно держать в комнате, с ними играют маленькие дети, они служат отрадой для тех стареющих любителей лошадей, у которых все в прошлом, но которые все же хотят иметь при себе живой сувенир», — рассказывает Макоуэн о своих лошадках. Короче, забава для малых и старых. Вопрос, разумеется, в том, кому эта забава по карману. Дороже дорогого автомобиля стоит такая лошадка. И чем она меньше, тем, конечно, дороже.
Экспедиция «Вокруг света» продолжается
В № 3 «Вокруг света» за 1969 год был опубликован очерк нашего специального корреспондента А. Рябикина «Голос Аджимушкая». В очерке рассказывалось о защитниках Центральных и Малых аджимушкайских каменоломен, сражавшихся с фашистами с мая по октябрь 1942 года. Особенно взволновало читателей предположение автора о том, что каменоломни, возможно, хранят в себе тайну пока еще не найденного архива подземного гарнизона. В том, что архив существовал, сомнений нет. Об этом говорят опросы оставшихся в живых участников обороны, советские документы тех лет и даже свидетельства противника. В очерке же вполне справедливо говорилось, что «трудно предположить, что защитники Аджимушкая решились навсегда расстаться с летописью своей борьбы. В сейфе были наградные листы, записки и донесения о героизме и мужестве бойцов гарнизона. Были и другие воинские реликвии. С такими документами люди расстаются лишь тогда, когда нет никакой возможности, ни одного шанса сохранить их». Далее говорилось, что и враг вряд ли мог завладеть последним сокровищем гарнизона. «Фашисты так по-настоящему и не спускались в каменоломни. Они боялись их. Даже после того, как перестали из подземелий раздаваться выстрелы, каменоломни по-прежнему были окружены колючей проволокой. У входов дежурили солдаты. С фанерных дощечек смотрели написанные черной краской слова: «Осторожно. Запретная зона», «Осторожно, партизан».
С тех пор прошло тридцать лет, но еще не разобраны многие завалы, не изучены галереи, где находился штаб гарнизона, полковая радиостанция, службы полка, госпитали. Каменоломни сильно разрушены. В ряде мест завалы достигают десятка метров, а частые обвалы, многотонные глыбы и остатки боеприпасов затрудняют работу поисковых групп.
Возможно, под землей есть отсеченные обвалами участки галерей и казематы. В них осталось все, как было в 1942 году. В них, возможно, и скрыты архивы штабов.
Что же стало с этими, безусловно ценными документами?
Один из инициаторов экспедиции — военный историк В. В. Абрамов — за последние годы собрал документы и свидетельства, подтверждающие существование архивов, проливающие свет на самые малоизвестные страницы Аджимушкайских каменоломен. В письме, присланном в редакцию, он пишет: «Их, конечно, спрятали оставшиеся в живых последние защитники. И не обязательно, в сейфе. (Для сохранения документов — для нас! — это был бы лучший вариант.) Сейф из-за его тяжести трудно прятать ослабевшим от голода людям. Документы могли быть помещены и в чемодан, коробку или небольшой ящик».
Это уже был какой-то ход для поисков. Второй ход: кто же были последние защитники?
Пока в живых не найден никто, кто бы был в составе последней группы. В их число входили: подполковник Бурмин Г. М., старший батальонный комиссар Парахин И. П., батальонный комиссар Храмов Ф. И., капитан Левицкий В. М., техники-интенданты второго ранга Желтовский В. И. и Прилежаев А. А., сержант Неделько А., работница керченского торга Кохан В. А. и другие. Как известно, 28 октября гитлеровцы решили окончательно подавить сопротивление в каменоломнях. Они спустились под землю, и там начался бой. Подробности этой схватки неизвестны. Судя по последним разысканиям, она была упорной, так как фашисты потеряли в ней ранеными двадцать человек (по архивным данным).
Ослабевшие от голода защитники были схвачены. Никто из них в живых не остался. Вот результат многолетних поисков... Ф. И. Храмов и В. М. Левицкий умерли от истощения во время переезда на машине из Керчи в Симферополь. Следы И. П. Парахина теряются в симферопольской тюрьме в конце января 1943 года. Палачи издевались над ним как только могли, и нет сомнения, что там они его и замучили. В. И. Желтовский умер от тифа и голода 11 апреля 1943 года в лагере военнопленных города Владимира-Волынского, а Г. М. Бурмин, как стало известно сравнительно недавно, погиб в плену 28 ноября 1944 года. Что касается Вали Кохан (ей было тогда 23 года), то она содержалась в симферопольском концлагере, откуда ей удалось передать родственникам несколько писем, два из которых сохранились. Осенью 1943 года, когда Красная Армия штурмовала Перекоп, а около Керчи высадились части отдельной Приморской армии, фашисты расстреляли всех заключенных лагеря. Среди них была и Валя Кохан.
«Судьба А. А. Прилежаева, — сообщает В. В. Абрамов, — до сих пор неизвестна. Он содержался в тюрьме с последней группой. Есть данные, что родом он из Симферополя, на Салгирной улице у него жила мать-старушка, которая носила ему передачи».
Но нельзя терять надежду на то, что кто-то из последних все же остался жив. Вот что пишет далее историк:
«На Александре Неделько необходимо остановиться подробнее. Не вызывает сомнения, что он был посвящен во многие секреты. Сашу Неделько, «невысокого», «широкоплечего», хорошо помнят участники. По некоторым данным, А. Неделько был ординарцем у полковника П. М. Ягунова, а затем у Г. М. Бурмина. Говорят, что до войны он работал кулинаром ресторана в каком-то большом городе на Украине. Среди последних защитников каменоломен он был менее истощен, видимо, поэтому ему и поручили ответственное задание. Галина Андреевна Матиевская, младшая сестра В. Кохан, ныне керченская учительница, сообщает:
«Осенью 1942 года к нам на квартиру по адресу Крестьянская, 31 пришел изможденный человек лет двадцати. После знакомства он признался, что его звать Саша Неделько и что он выбрался из каменоломен, где находится Валя. Он рассказал, что в каменоломнях страшный голод. Его послали в Керчь якобы поменять вещи на продукты. У него действительно были часы и портсигары. У нас Неделько находился несколько дней, затем в городе по ночам начались облавы. Неделько стал ночевать в катакомбах, которые были на территории города, а затем совсем исчез.
Позже нам стало известно, что Саша арестован и находится в лагере для военнопленных. В 1944 году, уже после освобождения Керчи, мы получили от Неделько письмо, в котором он писал, что бежал из плена и сейчас снова находится в действующей армии. Больше писем от него не было. В 1945 году мы сделали запрос о Неделько по его обратному адресу. Нам ответили, что А. Неделько погиб смертью храбрых. Письма и его обратного адреса не сохранилось».
Таким образом, и этого участника нет в живых. А может быть, где-нибудь живут его боевые товарищи по 1944 году, с которыми он делился своими воспоминаниями о легендарной подземной обороне?
Последний вопрос: есть ли что искать? Могли ли документы сохраниться до наших дней? «Да, — отвечают специалисты. — В Аджимушкайских каменоломнях мало влаги, в течение года в них сравнительно ровная температура. Документ, если он свернут или скомкан, может сохраниться даже в земле, среди каменных завалов. Если же документы хранятся в чемоданах, военных сумках или просто завернуты в бумагу или материю, то сохранность их, как правило, удовлетворительная».
На этот вопрос ответили и первые находки экспедиции. Найденные записи уже отправлены на реставрацию в Библиотеку имени В. И. Ленина.
В работе экспедиции принимают участие Керченский горком КПСС, Крымский обком комсомола и Керченский горком комсомола, историко-археологический музей города Керчи; техническое оснащение экспедиции обеспечивают промышленные предприятия Керчи.
Золотое колымское лето
Это была палатка Раковского. Сергей Дмитриевич, услышав шум, выскочил из палатки. Проснулись и зашумели рабочие.
— Ну вот и вы здесь, Валентин Александрович, — говорил он, крепко пожимая руку Цареградскому. — Билибин еще не возвратился. Жду со дня на день. Ну как вы? Удачно работалось? Что-нибудь интересное есть? Золото нашли?
— Интересного-то много, — ответил, снимая рюкзак, Цареградский. — Съемка прошла хорошо, а вот золота нет. Только около Среднекана опять (1 Золотая россыпь на Среднекане, притоке Колымы, была открыта экспедицией до описываемых событий.) стали попадаться маленькие значки.
— Да ну! — воскликнул, не скрывая радости, Раковский. — А у меня вот есть золото, да такое, что рот разинешь! Я напал на бешеную россыпь.
Он осторожно приоткрыл полу палатки, чтобы туда не проникли звеневшие вокруг комары, пропустил гостя вперед, а затем и сам скользнул следом.
— Вот проклятие, — пожаловался он, сметая ладонью с потолка успевших залететь насекомых. — Ни днем, ни ночью покоя не дают!
— Так говорите, бешеное золото? — сказал, садясь на вьючный ящик, Цареградский. — Ну рассказывайте!
— Я лучше покажу кое-что для хороших сновидений, а расскажу поподробнее утром!
— Ну что же, можно и так. Показывайте свои чудеса. Мы действительно здорово сегодня утомились. Все-таки больше полусотни километров проплыли.
Только сейчас он почувствовал охватившую его страшную усталость. Руки были деревянными. Плечи так сильно ныли в суставах, что казалось, их вывернули на дыбе. Ноги, наоборот, отекли от долгого бездействия и неудобной позы в лодке. В ушах стоял ровный шум волн, и мерещилось, что все еще всплескивает вода под веслом.
— Вот смотрите. Как собрали в коробку, так и храню в ней!
Раковский протянул ему жестяную коробку из-под ленинградских папирос «Дели».
Взяв коробку, Цареградский едва не выпустил ее из рук: она оказалась непривычно тяжелой.
В коробке доверху теснились матово сиявшие самородки. Все они были сильно окатаны и начисто лишены железистой корочки. Самые мелкие из золотин были с маленькую горошину, самые большие походили формой и величиной на конский боб. Казалось, в палатке засветился золотой фонарик и лучи от него, затмевая свечу, бросают блики на склонившиеся лица.
Такого количества золота в одной пробе Цареградский еще никогда не видел. Все, что им до сих пор удавалось намыть, не шло ни в какое сравнение с тем, что показал ему сейчас худенький сияющий Раковский.
— Действительно, здорово! — выдохнул он наконец. — Как это у вас получилось?
— Э, сох дагор (1 Нет, товарищ (Якутск.).. Уговор пуще денег, — рассмеялся Раковский. — Пойдемте, помогу разбить палатку, а завтра все подробно обрисую. Пока могу сказать одно: никогда в жизни я подобного не встречал!
На следующее утро Цареградский еле проснулся и с трудом выполз из мешка. Болели плечи и поясница. Мозоли на ладонях и пальцах налились кровью и горели как в огне. Впрочем, разве могло быть иначе: два дня они плыли против течения, да еще без всякой предварительной подготовки.
Однако молодость быстро залечивает недуги. После позднего завтрака в тени склонившейся над рекой ивы он почувствовал себя лучше и вновь подивился красоте золотой коробки. Чтобы избавиться от комаров, приятели сели на ветерке, и, закурив, Раковский поведал о своих приключениях.
Билибин поручил ему опробование устьев всех правых притоков Колымы от Таскана до Среднекана; на себя он предполагал взять шлиховое изучение (1 Шлих — фракция минералов большого удельного веса, выделенная (промывкой) из рыхлых горных пород.) правобережья Колымы выше Таскана вплоть до Бахапчи. Оба должны были вести свои работы, спускаясь по Колыме: Раковский — на лодке, Билибин — на кунгасах.
Однако дела со шлиховым опробованием поначалу не ладились. Уровень реки был все еще очень высок, и вода закрывала приустьевые косы. Приходилось брать пробы на золото не совсем там, где требовалось правилами, и это отражалось на результатах. В некоторых пробах обнаружилось небольшое количество золотин, но они были очень мелкими, а их содержание непромышленным. Так продолжалось вплоть до устья реки Утиной — первого большого правого притока Колымы, который они встретили на своем пути к Среднекану. На этот раз картина резко изменилась. Первые же пробы оказались удачными. Почти в каждой из закопушек (1 Горные выработки небольшой глубины.) обнаружилось довольно богатое золото. Хотя пробы еще не были столь богатыми, как некоторые среднеканские, опытный глаз Раковского видел, что они напали на хвост серьезной россыпи.
Сообразно со смыслом инструкций Билибина Раковский должен был прекратить на этом опробование Утиной и спускаться дальше по Колыме. Но разве может настоящий золотарь бросить уже нащупанную россыпь и уйти от нее к чему-то неизвестному! Следуя за все более многообещающими пробами, он поднимался километр за километром по долине Утиной.
Пробы, которыми он систематически исследовал края утинской россыпи (до середины ее он не мог добраться: это потребовало бы шурфовки), были все более обнадеживающими. Вскоре стало совершенно очевидно, что открыта очень крупная промышленная россыпь, нисколько не уступающая, а может быть, и превосходящая по запасам среднеканскую.
Вечером 21 июня, ровно через год после отплытия экспедиции из Владивостока, с Раковским произошло удивительное событие.
Поднимаясь по долине Утиной (она была названа так в прошлом году Билибиным из-за обилия гнездившихся в ее устье уток), он набрел на небольшой, короткий перекат. Все его помощники были заняты рытьем очередных закопушек, а он решил подыскать подходящее место для ночлега и, насвистывая, медленно брел с рюкзаком по берегу.
«Вот хорошее место для палатки, — решил он, высмотрев ровную, продуваемую ветром площадку у самого переката. — Комаров не будет, и дров вдоволь, и вода есть!»
Он собрал хворосту, разжег небольшой костер и пошел к реке набрать воды в чайник. Река текла в коренном русле прямо поперек простирания слоистой свиты песчаников и глинистых сланцев, которые подходили к другому берегу крутым утесом. Тонкие, почти вертикально торчащие плитки осадочных пород образовали что-то вроде гребенки со скачущей с порожка на порожек говорливой струей. Воды у берегов на перекате было немного, и Раковский прекрасно видел все дно с поблескивающей под лучами заходящего солнца галькой.
«Природная бутара!» (1 Приспособление для промывки золота.)—Он всматривался в гребенчатое дно, где между вертикально торчащими плитками сланца крутились течением чисто омытые водой камешки.
«Вдруг в этой гребенке что-нибудь есть? — подумал он и тут же отбросил эту мысль. — Нет, чепуха, в жизни так не бывает!»
Он присел на корточки и, склонившись над водой, всматривался в игравшие с камешками струйки. «Конечно, ничего. Песок да галька!»
Все-таки, посмотрев немного, он сунул руку в воду и зачерпнул пригоршню песка и гальки. Вода стекла у него между пальцев, и он разжал ладонь.
Что это? Между серо-черной плоской галечкой и чисто промытым зернистым речным песком матово заблестело. «Золото?! Боже мой, конечно, золото! Что же еще?»
Он переложил песок из правой руки в левую и, вороша его указательным пальцем, выловил две золотины: одну — с фасолину, другую — с большую спичечную головку. В голове у него зашумело, как от спирта, кровь бросилась в лицо.
«Руками его не выбрать. Нужно перелопатить всю гребенку. Осмотреть ямки и гнезда...»
Не раздумывая и забыв о костре и чайнике, Раковский бросился к товарищам. Те еще рылись в своих закопушках, метрах в трехстах от переката.
— Ребята, — задыхаясь, крикнул он, — бросайте все! Идем наверх, к перекату! Смотрите, что я нашел на сланцевой щетке!
Он протянул руку и разжал ладонь. Кто-то протяжно присвистнул от восхищения, и все четверо заторопились вслед за Раковским, прихватив свой инструмент.
Скоро на перекате закипела работа. Трое тщательно выскребали между ребрами сланцевой гребенки песок и гальку, двое промывали их на лотке. Тут же на разостланном плаще лежала коробка, в которую ссыпалась золотая добыча. Некоторые особенно крупные самородки оказались прямо на виду под тонким слоем воды; их просто выбирали руками.
— Ни в жисть бы не подумал о таком! — говорил старший из промывальщиков, осторожно стряхивая лоток над жестяной папиросной коробкой. — Сколько на Алдане ни работал, а столь бешеного золота не встречалось!
Азарт заражает. Они забыли о времени, об усталости, о еде. Короткая летняя ночь растворилась в ранних лучах зари, наступило утро, а они все еще собирали золотины. Наконец, когда коробка наполнилась золотыми самородками до краев, а взошедшее солнце пригрело землю, Раковский опомнился:
— Хватит, ребята! Айда спать! Всю щетку промыли насквозь. Если что и осталось, то какие-нибудь пустяки, потом домоем. Шабаш!
Люди с трудом разгибали закостеневшие от холода и работы спины и вылезали из воды на еще покрытую росой береговую гальку. Через несколько минут запылал жаркий костер, на котором они просушили мокрую одежду, а заодно и намытое золото.
(Впоследствии на обнаруженном Раковским месторождении вырос прииск Юбилейный. Это название было дано Раковским в связи с памятной для Колымской экспедиции датой — годовщиной ее отплытия из Владивостока, днем, который можно считать началом открытия Золотой Колымы.)
В тот же день Раковский убедился, что власть золота со старых времен не ослабла. После того как они с трудом заставили себя подняться к полудню, один из рабочих знаком отозвал его в кусты от палатки.
— Слушай, Сергей Дмитрич, — сказал он шепотом, — что я тебе скажу. Что думаешь делать теперь с Утиной-то?
— Как что? Пойдем опробовать долину выше, пока не дойдем до верхнего края россыпи.
— Да не, я же не о том говорю. Скажешь ли начальнику о нашей находке?
Поделиться книгой: