Помоги проекту - поделись книгой:
И тут я увидел...
Из-под тучи опускалось округлое яркое тело. Скоро показался и парашют. Корабль плавно шел на посадку.
Тучи, степь, пустота. Ни души. И обожженный яростным пламенем, вернувшийся из других миров рукотворный корабль. Было что-то неописуемо грандиозное во всей этой картине...
Наш вертолет, боясь помешать, метрах в двухстах совершил осторожный облет спускавшегося «Союза». Вот корабль окутали клубы дыма, сработали двигатели мягкой посадки. «Союз» опустился, мягко лег на бок — парашют все еще был наполнен ветром.
Забыв все предосторожности, мы сели и сразу бросились к кораблю. С нами вместе спешили и члены технической группы. Один из них ключом стал открывать люк. Изнутри ему кто-то помогал. Когда люк открылся, на нас пахнуло запахом обжитого человеческого жилья. Из сумрака первым показался заросший, чуть бледноватый Филипченко — командир. Он улыбался. Не успев коснуться земли — наверное, он так ждал этого момента! — командир сразу попадает в яростные объятия друзей. Поцелуи. Из люка показывается инженер Волков. Совсем недавно мы встречались с ним на морских тренировках. А где же Горбатко? Оказывается, где-то под «потолком» корабля и теперь старательно выпутывается из привязных ремней. Помогаем ему. И вот уже весь экипаж на земле, рядом со своим «Союзом».
Странное дело — сейчас корабль, окруженный веселой сумятицей встречающих, не производит впечатления сверхъестественного. Он не особенно велик, почти невзрачен, какой-то домашний...
Но передо мной все еще стоит картина: «Союз» опускается на землю, пронзая тучи, будто вобрав в себя отсветы неистовой плазменной бури.
Сколько еще впереди таких встреч!
Судьба портрета
Первый тканый портрет Владимира Ильича Ленина был создан на фабрике «Трехгорная мануфактура» в Москве. Я прочла об этом в очерке Бориса Галина «Портрет», опубликованном в 1955 году. В частности, там шла речь о субботнике на Трехгорке, когда к рабочим приходил Ленин. Говорилось в очерке и о фабричном художнике Храпунове, который вскоре после этого субботника стал делать наброски портрета Ленина.
«В начале тридцатых годов,— писал далее Галин, — по рисунку фабричных художников выткали на жаккардовых станках портрет В. И. Ленина».
По сведениям Б. Галина, в те же годы побывала на Трехгорке делегация зарубежных трудящихся, и одному из делегатов — французу — рабочие подарили ленинский портрет.
На этом история портрета, сотканного на Трехгорке, не закончилась. Много лет спустя, уже после войны, приехали на фабрику новые гости. И вот тогда-то один из них, черноволосый итальянец, рассказал хозяевам о портрете Ленина, будто бы сотканном в России и попавшем на север Италии, к партизанам.
Трехгорцы тут же спросили, не заметил ли их гость случайно, какая была плотность материн у портрета, как были переплетены нити, не стояли ли внизу, у самого края портрета, инициалы художника-ткача. Нет, итальянец не помнил таких подробностей. Помнил он только, что портрет был соткан из черных и белых нитей, а в самом низу было выведено красным: «Вива Ленин!» — «Да здравствует Ленин!» Больше никаких подробностей он не знал, но в одном он и его товарищи — партизаны были твердо уверены: портрет из России.
Трехгорцы тогда задумались над тем, где же могли выткать этот портрет. Вспомнили, что приблизительно в то же время, что и на Трехгорке, портрет Ленина делали и на другой московской фабрике. Но там он был многокрасочный, на шелку. Трехгорский же портрет был на ткани в две краски: черную и белую. Одно смущало: каким образом ленинский портрет попал в Италию, ведь дарили-то его французу. Но и на это итальянец ничего не мог ответить. Он только улыбнулся и взмахнул рукой — мол, Ленин шагнул через горы.
Итак, портрет, о котором говорил итальянец, скорее всего был соткан на Трехгорке. Ведь о существовании других тканевых черно-белых портретов ничего не известно. Как же сложилась его судьба, как он попал в суровую военную пору в партизанский отряд на север Италии?
Начинать поиски нужно было с Трехгорки. Только там мы могли найти полный ответ на первый вопрос: когда точно и при каких обстоятельствах был создан портрет Ленина?
Широко известно, что Владимир Ильич начиная с 1921 года был бессменным депутатом Московского Совета от «Трехгорной мануфактуры»; он часто встречался с рабочими этой фабрики.
1 мая 1920 года Ленин приехал к трехгорцам. День тот был знаменателен вдвойне: именно на 1 мая был назначен Всероссийский коммунистический субботник. Утром Владимир Ильич работал на уборке Драгунского плаца Кремля. А вечером приехал на «Трехгорную мануфактуру».
Трехгорцы в тот день участвовали в субботнике в Хорошеве. Рабочий-трехгорец Сергей Кузьмич Волков так рассказывает в своих «Воспоминаниях» об этом дне: «...Было намечено разобрать интендантское казенное имущество в складе (это за Москвой...). Рабочие и работницы дружно собрались и ровно в восемь часов двинулись пешком за город...»
...Среди сотен усталых от работы людей, встречавших Ленина на Трехгорке, был и художник Сергей Петрович Храпунов, прославленный фабричный мастер. Искусством его восхищались и гордились. Каждая новая работа художника становилась событием.
Он смотрел и запоминал лицо Ленина. В тот день он задумал сделать его тканый портрет.
На Трехгорке я узнала, что рабочая династия Храпуновых до сих пор известна на фабрике. Сейчас в цехе контрольно-измерительных приборов работает мастер Сергей Храпунов — сын электромеханика Григория Сергеевича Храпунова, внук уже известного нам художника Храпунова (кстати, листая подшивки многотиражки «Знамя Трехгорки», я натолкнулась на корреспонденцию, в которой рассказывалось о достижениях «дуэта» Храпуновых — оба рационализаторы, оба передовики, недаром их фотографии украшают Доску почета. Корреспонденция эта была напечатана в 1959 году. С тех пор в семье Храпуновых произошли значительные изменения: отец, Григорий Сергеевич, ушел на пенсию, а бывший обмотчик Сергей Храпунов, окончив механико-технологический политехникум, стал мастером). Позвонив на фабрику, я узнала от Сергея Григорьевича адрес его отца.
Григория Сергеевича я застала дома.
— Что я помню о своем отце? — переспросил он меня. — Да вы проходите, садитесь вот сюда, к столу.
Он стал что-то искать среди книг и многочисленных альбомов. Наконец вынул из пачки старую фотографию и положил передо мной на стол.
Со снимка смотрел задумчивый человек. Молодой. Красивый. С зачесанными набок волосами, с русой бородкой и усами. С легкими залысинами. Лицо сильное, волевое, лицо много повидавшего и пережившего человека.
— Говорят, ваш отец сделал первый тканый портрет Ленина?
— Да, это так. Отец начал рисовать Ленина в 1921—1922 годах. Хотя первые эскизы были сделаны им раньше. Мне было тогда лет пятнадцать. Я работал у него подручным. На моих глазах и возникал портрет Ленина.
Портрет отец нарисовал небольшой. Помню, он перенес его на лист плотной бумаги, или, как говорят у нас, на патрон. Потом расчертил его на клеточки, насек точки. Через каждую точку на заправленный в ткацкий станок патрон были пропущены нити. Нити переплелись, проявив свет и тени. Так портрет Ленина был перенесен на ткань. Помню еще фон этого самого первого, пробного тканевого портрета — черно-синяя канва... Потом портрет выткали в нескольких экземплярах. С ним мы ходили в те годы на демонстрации.
На фабрике я уже узнала, что патрон, по которому ткали портрет, к сожалению, не сохранился. Но ведь с него было сделано несколько экземпляров портрета — об этом мне говорили в граверной мастерской.
— Быть может, — спрашиваю я Григория Сергеевича, — на фабрике сохранился хоть один экземпляр портрета?
— Вряд ли. Я, во всяком случае, об этом не знаю. Война была... Не знаю я и дальнейшей судьбы первого портрета. Работа моя у отца в мастерской закончилась в двадцать втором, я был направлен в электромастерские Трехгорки и проработал там уже до пенсии. Очерк об отце прочел случайно и также случайно для себя узнал, что ленинский портрет отцовской работы был подарен французам, а потом оказался у итальянцев...
Кто же мог точнее, подробнее вспомнить о тех давних визитах иностранных делегатов? Делегаций на фабрике перебывало много. Как узнать именно о той, которой был подарен портрет?
Утром следующего дня я вновь позвонила в профком Трехгорки.
— Попробуйте-ка расспросить еще одну нашу старую работницу. Запишите фамилию — Тавровская, зовут Онисья Михайловна. Или просто тетя Оня. Так мы все ее звали. Уж она-то должна помнить, как дарили портрет французам!
Метро «Краснопресненская». Затем 25-й трамвай... Шмитовский проезд... Дверь квартиры открыла внучка Онисьи Михайловны, и почти тотчас же вышла из комнаты сама Онисья Михайловна.
Была она простоволоса. Переступала тяжело. Прижимая к переносице дужку очков, жмурилась, долго молчала. Наконец заговорила. Голос ее был тих и прерывист.
— Мне вот-вот исполнится восемьдесят. — Онисья Михайловна села на кровать, а мне предложила стул. — Слышу уже плохо. Так что говорите погромче.
— Онисья Михайловна! — повторила я. — Не помните ли вы, как рабочие вашей фабрики дарили портрет Ленина французской делегации?
— Как же... Я ведь сама ткала его на своем станке... Подождите-ка, надо все вспомнить... Никак в тридцать первом мы и подарили его французам. Точно помню, это осенью...
— Так вы говорите, что были первой ткачихой, которая выткала ленинский портрет?
— Как же... Первая, первая!.. Голос ее стал веселее, звонче.
— Помню, приехали к нам французы. Мы их встречали. Народу было! Собрались все в Доме культуры. Речи говорили! Французы говорили, и наши рабочие тоже выступали. Потом Северьянова, она была тогда секретарем парткома, потом стала директором, повела французов к себе в кабинет. И кое-кого из нас пригласила. Помню, как мы сели вокруг стола... Офицеров был... Наташа Сапожникова из ситценабивной была... Председатель фабкома Курочкин был... Меркулов из прядилки был... Кабы была жива Анна Алексеевна Северьянова, она бы тебе все подробно сказала...
Помню еще, что я рассказала тогда французам, как мы жили при царизме, как создавалась наша Трехгорка, как мы на старых ломаных станках сумели выткать новые ткани, как ремонтировали станки и обучали учеников ткачеству. Рассказываю, а Северьянова встает вдруг из-за стола, подходит к сейфу, раскрывает дверцу и достает портрет Ленина, что я выткала. И дарит его французу. А тот прячет его у сердца...
— Что же за французы были у вас, Онисья Михайловна?
Увы, этого Онисья Михайловна не помнит...
«Не может быть, — подумалось мне, когда я вышла от Онисьи Михайловны, — чтобы о визите французов не писала в свое время фабричная многотиражка. Возможно, что там же обнаружатся и другие, новые сведения — фамилии французов или даже итальянцев».
И вот долгие вечера просиживаю в читальном зале Ленинской библиотеки, просматривая многотиражку «Знамя Трехгорки» от первых ее номеров, вышедших еще в 1924 году и называвшихся то «Без бога и хозяина», то «Погонялкой», до номеров 1969 года...
Встречаю знакомые мне фамилии. В номере от 24 марта 1962 года: «Страницы истории Трехгорки... Год 1929-й — ударники первой пятилетки — ткачихи Тавровская (это тетя Оня) и Чернова». И снова: «...На XVI Всероссийском съезде Советов выступила ткачиха Трехгорки О. Тавровская» (под той же рубрикой в номере от 25 апреля 1962 года).
Время от времени — сообщения а зарубежных связях Трехгорки.
«Погонялка» 30 июля 1924 года. Выступление рабочего Трехгорки Гусарова на V конгрессе Коминтерна:
«Товарищи иностранцы, мы являемся представителями от рабочих с боевым прошлым. Наша фабрика получила боевое крещение еще в 1905 году на баррикадах с царизмом. Мы тогда уж подготовляли Октябрь, подготовляли смерть русской буржуазии. Работайте со своим пролетариатом не покладая рук, ведите его в правильный бой, как вел нас Ленин...»
И вот наконец номер от 2 ноября 1931 года. «Привет нашим братьям по классу, прибывающим из капиталистических стран».
Листаю дальше.
16 ноября 1931 года.
«В последние дни нашу фабрику посетило несколько рабочих иностранных делегаций — среди них были французские текстильщики... Делегации были подробно информированы о том, как живут и борются рабочие Трехгорки, какие задачи стоят перед ними».
Так вот с какой делегацией встречалась тетя Оня! Теперь все совпадает. Трехгорский портрет В. И. Ленина действительно подарен осенью 1931 года французским текстильщикам, приглашенным рабочими «Трехгорной мануфактуры» на празднование XIV годовщины Октябрьской революции!
Но как же он тогда попал в Италию?
Звоню автору очерка Б. Галину. Прошу рассказать мне, от кого он получил сведения об итальянском партизанском отряде. Оказалось, что о нем Б. Галину рассказала директор фабрики Анна Алексеевна Северьянова. По ее устным воспоминаниям и написан очерк.
Фабричная многотиражка не писала об итальянцах. Вернее, она упоминала о множестве делегаций, в том числе и итальянских, но те из них, что назывались в газете, побывали на фабрике после 1955 года, да и о портрете В. И. Ленина, который мог быть соткан по рисунку С. П. Храпунова, ничего не говорилось. А ведь директор фабрики Анна Алексеевна Северьянова рассказывала об итальянской делегации, которая была на Трехгорке не позже 1955 года.
Так как же попал портрет на север Италии? Может быть, его передал кто-нибудь из французских текстильщиков в годы войны и Сопротивления?
Мы позвонили в Рим в АНПИ — Национальную ассоциацию итальянских партизан.
У телефона Джулио Моццон, один из руководителей АНПИ.
— Партизанский отряд, который ходил в бой с портретом Ленина? А что за портрет, расскажите подробнее.
Рассказываем. Договариваемся о новом звонке через неделю...
— Буон джорно, компаньо Моццон. Что у вас нового?
— Неделя, конечно, слишком короткий срок, но я все же говорил с десятками своих старых друзей, звонил в другие города. Я просмотрел также и наши архивы, но, к сожалению, не нашел никаких подтверждений о нашей делегации в пятьдесят третьем — пятьдесят пятом годах. Вы ведь полагаете, что именно в это время произошла встреча на Трехгорке?..
— Да, скорее всего в это время. Точных данных на этот счет пока еще не обнаружено.
— К тому же не стоит исключать, что ваш итальянец, участник Сопротивления, приезжал, как говорится, по другой линии. Например, в составе какой-нибудь профсоюзной делегации... Теперь о портрете. У партизан было много самых разных знамен — кстати, в Москве, в Музее Революции, хранится одно из них, подаренное нами. Сейчас уже, пожалуй, невозможно установить, сколько их было. Ничего удивительного тут нет, ведь итальянское Сопротивление — это 724 партизанские бригады, действовавшие на всей территории страны. Наряду с крупными бригадами, сражавшимися в горах, наряду с сельскими отрядами самообороны, в городах сражались и совсем мелкие, тщательно законспирированные отряды, так называемые группы патриотического действия. Вы сами понимаете, что найти портрет или сведения о нем будет нелегко. Но мы здесь, в Италии, продолжим поиски. Будем надеяться на успех...
Поиск не окончен. Он продолжается и в Москве, где в нем активно участвуют старые рабочие и инженеры Трехгорки. Любая, даже мельчайшая, деталь может помочь нам узнать действительную судьбу портрета.
...Перед нами история портрета. Сложная и богатая событиями, она проходит через время и судьбы людей. Ведь это история портрета Владимира Ильича Ленина.
Маланка
Из перламутровых низких облаков сыпался снег. Домики молдавского села Клокушна, похожие летом на белых гусей, гуляющих по зеленому лугу, сейчас казались озябшими и слегка осевшими.
В селе готовились к «Маланке», веселому празднику с плясками, песнями, ряжеными, с забавным традиционным представлением-спектаклем. Этот народный праздник, как бы отмечающий поворот зимы на лето, сродни русским святкам или украинским колядкам.
Готовы костюмы. Разучены роли. Но актеры, молодые парни, волнуются. В спектакль всегда могут «врезаться» неожиданные реплики зрителей, и тогда — отступай от заученного текста и придумывай ответ, да побыстрей, да поострей... Кто-то из селян назвал «Маланку» древним телевизором. Потому что сама «Маланка» приходит прямо в дом, в твою каса маре.
Каса маре есть в каждом доме молдавского села. В ней никто не живет. Ее даже не отапливают. Но все, что есть богатого и нарядного у семьи, находится здесь. Стены каса маре разрисованы цветами и букетами. Иногда роспись неожиданна: черный потолок с фиолетовыми цветами. Все здесь ярко: полотенца и домотканые ковры, покрывающие стены, сложенные горками на лавках дорожки и подушки. Все, что выложено напоказ, не загромождает комнату, занимая простенки горницы. Запах сухих трав, подвешенных к потолочным балкам, наполняет ее, и кажется, что это пахнут яркие стружечные цветы. Каса маре готова принять гостей...
Рано утром на улице появилась процессия. К счастью, солнце пробилось сквозь облака — и в глазах зарябило от блеска и пестроты.
Во главе процессии вышагивала импозантная барышня в длинном черном пальто, в серебряной шляпе с вуалью и зонтиком. Сопровождали прекрасную даму двенадцать воинов. Голову каждого воина украшает громадная шапка из картона, обтянутая серебряной фольгой; развевается плюмаж из малиновых и зеленых перьев крашеного ковыля, пестрят цветы из стружки и поролона. По плечам воинов льется поток ярчайших лент и струйки елочного «дождя». Две широкие станиолевые полосы, тоже орнаментированные цветной бумагой, пересекаются на груди и спине, бахрома их свисает ниже колен. Такая же широкая полоса изображает пояс. Плечи воинов прикрыты эполетами. Костюмы завершают посеребренные деревянные сабли.
Они шли, сверкая доспехами, а вокруг крутились мальчишки и дядьки-моши; безобразные моши, страшные моши, болтливые моши, отпускавшие шуточки и двусмыслицы, прибауточки и скоромину. В этом — их работа на празднике. Где только достали они такое тряпье? Вывороченные кожухи, латаные кацавейки. Не видно лица моша — оно скрыто маской из бараньей шкуры мехом наружу. Личина выбрита, к ней пришит тряпичный нос, прорезаны глаза и рот, наведены брови. Из пасти торчат зубы из белой фасоли.
А «Маланка» идет по улице: окружает ее народ, но моши охраняют воинов и красавицу царевну. И когда останавливается процессия возле очередного дома, двенадцать воинов с царевной проходят в каса маре, где ждут их хозяева. А веселые моши с сумочками для подарков на боку, с плоскими бубенцами потешают зрителей у крыльца.
В каса маре воины становятся в круг, в центре круга — царь. Грубостью и силой пытается он добиться у красавицы взаимности, но гордая царевна мужественным баском выговаривает царю за дерзость. Тогда деспот приказывает убить красавицу. Царевна умирает. Трагедия оканчивается общей песней — несчастную деву воскрешают. И тут врывается мош — не выдержало его сердце, и вот он падает перед правителем на колени.
Страшный мош начинает поносить царя за нетактичное поведение с дамой. Пристыженный деспот от этих слов «прозревает». Царевна проникается к нему любовью и уважением. А проныра мош прозрачно намекает хозяевам дома, что за такой его подвиг, за «перевоспитание» угнетателя нужно бы и отблагодарить моша. В холщовую суму складывает он щедрые подарки.
И вот снова сверкающие доспехами воины идут по улице до следующего дома. Вдруг царевна просит у кого-то из публики закурить, затем откидывает фату — и мы видим лукавое смуглое лицо семнадцатилетнего парня. «Маланка» продолжает двигаться от дома к дому под шуточки мошей.
Вечером толпа вокруг «Маланки» разрастается. Откуда-то появляется оркестр, и бешеный «Жок» сотрясает темнеющее небо. Пляшут все: молодые и старые, и даже звезды, кажется, подпрыгивают...
Виктор Колупаев. Вдохновение
В одном из залов краеведческого музея открылась выставка картин художников-любителей. Событие не такое уж и ординарное для Марграда! К 12 часам дня широкая лестница, ведущая на второй этаж, была запружена людьми.
Внизу около раздевалки стоял Юрий Иванович Катков, крепкий мужчина лет сорока пяти. Было заметно, что он старается казаться спокойным. А ему было отчего волноваться. Он выставил в зале свою картину, после того как двадцать пять лет не брал в руки кисть.
Приглашенный из Новосибирска известный художник Самарин перерезал красную ленточку, и люди хлынули в зал, светлый и просторный.
Народу внизу стало меньше, и Юрий Иванович не спеша начал подниматься по лестнице. Войдя в зал, он остановился возле первой же картины и начал внимательно ее рассматривать. На полотне были изображены два монтажника, стоящие на перекладинах высоковольтной линии. Их богатырские фигуры, веселые лица, потоки света, льющиеся на них спереди, создавали атмосферу радости. Им было легко работать.
Каткова мало интересовала техника живописи. О какой уж технике рассуждать, когда столько лет прошло среди станков, машин и гор металла, когда руки огрубели и тяжелый гаечный ключ держат свободнее, чем легкую кисть. Вот и здесь. Отточенная техника мастера не затронула его. И он отметил только общее настроение, которое вызвала у него картина. Это было ощущение победы, но победы, как ему показалось, довольно легкой. Парни наверняка не знали, что такое настоящий бой. И все же картина ему понравилась.
Катков перешел дальше, к унылому серому пейзажу, и не задержался возле него.
Поделиться книгой: