Помоги проекту - поделись книгой:
После короткого знакомства с обширной Советской Гаванью и городом все как будто сразу изменилось, и мы ощутили теплое дыхание Японского моря. В сумерках среди редких туч показалась долгожданная и уже довольно яркая луна. В темноте высадились на берег. Быстро вскипятили воду, заполнили чаем термосы и банки и начали ночное плавание. Берег, обрывистый и угрюмый, подсвеченный луной, тянулся на почтительном расстоянии. Когда скрылось за горизонтом ночное светило, мы различали берег при свете звезд, а по шуму прибоя догадывались, что там могло ожидать нас в случае аварийной высадки: галечный пляж или отвесные скалы. Только к вечеру нового дня семибалльный юго-восточный ветер загнал нас на отстой в реку Тахтинку, приустьевый бар которой нам удалось преодолеть без особых помех. Впервые за сутки мы прошли более ста километров...
Днем 17 августа перевалили «экватор» нашего маршрута. После мыса Золотой потянулось по правому борту побережье Приморского края. Усилившийся попутный ветер не позволил войти нам в устье Самарги — да мы просто не могли его отыскать на песчаной косе, окутанной пенистым валом прибоя. Ночь погнала нас прочь от берега, и к утру мы с опозданием обнаружили коварный поворот ветра. С трудом выгребая к берегу, вошли в речку Светлую и в поселке узнали, что сутки назад в Приморье объявлена тайфунная опасность. В балке лесозаготовителей, где мы укрылись от грянувшего внезапно проливного дождя, пьем чай и, поглядывая в окошко, ожидаем резкого подъема воды в реке.
— Вот почему мы не встретили ни одного судна... Да и поворот ветра говорил о том, что тайфун пошел на Курилы,— запоздало объясняю я перемену в погоде. И, словно подтверждая реальность своего существования, тайфун набросил на поселок непроглядную пелену ливня. Кутаясь в дождевик, в проеме двери возник высокий молодой человек:
— Это вы на лодке идете во Владивосток? Без мотора и паруса?
Не дождавшись ответа, юноша побежал к лодке и, осмотрев ее, возвратился. Преподаватель физкультуры в поселковой школе, он, казалось, был обескуражен тем, что мы идем только на веслах...
Только к вечеру улеглась непогода, а утром, сплавившись по притихшей речке, мы встретили в море лишь трехбалльную зыбь, напоминавшую о прошедшем тайфуне. Через сорок часов МАХ-4 оказалась в ста пятидесяти километрах от Светлой. Не получив за все это время очередного прогноза — опять пустынно было в прибрежной полосе,— мы приткнулись к берегу у селения Великая Кема, где за грядой беспорядочно разбросанных в море камней нашлось закрытое от ветра место. Были и другие веские причины для остановки: кончилась пресная вода. Да и опыт общения с тайфуном научил нас осторожности...
Шел, а точнее, заканчивался двадцатый день нашего перехода.
По синим волнам океана
Долину, окруженную остроконечными лесистыми сопками, со стороны моря ограждала высокая галечная коса, за которой билась в поисках выхода река Великая Кема. Мощный накат в шторм замывал устье, заставляя реку петлять вдоль косы и находить промоину, совсем незаметную с моря. Не будь этих сопок да морской воды цвета синего кобальта — не отличить этот распадок от черноморской долины где-нибудь в районе Туапсе. В этот день, жаркий, с кристально-прозрачным воздухом, мы словно заново открыли для себя этот удивительный, насыщенный синевой цвет моря. Высадившись на берег, мы уже не отыскивали приметы сходства со знакомыми ландшафтами, а, напротив, радовались именно этой природе: огромным листьям дуба, лиане пахучего лимонника, развесистому, с длинными иглами кедру, маньчжурскому ореху. Уже в сумерках полностью осушили лодку, развесили для просушки многострадальные одеяло и спальник. На длинном, выбеленном прибоем стволе лиственницы я разложил свои поварские припасы, а Евгений отправился за водой к крайней избе. Через час он возвратился вместе с крепким молодцеватым человеком, который хоть и был в возрасте, но на старика никак не походил.
— Семенихин Иван Филиппович,— представился наш гость.— Вот угощайтесь приморским медком, а лимонник — дар таежный.
— А это плоды с огорода,— добавляет Евгений и высыпает на песок картофель, огурцы, морковь.
Я тут же рассовываю все по банкам и закоулкам в носу лодки. Потом разливаю суп по мискам, слежу за чаем и прислушиваюсь к разговору об охотничьих делах, об обширном хозяйстве Ивана Филипповича и его сыновей. Вскоре появляются и сыновья с женами. У костра становится оживленно. Потом молодые уходят — идет сенокосная страда, и предстоит ранний подъем,— а мы продолжаем слушать рассказ о таежной жизни. Прощаясь, Семенихин просит:
— Вы уж напишите, как дойдете. Ей-богу, душа болеть будет. Надо же решиться на такое...— как-то сокрушенно, по-стариковски добавляет он.
И я вспомнил: всюду сетовали, что уж очень рискованное у нас плавание. Вот и бывалый человек сорвался на нотку жалости. Что это? Осторожность или печальная память борьбы со стихиями, которую несут в себе люди, с малых лет живущие у этого моря?..
Луна заливает светом притихшую гладь моря, теплое дыхание его заметно ослабевает, и на берег вместе с запахами горных лесов опускается густой туман. Лишь к вечеру следующего дня после тихой лунной ночи мы ненадолго прерываем гребной марафон и пытаемся подойти к берегу вскипятить чай: два жарких дня опустошили наши термосы и банки. Незаметная в море зыбь оборачивается у берега крутым накатом. А как не хочется уходить в ночь на залитой лодке и ежиться от холода в мокрой одежде...
— А почему бы не спросить кипятку на судне,— предлагаю Евгению,— смотри, на якоре стоит танкер.
— Сколько это займет времени?
— Не больше часа, да и прогноз нам нужен,— бросаю самый убедительный аргумент и тут же думаю: «Давненько я не поднимался на корабль по штормтрапу— похоже, другого случая и не предвидится». Танкер медленно кланяется зыби, и о подходе к борту нечего думать. Вот разве что стать на бакштов, то есть на конец, поданный с кормы танкера. Но Смургис упрямится:
— Нет, я останусь в лодке и подрейфую. А тебя сумеем высадить на борт.
Лодка разворачивается кормой. Гремя посудой, готовлюсь к высадке. Стоя на прогибающемся настиле кокпита, улавливаю момент, передаю посуду вахтенному, а сам цепляюсь за леера. Капитан танкера «Борисоглебск» Михаил Артемьевич Апасов встречает меня на шкафуте. Знакомимся. О маршруте говорим недолго.
— А что же капитан? — кивает Апасов на МАХ-4 под бортом.
Поднявшись на мостик, включаем палубную трансляцию:
— Капитан танкера просит капитана МАХ-4 подняться на борт.
Тут уже Евгению крыть нечем, и через минуту он крепит лодку к штормтрапу под кормовым срезом и вскоре появляется на палубе. Пока пьем кофе в капитанской каюте, приносят прогноз и факсимильную карту синоптической ситуации в северной части Тихого океана. С Апасовым мы колдуем с координатами депрессий, прокладываем маршруты движения циклонов.
— А вы разбираетесь как заправский синоптик.
— Все же я — бывший моряк и штурман вдобавок...
— Ничего себе, бывшие моряки,— уже обращаясь к нам обоим, перебивает меня Апасов.— Вы же по морю полтысячи миль прошли...
Прогноз оказывается благоприятным, и мы выходим на ют. Капитан, отведя меня в сторону, доверительно говорит:
— А может, останетесь, все-таки ночь.
— Но какая ночь! Грести сейчас лучше, чем днем.
Прямо перед нами протянулась до самого горизонта лунная дорожка, изломанная зыбью. Мы разворачиваемся. Над рейдом могучим басом заревел туманный горн. Прощальные гудки, резонируя с эхом от скал, бередят душу...
За шестьдесят пять часов почти непрерывного плавания мы одолели 150 миль и к следующей полуночи вошли в бухту Ольга. Отсюда Евгений обещал связаться с дирекцией краеведческого музея и условиться о дне прибытия во Владивосток. Мне казалось, что это будет последняя ночь на берегу. Но неожиданно на второй день пути от Ольги нас настиг попутный штормовой ветер. Мы повернули к берегу и долго шли за полосой рифов, окаймляющих побережье. Лодку основательно залило, и, чтобы обсушиться, мы стали за спасительным мелководьем в районе Заповедного, где приютились домики биостанции ДВНЦ. Потом ринулись поперек бегущих с востока валов, намереваясь выйти с попутным ветром к мысу Поворотный у самой Находки. В какой-то неуловимый момент нас накрыло волной. В дискуссию с Евгением о поведении затопленной лодки на штормовой волне я не вступил, хотя было самое время. Борта лодки еще возвышались над водой. Евгений стал предельно внимателен, и — прощай Поворотный! — пришлось лечь на курс по волне прямо на безымянный остров с отметкой высоты «51».
Путаясь в плавающем скарбе, я принялся отливать воду. Минут через десять весла заметно поднялись над бортом. Теперь надо было срочно уходить к острову: прямо по носу в красивых сине-белых бурунах тянулась гряда острых скал. Зайдя за остров, лодка сразу обрела свои ходовые качества, и вскоре мы качались на зыби почти закрытого заливчика на подветренной стороне острова. До утра, растянув лодку на двух концах с отдачей якоря, мы жгли плавник и под пеленой мелкого дождя тщетно пытались сушиться. Сидя под тентом, снова проверяю записи с обмером лодки и заново рассчитываю остаточную плавучесть после затопления ее вровень с бортами. Показываю расчеты Евгению.
— Всего 30—40 килограммов. Как раз годится для удержания на себе двух гребцов. И по горло в воде,— добавляю я с иронией.— А о гребле в таком положении не может быть и речи. Чтобы только двигать всплывшими веслами, руки должны быть над водой. И главное, где точка опоры для гребца?..
Утром море улеглось. Мы резво удаляемся от острова.
— Какой вчера был ветер? — спросил командир.
— Баллов восемь, а может, девять.
— Это сколько?..
— Больше двадцати метров в секунду.
Евгений помолчал, потом категорично заявил:
— Значит, вчера лодка достигла предела мореходности...
В Находку мы входим, прижимаясь к берегу и огибая по периметру эту обширную бухту. Втискиваемся в узкую щель между плавкраном и водолеем на акватории Дальтехфлота. На плашкоуте-водолее пьем чай. Потом хозяин, Владимир Дмитриевич Булацкий, оставляет нас в своей каютке.
— Вы отдохните, а я себе место найду, тут я старожил, и порт вроде моей епархии. Значит, в два ночи разбужу...
Потом на палубе Булацкий вздыхает, поглядывая на серп луны в разрывах облаков.
— Не переживай, Дмитрич,— успокоенно говорит Евгений,— света достаточно, да и прогноз хороший...
Залитый огнями рейд безмолвно ждет рабочего утра. Выйдя из бухты, мы легли на курс к острову Аскольд напрямую. К вечеру, как обычно, усилился попутный ветер. Какой-то сейнер, сменив курс, устремился к нам.
— В помощи не нуждаетесь? — прокричали с мостика.
Евгений застопорил ход. Мы посмотрели на судно. Пока сейнер был на ходу, казалось, волна ему не помеха. Теперь в дрейфе его бросало как мячик.
— Там уже вас было потеряли,— напоследок услышали мы голос капитана, показывавшего рукой куда-то в сторону берега...
Решив не мокнуть напоследок, мы повернули в бухту Стрелок и обогнули Путятин с севера. На выходе из бухты пристали к острову в последний раз, чтобы согреть чай и дождаться, когда уляжется ветер и взойдет луна. В пятом часу, преодолев буруны на мелководье, подошли к стоявшему в дозоре пограничному кораблю за прогнозом.
— А, МАХ-4! Специально для вас приготовили.— Вахтенный показывал бланк радио с прогнозом, приглашая к борту.
— Читай, мы торопимся,— крикнул я вахтенному...
Был полдень, яркое солнце играло бликами на некрутой волне. Дрожали, парили, изгибались в мареве далекие берега. Уссурийский залив мы пересекали напрямую, не прижимаясь по обыкновению к берегу. Приморье наконец подарило погоду, о которой мы долго мечтали. Но пока океанский простор не стиснули берега, мы все же ждали от него сюрпризов. Потому, наверное, не отрывая взгляда от Аскольда, который никак не таял за синей чертой горизонта, мы не заметили, как справа по борту на далеком еще берегу проступили контуры многоэтажья большого города. А прямо по носу вынырнула из воды белая башня маяка Скрыплев. Подумалось: обжитые берега Приморья стали лучшим из всех памятников замечательному моряку и первопроходцу Г. И. Невельскому, который прозорливо сулил расцвет дальневосточному краю...
Заканчивался тридцатый день похода.
Где проходит фронтир?
Слово «фронтир» в переводе с английского означает «граница», «рубеж». Так назывался авангард поселенцев, которые продвигались на запад Североамериканского материка, завоевывая девственные земли. По мере того как с методичной жестокостью уничтожались целые племена индейцев — коренных обитателей этих земель, по мере того как пришельцы столь же методично обосновывались на гигантских пространствах, изъятых из дикой природы и отторгнутых у людей, что испокон веков жили с этой природой в согласии,— искусно создавалась легенда о Великом Американском Духе — духе Фронтира. Люди Фронтира — мужественные, простые, честные и работящие... Они, правда, не расставались с оружием — нужно ведь было охотиться да и защищать своих жен и детей от набегов индейцев!
Красивая легенда. И, как оказалось, очень нужная тем, кто буквально все — леса, необъятные просторы прерий, недра, сокровища индейской культуры и даже действительно сохранившийся среди простых поселенцев истинный дух фронтира — обращали в звонкую монету.
«Сценарии» безумства
В последние годы знакомое словосочетание вновь запестрело на страницах американских газет и журналов, оно не сходит с уст радио- и телекомментаторов. Ну а поскольку многие американцы под влиянием интенсивной психологической обработки давно уверовали в концепцию «Pax Americana» — «Весь мир — это большая Америка», то и значение слова «фронтир» потребовало корректировки. Теперь говорят и пишут о фронтире космическом, новом рубеже — уже, видимо, в духе «Universum American» — «Вселенной по-американски».
Особенности исторического прошлого Калифорнии, где некогда губернаторствовал Рейган,— этого конгломерата золотоискателей, гангстеров, нефтяных магнатов, военных корпораций и, что немаловажно, героев иллюзорного голливудского «кинорая» — подсказали команде нынешнего президента США это новое толкование понятия «фронтир» — в военно-космическом духе...
В июле 1982 года Рейган провозгласил программу военизации космического пространства, а именно — издал директиву, в соответствии с которой усилия США по освоению космоса на предстоящее десятилетие ориентированы на создание и развертывание на орбитах ряда новых систем оружия. А чтобы американский народ покорно подчинился громкому хлопанью милитаристского кнута (ведь программа, ко всему прочему, чудовищно дорогая!), ему, народу, вновь явили магический символ. «Хай фронтир» — «Высокий рубеж» — так был назван специальный проект, разработанный реакционной организацией «Фонд Наследия». Проект, реальное осуществление которого потребует сотен миллиардов долларов. И первые конкретные шаги в этом направлении уже сделаны. Печать сообщала о создании нового объединенного космического командования США во главе с генералом Джеймсом Хартинджером. Хозяйство у него немалое. Тут и укрепленный центр аэрокосмической обороны, упрятанный под полукилометровой толщей скальных пород горы Шайенн, и созданное полтора года назад первое космическое авиакрыло для управления ракетной системой предупреждения в космосе, и «шаттлы» — космические челноки, и система спутников, а также масса подсобных служб...
Только на разработку космического лазерного оружия в 1984—1985 годах военщина США планирует выделить около шести миллиардов долларов. Уже закуплена Пентагоном треть будущих полетов космического корабля многоразового действия...
Вся эта военно-космическая вакханалия преподносится как средство необходимой обороны. Ведь фронтир — «граница»... Кого-то слово «оборона» еще может ввести в заблуждение. Кого-то — но не авторов «Высокого рубежа». Картины, которые рисуются их воображению, еще лет десять назад считались чистой научной фантастикой. Гигантская орбитальная сеть из 433 больших космических «фортов» (дух фронтира!), буквально нашпигованных сверхсовременным оружием... Разработка планов превентивного удара по ракетам противника, находящимся еще в пусковых шахтах... Космические челноки, доставляющие на орбиту все новые партии спутников — в том числе спутников наведения ракет... И — если будет нужно — вывод на орбиту ядерного оружия. И все это — оборона?!
Но ведь существует Договор 1963 года, подписанный многими странами, в том числе и США, который запрещает вывод ядерного оружия в космос. Однако известно: когда было нужно Соединенным Штатам, то различные соглашения и договоры бесцеремонно нарушались. Чем не идея — вот так, с ковбойско-голливудской легкостью, взять и записать в «сферу жизненных интересов США» все заатмосферное пространство разом!
Так рождается чудовищная перспектива превращения атмосферы — в «атомосферу»! Уж не фантастический ли роман из «серии ужасов» мы читаем?
Знакомство с проектом «Высокий рубеж» наводит на мысль, что в литературе нечто похожее уже было. Только речь шла о вторжении агрессоров из системы Сириуса, но весь антураж совпадал. Те же космические торпеды, барражирующие в околоземном пространстве, орбитальные космические базы-крепости, военно-космический флот... Просто не верится, что описано все это (видимо, впервые) в фантастическом романе англичанина Роберта Уильяма Коула «Битва за империю», вышедшем... в 1900 году!
Вот и наметилась двойная цепочка фактов и вымысла, которую мы проследим повнимательнее. А именно, сопоставим военно-космическую фантастику и военно-космическую реальность. Пытались ли фантасты предостеречь против опасности космической войны? А если пытались — то прислушивались ли к ним люди или отмахивались от мрачных предвидений?
Кстати сказать, в подзаголовке крупнейшего американского журнала научной фантастики «Аналог» значится: «научная фантастика — научный факт». К этому журналу мы еще вернемся, а пока взглянем на отдельные звенья двойной цепочки.
Сигналы тревоги
Идея военной угрозы «сверху» пришла рано, еще до возникновения авиации. По крайней мере, забытый ныне роман Германа Лэнджа «Воздушный бой», увидевший свет в 1859 году, недвусмысленно предрекал, что в будущем характер войны коренным образом изменится. Только полвека спустя Герберт Уэллс написал свой знаменитый роман «Борьба в воздухе»...
Следующие сорок лет... В произведениях писателей-фантастов на Землю обрушивались несметные орды инопланетных агрессоров, космические армады бились у далеких звезд, вспыхивали кровопролитные мятежи в земных колониях на планетах солнечной системы. Но никто тогда не додумался до жуткой и, как выяснилось, «близлежащей» идеи о том, что космические войны могут планироваться землянами против землян же, и не в галактических далях, а рядом с домом — в околоземном пространстве.
«Научная фантастика» молчала, зато появился первый «научный факт». Создание американской атомной бомбы. И следом — взрыв над Хиросимой...
В докладе на специальной Конференции ООН по мирному использованию космического пространства «Юниспейс-82», проходившей в Вене, писатель-фантаст Артур Кларк заметил, что тема «космических войн» перешла из ведения научной фантастики в разряд научных фактов как раз летом 1945 года. Только после Хиросимы опасность «звездных войн» стала очевидной.
А начавшаяся сразу же другая война — «холодная» — предопределила и поворот в западной научной фантастике. Страницы американских фантастических журналов превратились в арену сражений. Ведь происки «красных» буржуазная пропаганда видела всюду — ив космосе тоже...
В 1946 году появился на свет рассказ Мюррея Лейнстера «Первый контакт». В этом произведении вооруженного столкновения между земным и инопланетным звездолетами все же не произошло. Но грустная уверенность автора в том, что взаимная подозрительность, ставка на космическое оружие обязательны в отношениях разных общественных систем, убежденность в неизбежности конфронтации производят гнетущее впечатление.
Идейным ответом Лейнстеру стала повесть выдающегося советского фантаста Ивана Ефремова «Сердце Змеи», наполненная светлой верой в то, что контакт возможен только на началах дружбы и невраждебности.
Пятидесятые годы стали для западной фантастики «десятилетием социальной ответственности». В романе Артура Кларка «Лунная пыль» представители разных наций бок о бок трудятся на одной из первых — мирных — лунных баз. Наши читатели помнят и роман Мартина Кэйдина «Затерянный на орбите», в котором советский космонавт приходит на помощь своему американскому коллеге, попавшему в беду...
Обратимся теперь к «научным фактам».
8 июля 1962 года. В 400 километрах над атоллом Джонстон в Тихом океане была взорвана американская полуторамегатонная боеголовка. Цель «операции Доминик» — испытание первого в истории противоспутникового оружия. Об этом «приоритете» нынешние военные стратеги в Америке предпочитают помалкивать. Как выяснилось, считанное число ядерных взрывов в космосе создаст такой интенсивный всплеск радиации, что придут в полную негодность вообще все спутники — и свои и чужие! Да и не только спутников это касается.
После взрыва над атоллом Джонстон нарушились телефонная связь и электроснабжение на Гавайях — за 1300 километров от района испытаний. Это было двадцать с лишним лет назад. А недавние расчеты американских экспертов показывают, что при современной технике достаточно «удачно» произвести серию ядерных взрывов за пределами атмосферы, чтобы разом лишить радиосвязи, телефонных сообщений и вообще электроэнергии... целый континент!
Вернемся к научной фантастике. Время — конец шестидесятых годов. Многие прогрессивные писатели-фантасты все яснее видят опасность милитаризации космической программы, которая оборачивается то бактериологическим оружием на борту секретных военных спутников, описанным в романе Майкла Крайтона «Штамм «Андромеда» (кстати, бактериологическое оружие на борту тоже перешло уже в область «научного факта»: американские военные и такое запускали на орбиту), то «обычным» (уже обычным!) атомным оружием на орбите, как в финале известного романа Артура Кларка «2001: космическая одиссея».
Это были сигналы тревоги. Но... в те же годы научная фантастика в Америке бьет все рекорды популярности, и на нее обращают внимание закулисные «дирижеры», направляющие книгоиздательский процесс, который буржуазная пропаганда так любит представлять совершенно «свободным». Появляются «фантастические» книги, написанные будто бы под чью-то диктовку. Если в романе Эдмонда Гамильтона «Звезда смерти» в общем-то неясно, кто с кем воюет, и тем не менее одна из противоборствующих сторон взрывает Солнце (!), бомбардируя его изотопами, то в других книгах авторы говорят уже отнюдь не эзоповым языком. В романе Дж. Хэя и А. Кешишиана «Аутопсия для космонавта» «патриоты» из НАСА подлетают к загадочному советскому спутнику и проникают внутрь, чтобы проверить, не несет ли он ядерного оружия на борту. А в опусе поставщика бульварных бестселлеров Аллена Друри «Трон Сатурна» с позиций самого ярого антикоммунизма излагаются перипетии будущей космической борьбы между СССР и США.
Семидесятые годы охарактеризовались процессом разрядки, и космическим воплощением его явился совместный советско-американский полет «Союз» — «Аполлон». Но прошло чуть больше пяти лет — и все изменилось. «Научный факт» начала 80-х годов — это маниакальные фантазии на тему «звездных войн», фантазии, которые американский президент хотел бы видеть осуществленными, не останавливаясь перед ценой.
А что касается «научной фантастики», то... В бестселлере 1982 года, романе Джеймса Миченера «Космос», заатмосферное пространство уже отчетливо мыслится звездно-полосатым. Что же говорить о романах-однодневках вроде творения некоего Гая Элимо под всеобъясняющим названием «Охота на «Салют-7»!
Разумеется, не все американские фантасты такие «ястребы». Многие прогрессивные писатели взволнованно выражают свою тревогу. Но вот что странно: по патетическому тону их статей и воззваний (а в последние годы писатели-фантасты все чаще обращаются к публицистике) может создаться впечатление, будто бы борются за мирный космос... они одни. Словно и нет больше влиятельных, решительных миролюбивых сил на планете, озабоченных судьбой общего неба над головой.
Альтернатива разуму
Редактор уже упоминавшегося выше американского журнала научной фантастики «Аналог» — ученый-физик и писатель-фантаст Стэнли Шмидт — человек достаточно либеральных взглядов. Например, с откровенной симпатией он рассказывал в одной из редакционных статей о демонстрации сторонников мира в Нью-Йорке... Открывая новую рубрику журнала «Альтернативный взгляд», Шмидт, видимо, искренне надеялся на корректную научную полемику.
Но вот за короткий отрезок времени произошли три взаимосвязанных события. Первое — публикация проектов «космических поселений» профессора из Принстона Джерарда О"Нила. Второе — президент Рейган резко сократил ассигнования на «мирный» космос и в то же время не обидел космос «военный». Наконец, появился тот самый документ — «Высокий рубеж». Этого хватило, чтобы от сдержанно академического тона полемики на страницах журнала не осталось и следа.
Постоянный автор рубрики «Альтернативный взгляд» — писатель-фантаст Джерри Пурнелл — одно из своих выступлений, названное без затей — «Космическая война», начал прямо-таки на высоком пафосе: «ВЫЖИВЕМ ЛИ МЫ? Выживет ли свобода в нашем тысячелетии? И какое отношение ко всему этому имеет космос?»... Это было в июне 1982 года. А год спустя Пурнелл публикует статью под названием «Обеспечить общую защиту», в которой уже предельно конкретизирует страхи. По его мнению, отцы-основатели США, которые зафиксировали в конституции, что государство обеспечивает своим гражданам «общую защиту», просто в гробу перевернулись бы, узнав о нынешней ситуации. Ведь разворачивается самый настоящий «заговор», означающий страшную угрозу для США! Более того, «угрозу самой идее свободы»...
Что же, по его мнению, угрожает Америке? Из статьи узнаем: нападение из космоса, к которому нация совершенно не подготовлена. Чье нападение? Пурнелл уходит от прямого ответа, но... В общем, ясно.
Вывернув наизнанку логику, автор статьи подводит читателя к главному своему выводу: надо вооружаться! Именно такой «ястребиный» лозунг выдвигает писатель-фантаст в ходе «научной» полемики. «Мое заключение,— пишет Пурнелл,— таково: ...технологические приемы ведения войны (в данном случае использование космической техники) могут быть и бескровными, и достаточно эффективными. Более того, это выгодно и с экономической точки зрения, так как стимулирует массу новых изобретений...»
Вот! Запомним этот «экономический эффект» планируемой смертоубийственной бойни в околоземном пространстве. Такое, конечно, мог написать только идейный наследник президента Трумэна, который в свое время оценил «эффект Хиросимы» в «два миллиарда удачно вложенных долларов»...
После этого следует долгожданный поворот. Дух Фронтира, Великая Американская — теперь уже и Космическая — Мечта, романтика и новые горизонты...
Еще более оголтело высказался на страницах рубрики «Альтернативный взгляд» другой «патриот» — инженер Джордж Гарри Стайн (он, кстати, пишет и фантастику — под псевдонимом Ли Корри).
Высмеяв точку зрения сторонников демилитаризации космоса — «космос— не место для войн»,— Стайн резюмирует: «Космос — это единственное место, где и должны вестись войны».
Какая трогательная забота о Земле! Действительно, чего проще: существуют же проекты вынесения за пределы атмосферы различных видов вредного производства, почему бы в таком случае не вывести и «вредное» оружие? Тем более что в американской фантастике и научно-фантастическом кино все эти «звездные войны» выглядят как нечто удаленное и — ввиду удаленности — совсем не страшное!
Отбрасывая всякие околичности, Стайн прямо обвиняет Советский Союз в подстегивании гонки вооружений в космосе. Именно так: США, оказывается, вынуждены только «обороняться» да еще изнывают под бременем тяжелых расходов на модернизацию космической техники.
Банальная антисоветчина? Действительно, сколько всего пишется подобного и без Стайна... Однако не совсем банальная. Во-первых, у «Аналога» широкая читательская аудитория. Во-вторых, все-таки «альтернативный взгляд» — демократия: хотите, мол, присоединяйтесь, хотите — спорьте... Но если вдуматься: взгляд-то «альтернативный», однако альтернатива чему? Повторим: ни о каких мирных инициативах Советского Союза в отношении космоса в журнале ни слова. Зато Стайн настойчиво вторит Пурнеллу: вооружаться, вооружаться, вооружаться. Но при этом сохранять «гуманность» по отношению к Земле — вынести гонку вооружения подальше за атмосферу. Подобные «альтернативные взгляды», которые прежде всего альтернативны разуму, вызывают ропот среди многих читателей «Аналога». Им становится ясна разница между «звездными войнами» на экранах и страницах книг и вполне реальными кошмарами, которые начнутся, едва только все эти бомбы и лучи низвергнутся на Землю. Кто как не читатели фантастики должны понять суровую реальность: космические вооружения предназначены не для «звездных поединков», но прежде всего для ведения ядерной войны на Земле. Войны всеуничтожающей. И никакая система противоракетной обороны не поможет. Под «лазерным зонтиком» не отсидится никто.
Поделиться книгой: