Помоги проекту - поделись книгой:
Но если осуществить эти проекты, то не возникнут ли новые, еще большие пустыни в новых местах? Это отнюдь не исключено!
Как видите, вопрос стоит так: нужно ли, целесообразно ли превращать всю пустыню в сплошной цветущий сад?
Скажу больше. По-видимому, не только в близком, но и в весьма отдаленном будущем не менее 80 процентов площади среднеазиатских пустынь, вероятнее все-то, и останутся таковыми. Ведь пустыня будет нужна человеку именно как пустыня!
— Как это понимать?
— Не исключено, что не в столь уж далеком будущем среднеазиатские пустыни станут «энергетическим сердцем страны». Ведь если даже небольшую их часть покрыть современными, не очень еще совершенными солнечными батареями, то по всем расчетам можно будет получить такое количество электроэнергии, которое окажется достаточным для удовлетворения всех теперешних потребностей человечества. И это будет «чистый», не загрязняющий способ ее получения. Пока он экономически невыгоден и сложен, но в дальнейшем... Впрочем, ваш журнал писал об этом, не хочу повторять вашу публикацию. Скажу одно: пустыня будет нужна человеку и в своем первобытном виде. Более того, уже встала задача сохранения ее ландшафтов. Пустыню надо беречь!
— Как, где, каким образом?
— За годы Советской власти развитие Среднеазиатских республик шло во много раз быстрее, чем в общем по стране. В Туркменистане, например, продукция всей промышленности возросла в 37, а крупной промышленности — в 60 раз. Построено много городов и поселков, в которых дома имеют все современные удобства. Проложены дороги, линии электропередачи, трубопроводы. Но мы уже говорили, что строить в пустыне, часто на песке — дело непростое.
Пески передвигаются с места на место ветром, но дорогу им в большинстве случаев открывают люди. Вытоптанное скотом пастбище, вырубленный дотла на топливо кустарник, уничтоженная колесами автомашин и гусеницами тракторов растительность — вот что открывает простор барханным пескам. И тогда волны песчаного моря наступают на обжитые места, на плодородные земли. Необходимо предотвратить это! Не допустить увеличения площади подвижных песков! Закрепить уже существующие подвижные пески растительностью! Все это говорит о том, что пустыню нужно беречь, обращаясь с нею с особой осторожностью.
Кроме того, далеко не всегда нужно действовать напролом. Часто гораздо полезнее применить, если так можно выразиться, «обходный маневр».
Когда хотят охарактеризовать непрочность, ненадежность построенного, обычно говорят, что это построено на песке. А в пустыне все возведено на песке. И многое, как известно, прочно и добротно. Но не всегда нужно «становиться грудью» перед напором песчаных волн. Вот характерный пример. Автомобильную дорогу, как известно, не должно заносить песком. А вот трубопроводы и опоры ЛЭП, наоборот, песок может заносить. Опасен как раз обратный процесс. Для того чтобы все было так, а не иначе, необходимо правильно выбирать трассу дороги, трубопровода или ЛЭП, учитывая при этом силу и направление местных ветров. Ученые Института пустынь нашли даже способ использовать ветер для того, чтобы автомобильная дорога была свободна от песчаных заносов.
Давным-давно было известно, что гладкие и плотные площадки такыров, состоящие из засохшей глины, песком не заносит. Почему? — задали мы себе вопрос. Неужели ветер обходит их стороной? Нет, ветер не обходил такыры, но на гладкой и плотной их поверхности песок не задерживался. В этом все дело. Раньше люди, строя дороги, старались возвести пескам преграду, чтобы предотвратить песчаные заносы. Преграды были подобны тем, которые строились для задержания снега. Но песок — не снег; снег весной растает, песок — нет. Преграды просто накапливают песок, а это уж совсем плохо. Возникают искусственные барханы, которые еще настойчивее наступают на то, что люди хотели от них оградить.
А что нужно, чтобы песчинки не задерживались на полотне автомобильной дороги, как они не задерживаются на поверхности такыров? Ответ пришел далеко не сразу. Решение искали географы и физики. Велись эксперименты в аэродинамических трубах. К исследованию полета песчинок применялась теория гидродинамики полифазных потоков, которая описывает и поведение снежинок во время метели, и песчинок в бурю, и движение речных наносов, и многие-многие другие процессы, между которыми на первый взгляд нет ничего общего. Ученые искали зависимость траектории песчинок от силы ветра, скорости, приобретаемой ими при отскоке от той или иной твердой поверхности. Наконец, были найдены формулы, описывающие поведение песчинок в струе воздуха. Теперь можно было давать строителям научно обоснованные рекомендации. Во многих местах при определенном рельефе местности, силе и направлении господствующих ветров можно заставить песчинки всегда перепрыгивать через полотно дороги. Просто перепрыгивать! Для этого они должны иметь достаточную взлетную скорость. Там, где скорость эта мала, надо устроить для песчинок искусственную «взлетную полосу». Для этого достаточно мазутом или битумом пропитать полосу песка, прилегающую с той стороны дороги, с которой чаще всего дуют ветры. Песчинки, гонимые ветром, будут ударяться об эту «взлетную полосу» и перепрыгивать через полотно дороги, перекатываться через него, как они перекатываются через такыры. Песок будет до дороги и после нее, а на самом полотне шоссе его не будет. Красивое решение, не правда ли?
Сама по себе природа не друг нам, но и не враг. Просто надо к ней правильно, с умом подойти, и тогда даже ее недостатки можно использовать для блага. Или можно сделать так, чтобы они нам не мешали.
Пустыню надо сохранять еще и потому, что ее растительный и животный мир уникален. Походя губить его ради каких-то других целей также нелепо, как сносить Суздаль ради строительства промышленного сверхгиганта или Регистан ради прокладки шоссе! Меж тем некоторые животные и растения наших пустынь уже находятся на грани исчезновения. Говоря об охране природы, как правило, почему-то забывают о пустынях. А почему, собственно?
— Совершенно с вами согласны. Но тут возникает одно противоречие. Тем, кто живет и работает в пустынях, приходится тяжело. Недаром здесь труд оплачивается высоко, почти как на Крайнем Севере. Но на Севере, пожалуй, даже легче работать. Жара ведь переносится, как правило, хуже, чем холод. Кроме того, понизить температуру в помещении на один градус стоит в четыре раза дороже, чем нагреть это помещение на тот же градус. Сохраним пустыню в неприкосновенности — оставим для людей прежний гнет. Вообще, не вступает ли цель «сохранить пустыню» в противоречие с целью «эффективно использовать ее богатства»?
— Да, если подходить к проблеме неразумно, некомплексно. Ведь пустыня сама по себе богатство! Чтобы облегчить условия жизни в ней, ее даже не надо преобразовывать. В будущем на открытом воздухе будут работать немногие; везде, где только возможно, людей заменят автоматы. Еще недавно казалось, что невозможно полностью автоматизировать бурение, — сегодня такая установка уже работает... Нет, в будущем подавляющее большинство людей будет приезжать в пустыню отдыхать и лечиться, а не работать. И кстати, насчет «гнета пустынь». Как вы думаете, случайно ли то, что именно в зоне пустынь возникли великие цивилизации древности? Вот над чем стоит по~ размыслить...
— Вы сказали: люди будут приезжать в пустыни отдыхать и лечиться. Гостеприимная пустыня?
— Да, пустыня очень красива, особенно ранней весной, когда расцветают ее недолговечные растения. Она и целебна: сухой климат, долгий теплый период. В частности, теплая осень. Целебные грязи и горячие минеральные источники. В пустынях Средней Азии можно лечить заболевания почек, ревматизм, нервные и многие другие болезни.
Люди будут ездить в пустыню и просто за тем, чтобы увидеть ее красоту. Вот как описывает будущее пустыни крупнейший знаток ее географии, профессор М. П. Петров: «...Это будут комплексные дома-города под общей крышей. Кондиционирующие установки обеспечат в них «климат Гавайских островов»: температуру 23°С и влажность воздуха 60 процентов. Сидя за огромными зеркальными стенами-окнами, люди смогут любоваться танцем смерчей и своеобразными багрово-серыми красками солнца во время песчаных бурь. Люди будут стремиться в пустыню. Особенно во время северной зимы. Изобилие солнца, сухой воздух, прохлада и необычайное своеобразие природы пустынь привлекут миллионы туристов и отдыхающих. В пустыне появится много курортов. Умиротворяюща красота и тишина пустыни... Особенно хороша пустыня в вечерние и ночные часы, когда крупные звезды на черном бархатном небе сверкают, как драгоценные камни».
В этом описании нет преувеличения энтузиаста. Пустыни богаты и нефтью, и рудой, и каракулем, и мясом, и плодородными землями, и своим энергетическим потенциалом. Но не менее они богаты красотой и теми условиями, в которых человек обретает здоровье и бодрость. Использовать все это, не растеряв ничего, не поступившись одним богатством ради другого, — разве это не окрыляющая цель?
Пешком по озеру
Я видел чудо: человек шагал по озеру!
Ярко светило солнце, и гладкая поверхность озера ослепительно сияла. Прищурившись, я отчетливо различал в двухстах метрах впереди фигуру своего спутника — отнюдь не чудотворца, а штатного техника-гидрогеолога. Вот он, секунду помедлив, ступил с берега на зеркальную озерную гладь и легко двинулся дальше, как бы паря в воздухе.
Мое замешательство длилось несколько секунд. Я бежал к озеру, увязая в песке и тяжело отдуваясь, — жарища-то какая! — и автоматически перешагнул границу берега.
Кирзовые солдатские сапоги несли меня над озером... Нет, чуда не произошло. Под ногами вместо сверкающей воды стучал ослепительно белый пласт соли.
Мы были ошеломлены. Правда, район этот, где мы проводили гидрогеологическую съемку, был для нас нов. Однако мы, прежде чем начать полевые работы, внимательно изучили имеющиеся карты — не только топографические, но и геологические. Да и бее того озеро — именно озеро! — Арыс, по которому мы сейчас преспокойно шли, нанесено на всякую мало-мальски крупную (мелкомасштабную) карту нашей страны: в Казахстане, севернее реки Сырдарьи и восточнее Аральского моря.
Но в конце концов чему удивляться? Вместо озера Арыс покоится гигантский пласт соли площадью около ста пятидесяти квадратных километров. Чего не бывает... Остается сделать соответствующие уточнения на своих картах, провести обследование доступными нам средствами (то есть с помощью лопаты и собственных органов чувств), а в дальнейшем постараться отыскать в литературе или в архивах сведения об этом феномене.
Пробить прочный пласт лопатой было непросто. В дальнейшем дело пошло легче: под крепкой коркой соли залегал сравнительно рыхлый пласт, состоящий из белых кубических кристаллов. Простейший химический анализ — на вкус — дал вполне удовлетворительный результат (он мог быть прочитан на наших сморщившихся лицах): минерал галит, а попросту говоря — обычная поваренная соль.
И все-таки чудо было. Для тех, кто привык довольствоваться обликом предметов и видимыми событиями, все теперь выглядело бы предельно ясным. Однако для нас этот соляной пласт был подобием белого листа бумаги, на который требовалось нанести «анкетные данные» несуществующего озера. Положим, некоторые графы заполнить не представляло большого труда, над другими надо было немножко поработать. Но, пожалуй, самой трудной задачей была разгадка происхождения. Как образовалась эта гигантская соленая залежь?
От обычных производственников, как принято считать, не требуется внедрения в дебри теоретических проблем и нерешенных вопросов. Но так происходит далеко не всегда. Природа почему-то предпочитает выходить далеко за рамки, предусмотренные инструкциями...
Проблема происхождения какого-нибудь природного объекта уходит обычно в глубины геологического прошлого и редко имеет однозначное, принятое всеми специалистами решение. Тем не менее в геологических отчетах почти всегда приходится писать главу «Геологическая история района», а на картах и разрезах ставить значки, обозначающие возраст и происхождение тех или иных слоев. Так что и пласт соли непременно должен быть украшен определенным индексом.
Но не это главное. В задачу нашей экспедиции входило обследование всей Арысской впадины, где «озеро» занимает лишь малую часть котловины диаметром более ста километров и глубиной в сотню метров. Нас интересовали в первую очередь подземные воды. И хотя в этом году не предусмотрено бурение разведочных скважин, надо узнать как можно больше о районе, самым разумным образом наметить точки бурения, хотя бы в общих чертах предугадав, какие горные породы будут встречены в скважинах и на какой глубине будет вскрыт горизонт подземных вод.
Итак, как образовалось озеро, по которому можно ходить пешком? Ответить на вопрос мы, конечно, постарались сразу же, не сходя с соли, имея, так сказать, твердую почву под ногами.
Однако наши рассуждения быстро зашли в тупик. Первое предположение было: некогда озеро занимало более значительную территорию, но со временем в сухом и жарком климате вода испарялась, а соль накапливалась и, достигнув критической концентрации, стала осаждаться. Все просто и понятно.
Но, как многое на первый взгляд простое и понятное, столь очевидная «истина» оказалась чистой выдумкой. Если здесь было многоводное озеро, то сохранились бы так называемые озерные террасы — пологие ступени, выточенные волнами в некогда существовавших берегах. Следов подобных террас не оказалось... Стало быть, озеро вряд ли значительно превышало размеры современного пласта соли.
Второе предположение выглядело более привлекательно: соль в озерную котловину приносят возникающие после таяния снега и весенних дождей потоки. В горных породах, выходящих на поверхность во впадине, содержится немало растворимых солей, так что...
Нет, и тут не сходились концы с концами! На поверхности земли мы действительно видели немало кристаллов, но это был гипс. А под нашими ногами — каменная соль.
Пришлось дать волю крыльям воображения. После нескольких гипотез, которые согласно принятым классификациям следовало бы отнести в разряд бредовых, пришла вполне привлекательная мысль — что, если сравнительно недавно в Арысскую впадину с севера впадала река? Действительно, как это сразу не пришло в голову? Ведь на северной окраине впадины имеется своеобразный «вход», а на юго-западной окраине — «выход». Здесь же можно было заметить следы протекавших некогда потоков.
В таком случае, на месте нынешней соляной плиты долгие века находилось нечто подобное водохранилищу, а точнее — испарительному бассейну, как бы крохотной пресноводной модели Кара-Богаза.
Правда, и тут сомнений оставалось больше, чем восторгов. Чтобы вода отсюда хлынула на юго-запад, потребовалось бы поднять уровень озера на двадцать-тридцать метров. Стало быть, едва ли не вся Арысская котловина оказалась бы затопленной воображаемым водохранилищем... Но выбора не было. Пришлось дополнительно предположить, что Арысская впадина сравнительно недавно была значительно мельче, чем теперь. Что делать! Уточним в процессе работы...
Однако работа шла своим чередом, а уточнений не предвиделось. И, как нередко бывает, свет истины забрезжил не в той стороне, где ожидался ее торжественный восход.
Мы совершали автомобильный маршрут, пересекая Арысскую впадину. Нельзя сказать, что вокруг расстилалась унылая, однообразная пустыня. Песчаные бугры сменялись плоскими блюдцами такыров. Временами появлялось поле с метелочками полыни или заросли саксаула, похожие на вывороченные коряги. Горизонт был постоянно украшен изменчивыми миражами: то кажется, что блестит вода, то видятся пальмы. Порой линия отрывается от земли и повисает в воздухе. И снова — бугры, такыры, саксаул, миражи...
Мы направлялись в сторону сухого, отмеченного на карте русла. Первое, что увидели, — высокий купол глиняного мавзолея — вечный приют кочевника. Мавзолей похож на округлую, как раскрытый купол парашюта, юрту. За ним поле высоких сухих злаков. Дальше — русло.
Такое впечатление, что вода только что покинула долину реки. Арыс — сухое озеро, а тут — сухая река. Впрочем, достаточно копнуть песок лопатой, как в ямке появляется вода. Выходит, река существует, только она скрыта под землей, будто спряталась в песок от жары.
Двигаясь вдоль сухого русла, мы выехали на обширный ровнехонький такыр, окруженный пологими песчаными холмами. Невдалеке — стадо сайгаков. Как тут выдержать и не посоревноваться с ними в скорости!
Восемьдесят километров в час. Куда там! Стадо ринулось с такыра вверх по склону. Вздулись тугие клубы пыли, скрывая животных...
Гонка проиграна нами, а маршрут продолжается: мы пересекаем Арысскую впадину с востока на запад. Для геолога это равнозначно путешествию в машине времени: пересекаешь выходящие на поверхность слои различного возраста. Сначала — пески мелового периода — времени господства на Земле рептилий. Тогда здесь, по берегам давно исчезнувших морей, бродили чудовища причудливого облика. Далее на запад начинаются глины палеогена — времени расцвета млекопитающих.
Может показаться, что подобные сведения любопытны — и только. Какое имеют они отношение к подземным водам и тем более к судьбе озера Арыс? Правда, подобный вопрос вряд ли задаст специалист. Он наверняка знает, как накрепко связаны между собой различные явления природы и как велика необходимость в теоретических исследованиях. «Ничего нет практичнее хорошей теории» — популярное в наши дни выражение. И не всегда заранее угадаешь, какие сведения могут вдруг понадобиться. Поэтому приходится запасать знания впрок — продукт очень полезный.
За день не спеша мы пересекли впадину, пройдя одновременно путь длиной в сто миллионов лет. По дороге дважды встретились нам небольшие искусственные озера: вода поступает здесь из-под земли по жерлам артезианских скважин. (Под слоем палеогеновых глин в песках мелового возраста залегали артезианские напорные воды.)
Но ведь только что мы ехали по тем же самым пескам и не встретили в них воды! Почему же близ центра котловины заключенная в них вода при первой возможности рванулась на поверхность? Ответ был прост. На востоке, где меловые пески выходят на поверхность, они залегают сравнительно высоко, и уровень заключенных в них подземных вод не достигает поверхности. А близ центра котловины, в понижении, этот уровень устанавливается выше земной поверхности. Если бы водоносные пески не были перекрыты слоем глин, то здесь образовался бы огромный водоем...
Стоп! А не тут ли находится ключ к разгадке происхождения арысского соляного пласта?
Идея была привлекательной. Внимательный взгляд на геологическую карту. Ах, какая досада! Озеро Арыс лежит непосредственно на палеогеновых глинах. Следовательно, соль отделена от водоносных меловых песков водонепроницаемыми слоями. А какая прекрасная была бы разгадка: подземные воды в центре впадины выходят на поверхность, испаряются и откладывают слоечки соли. Что может быть проще и понятней! И вот — разочарование...
...Нас обогнали две машины. Из кабины первой выпрыгнул высокий кудрявый паренек. В руке он держал фуражку с кокардой. «Охотнадзор! Сайгаков нет?»
Браконьерами мы не были и не могли ими стать, потому что знали, с каким трудом удалось возродить стада этих было почти исчезнувших животных. Охотнадзор нас не напугал, а, как ни странно, раздосадовал. Мы подумали, что, охраняя — и совершенно правильно! — сайгаков, мы почему-то расточительно позволяем течь подземной воде. Ведь искусственные озера вокруг постоянно фонтанирующих артезианских скважин — это же потеря самого драгоценного минерала — пресной воды! Между прочим, со временем вокруг некоторых из этих озер начинают формироваться бесплодные солончаки: испаряющаяся вода оставляет на поверхности земли налет соли.
Конечно, несколько действующих артезианских скважин не обеднят существенно водоносный горизонт. Но ведь в этой котловине и в других, ей подобных, бурятся десятки, сотни скважин. , Даже, трудно подсчитать, сколько пресной воды буквально пускается на ветер. И это — в пустыне!
Подобные мысли, как ни странно, приблизили нас к разгадке. Дело в том, что короста солей, отложившихся вокруг искусственных озер, ясно показывала, каким путем должны были бы накапливаться арысские соли, если бы подземная вода имела доступ к поверхности. А вдруг перекрывающие глины кое-где имеют разрывы, отчего возникают природные артезианские скважины?
Мы бросились копать старые геологические отчеты, стали проверять описания скважин, пробуренных некогда во впадине. И наконец — какая удача! — встретились скважины, недвусмысленно свидетельствующие о том, что под плитой соли без всякой глиняной изоляции прямо залегают насыщенные водой пески. Карта, на которую мы ориентировались, просто оказалась неточной...
Итак, в Арысской впадине природа допустила оплошность: водоносные пески оказались лежащими на поверхности. Естественно, вода стала сильно испаряться, появились сначала белые налеты соли, затем — слои и наконец — основательный пласт. Судя по тому, что среди поваренной соли встречались и другие минералы, в частности, сульфат натрия — мирабилит, а также прослои илов, здесь временами могли образовываться несколько небольших озер или своеобразные «полыньи» в панцире соли.
По самым приблизительным расчетам, создать арысский соляной пласт могло испарение лишь многих миллиардов кубометров подземных вод! Какая бесхозяйственность природы! С нашей точки зрения, конечно... Но разве сами мы ее не усугубляем хотя бы вот этими безнадзорными скважинами?
Как бы то ни было, а с подобным расточительством природы, и тем более нашим собственным, пора бы покончить. Возможно, нам вскоре удастся навести порядок в гидрогеологическом хозяйстве, поставить на артезианские скважины заслонки и тому подобное. А что можно сделать с естественным гигантским жерлом через которое на месте Арыси постоянно просачивается на поверхность драгоценная подземная вода?
Нет, на этот вопрос я не рискну давать ответ. Если мне посчастливилось ходить по озеру, то это еще не означает, что я, как чудотворец, способен легко излечивать недуги — пусть даже не людей, а одной из пустынных впадин. Признаться, у меня даже нет полной уверенности в том, что тайна происхождения Арыси разгадана хотя бы в общих чертах. Природа любит преподносить исследователям сюрпризы!
Для того чтобы исправлять «огрехи» самой природы, необходимо очень многое знать — основательно, в деталях. К сожалению, нам пока недостает таких знаний фактически в любом, даже неплохо изученном уголке земного шара. Это заставляет нас быть очень осторожными в тех случаях, когда речь идет о перестройке природы. Однако природу приходится перестраивать, приспосабливать к нашим нуждам. Но не любой ценой... Вот в Арысской впадине даже за те десять минут, которые вы потратили на чтение моих заметок, безвозвратно и бесполезно потеряны тысячи кубических метров пресной воды!
...Да, я видел чудо: человек шел по озеру. Да, я ощутил волнение, когда размышлял о происхождении озера, которого нет и даже, быть может, никогда не было. Но самое большое чудо произойдет тогда, когда нам удастся исправить одну из редких «ошибок» природы и самым рачительным образом использовать прекрасный дар пустыни — пресную и прохладную подземную воду.
Рассказы о медовом острове
Возвращение Сэмюеля Хаггарта, мальтийского англичанина и несостоявшегося моряка
Пассажиры теплохода, направлявшегося из Лондона к Мальте, окаменели. Прямо на судно мчалась на полном ходу громадина авианосца, выросшего из ничтожной точки на горизонте. На его широкую палубу лифты подняли сверкающие сигары самолетов со сложенными, как у птицы перед полетом, крыльями. Еще пятнадцать минут назад безмятежная морская равнина навевала сонливость и лень, теперь же на теплоходе стремительно нарастал ропот, вбирая в себя новые возгласы, как вбирает лежачий снег нарастающая лавина. Кому-то стало плохо.
— Дамы и господа! — раздался чей-то спокойный голос. — Предлагаю пари. Тому, кто считает, будто эта штуковина подойдет к нам ближе чем на сотню ярдов, я готов выплатить полную стоимость круиза.
Все стихли. Словно кто-то вылил масло на бунтующие волны. Пассажиры воззрились на мужчину средних лет, который невозмутимо посасывал трубку.
— Вы, видимо, правы, сэр, — откликнулась наконец одна из дам. — Мы просто растерялись. О столкновении не может быть и речи.
Стоявшие рядом утвердительно закивали. Опасения рассеялись. Желающих спорить не оказалось.
Через несколько минут авианосец сбавил скорость и остался за кормой теплохода. Пассажиры устремились в музыкальный салон — испытывать счастье в бинго (1 Бинго — род азартной игры, напоминающей лото.).
— А ведь вы рисковали, предлагая такое пари, — обратился я к англичанину, оставшемуся в одиночестве на палубе.
— По-вашему, лучше, если бы поднялась паника?
— Во всяком случае, морские порядки вы должны знать неплохо.
— Естественно. В свое время я служил на флоте. Предполагалось, что я пойду по стопам деда и отца — военных моряков.
— И этого не случилось?
— В двух словах не ответишь. Длинная история...
В долгой дороге люди сходятся без ритуалов и быстро. Моя встреча с Сэмюелем Хаггартом тоже из числа таких знакомств.
Англичанин набил табаком трубку, раскурил ее и начал свой рассказ:
— Помню, когда я был мальчишкой, дед говаривал: «Сэмми, запомни: в нашем роду все мужчины были моряками. Дед моего отца — значит, твой прапрапрадед — служил у адмирала Нельсона. Вырастешь — и сам станешь моряком. Бог дал тебе великое счастье — родиться на Медовом острове. Учти, на Мальте вырос, чтобы бросить перчатку всемогущему Риму, Ганнибал. Эта земля даст силы и тебе».
— Значит, вы мальтиец? — попробовал угадать я.
— Не совсем. Друзья называют меня «мальтийским англичанином». Я действительно родился на Мальте, но в английской семье. А морю и морякам поклонялся с детства.
Женщины в нашей семье не было: мать умерла, когда мне не исполнилось двух лет. Вечера напролет просиживал я у маяка форта Святого Анджело, смотрел на горизонт и ждал возвращения корабля, на котором служил мой отец. Но однажды вечером так и не дождался. Вернувшиеся в бухту моряки рассказали, что его корабль подорвался на немецкой мине. Мало кто успел спастись с затонувшего эсминца.
Это случилось в начале войны? — спросил я.
— Шел сороковой год. Фашисты уже не первый месяц бомбили Мальту. Вот тогда дед и решил отправить меня учиться в Лондон, в мореходную школу. Через два года я уже плавал на старом деревянном тральщике в Эгейском море. Но пророчество деда все же не сбылось — моряка из меня так и не получилось. Детские мечты, иллюзии развеялись. Старику я об этом долго не писал. А когда решился, было уже поздно. Пришло письмо из Валлетты. Почему — не знаю, но, как увидел, что адрес на конверте написан чужой рукой, сразу понял: деда не стало. Заканчивалась война, а возвращаться было некуда и не к кому. Словом, отслужил на флрте, вернулся в Лондон, взялся за книги и... стал учителем.
— Ну а Медовый остров? Неужели вы с тех пор не были на Мальте? — спросил я.
Сэмюель Хаггарт развел руками. Потом усмехнулся и заметил:
— Так ведь и Ганнибал не вернулся на свою Мелиту...
Этот разговор приломнился мне уже в Валлетте, когда мы с Сэмюелем оказались на площади Городских ворот. В центре ее на высоком постаменте стоял огромный каменный крест. На сером камне монумента высечены слова: «Разрешите заверить вас, что я вполне сознаю всю важность патриотического участия Мальты в годы этой войны». Подпись: «Король Георг VI».
После войны английский король пожаловал Мальте высшую гражданскую награду Британии — крест Св. Георга. Это был первый случай в истории королевства, когда награда вручалась стране. Маленький остров, впрочем, вполне заслуживал самого высокого отличия за мужество и стойкость. В войну его бомбили больше, чем любую другую страну британского Содружества.
— Знаете, что это за холмы? — спросил Сэмюель, когда мы подошли к поросшей мхом, почти сровнявшейся с землей каменной гряде. — Говорят, еще крестоносцы хранили в пещерах под ними провиант и боеприпасы. А в последнюю войну эти пещеры служили для мальтийцев бомбоубежищем.
Мы стояли у входа в полуразрушенный лабиринт. В податливом известняке были прорезаны многочисленные комнаты и коридоры.
— То письмо, что я получил из Валлетты,.. — продолжал Сэмюель. — Там было написано, что дед погиб именно в этих пещерах, во время одной из бомбежек. На каждого горожанина в них выделялось два квадратных фута. И жить под землей приходилось подолгу. Говорят, за весь сорок второй год было только тридцать шесть дней, когда воздушные армады Геринга не появлялись над островом. Бомбы сносили целые улицы этого пещерного городка.
Поделиться книгой: